
Полная версия
Сестра самозванца
Елена не испугалась. Она только одарила князя своей улыбкой. Мосальской снова залюбовался красавицей. Таких глаз и губ он не видал в жизни.
«Вот за кого и полжизни не жаль, – думал князь. – Не девка – огонь. Словно и не человек она – ангел небесный».
– Князь, я пришла не для того, чтобы тратить время на пустое. Я пришла предложить – почет и славу в будущем. Но если князь прикажет меня схватить, то станет врагом царевича.
– Путивль не город самозванца. Это крепость его царской милости Бориса Федоровича.
– Князь! Я не так глупа! Я уже посетила посадского старшину Тогоумова. И он ждет меня у твоего дома. И с ним больше ста человек посадских, тех, кого давно обворовывает твой воевода Салтыков.
Мосальский пугал красавицу просто так. Не собирался он доносить на неё. Ему самому не было дела до Годунова и его наследника.
– Я ведь недруг Бориске, моя панна, – уже дружелюбно произнес он. – Годуновские родичи престол облепили словно мухи. Всюду они. В том панна права. А род-то Годуновский не велик. Чем мой род хуже?
– И я про то, князь. При Димитрии Ивановиче станешь ты в государстве по чести и роду твоему, а то и выше.
– Что делать прикажешь?
– Скоро здесь будут воеводы Димитрия. И тебе следует помочь царевичу быстро захватить город.
– То дело трудное.
– Но сие дело тебе по плечу, князь.
Мосальский самодовольно усмехнулся. Он знал себе цену.
– Я многое могу, моя панна. Есть среди прибывших в город дьяк Сутупов. Привез он из Москвы 10 тысяч рублев серебром. Сие государево жалование служилым людям в крепости.
– И что сей дьяк? Верен Годуновым?
– Верен до поры. Все мы верные до поры до времени, панна. Но знаю точно, что Сутупову своя голова дорога.
– Своя голова всем дорога, князь. И выгода своя. Пусть сей дьяк отправиться к государю Димитрию Ивановичу и примет от него честь!
– Так путь панна сама и скажет про сие дьяку.
– Охотно, пан князь…
***
Воевода Путивля Михайло Салтыков расположился в трапезной и вкушал пищу в компании своего товарища князя Василия Мосальского.
Толстый Салтыков раскраснелся от выпитого вина и бахвалился.
– Слыханное ли дело! Они угрожают мне! Идут с горсткой людишек, и думают взять сей город, где воеводой сидит Салтыков!
Мосальский не разделял оптимизма воеводы.
– Они взяли Монастырский острог. Подумай про то воевода. И взяли быстро. Без единого выстрела. Смекай! Затем Чернигов! Тоже крепость!
Князь осушил кубок залпом и поставил его на стол. Хмель не брал его.
– Сие город и крепость с пушками!
– Воевода! Ты слышал ли меня?
– Слышал, князь. Как не слышать.
– Дак ворам ворота открыли изменники и здесь тоже будет. Али думаешь, что за Бориску Годунова кто станет воевать?
Салтыков поперхнулся и закашлялся. Такое молвить про царя. В уме ли князинька?
– Ты вином упился, али как? – спросил он Мосальского.
– Не берет меня вино! Так вот, воевода. И ты не зыркай. Али напугать меня вздумал? Так сие напрасно, воевода. Я дело молвил.
– Но сие измена!
– Да ты не ори так. А то дом переполошишь. Ты меня слушай. Прибыл в Путивль дьяк Сутупов с государевым жалованием служилым людишкам. 10 тысяч рублев серебром.
– То верно! – кивнул толстый воевода. – Борис Федорович повелел раздать жалование стрельцам и казакам.
– Но ты прошлое жалование стрелецкое всегда половинил и стрельцы наши того не забыли. И вспомни, как они тебя на копья поднять хотели. Не забыл?
Воевода сердито сопел. Еще бы ему сие забыть. Сколь страху тогда натерпелся.
– Ты говори дело, князь Василий.
– Я и говорю дело, Михайло Иваныч. Против тебя посадские людишки давно зубы точат. Им дай лишь повод, и они и тебя, и всех кто рядом с тобой перережут.
– Того не дам! – вскричал воевода и бахнул кулаком по столу.
Мосальский лишь засмеялся.
– Ой, ли! Не дашь! Они спрашивать не станут. Как только самозванец подойдет к Путивлю, твоей власти здесь конец.
– Неужто все изменники? – спросил Салтыков.
