Работа над ошибками

Павел Кучма

Работа над ошибками

Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить.

(Аркадий и Борис Стругацкие «Пикник на обочине»).

Часть 1

Глава 1

Из глубокого сна его вырвали лучи утреннего солнца, которые залили ярким светом всю спальню. Он рывком поднял своё, ещё не до конца проснувшееся тело, и принял сидячее положение. В данную минуту он напоминал человека, который очнувшись от сна, первым делом бросает испуганный, но полный надежды взгляд на часы, стоящие на тумбочке около кровати, и его мозг простреливает лишь одна мысль: «Проспал».

Но он точно знал, что ему некуда торопиться, для таких как он время не имеет никакого значения. Точнее для тех, кто попал в такую же жизненную ситуацию, как он. К тому же его взгляд был устремлён не на табло часов, стоящих в противоположной части спальни. Его взгляд, словно опытный гипнотизер, приковало к себе окно. Глаза заворожено смотрели в одну точку, и в них читалось не только удивление, но ещё и испуг, словно он увидел, что-то такое, чего не могло быть.

Первые секунды после пробуждения он пребывал в недоумении и отказывался верить увиденному.

– Этого не может быть, – произнёс он шёпотом и протёр глаза руками, смахивая с них последние следы сна.

После этого он вновь посмотрел на окно и понял, что ничего не изменилось, глаза его не обманывают.

Он рывком сдёрнул с ног одеяло и встал с кровати. Медленно, как заворожённый подошёл к окну, ловя каждую деталь его интерьера. Его мозг работал, как поисковая система, выдавая на запрос пользователя, миллионы сайтов с огромным количеством информации, которую он не мог принять, как реальность.

Стоя около окна, он в очередной раз подумал, что это сон и всё увиденное им, нереально, поэтому закрыл глаза и провёл пальцами руки по лбу, после чего дал себе мысленную команду проснуться и сильно сжал пальцами мочку уха.

Ощутив резкую боль, он открыл глаза и посмотрел удивлённо на тоже окно, через которое спальня наполнялась теплыми лучами весеннего солнца.

– Что за бред?! Этого просто не может быть! – произнёс он вслух.

Глаза в это время опустились вниз и смотрели на подоконник, где стояли горшки, с растущими в них фиалками – любимыми комнатными цветами его жены.

Он не любил, когда солнечные лучи утром проникали в спальню, поэтому всегда вечером, перед сном плотно закрывал окно шторами. Для этого они с женой даже купили шторы из плотной тёмной ткани, которые практически не пропускали солнечный свет в комнату.

По распорядку дня его жена принадлежала к хронотипу жаворонков: просыпалась рано утром, весь день порхала аки пчёлка, под вечер сдувалась, а ночью впадала в тяжёлый анабиоз. Проснувшись рано утром, она тихо одевалась и выходила из спальни, стараясь не будить его. Затем собирала детей в школу и детский сад, умывалась и готовила завтрак. Сделав утренние дела, она заходила в спальню, отдёргивала шторы и приоткрывала окно, чтобы проветрить комнату. При этом она всегда приговаривала, что людям, как и цветам нужны свежий воздух и солнечный свет, особенно по утрам, для хорошего настроения и прекрасного самочувствия.

Он работал на заводе по сменному графику, и когда выпадали дневные смены, его жена, проснувшись утром, сразу же отдёргивала шторы и приоткрывала окно, чтобы он просыпался и собирался на работу.

В это утро, когда он стоял около окна после пробуждения, шторы были отдёрнуты, створка окна была приоткрыта для проветривания, а на подоконнике стояли фиалки. Хотя накануне вечером, когда он ложился спать, окно было плотно закрыто и занавешено шторами, а последние фиалки засохли ещё несколько лет назад, когда жена и дети ушли из его жизни навсегда.

В какой-то момент одно из его пяти чувств, отвечающее за обоняние, уловило в воздухе знакомый, но давно забытый запах. Он как собака-нюхач выделил этот едва уловимый аромат, в окружающем воздухе, из букета других запахов. Его ноздри словно сопла втягивали этот аромат, который проходил по носовым пазухам, как по аэродинамической трубе и вонзался в извилины мозга, отвечающие за память, тысячами игл, призывая серое вещество к ответу. И мозг взорвался легендарным восклицанием Архимеда, ставшим выражением радости в случае решения трудной задачи – «Эврика»!

