Очень приятно, Вила́ры

Леони Вебер

Очень приятно, Вила́ры

Потерянный кошелек

Мне всегда было интересно, есть ли в мире абсолютно нормальные семьи. Когда я с кем-то знакомлюсь, первым дело выясняю, какая у него семейка. Конечно, ненавязчиво, но все же расспрашиваю. Мне важно знать, что я не одна живу с такими странными родителями. И знаете, недавно я поняла, что каждая семья ненормальна по-своему. И каждой чужие странности кажутся нонсенсом. И мне стало намного легче. Потому что мой отец абсолютно ненормален.

Моя мама Инесса однажды вышла замуж за француза. Он быстро устал от семьи, детей, да и людей в целом, и вот уже десять лет живет отшельником в поселке в горах Эльзаса, во Франции. А мы с мамой остались у нас на родине. Но этим летом я закончила школу, и мы решили, что лучше мне поступить в университет в Страсбурге, недалеко от которого и отшельничает батька. Уговорить на это папу было непросто, но неожиданно получилось. И вот я здесь, в доме отца. Через два дня я пойду на курсы французского, чтобы в следующем году таки поступить. По крайней мере так распланировали родители. Точнее, мама. Папа все еще надеется, что я передумаю и уеду назад.

Мама вернется домой через неделю. Это время она хочет провести как можно более продуктивнее, что вряд ли выйдет, ведь папа ненавидит выезжать в люди и давать нам деньги на магазины (а именно это мама считает правильным досугом).

– Полина, иди сюда.

Я поднялась в спальню и помогла маме развесить мою коллекцию клетчатых рубашек в шкаф. Моего папу зовут Поль, и когда мама забеременела, он стукнул кулаком по столу и заявил, что если будет мальчик, его назовут в честь него. А если девочка, то тоже в честь него. Родилась я, и меня назвали Полин, ударение на последний слог. Но мама иногда говорит на славянский манер. Мы, кстати, Вила́ры, фамилия, не особо распространенная во Франции, чем отец очень гордиться.

– Наконец-то мы куда-то поедем, – прошептала мама, чтобы папа не услышал. Он сегодня был довольно мрачен и перебирал монетки в соседней комнате, прикидывая, сколько можно нам дать.

Я вообще-то не люблю ходить по магазинам, большую часть времени просто сижу на лавочке и смотрю, как мама перебегает из одного бутика в другой, пытаясь уложиться в данное папой время. Но в отцовском доме нет интернета, а потому заняться абсолютно нечем, так что я готова даже на шопинг.

Будто прочитав мои мысли, мама сказала:

– Ничего, через три недели вам проведут вай-фай.

Это должно было звучать ободряюще, но мы с мамой прекрасно понимали, что три недели без интернета – ад. Хорошо, что его хотя бы проведут. Папа ненавидит современные технологии, презирает всей душой. Он, конечно, стар как мир, ему уже почти семьдесят (ну да, я из поздних детей, где у родителей еще и разница в возрасте с двухзначным числом), но это не оправдание. Моя бабушка активно юзает смартфон.

В это время в комнату вошел батька и кинул на стол монетки.

– Это вам, – буркнул он.

Мы с мамой сочувственно переглянулись – кому, как не нам, знать, насколько папе тяжело делиться деньгами.

Спускаясь вниз, отец чихнул, как обычно, громко, неожиданно, протяжно. Я вздрогнула, мама воздела руки к небу и прокричала:

– Да чтоб ты сдох!

Так она делает всегда, когда папа чихает.

В магазин мы доехали без приключений, что каждый раз меня удивляет, ведь батька всегда в такой панике перед выездом в люди, будто мы собираемся на войну.

После обеда в кафетерии папа разложил газеты на весь стол и, глянув на свой кнопочный телефон, сказал:

– Через два часа здесь.

Мы с мамой сразу рванули, как марафонцы после свистка. Все шло очень неплохо, я почти не устала, купила новые джинсы, мама выбрала себе кофточку. В холле между бутиками мы остановились и мама начала искать в сумке конфетки. Через минуту она вывалила все содержимое на лавочку.

– Да ладно, я уже не хочу, – я решила, что одна карамелька не стоит таких грандиозных поисков.

– Я не могу найти свой кошелек.

Тут к маме присоединилась я. Осмотрев всю сумку, мы судорожно побежали к предыдущей лавочке, где скорее всего, и потеряли кошелек, но его там не было.