– Не все, но многие. И города нам не удержать. Разве если из Москвы придут полки дворянской конницы и три приказа московских стрельцов.
– Да разве даст царь нам такие силы? – спросил воевода.
– То-то что не даст. Бориска-то не видит из Москвы того, что нам грешным видно. У нас полк в 500 пищальников30 и все ненадежны! Про то Бориска думает ли? Я ли не говорил, что надобно сей полк из детей боярских набирать? Но кто слушал меня? Набрали туда казаков да беглых людишек без роду племени! И чего теперь?
– Не станут за нас стоять?
– Какое там! – махнул рукой Мосальский. – Тебя первого на копья и поднимут!
– Чума на тебя, князь. Каркаеш как ворон! У нас есть 700 московских стрельцов! Про сие помни!
– И что? В городе ворья полным полно! Все они уже славят Димитрия. Чего смогут твои стрельцы? Да и среди них не все станут стоять за Годунова.
Салтыков получал известия о том, что делается на Москве. Там хватали всех, кто даже произносил имя царевича, жестоко пытали, а затем бросали на плаху.
– На Москве казнят за такие речи, князь. Бориска-то наш нынче государь великий.
– Слыхал я про казни на Москве. Бориска и жена его, дочь кровавого Малюты совсем ума от страха лишились. Сколь крови уже пролито. А за что?
– Я про свою голову думаю, князь. Мне своя голова дорога.
– Вот я и предлагаю тебе сохранить твою голову. И не только голову, но и имение. А можно будет еще и от царевича получить кое-что за верность.
– Чего ты его царевичем величаешь?
Мосальский ответил:
– Ты не так молод, воевода. Ты помнишь Грозного царя хорошо.
– Как не помнить.
– Тогда вспомни, как он посадил на трон татарина Симеона Бекбулатовича31 И ты тогда кланялся татарину до земли!
Салтыков вскипел:
–А ты не стал бы кланяться? Ты тогда пешком под стол ходил и не состоял при дворе на Москве!
– Я не о том, воевода. Коли кланялись знатные бояре царства московского татарину, то отчего царевичу Димитрию не поклониться? Какая разница кто он, ежели есть и пить станет из наших рук?
– Все верно молвил ты, князь. Верно! Мой отец в давние годы говаривал мне, что и сам царь Иван Васильевич не царского рода. Ведь мать его Елена из роду Глинских не сколько старого великого князя Василия ублажала, сколько молодого князя Овчину Оболенского.
– Вот и я про сие говорю, воевода.
– Это коли сядет царевич на трон. А коли нет?
– Сядет тот, кого на трон посадят.
В покой воеводы ворвался стрелецкий сотник. Он снял шапку и низко поклонился воеводе.
– Беда, воевода!
– Что? – спросил Салтыков.
– Бежал дьяк Сутупов!
– Бежал? Куда?
– К самозванцу! – произнес Мосальский.
Воевода посмотрел на князя. Затем повернулся к сотнику.
– А жалование? Казна государева?
– С собой увез, – ответил сотник.
– Началось, – ответил Мосальский. – Теперь жди открытого бунта!
– И что делать? – спросил Салтыков.
– Выход есть! Целовать крест (принести присягу) Димитрию Ивановичу.
– А коли Борис потом одолеет самозванца?
– Дак сие потом будет, воевода. Потом. А думать надобно, как ныне уцелеть.
– Оно так, князь. Кто против сего спорить станет. Бегство дьяка решает все за нас…
***
Путивль.
Декабрь 1604 года.
Прошло не так много времени, и в Путивльском лагере царевича быстро собирались войска. Вчера прибыли больше тысячи казаков с Дона. Понемногу росли отряды князя Сумбулова. Но больше всего приходило беглых крестьян.
Эти не пользовались расположением командующего Юрия Мнишека. Но они и не стремились стать по его начало. Они избирали своих атаманов и воевали с полками Годунова как могли.
Теперь в свите царевича были русские воеводы князь Мосальский и князь Сумбулов. Димитрий Иванович сделал их боярами своей ближней думы…
***
Мосальский был невысокого мнения про Сумбулова. Кто он был по отцу? Столь ли высоко сидели его предки, как князья Мосальские, в думе и на воеводствах? Нет! Не прыгали они выше царских спальников и мыльников. Никто из Сумбуловых даже окольничим не был. Да и большими талантами князь не блистал, только и того, что на саблях был рубиться мастер. Дак это можно про любого сотника государева стремянного полка сказать. А Мосальские род свой вели от великих князей Черниговских и были Рюриковичами.