– Это же овсяная каша!

Жена всегда по утрам варила каши из разных круп, утверждая, что каша полезна для пищеварения и здоровья в целом. Первое время их семейной жизни он относился к этому скептически, но затем это вошло в привычку и стало ритуалом, вытеснив бутерброды и глазунью. Каждое утро начиналось с ритуального приготовление и поедания каши. Особенно он любил, когда жена добавляла в горячую, исходящую паром кашу, кусочек сливочного масла и ложку мёда, а затем для пущего аромата присыпала её корицей.

Пока он разворачивался в сторону выхода из спальни, мысли о каше мелькнули в его голове за долю секунды, но этого хватило, чтобы железы выделили в ротовую полость обилие слюны, а желудок грозно заурчал, требуя кинуть в него, что-нибудь съестное. Со ртом полным голодной слюны, и прилипшем к позвоночнику желудком, он выскочил из спальни и по коридору устремился в сторону кухни.

Пробегая мимо детской комнаты, он машинально отметил, что дверь в комнату открыта, а внутри светло и чисто. Появилось огромное желание заглянуть в детскую, чтобы проверить есть ли в ней дети, но оно моментально было подавлено чувством любопытства, так как он отчётливо слышал, что на кухне кто-то есть. К тому же, дурманящий аромат овсяной каши, пробудил в нём первобытное чувство сильнейшего голода, во сто крат усиленное любопытством. Он как дикий голодный зверь шёл на запах и шум.

Добежав до кухни, он остановился у входа, как вкопанный. Перед ним стояла его жена. Он не мог вымолвить ни единого слова, и стоя в дверном проёме, смотрел на неё так, как будто впервые в своей жизни увидел её.

– Надя?! Наденька! – единственное, что он смог выдавить из себя, так как подступивший к горлу ком, и появившиеся в уголках глаз слёзы, мешали ему нормально дышать, не то чтобы говорить.

После произнесённых слов, у него закружилась голова, ноги стали ватными, и чтобы не упасть, одной рукой он упёрся о дверной косяк, а другой вытер, выступивший слёзы. После первых секунд сильного эмоционального потрясения он, наконец, взял себя в руки и, сделав глубокий вдох, посмотрел на жену.

– Прости меня, Наденька! – сказал он.

– О чём ты говоришь, Слава?! – спросила Надя, перестав помешивать кашу, и смотрела на мужа удивлёнными глазами.

Он проигнорировал вопрос, подошёл к ней и крепко её обнял. Прижав Надю к себе, он зарылся лицом в каштановую копну её волос, вдыхая их дурманящий, и такой родной запах. Руки машинально проникли под майку, ощутив нежность и тепло её кожи. Он уже не мог сдерживать слёз. В очередной раз, проглотив ком в горле, он поцеловал Надю в голову и сказал:

– Пожалуйста, Наденька, прости меня!

– Да что случилось, Слава?! – в недоумении спросила Надя. – За что ты просишь прощение?

Он вновь проигнорировал вопрос. Осторожно взял её лицо руками, убрал с него прядь волос и стал покрывать его многочисленными поцелуями. Сперва, он целовал её глаза очень нежно и аккуратно, затем распаляясь, перешёл к щекам и уголкам губ. Он почувствовал солёный привкус на губах. Медленно отстранил её лицо и увидел, как в огромных карих глазах, слёзы прорвав бездонные озера, ручьями стекают, по её раскрасневшимся от его поцелуев щекам.

– За что ты просишь прощение, Слава? – дрожащим голосом произнесла Надя.

– Я тебя очень сильно люблю, Надя!

После этих слов он нежно вытер подушечками больших пальцев слёзы на её щеках и поцеловал в губы.

Поцелуй из нежного стремительно перерос в страстный, пробудив в нём сильное желание. Он обхватил талию жены руками и прижал к себе. Возбуждение в нём нарастало с каждой секундой всё сильнее, поэтому он не заметил, как руки сползли ниже талии и, обхватив ягодицы Нади, сильно прижали низ её живота к его телу.

Он почувствовал, как его возбуждение передалось жене. Надя выронила из рук ложку, которой мешала кашу и обвила, словно виноградная лоза тонкими руками его шею, запустив пальцы в волосы на затылке.