Тетенька – работница посоветовала пойти в центральную кассу, что мы и сделали. В стеклянной кабинке на возвышении сидела тучная дама с бритой головой и в очках.

– Простите, я потерять свой кошелек, – на ломаном французском с трудом выговорила мама.

Женщина нахмурилась, потом спросила:

– Немецкий?

– Кошелек? Нет, он…

– Вы говорите по-немецки?

– А, да, конечно.

Да уж, чем хороша эта часть Франции – все знают немецкий. Так что когда маме приходилось решать проблемы, она не раздумывая употребляла этот единственный иностранный язык, который знала. Собственно, на нем мама и разговаривала с отцом.

Женщина тем временем откуда-то выудила мамин кошелек и помахала им:

– Этот?

– Да! – мама радостно протянула руки, но работница прижала драгоценную находку к себе.

– Я не могу вам отдать его, пока вы не предъявите документы, удостоверяющие личность.

– Чего?

Между женщиной и мамой завязалась длинная, ни к чему не приведшая беседа, из которой мы поняли только то, что потерянные вещи во Франции просто так не отдают. В конце концов мама заявила, что сейчас приведет мужа (бывшего), который все решит.

Мы пошли в кафетерий. Папа читал газеты, мы настигли его сзади.

– Черт, – он подскочил, как всегда испугавшись непонятно чего.

– У нас проблемы… – начала мама.

– Дерьмо, как вы меня все достали! – закричал папа.

– Я потеряла кошелек, – продолжила мама.

– Дерьмо, ну вы и идиотки! Дуры! Я таких придурков в жизни не видел! – продолжал кричать папа.

– Подожди, это еще не все. Его нашли и отнесли в центральную кассу, но дамочка оттуда мне его не отдает. Иди, поговори с ней.

– Ка же вы меня достали, что же это за проклятие, дерьмо, ну за что мне все это, идиотки, я так устал от вас, – приговаривал папа все время, пока мы шли до центральной кассы.

Папа подошел к стеклянной перегородке и сразу, без предисловий, принялся объяснять ситуацию.

– Это моя бывшая жена, а это моя дочь, но они из другой страны, – зачем-то рассказал он. – У нее все документы дома, но я могу подтвердить, что это ее кошелек.

– Все равно я не могу вам его отдать, – говорила работница.

– Но я же вам говорю, это кошелек Инессы, – папа быстро начал выходить из себя, чего и следовало ожидать.

– Не отдам, не отдам, все равно не отдам, – приговаривала женщина, размахивая кошельком и как-то слишком радостно улыбаясь.

– Вы должны его отдать, я же все подтвердил! – кричал папа.

– А я не могу без документов.

– Да пошли вы к черту! – прокричал папа.

– Что? – улыбка сразу спала с лица работницы. – Да как вы смеете, я сейчас вызову полицию.

– Ну вызывайте, вызывайте, я тут всем покажу, кто такой Вилар! – папа выпятил грудь.

Женщина взяла телефонную трубку и позвонила кому-то. Я отошла подальше и уткнулась в мобильный, делая вид, что я не из этой семьи.

Вопреки моим ожиданиям, пришел не полицейский, а заведующий торговым центром. Это был невысокий, худой мужчина с интеллигентным лицом. Он пожал родителям руки, и снова начались выяснения. Папа старался сдерживаться, но все равно кричал, и казалось, что все потеряно, и мы уедем домой без кошелька, а завтра вернемся с документами. Но внезапно работница нашла в одном из отделений мою детскую фотографию. Пришлось мне подойти и смиренно стоять, пока главный и кассирша решали, похожа ли я на свою шестилетнюю копию. Они пришли к выводу, что похожа, и мама снова протянула руки к кошельку, но тут главный сказал:

– Мне кажется, стоит извиниться перед женщиной за то, что послали ее к черту.

Кассирша сразу надулась, а папа закатил глаза. Он вздохнул, подошел к кассе, широко раскинул руки, и смеясь, будто на самом деле он милый, добродушный человек, проговорил:

– В общем, я прошу прощения за то, что был груб.

– Ну что вы, ничего страшного, – кассирша сразу подобрела и протянула маме кошелек.