Но ныне Мосальский вынужден был смириться и забыть о своей боярской спеси. Сумбулов пользовался доверием самозванца и при особе его появился раньше.
– Скажи мне, князь, – спросил Мосальский, – слыхал ты про девицу некую именем Елена?
Сумбулов усмехнулся в ответ.
– И тебя зацепила красавица?
– Видал её только раз, но не выходит из моей головы сия полячка. Кто она?
– Полячка? Да с чего ты взял, князь, что она полячка? Она русская.
– Русская? – удивился Мосальский.
– Ты, князь, ничего не знаешь.
– Так скажи мне, что я должен знать?
Сумбулов рассказал:
– Сия Елена у нас вроде как дочь дьяка Порошина. А сей дьяк крепко ненавидит род Годуновых.
– Дочь дьяка? А роду какого сей Порошин? Из боярских детей?
– Ты не понял, князь. Порошин считается отцом красавицы. Но он ей не отец. Она роду Отрепьевых.
– Что?
– Роду Отрепьевых.
– Тогда получается, что…
– Она сестра самого. Но не может же он признать её сестрой. Вот и стала она дочерью дьяка Порошина. Но ты, боярин, брось думать про красавицу.
– Это еще почему? – спросил Мосальский.
– Ведь ты женат.
– И что с того?
– У сей девицы в поклонниках ходит пан Бучинский.
– Секретарь царевича?
– Он. А пан сей весьма мстителен, и на многие пакости способен. Такого лучше иметь другом, а не врагом, коли хотим на трон царевича Димитрия посадить.
– Сие верно, князь. С Бучинским пока ссориться нет резона.
– Здраво рассудил, боярин. Мало ли красивых девок на Руси?
Мосальский подумал про себя:
«Может и много, но такая одна. Хотя становиться поперек дороги секретарю самозванца не стоит. Здесь Сумбулов прав. Пока можно повременить. Никуда она не уйдет от меня…»
***
В покоях царевича собрались воеводы для обсуждения дальнейших планов ведения войны. В последнее время противоречия в мятежном стане обострились. Мнишек с тревогой смотрел на рост отрядов из черни, которые прикрывались именем царевича. Казаки с недоверием относились к полякам, и считали, что они лишние в борьбе за московский трон. Противоречия необходимо было сгладить в преддверии больших битв.
Все уже были в сборе. Явился царевич Димитрий Иванович, и не было лишь главного начальника армии пана Мнишека.
Царевич тихо, чтобы больше никто не мог его слышать, обратился к Бучинскому:
– Пан Мнишек заставляет себя ждать.
– Все равно нам известно, что он скажет. Можем начать и без воеводы.
– Не стоит сейчас его раздражать. Покуда потерпим.
– Но он слишком нагло себя ведет, государь.
– Он мне нужен, пан Бучинский. Его время еще не прошло. Мне нужны еще крылатые гусары и немецкая пехота.
Пан воевода Сандомирский вошел в покой с гордо поднятой головой. Он всегда подчеркивал, кто здесь главный. Его малинового цвета кунтуш с вышивкой был опоясан шелковым шарфом. В руке у воеводы был декоративный буздыган32, украшенный драгоценными каменьями – знак его власти над армией.
Вокруг Юрия Ежи Мнишека сразу столпились разодетые шляхтичи и гусарские офицеры. Здесь сверкали шелка и парча. Поляки и литовцы выполняли приказ своего вождя не сливаться с холопами.
Отдельно стояли русские воеводы царевича из знати. Эти также не желали мешаться с казаками. Одевались они скромнее поляков, считали, что не время теперь выделяться и кичиться богатством.
Казачьих атаманов на совет, на сей раз, не пригласили. Царевич не хотел ссор среди своих сторонников.
– Я против мужицкого бунта! – заявил Мнишек. – Я пришел сюда не поднимать мужиков на князей!
– Да кто про сие говорит? – возразил князь Сумбулов.
– Но вчера в наши отряды влились сущие мужики! Вы рожи их атаманов видели, князь? И их допустили во дворец к царевичу!
– Сии мужики не часть нашего войска, пан воевода, – спокойно возразил Сумбулов. – И с нами плечо к плечу воевать они не станут. Они пойдут отдельными отрядами и привлекут к нам еще людей.
– Солдат или восставших холопов? – спросил Мнишек.
– Какая разница? Лишь бы с людьми Бориса воевали.
– Странно мне слышать от пана князя такие слова, – сказал Мнишек.
– Да чего здесь странного, воевода? – вмешался самозванец. – Нам нужно власть у Бориски Годунова отнять. А для сего все средства хороши. Король Сигизмунд не торопится нам помогать. Где его войска? Где обещанная помощь?
– В Самборе формируются новые полки! – сказал Мнишек.
– Не более пятисот всадников пришло к нам из Самбора! – возразил царевич. – Остальных ждем! А сколь ждать? Бориска не ждет, дворянское ополчение собирает!
– В Новгороде-Северском новый воевода сел, государь, – доложил Велимир Бучинский. – Басманова отозвали в Москву. Говорят, большие милости его ждут от Годунова.
– Я сего воеводу знаю, государь, – сказал Сумбулов. – Он весьма храбрый и нам может пригодиться.
– Нам? – Мнишек посмотрел на князя. – Он сражается на стороне Годунова. Пока нам от него один вред.
– Но его можно переманить на нашу сторону, пан Мнишек. Басманов падок на почести.
– К нему уже посылали людей, но он приказал моих посланцев повесить! – сказал царевич.
– Людей посылали малых. Басманов почет любит.
Димитрий подумал, что с сим делом могла бы справиться Елена. Но Басманов в Москве. А там как в осином гнезде – опасно. Люди Годунова там лютуют.
– Басманов не командует армией Бориса, – заявил воевода Мнишек. – Годунов поставил над войском большого воеводу князя Мстиславского. К нему присоединился князь Шуйский с отрядами стрельцов и немецкая наемная дружина Розена.
– Что с того? – возразил Димитрий. – О том, как переманить Басманова стоит подумать.
– А что делать с армией, которая выступает против нас? Вот что главное, царевич. Наши отряды все чаше возвращаются с поражениями. Не все спешат под твою высокую руку, государь.
– Не думаю, – заявил Димитрий, – что все солдаты Мстиславского станут воевать против своего законного государя. Я сам стану в ряды бойцов под большим государевым знаменем!
– Сие слишком опасно для государя! – возразил Мнишек. Его раздражало бахвальство самозванца.
– Ничего! Бог сохранит меня, как сохранил однажды!
Глаза Димитрия светились, и в этот момент он сам верил, что он сын Ивана Грозного.
– Государь, воевода прав. Твоя жизнь нужна верным подданным, – поддержал Мнишека пан Бучинский.
– И потому я должен сесть на отцовский трон, панове!
Шляхта и русские дворяне поддержали его приветственными выкриками…
***
В дом к купцу Назару Рогову явился человек. На нем польский дорогой кунтуш и было видно, что он из свиты самозваного царевича.
Рогов испугался. А если они дознались, что он служит Годунову?
– Ты купец Назарка Рогов? – строго спросил незнакомец.
– Так, милостивый пан.
– Чего испугался-то? Не дрожи. Я знаю, кто ты есть. Потому и пришел к тебе.
Рогов испугался еще больше.
Стало быть, кто-то предал его. Донесли самозванцу!
– Я, государев дьяк посольского приказа Василий Шишкин. Слыхал про меня?
Рогов вздохнул с облегчением. Перед ним человек окольничего Клешнина.
– Я ждал тебя, сударь. Но никак не мог предположить, что ты явишься вот так.
– Я в свите царевича Димитрия Ивановича. Что есть для меня?
Рогов ответил:
– Просили передать, что тобой недовольны.
– Недовольны? Это с чего же?
– Я сказал только то, что мне велено!
Шишкин стал горячиться:
– Я все сделал как надобно. Но само провидение спасло самозванца. А ныне к нему подобраться не так просто. Видал, что в городе деется?
– Слишком много берут нашего брата в городе. Вчера только слуги царевича забрали Аксака Нилова.
– Знаю, – ответил Шишкин. – Донос поступил на Аксака, что де он человек Бориски Годунова. И виноват в том сам Аксак. В кабаке распустил язык и похвалялся, что де на Москве к нему высокие государевы люди прислушиваются.
– Пытали? – с тревогой спросил Рогов.
– А как же. Пытали, и много чего рассказал Аксак с пытки. Но про тебя он не знает.
– Дак я осторожен. Языком не мету по кабакам.
– Это хорошо. Но я пришел не просто поболтать. Есть у меня новости важные, купец.
– Говори, дьяк. Если что важное, то сразу передам, кому следует.
Шишкин сказал:
– Посылает царевич Димитрий вперед себя одну девицу, и она способна многих на его сторону склонить.
– Вон как? – удивился Рогов.
– В Путивле так и было и в Чернигове. Девица та армии стоит.
– И что за девица?
– Елена. Она приходится сестрой самозванцу. Они сие родство скрывают, но в свите царевича про то многим известно.
– Девица роду Отрепьевых? – спросил Рогов.
– Точно так. Хитра как сто чертей. Кем угодно прикинуться может.
– Приметы записал?
– Чего там приметы. Я сказал, что она прикинуться может и мужиком, коли надобно. Штаны да кафтан одела, волосы под шапку и вот те и молодой казак вместо девки.
– И как опознать девку?
– Есть человек один, именем Лукьян Одоевский дворянин и сотник в ополчении дворянском. Он сию девку в каком хош обличье распознает.
– Что так? – спросил Рогов.
– А женихом он той Елене Отрепьевой приходился. И крепко его сия девка зацепила. И слух прошел, что скоро объявится она на Москве.
Рогов усмехнулся.
– На Москве? Да мало ли там татей33 да разбойников что людей именем самозванца смущают?
– То тати, а то Елена. Слышно, что к Басманову её подсылают. И скажи кому надобно, что поймать девку нужно. Она многое показать сможет.
– Да что в той девке? Не возьму в толк.
– А толк в том, что все дела самозванца она ведает. И коли раскроет рот, то все узнают, кто есть «царевич Димитрий».
– Да к про сие и так знают многие. Али в Путивле начальные люди, что присягнули самозванцу, почитают его за истинного царевича? Али Василий Сумбулов верит в него? Не верит, но присягу самозванцу принес.
Рогову надоело рисковать здесь своей жизнью. Но и вернуться в Москву он не мог. Там его люди Клешнина запытают. Отчего де пост свой покинул?
– А скажи мне, дьяк, доколи мне терпеть?
– Ты про что?
– Да про то, что моя башка мне дорога. Все что сказал ты, я в грамотке напишу да на Москву отправлю. Но коли гонца перехватят? И тот гонец про меня скажет.
– Государева воля. Служба.
– Кто заплатит за сию службу, коли самозванец в Москве окажется?
– Что болтаешь? Ополоумел?
– То-то что в своем уме. Семейка моя на Москве бедует. Клешнин ничем не помог им. Сказал бабе моей, что пришла припасу кормового просить, муж не расторопен! А детишкам харчить надобно! Вот и смекай.
– Али измену предлагаешь?
Шишкин схватился за рукоять сабли.
– Ты тише! – предостерег его Назар Рогов. – Шум ни к чему. Коли хотел бы изменить, то тебя ждали бы здесь. Совета прошу.
Шишкин убрал руку от оружия. Его положение было таким же, как и у Рогова. Что дал ему Клешнин? Почти ничего! Все средства пошли на подкупы и посулы (взятки). А он сам стал ли богаче? Ни на грош. Больше того, все, что есть в его карманах, дал ему самозванец. Тать и вор Юшка Отрепьев.
– Так чего присоветуешь? – спросил Рогов.
– Служи государю верно.
– Какому государю?
– Государь един – Борис Федорович Годунов!
– Оно так, – с усмешкой согласился Рогов. – Но вот надолго ли? Слышно плохо ныне государю. Лекари подле него постоянно дежурят. А коли призовет его Господь?
– Так есть наследник! Царевич Федор Борисович.
Назар Рогов только усмехнулся в ответ на такие слова.
– А признают наследника-то?
– Что? – Шишкин посмотрел на купца.
– Я спросил, а ты не ответил. Признают наследника?
– Как можно не признать?
– А как можно было младенца убить? И не простого, но царского сына? Но нашлись люди и подняли руку на царскую кровь. А таких рук, что на Федора нож поднимут, много найдется…
***
Димитрий Иванович зашел к Елене. Она читала книгу при свете свечей.
– Сестра!
– Здравствуй, брат. Что на ночь глядя?
– У меня к тебе важный разговор.
– Без этого бы ты не пришел.
Самозванец запер двери, прошел в комнату и сел в кресло.
Он протянул ноги в сафьяновых сапогах к камину. В комнате Елены было холодно.
– Так что ты хотел сказать, Юрий? – спросила она, назвав его настоящим именем.
– Ты не думала, отчего я так некрасив, а ты такая красавица? Мы дети одного отца и одной матери.