Ощутив во рту вкус её языка, он почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу. Сердце застучало сильнее, отдавая каждым ударом в виски, и погнало кровь к его чреслам. Дыхание сразу же участилось, а в паху приятно заныло.

Более он не мог ждать, потому что страсть рвалась наружу, а возбуждение достигло своего предела. Сильное желание овладеть телом жены, удовлетворив животный инстинкт насыщения плоти, напрочь отбило его способность к мышлению. В данную минуту он не задавался вопросом, как его жена оказалась в их квартире после двухлетней разлуки. Схватив Надю на руки, он в считанные секунды преодолел коридор, разделяющий кухню со спальней, и уложил жену, в ещё не остывшую после ночного сна кровать.

Глава 2

После акта любви, во время которого из него, как из переполненного сосуда, выплеснулась вся страсть, накопившаяся, за более чем двухлетнюю разлуку с любимым человеком Надя задремала. К нему сон не шёл. Он лежал, обняв жену, и поглаживал её голову, которая покоилась на его груди. Периодически целовал в лоб, вдыхая запах её волос.

Сейчас он был похож на молодого парня, который впервые познал вкус женского тела, от чего не мог сомкнуть глаз, переживая в душе эмоции и волнение. Но не это волновало его в данную минуту. Он до сих пор не понимал, как так случилось, что вчера вечером он ложился спать в одной квартире, а проснулся утром в другой? Физически обе квартиры были одним и тем же объектом, но разными, их делали обстановка, и царящие в них ауры.

Квартира, в которой он заснул накануне, была мрачной и безжизненной. Для него это было помещение, в которое он приходил поесть, помыться, переодеться и поспать. Это было место, в котором он уже более двух лет не жил, а существовал.

Квартира же, в которой он проснулся утром, была наполнена светом и жизнью, в ней царила энергия гармонии и идиллии семейной жизни. И всё благодаря тому, что – здесь его ждали, здесь его любили, здесь в нём нуждались, здесь была хранительница их семейного очага, делившая с ним все радости и невзгоды семейной жизни, здесь были их цветы жизни, заполняющие пространство вокруг счастливым смехом.

И тут его, как обухом по голове ударили. Дети! Он совсем забыл про детей. Аккуратно убрав голову жены со своего плеча, он встал с кровати и, стараясь не шуметь, надел трусы, вышел из спальни, тихонько притворив за собой дверь.

Пройдя по коридору, он подошёл к входу в детскую комнату и остановился в дверном проёме. Он не заходил в эту комнату уже очень давно. С тех пор, как его семейная жизнь оборвалась, он побывал в детской всего лишь один раз, и дверь в комнату, на которую он даже старался не смотреть, когда проходил мимо, закрылась навсегда.

Войдя в комнату, он обвёл взглядом её незамысловатый интерьер. Слева от входа располагался шкаф с детской одеждой. Он подошёл к нему, раскрыл дверцы и взял, первую попавшуюся вещь. Это оказалась футболка Руслана – его пятилетнего сынишки с изображением Человека-паука на ней. Он взял футболку за плечики и, расправив, вытянул пред собой, чтобы лучше было видно изображение любимого супергероя Руслана.

Для него, человека, который вырос на советских мультфильмах, все персонажи компании Marvel были какими-то клоунами, а мир, в котором они обитали и разворачивали свою бурную деятельность – цирком. Поэтому он частенько подшучивал над сыном, говоря, что главный противник Человека-паука – это Человек-тапочек. Руслан всегда обижался и авторитетно заявлял, что главный враг Человека-паука – это Кингпин. Кто такой Кингпин и чем он насолил Человеку-пауку, он не знал и особо не интересовался.

Он аккуратно сложил футболку, стараясь не помять, и положил обратно в шкаф. Закрыв шкаф, он подошёл к двуярусной кровати и сел на её нижнюю половину, где спал Руслан. Руслан был ещё слишком мал, чтобы самостоятельно заправлять кровать. К тому же он очень тяжело вставал по утрам, из-за чего его частенько приводили в детский сад с опозданием. В большинстве случаев Надя сама заправляла кровать за Русланом, а когда торопилась или опаздывала на работу, просила об этом их старшую дочь Алину.