Мы вышли на парковку, мама прижимал к себе сумку, папа почти бежал впереди и говорил:

– Дерьмо, из-за вас мне пришлось извиняться! Я никогда в жизни не извиняюсь, а ту пришлось! Да извиняться это вообще не мое! Дерьмо, какие же вы дуры! Видите, как во Франции все сложно, а, видите? – тут он отступил ко мне и пробормотал: – Может, все-таки вернешься назад?

Я покачала головой, и папа продолжил свой полубег к машине, бормоча, какие же мы дуры.

Дома он лег на диван и заявил, что очень устал и должен теперь много отдыхать. Вечер прошел в тишине, лишь один раз отец зашелся в своем обычном приступе кашля, громком, долгом, как у больного трахеитом, туберкулезом и эмфиземой одновременно. Мама, не отрываясь от кроссворда, проговорила:

– Господи, да лучше тебе сдохнуть, чем так мучиться.

Выход в транспорт

Первую неделю после отъезда мамы папа как мог старался быть заботливым отцом. Потом ему надоело, и он заявил, что больше не намерен возить меня на машине из села, где мы живем, в Страсбург на учебу. Поэтому в конце третей недели моей полноценной французской жизни он купил мне абонемент на электричку и автобус. Слава богу, ему пришла в голову мысль первый раз поехать со мной и все мне показать.

Мои занятия начинались в девять утра, но папа впал в панику, что если мы возьмем поезд на пол восьмого, то каким-то образом не успеем на учебу, хотя за сорок минут, которые останутся до уроков после прибытия электрички можно объездить весь город. Но отец приказал ехать поездом на семь утра.

Я встала в шесть и спустилась вниз. Папа сидел в кресле в гостиной полностью одетый, в куртке.

– Поторопись, осталось мало времени, – сказал он. – Я вообще встал в три часа утра.

– Зачем? – пытаясь скрыть улыбку спросила я.

– Как это зачем? Я все делаю ради тебя, а ты задаешь такие вопросы? – папа поднялся. – Жду в машине.

– Вообще-то еще час… – но папа уже вышел из дома.

Выбравшись из электрички, папа как можно скорее пошел к остановке напротив вокзала, как будто за весь день там проезжает лишь один автобус нужного нам номера, и мы можем не успеть.

Мы дошли, папа бросился читать расписание автобусов, я с трудом переводила дух. Вернувшись, отец недовольно хмыкнул.

– Еще десять минут нашего ждать.

В это время к нам подошла девушка, которую я сразу узнала. Она училась со мной на курсах и тоже говорила по-русски. Я смекнула, что она будет каждый день ездить на том же автобусе, что и я, а значит, мы можем подружиться. Неужели у меня появятся друзья здесь? Эта мысль страшно меня обрадовала, а девушка тем временем вежливо поздоровалась с нами на французском.

– Доброе утро! – я попыталась сделать свою самую приязненную улыбку.

– Доброе утро, – мрачно буркнул папа, с подозрением осматривая незнакомку. Девушка, поймав его взгляд, поспешила отойти на другой конец остановки.

Подошел автобус. Девушка одной из первых зашла в него, мы с папой были последними. Папа купил у водителя билет и приложил его к специальному автомату на входе. Автомат радостно засветился зеленым. Вслед за папой я приложила к автомату свой проездной, одновременно и для электрички, и для городского транспорта. Автомат запищал и засветился красным.

Не будь я такой наивной и правильной, я бы нагло прошла в автобус, как это сделала передо мной девица с точно таким же проездным. Но я не такая, поэтому я подняла свои большие глаза на водителя и взглядом спросила у него, можно ли мне войти, ожидая кивка, потому что других людей с пиликающей карточкой он все равно пропускал. Но водитель сузил глаза и начал мне что-то говорить.

– Что? Папа! – позвала я отца, отчаявшись понять французскую речь.

– Что происходит? – отец растолкал людей и подошел к нам.

Я заметила, что возле моей однокурсницы есть свободное место и решила, что самое время с ней познакомиться. Обычно я так не делаю, жду пока человек сам со мной заговорит, но вдруг окружающие так же стеснительны, как и я. Не будем же мы до конца жизни ездить в одном автобусе не перекидываясь ни словом.

Я подумала, что с моим проездным папа разберется и без меня, тем более, там и разбираться-то нечего, просто какая-то досадная ошибка. Я прошла в середину автобуса, села рядом с девушкой. Она повернулась ко мне, вытянула один наушник, я открыла рот, собираясь представиться, но тут нас прервал крик моего отца.