– Я женщина, а ты мужчина, Юрий. Что у меня есть кроме моей красоты?
– Если сяду на трон в Москве, у тебя будет все. Но Годунов шлет войско на меня. И не могу знать, что ждет нас, Елена.
– Юрий, скажи, что тебе нужно. Я все сделаю для того, чтобы ты сел на трон. Я сама того добиваюсь.
– Тебе надобно ехать в Москву, Елена.
– В Москву?
– Может так статься, что мне придется отступить. Если не выиграем мы битву у Милославского.
– И что мне делать в Москве? Соблазнить царевича Федора?
– Нет, перетянуть на мою сторону воеводу Петра Басманова. Дело сие трудное и опасное.
– Но отчего именно Басманова? – не поняла Елена. – Не он главный воевода. Роду он не сильно знатного.
– Это так, но именно ему Годунов доверит своего сына. Знатным он не сильно довериться сможет. Они продадут его за грош.
– Ты про что говоришь, брат? О смерти Бориса?
– Рональд Гаршильд, иезуит, сказал мне, что недолговечен Бориска Годунов. И нам к тому надобно подготовиться.
– А Гаршильду это откуда известно?
– Он не просто иезуит, сестра. Он астролог. И так сказали ему звезды.
– Когда мне ехать?
– Как можно скорее, Елена.
– Ты стал часто рисковать моей жизнью, Юрий.
– Мы рискуем всем, сестра. Мы решились на отчаянное дело. Проигрыш для нас – смерть.
– Я всё сделаю! Не нужно меня убеждать, брат. Главное не забудь потом моих услуг.
– Ты моя сестра.
– Но ты теперь царевич. И, возможно, скоро забудешь о нашем родстве.
– Я обещаю тебе, Елена, что отблагодарю тебя по-царски…
Глава 12
Отступление самозванца.
Кровь русская, о Курбский, потечет!
Вы за царя подьяли меч, вы чисты.
Я ж вас веду на братьев; я Литву
Позвал на Русь, я в красную Москву
Кажу врагам заветную дорогу!..
Но пусть мой грех падет не на меня –
А на тебя, Борис-цареубийца!
А.С. Пушкин «Борис Годунов».
***
Война продолжалась дальше не так быстро, и не так успешно, как рассчитывал самозванец. Приграничные города встречали Дмитрия Ивановича с радостью и распахнутыми воротами. Но по мере его углубления в Московию сопротивление нарастало.
Воевода Юрий Ежи Мнишек сам отбыл в Самбор для набора новых войск. Он обещал прибыть обратно и привести новые полки наемников и хоругви панцирных крылатых гусар. Без него это дело шло слишком медленно. Вместо себя он оставил Станислава Дворжецкого, которого царевич пожаловал в гетманы.
– Ты должен продержаться, гетман, – сказал Мнишек Дворжецкому. – Я никому не могу доверить набор войска. А нам будут необходимы подкрепления.
– Это я понимаю, пан воевода. Но сил у меня не столь много.
– Я это вижу, и наша армия возросла пока лишь за счет московской рвани. Против тебя будет воевода Мстиславский.
– Я выполню свой долг, пан воевода.
– Верю тебе, пан гетман. Скоро сюда придет небольшое подкрепление, которое ведет Нильский.
– Но много ли их будет, пан Мнишек? А у Мстиславского наёмная немецкая дружина Розена и приказы (полки) московских стрельцов…
***
В декабре 1604 года воинство самозванца встретилось с армией Мстиславского. Армия царевича к этому времени выросла до 10 тысяч человек.
Ян Нильский привел 500 всадников-пятигорцев, снаряженных за деньги Рафаловича. Все они были в отличных доспехах, у каждого был мушкет, запас пороха и пуль.
Легкую кавалерию составили 4 тысячи казаков донцов и запорожцев.
Две тысячи было русских стрельцов у князя Сумбулова.
Отряд Бучинского увеличился до тысячи конных.
Под командой полковника Жулинского и ротмистра Станислава Мнишека было 800 панцирных гусар.
Остальные отряды были сформированы из горожан и мужиков, что поднялись добывать трон для сына Ивана Грозного.
Войска князя Мстиславского насчитывали 18 тысяч человек. И русский воевода был уверен в своей победе. Шуйский привел к нему полки московских стрельцов. Боярин Шереметев почти 7 тысяч дворянской кавалерии. Немецкая дружина полковника Вальтера фон Розена составляла 2 тысячи отличных пехотинцев и пятьсот конных рейтаров.