В это утро кровать так же, как и всегда была аккуратно заправлена, и в изголовье рядом с подушкой сидел Тузик. Тузик – был любимой плюшевой игрушкой Руслана, которую в семье ради шутки считали младшеньким ребенком. С Тузиком Руслан практически не расставался, за исключением особых случаев. Наличие плюшевой собачки на кровати Руслана говорило о том, что утренний подъём был особенно тяжёлым.

Он с улыбкой на лице взял плюшевого пса и посадил себе на колени.

– Привет, дружок, а где же твой старший братик? – спросил он у игрушки. Но тот молчал и смотрел на него своими глазами-бусинками.

Он широко улыбнулся, как будто плюшевый пёс выложил ему подробную информацию о местонахождения его сына. После чего поблагодарил Тузика за честный ответ, обняв, похлопал по плюшевой спине и поцеловал в мягкую голову.

Положив плюшевого пса на его законное место, он встал и повернулся лицом ко второму ярусу детской кровати, который занимала восьмилетняя дочь Алина. Алина в свои восемь лет была уже более или менее взрослым и самостоятельным ребёнком, поэтому сама убирала за собой постель после сна и собиралась в школу. Дочь полностью пошла в Надю, переняв у неё лучшие черты характера – аккуратность и самостоятельность.

Алина без проблем и посторонней помощи вставала рано утром, умывалась, завтракала, самостоятельно собиралась и шла в школу. С дочкой у них, как у родителей, никогда не было никаких проблем. Золото, а не ребёнок. А вот Руслан – это была какая-то беда. Они с женой не будили его по утрам, а уговаривали проснуться. Первое время, когда Руслан только начал ходить в детский сад, они брали его из кровати полусонного на руки и относили в ванную комнату. В ванной сажали его на стиральную машину, стоящую рядом с раковиной, и умывали. После этого была целая эпопея под названием – одеть-Руслана-и-отвести-его-в-сад.

Даже у Нади, у которой были стальные нервы, которая всегда была спокойной и рассудительной, частенько эти нервы сдавали, и она начинала ругать Руслана, приговаривая: «Господи, Руслан, да когда ты уже повзрослеешь и станешь хоть чуть-чуть самостоятельнее – это же кошмар какой-то»! Но после того, как Руслан подрос, ситуация мало в чём изменилась. Если раньше мальчик просто смотрел осоловелыми глазами, на суетящихся вокруг него родителей, не прилагая никаких усилий, чтобы им помочь, то со временем, когда он чуть повзрослел, ко всему ещё добавились: вечно «кислая мина» на лице и бесконечное нытьё, напоминающее мычание коровы. В целом же мальчишка был хорошим, за исключением утренних подъёмов и сборов. Воспитатели никогда на него не жаловались, а во дворе и в детском саду у него было много друзей, с которыми он легко играл и общался.

Он провёл рукой по пледу, которым была заправлена кровать Алины, и приподнял матрац у изголовья. Как он и ожидал, на дне кровати лежало несколько обёрток от шоколадных батончиков.

– Ха! – на его лице появилась огромная улыбка, растянувшаяся чуть ли не до ушей.

Надя была сторонником здорового образа жизни и здорового питания, поэтому в семье был строгий запрет на всевозможные сладости, особенно на шоколад и конфеты. Исключение составляли лишь батончики мюсли, которые она выдавала детям несколько раз в день. По великим праздникам Надя покупала небольшой торт или пирожные. Он даже язвил одно время, что у них в семье, как в годы Великой Отечественной войны скоро появятся продовольственные карточки, поэтому тайком от жены покупал детям сладости. Но после того как у детей стали портиться зубы и каждый поход к стоматологу сопровождался плачем и кругленькой денежной суммой, он прикусил язык и признал, что жена была права.

При этом Надя не ограничивала рацион детей сладкими продуктами, просто акцент делался на натуральные продукты, содержащие природные сахара и фруктозу – свежие фрукты, сухофрукты, ягоды, орехи и мёд.

Но дети они ведь и есть дети, им разве растолкуешь и объяснишь, что к чему. Если взрослые говорят, что этого делать нельзя, в мозгу ребёнка моментально срабатывает сигнал, что это сделать нужно. Вот поэтому Алина, как все её друзья и одноклассники, бегала со всеми на большой перемене до ближайшего магазина, и на карманные деньги покупала себе всякую гастрономическую ерунду под названием – детские «радости». Иногда Алина приносила эти «радости» домой и тайком от родителей удовлетворяла свои гастрономические пристрастия. Но, несмотря на свою аккуратность, иногда оставляла после себя следы преступления в виде обёрток под матрацем, в шкафу среди одежды или в мусорном ведре.