– Да как вы смеете? Вы что, совсем охренели? Иди сюда! – последняя фраза адресовалась мне.

Я пошла, краем глаза заметив, что однокурсница вытащила и второй наушник.

– Какого черта здесь происходит? – кричал папа, выхватывая из моих рук проездной. – У меня все оплачено, это ваши проблемы, что автомат не считывает карточку.

– Мсье, я вам еще раз говорю, что не могу поверить на слово. Предъявите бумагу, что проездной оплачен.

– Давай чек, покажем этим придуркам, – проревел папа мне.

– Но я его не взяла.

– Прекрасно, – папа повернулся к водителю и снова закричал: – У нас нет чека, но я знаю, что проездной действительный!

– К сожалению, не могу ее пропустить. Пусть тогда купит билет, – невозмутимо сказал водитель.

– Буду я еще тратить два евро на билет, ты, водитель-вредитель. Я уже 77 евро заплатил за проездной, я больше не потрачу ни цента!

– Мсье…

– Дерьмо, это просто дерьмо!

Я отвернулась от их ссоры к салону автобуса. Теперь наушники вынули уже все пассажиры. Моя однокурсница смотрела на происходящее огромными глазами, кажется, такого она еще в жизни не видела.

Отцу таки пришлось купить билет, но ссора продолжалась. Зная папу, он бы кричал на водителя еще два часа, но, поскольку отправка автобуса уже задержалась на пять минут, через передние двери вошла какая-то женщина.

– Доброе утро, я управляющая. Что случилось?

– Случилось дерьмо, – не дав водителю вставить и слова прокричал папа и принялся рассказывать.

– Понятно, – так же невозмутимо промолвила управляющая. – Понимаете, мсье, вашей вины в этом нет. Просто автоматы в городских автобусах не считывают проездные такого типа.

– Но я уже заплатил два евро за ее билет, – папа в отчаянии помахал бумажкой.

– Ну, мы не вернем вам деньги, – осторожно сказала женщина, видимо, поняв, что с нравом папы нужно быть поаккуратнее. – Просто носите с собой чек и предъявляйте его в случае проблем.

– Да, но это дерьмо…

Управляющая, не дослушав, вышла из автобуса и приказала водителю трогаться. Он пожал плечами и повернул ключ зажигания, всем своим видом показывая, что дискуссия окончена. Нам ничего не оставалось, как пройти в салон.

Девушка-однокурсница продолжала во все глаза смотреть на нас, но я поняла, что после такого позора из-за папы я точно с ней не подружусь, поэтому мы сели напротив.

– Какого черта ты не взяла с собой чек? – обрушился на меня отец. Делать это тихо, он, конечно, не мог, а однокурсница еще не воткнула наушники, так что мне опять стало стыдно.

– Я подумала, что он не нужен.

– Конечно, нужен! В этой стране все нужно, вечно какие-то проблемы. Страна-дерьмо, автобусы-дерьмо, как я устал!

Когда через десять минут мы вышли из автобуса прямо рядом со зданием, где я учусь, однокурсница задержалась у двери, явно поджидая меня. Я собралась было к ней бежать, но папа схватил меня за локоть и начал приговаривать.

– У меня теперь такой стресс! Я так устал! Такой стресс… Нет, два евро пришлось потратить! Дерьмо! Я весь вспотел!

Девушка у двери то ли замерзла, то ли устала ждать, но перетаптывалась с ноги на ногу и крепко держалась за ручку. Я наконец отделалась от папы с его причитаниями и пошла к ней.

В тот день я все-таки нашла подругу. Но когда мы после занятий вышли вдвоем из здания, отец уже ждал меня. Увидев его, Аня торопливо попрощалась и пошла к автобусу. Папа схватил меня за локоть и потянул в другую сторону.

– Идем до вокзала пешком. Тупые автобусы.

В поезде отец прицепился к кондукторше с расспросами, почему же все так сложно с проездным. К счастью, она сумела вовремя отделаться от папы и уйти в другой конец вагона.

Дивный современный мир

До установки интернета оставалась всего неделя, но меня это не радовало, как и папу. Его – потому что придется каждый месяц платить двадцать евро, меня – потому что я устала без нормальной связи с миром и боялась не пережить эти семь дней.