Он знал о тайных пристрастиях своей дочери, но ни в коем случае не собирался сдавать её маме. Хотя догадывался, что Надя, как и он, иногда находит улики, но так же относится к этому с пониманием. Наоборот они всегда старались не ругать детей и не давить на них своим авторитетом. Поэтому Надя частенько проводила с детьми воспитательные беседы в целях профилактики, а он старался ко всему подходить с юмором, обращая всё в шутку.

После того, как он в очередной раз находил обёртки от сладкого, он серьёзным, но в тоже время дурашливым тоном говорил дочери, что если она будет, есть много сладкого, у неё выпадут зубы, тогда мальчишки не будут её любить и целовать. Алина прекрасно понимала, что отец знает о её проделках, но по отцовскому тону и мимики его лица видела, что он подшучивает над ней, пытаясь больше подразнить, нежели отругать. Поэтому она принимала условия игры: сперва, демонстративно закатывала глаза, а затем, глубоко вздохнув, говорила, что зубы можно вставить, а любовь мальчишек, а уж тем более их поцелуи ей и даром не нужны.

Он всегда смеялся и хлопал в ладоши после её слов, но затем делал серьёзное лицо и уже строгим голосом говорил, что если мама узнает, вряд ли всё обойдётся очередной воспитательной беседой. Алина насупившись, давала очередное обещание так не делать. Но через время всё повторялось вновь – он находил обёртки и брал с дочери очередное обещание.

Он так глубоко погрузился в свои мысли и воспоминания, что не заметил, как в дверном проёме детской комнаты появилась Надя. Она постояла какое-то время, глядя на то, как он держит обёртку от шоколадного батончика в руке и улыбается. После чего спросила:

– И что ты улыбаешься, когда плакать надо?

А? – от неожиданности он чуть не подпрыгнул на месте. Бросил в сторону жены испугано-виноватый вид, будто она поймала его с поличным на месте преступления, и застыл, как вкопанный.

– Ох, уж эта Алина. Сколько не говори, всё равно без толку, – сказала Надя, войдя в комнату, и забрав у него из руки обёртку.

– Да, ладно, Надя, – сказал он, чувствуя, как краска заливает его лицо от чувства вины перед дочерью, за то, что сдал её с потрохами.

– Вот тебе и ладно! В следующий раз сам поведёшь её к стоматологу, мне последнего раза надолго хватило, – после этих слов Надя подняла руку и провела ладонью над головой.

– Хорошо, Надюш, если надо я схожу с Алиной к стоматологу, а перед этим поговорю с ней.

– Знаю я твои беседы. Хиханьки да хаханьки, ничего серьёзного.

– Обещаю! Серьёзно с ней поговорю, – сказал он и обнял Надю, нежно поцеловав в лоб.

– Обещалкин, – с игривой надутостью сказала Надя, – ты кушать будешь?

– А что у нас сегодня в меню? – с дурашливо-серьёзным видом спросил он.

– Овсянка, сэр! Со сливочным маслом и мёдом.

– Звучит заманчиво и очень вкусно. Конечно же, буду.

Он поцеловал Надю в губы, поднял на плечо и вышел с ней из детской. Надя демонстративно сопротивлялась, визжала и хлопала его ладонями по спине.

Глава 3

Он доедал вторую тарелку овсяной каши, когда Надя, нарушив молчание, спросила:

– Слава, что это было?

Он растянул набитый кашей рот в улыбке и с гордым видом произнёс:

– Исполнение супружеского долга в соответствии с условиями брачного контракта!

– Я про другое, – наморщив нос, сказала Надя, – за что ты просил прощение?

Улыбку как ветром сдуло с его губ. Он перестал жевать и с усилием протолкнул в пищевод остатки овсянки. Опустив глаза, и наморщив нос, он произнёс:

– Да так… приснился очень страшный сон. А главное настолько реалистичный, что я на время, после пробуждения, потерял чувство реальности.

– Ну, сейчас-то всё в порядке?

– Да, всё нормально, – ответил он, стараясь не встречаться взглядом с Надей.

– Точно? – спросила Надя и, не давая ему возможности ответить, продолжила. – Слава, да на тебе лица не было, когда ты вбежал в кухню.