Поэтому я решилась попросить батьку купить мне сим-карточку с французским номером и мобильным интернетом. Это, конечно, не так круто, как нормальный вай-фай, но хоть переписываться можно.

Такой просьбе отец не обрадовался, но, сквозь зубы, все же согласился в ближайшую среду заехать в торговый центр и купить симку.

В назначенный день он уже с утра был нервный. То есть, такой он каждое утро, но когда дело доходит до покупок, особенно связанных с чем-то электронно-современным, его стресс достигает пика.

Вообще, все отношение папы к компьютерам, смартфонам, планшетам, интернету отлично показывает вот эта недавняя ситуация.

Несколько дней назад за обедом папа спросил:

– Ну, что вы проходили на занятиях?

– Мы изучали слова, связанные с современными технологиями, – ответила я, судорожно проглотив кусок сосиски, чтобы отец сумел разобрать мой французский.

– Это плохие слова, они никак не связаны с реальным миром, – покачал головой папа и продолжил закидывать в себя еду со скоростью света и глотать ее почти не жуя.

Зная отца, я старалась успокоить свои надежды и мечты о том, как смогу написать вечером друзьям в мессенджере, потому что вполне возможно, мы или ничего не купим, или купим какую-то ерунду.

Уже после всего произошедшего я подумала, что нужно быть полной дурой, чтобы позволить себе хоть чуточку фантазий о удачной покупке.

В торговом центре мы отыскали магазин электроники. Папа ворвался в него так, словно заветное приобретение было нужно ему, но на самом деле он просто хотел как можно скорее отделаться от всего этого и пойти кушать, грустя при этом о потраченных деньгах.

На входе нас встретил продавец-консультант, круглолицый, розовощекий и с планшетом в руках.

– Добрый день, – с улыбкой поприветствовал он нас.

– Здрасте, – кинул папа, нервно оглядываясь. Потом придвинулся к продавцу и резко заговорил: – Так, а теперь слушайте меня очень внимательно. Дело крайне серьезное.

Продавец-консультант тоже придвинулся к нему, и нахмурил брови. Очевидно, он поверил и решил, что сейчас ему расскажут о действительно сложной проблеме.

Но папа вместо простой просьбы показать сим-карты начал нести какую-то чушь.

– Понимаете, моя дочь, вот она, – он ткнул пальцем мне в грудь. – Она жила с матерью в другой стране, приезжала только на каникулы, но…

Папа пустился в пространственные описания моих путешествий из Франции на родину и обратно, а я подумала, хватит ли мне словарного запаса, чтобы объяснить, что мне нужно в этом магазине.

– Вот так вот. И я волнуюсь, можно ли в телефон, купленный в другой стране, вставить французскую сим-карточку? – наконец закончил отец.

Продавец-консультант непонимающе посмотрел на него, а я отвернулась, потому что мне снова, впервые после той истории с автобусом, стало стыдно за папу. Только тогда мне было стыдно за его поведение и крики, а теперь – за ужасающую тупость. Ну коню же понятно, что телефон и сим-карта друг от друга не зависят.

– Конечно, можно, – выдавил улыбку продавец. – Знаете, лучше вам поговорить вот с тем консультантом, она точно поможет, – и он указал на женщину в другом конце магазина.

Мужчина быстро пошел к другим клиентам, делая вид, что так и нужно, хотя мне показалось, что он просто хотел избавиться от нас.

Мы же отправились к продавщице. По дороге папа размахивал руками и кричал всем вокруг:

– Я не хай-тек! Помните об этом, я не хай-тек!

Женщина-консультант вежливо поздоровалась, еще не подозревая, с кем она связалась и что ее ждет. Папа принялся описывать ей историю в таких же подробностях, как и предыдущему продавцу.

– Надеюсь, вы нам поможете, потому что я не хай-тек. Она, – он кивнул на меня, – хай-тек, но я нет.

– Конечно, какую вы хотите сим-карту? – радостно спросила продавщица. Кажется, ее папа с толку не сбил.

– Я бы хотела, – начала я, тщательно подбирая слова и ставя их в правильную грамматическую форму, – чтобы там был мобильный интернет, хотя бы 2G, потому что…

– Нужно, чтобы она была подешевле. И чтобы входила в ее телефон, – перебил папа, загораживая меня своей широкой спиной.

Похоже, мой французский еще очень плох, потому что продавщица услышала только батьку и сразу стала предлагать ему дешевые варианты сим-карт.

– Вот, отлично, вот эта подходит.

– А там есть мобильный интернет? – спросила я как можно громче и четче.

– Нет, – радостно сказала продавщица. – Для этого нужна карта с тарифом, а если вы включите передачу мобильных данных на этой, она снимет все деньги со счета за минуту.

– Но я хотела…

– Все в порядке, мы берем эту, – снова встрял папа, показывая мне, что все решено.

Я поняла, что уже ничего не сделаю. В этой Франции все не так, как у людей. Даже с сим-карточками проблемы. У нас просто купи одну, и у тебя по-любому будет интернет, а тут нужно покупать какую-то особенную, потому что обычная не так работает… О Боже!

– И засуньте карточку в телефон, а то вдруг она сама не сможет, – папа, кажется, забыл, что минуту назад назвал меня хай-теком. – Потому что я во второй раз сюда переться не собираюсь! – и он с угрозой посмотрел на меня.

– А что, в твоей родной стране так плохо, что ты переехала? – спросила меня продавщица, запихивая карточку в разъем.

– Там настоящая нищета и ужас, – гордо сказал папа, закрывая меня собой.

– То есть во Франции лучше?

– Конечно, нет! – рявкнул папа от избытка чувств, ведь критиковать все и всех было его любимым занятием, кроме пересчитывания своих денег, разумеется. – Ни в одной стране нету ничего нормального! Эти президенты все идиоты! Я бы хотел уехать на какой-нибудь остров…

– Готово, – продавщица протянула мне телефон, я вяло взяла его.

– Спасибо, до свидания, – папа потянул меня из магазина.

– На ней нет мобильного интернета, – сказала я, пока мы шли к кафетерии.

– Слушай, ты меня заколебала! – закричал папа на весь торговый центр. – Ты что, ненормальная? Как можно быть в истерике из-за отсутствия интернета, это же просто интернет! Вот я вообще из-за этого не нервничаю, живу себе без вай-фая, смартфона, и посмотри, какой я здоровый!

– Но…

– Все, замолчи, ты меня уже достала за сегодня.

За обедом отец довольно потряхивал своим кошельком с монетками, а я в ярости метала в рот картошку фри, даже не чувствуя вкуса.

Технологии в доме Виларов

В то утро я проснулась в радостном настроении, несмотря на начавшиеся каникулы, во время которых я умирала от скуки. Но сегодня нам должны были провести интернет, и у меня появится хоть какое-то развлечение. Кроме того, я наконец-то смогла бы поговорить с мамой. Она уже с ума сходила от незнания, что там происходит в моей жизни.

На самом деле мама была против моего переезда во Францию. Она все время ходила и приговаривала:

– Ты же у меня еще такая маленькая, как же ты выживешь с твои придурком-отцом.

На что я ей отвечала:

– Мать, ну что поделать, птенец оперился.

В общем, наверное, от перевозбуждения, я плохо спала ночью, и в этот день проснулась рано, в восемь вместо обычных десяти часов утра. Я полежала пару минут, потом перевернулась на другой бок, и уже собралась засыпать снова, как вдруг внизу зазвонил папин телефон.

Папе практически никогда никто не звонит, потому, когда раздается эта мелодия, он крайне волнуется, подскакивает, бежит спотыкаясь к комоду, на котором, словно на алтаре, лежит его мобильник, не забывая при этом бурчать:

– Дерьмо, ну кому я нужен, как же меня достали эти люди.

Потом он неловко берет трубку, с трудом нажимает на кнопку ответа и кричит на весь дом:

– Алло!

Именно поэтому, услышав звонок, я очень удивилась и собиралась послушать разговор, но уснула как раз в тот момент, когда папа с матами тыкал пальцем по кнопкам.

В десять утра я снова проснулась, на этот раз уже от грохота. Это отец распахнул дверь моей комнаты так, что она стукнулась о стену.

– Вставай! Вставай, они вот-вот приедут. Нужно подготовить комнату. Убери все с комода и отодвинь его, в этом углу они проведут провод.

Обрадовавшись, что интернет установят еще до обеда, я вскочила, оделась и принялась вдохновенно все двигать, прятать грязные носки и засовывать комки пыли обратно под кровать.