– Не переживай. Всё в порядке, – по-прежнему не смотря в глаза жене, ответил он.

Единственный человек, которому мы врём на протяжении всей жизни – это мы сами. Эту истину он чётко усвоил за последние два года своего никчёмного существования. Поэтому, не смотря на то, что перед ним сидела его жена, дочь была в школе, а сын в детском саду, его сознание по-прежнему грыз червь сомнения, что это был непростой сон, а может быть вовсе и не сон. Но психика человека устроена таким образом, что всё самое неприятное и непонятное, наносящее вред нашей нервной системе, аккуратненько прячется в дальние уголки нашего сознания, чтобы постепенно, по прошествии определённого количества времени, забыть об этом и перекочевать в бессознательное – бездонный резервуар человеческой психики, где как в тюрьме заключены людские страсти, страхи, комплексы, душевные порывы и склонности. Он знал, что есть подвох, в этом он себе не врал, но не знал где, поэтому старался гнать от себя дурные мысли.

Сквозь стремительный поток мыслей в голове, он услышал голос жены:

– Слава, ты слышишь меня?

– Да, ты что-то сказала? – спросил он, а затем виновато добавил. – Извини, я задумался и прослушал.

– Я тебя спросила, про что сон?

– Плохой сон, – уклончиво ответил он.

– Слава, расскажи мне, про что сон? – настойчиво попросила Надя.

– Приснилось, – ответил он, тяжело вздохнув, – что я вас потерял из-за своей ошибки. Навсегда.

Повисло долгое молчание, которое нарушил, закипевший на газовой плите чайник. Надя встала и убрала грязные тарелки в мойку. Выключила конфорку, взяла прихваткой чайник и аккуратно залила кипятком чайник для заваривания.

– А ты боишься нас потерять? – неожиданно спросила Надя.

Он вперил в жену удивлённые округлившиеся глаза, и с вызовом ответил:

– Что за глупый вопрос? Конечно!

Надя грустно улыбнулась, подойдя к мойке, включила воду и принялась мыть посуду. После длительного молчания он встал, подошёл сзади к жене и обнял её за талию. Прижавшись губами к уху жены, он спросил:

– Надюш, что-то случилось? Тебя что-то беспокоит?

Надя перестала мыть посуду, выключила воду и, опершись руками в края мойки, молчала. Он понял, что жена плачет, когда увидел, как грязная вода в тарелке колыхнулась, от падающих сверху слёз. Он занёс руку вперёд, и нежно взяв Надю за подбородок, развернул лицом к себе. В огромных карих глазах он увидел целые водохранилища, которые прорвав плотины, хлынули по красивому лицу вниз.

– Надя, что случилось? – спросил он тревожно. – Что-то с детьми?

– С детьми всё хорошо, – ответила Надя. – Дело в тебе.

– А что со мной не так? – спросил он настороженно. – Если ты про сон, то не бери в голову, я уже и забыл про него. Мало ли что может присниться?

– У тебя кто-то есть, Слава? – спросила Надя в лоб.

– Конечно! У меня есть вы!

Надя со злостью оттолкнула его и, отойдя к столу, раздраженно сказала:

– Слава, не надо придуриваться! Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.

– Ты имеешь в виду, есть ли у меня любовница? – спросил он глупо.

– Именно это я и имею в виду! – злобно сказала Надя.

– Пфафф… Надюш, что за бред? – удивился он.

– Ты не ответил! – сказала Надя дрожащим голосом.

– Нет, конечно! Нет у меня любовницы. И никогда не было. Откуда ты взяла этот бред?

Надя села на стул, положила локти на колени, закрыла лицо руками и заплакала. Он подошёл к ней, присел на корточки и попытался убрать её руки с лица. Но Надя отмахнулась, и вновь закрыв лицо, заплакала навзрыд, как умеют плакать только маленькие дети.

Растерявшись, от резкой смены настроения жены, он горестно вздохнул и аккуратно взял Надю за предплечья у локтей.

– Надюш, скажи, пожалуйста, с чего ты взяла, что у меня есть любовница? – спросил он.

– С чего я это взяла?! – взвизгнула Надя. – А с того, Слава, что я её видела! Видела вас вместе! И представь себе не один раз!

Он смешался, увидев её злое и заплаканное лицо. Но постарался взять себя в руки и спросил: