Но кто же знал, что мир перевернется

Татьяна Чистова

Но кто же знал, что мир перевернется

Убивать голыми руками ему раньше не доводилось, но выбора не было. Олег прикидывал, что прямо сейчас, сию секунду будет быстрее и проще. Наверное, лучше всего банально придушить – обхватить за шею, и держать, пока не закончится агония. Потом положить на диван, накрыть пледом и…. Дальше фантазия вовсе шла вразнос, и Олег в такие минуты сам себя боялся и ненавидел. Как Лариску, свою собственную, любимую еще недавно до дрожи, до умопомрачения жену, и ходившая волнами ярость по силе и накалу вдвое превосходило все прочие, уже забытые чувства. Смотрел, и понимал с ужасом и отчаянием, что готов убить. Вот прямо сейчас, своими собственными руками, или чем придется, лишь бы все закончилось.

Лишь бы не слышать визгливых криков, не видеть перекошенного багрового лица, злости и взаимной ненависти, что так и рвется наружу. Чтобы та – растрепанная, вконец потерявшая лицо и способность здраво мыслить заткнулась, наконец. И, желательно, навсегда.

      А Лариска точно его мысли прочитала, хлопнула кухонной дверью так, что дремавшая под столом Хельма, годовалый лабрадор, подскочила, врезалась лобастой башкой в столешницу и попятилась к балкону. Лариска злобно глянула на собаку, скривилась вовсе уж неприятно, и выкрикнула Олегу в лицо:

– Ты баран, Нестеров, ты кретин! Только идиот вроде тебя мог отказаться от такого предложения! Это шанс был, понимаешь, шанс! Раз в жизни выпадает! Ты только о себе думаешь, а на нас тебе наплевать!

И замолкла, наконец, стояла напротив, тяжело дыша, и смотрела куда-то вбок. Олег глядел в окно, пользуясь передышкой, чтобы погасить злость.

Как раз о ней он и думал, и Митьке, что – к гадалке не ходи – подслушивал за дверью. Вернее, стоял в коридоре, готовый рвануть прочь, как только кухонная дверь распахнется. Родительские разборки пугали его чуть ли не до обморока, и Олег после каждого скандала не раз замечал в глазах мальчишки слезы. Но Митька, серьезный и не по годам сообразительный пацан, делал вид, что ничего такого не происходит, а сам смотрел затравленным зверьком. И как-то обмолвился, точно невзначай, что с мамой он жить не хочет, а хочет остаться с отцом и Хельмой. Олег велел сыну даже не помышлять о чем-то подобном, а у самого кошки на душе скребли. Представил вдруг, как все это бывает: переезд, дележка имущества, развод, суд… Внутри все сжалось не от мыслей уже, а от вдруг накрывшего предчувствия, остро кольнувшего сердце – а ведь все к тому и идет.

– Олег, – зло выдохнула Лариска, – Олег, как ты мог! Это был такой шанс вырваться отсюда, уехать в нормальную страну, и хоть несколько лет пожить по-человечески! Неужели мы тебе безразличны – я, Митька? Ведь за границей…

– Далась тебе эта заграница! – взорвался Олег, и схватил Лариску за плечи, встряхнул, что было сил. Та вскрикнула, Хельма вскочила, заметалась у балконной двери и вдруг завыла, тоненько и жутко, но Олег не обращал на собаку внимания.

– Далась тебе эта заграница! – проорал он в лицо жене, – одно название, а в реале дыра дырой! Я там три месяца продержался и сбежал, не выдержал, а ты и столько не протянешь! Зимой ночь по полгода, летом дожди неделями, кругом тундра, до ближайшего города час на вертолете! Что ты там делать будешь? Пить, как вахтовики после смены, сутками напролет, чтоб ничего вокруг себя не видеть? Ладно ты, а Митька? В школу он как пойдет, ты подумала?

Не подумала, конечно. Но чего тут думать, когда есть муж, и он все устроит. Вывезет семью за границу – так она подружкам наплести успела – а школа… Ну, подумаешь, час на вертолете в одну сторону. Можно и дома буквы учить, в конце концов. Одна неосторожно сказанная фраза «мне предложили работу в Норвегии» срубила Лариску наповал, она мигом нафантазировала себе приятную жизнь, слушать не желая о мерзком климате, лютых ледяных ветрах с Баренцева моря, метелях, что не стихали неделями, и накрывающей психозом бесконечности полярной ночи. О повальном пьянстве персонала, жутком, диком, до потери людского облика, до зеленых чертей, и наши мужики в сравнении со скандинавами – ну просто гимназистки. «Не умеют пить в России» – со времен Серебряного века ничего не изменилось. Заграница… Да какая там заграница, одно название, деньги, правда, предполагались более чем хорошие, но условия для претендентов концерн выставил жесткие: едут только семейные и контракт на три года, с отпусками, правда, но дела это не меняло. Олег лично знал нескольких, что из такой вот командировки вернулись другими людьми – двое спились, а третий держался кое-как на плаву, отваливая психотерапевтам нехилую часть зарплаты. И все развелись, ни одна из трех семей не выдержала испытания полярной ночью, ужасом пустоты за стенами коттеджа и деньгами. А Лариска, услышав вторую часть фразы «я отказался», напрочь лишилась рассудка. Жену точно подменили, и сейчас перед Олегом стояла другая женщина, не ее он любил, желал, рвался к ней через расстояния, а чужая, посторонняя, не та. Умом он понимал, что это мать его сына, но сердце отвергало такой расклад, и Олег понимал, что их мир – он, Лариска, Митяй и Хельма – подвис на ниточке, и та вот-вот оборвется.

Он опустил жену, она не шелохнулась, лишь прикусила губу и опустила голову. Хельма оказалась рядом и крутилась под ногами, стукнула Олегу по колену хвостом, лизнула Лариске ладонь. Олег погладил собаку по спине, взял жену за руку.

– Ларис, – негромко сказа он, ну зачем тебе эта заграница, чего тебе тут не хватает? Квартиру купили, машина есть, Митьке осенью в первый класс идти. Я скоро повышение получу, замначальника проекта в Питер переводится, я на его место сяду. Денег и тут заработать можно…

Говорил, и точно видел, как слова летят в пустоту – Лариска не слушала его. Терла пальцами переносицу, поправляла короткие темные волосы и Олег никак не мог поймать ее взгляд. Но хоть молчала, и на том спасибо. Хельма на радостях, что все закончилось, встала на задние лапы и довольно сильно толкнула Олега в живот. «Нифига себе псинку откормили» – он выпустил Ларискину ладонь, и принялся тискать собаку. Та повизгивала от удовольствия, жмурилась, и все норовила лизнуть Олега в нос, топала, как слон, и мотала хвостом.

– И Хельму куда мы денем? – Олег трепал псину по холке, – видишь, какая красотка у нас выросла! Ну как ее тут одну бросить на три года? Подохнет ведь с тоски….

Лариска кривовато улыбнулась, села на табуретку у стола, и привалилась спиной к стене. Хельма сунулась к хозяйке, метнулась обратно к Олегу, снова кинулась к Лариске, а та сидела как неживая, все улыбалась куда-то в пространство. Потом рассеянно погладила собаку по спине, посмотрела на Олега.

– Да, ты прав, – услышал он спокойный голос, – Хельму девать точно некуда, и это меняет дело.

Псина услышав свою кличку, уселась напротив Лариски, и положила ей на колени сначала одну лапу, потом вторую, пристроила сверху белейшую умильную морду и лукаво зажмурилась. Знает, поганка, чем хозяев взять и развести на прибавку к давно минувшему завтраку: при виде такой физиономии руки сами тянутся к дверце холодильника, за которой скрывается много вкусных вещей. Колбаса, например… «Перебьешься» – Олег критически оглядел собаку: Хельма, как сказал спец по их породе на последней выставке, по весу и стандартам подходила к пределу своей возрастной группы. Много ела, проще говоря, вот и растащило девушку.

– Перебьешься, – повторил Олег вслух, и потянул Хельму за шкирку. Псина заворчала, ощерилась, показывая довольно крепкие клыки, но дала стянуть себя на пол. Лариска очнулась, отряхнула коленки, поднялась, и оказалась лицом к лицу с мужем. Он оттащил Хельму подальше, и тут заметил на полу небольшие бурые пятна. «Созрела барышня» – мелькнуло в голове, Хельма недоуменно обнюхивала пол. Лариска перешагнула через собаку, распахнула дверь, и Митьку вихрем вымело из коридора. Мальчишка метнулся в комнату и моментально пропал там, Лариска и ухом не повела. Она запнулась на пороге, обернулась и сказала совершенно спокойным и ровным голосом:

– Я все поняла. Ты мерзавец, Нестеров, ты просто скот, тебе наплевать на нас. Я развожусь с тобой и сына ты не увидишь. Катись ко всем чертям со своей собакой, такой муж мне не нужен.

И грохнула дверью так, что стекло чудом удержалось в пазах. Хельма вздрогнула и зарычала. Олег вышел в коридор, прислушался. Из ванной слышался плеск воды, сквозь щель под дверью Митькиной комнаты пробивался солнечный луч. Хельма с разбега кинулась на дверь, врезалась в нее боком, и створка распахнулась. Собака ворвалась в комнату и бросилась к Митьке. Тот обнял Хельму, ткнулся носом ей в шерсть. Олег подошел, сел напротив, Митька поднял голову, в его серых глазах блеснули слезы.

«Дрянь» – устало ворохнулось в голове, но сил уже не осталось. Олег привлек сына к себе, пригладил ему светлые волосы.

– Не плачь, – сказал, глядя на Митькин затылок, – все будет хорошо. Через две недели ты пойдешь в школу, а следующим летом мы поедем на море. Хочешь на море?

      Митька ткнулся лбом собаке в загривок, обхватил ее за шею, и пробубнил еле слышно:

– Вы с мамой разводитесь, да? Она заберет меня отсюда, и я тебя больше не увижу?

– Еще чего, – голос дрогнул. Вранье давалось с трудом, да и смысла в этой лжи – пусть во спасение – не было. Мальчишка не дурак, он все видит и слышит, и запросто сложил два и два после недавней родительской разборки. Мать с отцом разводятся, это уже решено, недавний разговор стал последней каплей, и оба поняли это. Ничего, Лариска найдет себе кого получше, да и он сам не пропадет. Но вот насчет всего остального…

– Даже не думай, – строго сказал Олег, глядя сыну в глаза. – Увидишь, еще как увидишь, и не сомневайся. И меня, и Хельму. И на море поедем, как я сказал…

Зазвонил мобильник, Олег глянул на определившийся номер и скинул вызов, посмотрел на часы. Да, надо ехать, время поджимает, он многих подведет своим отказом. Да и к чему отказываться, раз все решено. Квартира принадлежит им обоим, и Лариске придется терпеть его рядом еще не один месяц. «Ничего, перетопчешься» – неожиданно мстительно подумал он, и направился в коридор. Митька кинулся следом, Хельма торопилась позади, стучала когтями по ламинату и толкалась.

– Можно мне с тобой? – с надеждой попросил Митька, глядя, как отец одевается. Олег зашнуровал треккинговые кроссовки и уж было собрался отказать, как передумал. А почему нет, собственно? Да, на улице дождь и довольно прохладно, но Митьку можно одеть потеплее, сапоги там плащ, свитер. Взять с Митьки клятву, что никуда не денется, что будет слушаться отца…

– Еще чего! – от крика Хельма с перепуга присела на задние лапы, а Митька сжался, точно от удара. Лариска буквально вывалилась из ванной, схватила сына за футболку и втолкнула в комнату. Тот кинулся обратно, но Лариска захлопнула дверь перед его носом. Хельма благоразумно убралась прочь – проскочила по стеночке и скрылась в кухне.

– Еще чего! – визжала Лариска Олегу в спину, – в эту помойку ты не поедешь! И я не поеду, понял? Ни за что, никогда в жизни не поеду жить в эту дыру, идиот! Найди себе другую дуру!

Она орала что-то еще, но Олегу было наплевать. Он накинул видавшую виды ветровку, аккуратно прикрыл за собой дверь, и побежал по ступенькам вниз, по привычке считая их. Ровно тридцать семь, и он оказался под дождем, под серым низким небом, наглухо завешенным тучами. Боком, по бортику обошел совершенно по-хамски припаркованный чуть ли не впритык к дверям подъезда чей-то черный «ровер» с областными номерами. Махина появлялась тут как по расписанию – в пятницу вечером, а исчезала на рассвете понедельника, и все выходные жителям приходилось просачиваться в подъезд по бортику вдоль дорожки. Олег все собирался потолковать с владельцем «ровера», устроить краткий ликбез по правилам хорошего тона при парковке, но никак не мог подловить поганца. Проще всего было пнуть корыто по колесу и подождать, кто прибежит на вой сигнализации, но вот как раз сию минуту времени не было совсем. Олег пробежал по бортику вдоль кустов и пошел к парковке.

Было очень тихо, лишь шуршал по листьям и траве тихий предосенний дождь. По газону носились два ротвейлера, здоровенные откормленные кобели играли друг с другом, глухо рычали, и даже в шутку покусывали друг друга. Но вообще эти звери, жутковатые на вид, ни в чем плохом замечены не были, на других собак и даже кошек внимания почти не обращали и беспрекословно подчинялись хозяину, невысокому плотному коротышке с круглыми глазами и складками на затылке. Звали его Дима Никитин, он был профессиональным заводчиком этих монстров. Он жил он в соседнем подъезде и всю энергию тратил на собак, зарабатывая на них неплохие деньги.

Сейчас Дима как раз стоял неподалеку, свистнул негромко, псы прекратили возню и тяжелой рысцой побежали к хозяину. Тот распахнул дверцу белой «нивы», ротвели моментально оказались на заднем сиденье и улеглись, положив головы на спину друг другу. Никитин сел за руль, и «нива» укатила. Олег завел свою «тойоту» и поехал следом, догнал «ниву» у светофора. Дима исподлобья глянул в окошко и тяжко кивнул головой в знак приветствия. Олег махнул рукой, светофор зажегся зеленым, и тут их дороги разошлись: Дима повез своих зверей прямо, а Олег свернул вправо и скоро оказался у границы города. Проехал мимо поста ДПС, проскочил под эстакадой, и погнал по Ярославскому шоссе, держа курс на север.

Дырой и помойкой Лариска называла небольшой поселок в полусотне километрах от столицы. Место было тихое, какое-то уютное и безлюдное, что редкость по нынешним временам. Это объяснялось просто – поселок стоял в стороне от всех дорог, маршрутки и автобусы сюда не ходили, сотовая работала отвратительно, а магазина или аптеки не было и в помине. Зато тишина стояла такая, что на уши давило с непривычки, от запахов дождя, мокрой травы и увядающих листьев кружилась голова, а с пруда нагоняло туман. Пруд начинался у ограды участка, и – весь в ряске и листьях кувшинок – тянулся куда-то в неизвестность, пропадал в тумане, скрывался за ветками берез. Берег был довольно сырой, под ногами сочно чавкало, Олег перепрыгнул с кочки на кочку, и оказался на твердой земле. На тропинке, что вела к дому.

– Ну как тебе? Понравилось? Торг уместен, если что…

Анечка Медведва, кадровичка из их конторы, невзрачная на лицо тридцатилетняя барышня с потрясающей фигурой, стояла поодаль. Она не хотела пачкать обувь в глине, и наблюдала за покупателем издалека. «Поместье» принадлежало Анечкиному деду, старик год назад отошел в мир иной, оставив внучке еще вполне себе крепкий дом с печкой и участок в пятнадцать соток. Анечка с мужем, сутулым очкариком Сашей, что держался в сторонке, уже не первый раз пытались обратить наследство в деньги, но желающих не находилось. Покупателей отпугивали отдаленность поселка от цивилизации, отсутствие приличной дороги, а последнюю парочку пенсионеров, по словам Анюты, напугали остатки сгоревшего дома у въезда в поселок, причем, уже третьего или четвертого по счету. Другие обгоревшие развалины помещались в разных концах поселка, и к ним уже успели привыкнуть, но это пожарище было свежим, от головешек пахло дымом. Дом, по словам Анюты, пустовал уже лет десять, потихоньку разваливался, сад давно одичал, зарос травой и кустарником в рост человека. И вдруг сгорел в считанные часы, хотя какие – там часы – интеллигентный Анютин муж сам присутствовал при данном событии и зачем-то засек время:

– За сорок минут сгорел. Мы как раз уезжать собирались… – он осекся под взглядом жены и отступил к жаровне, занялся шашлыком. Смотрины дома на предмет покупки его Олегом решили совместить с небольшим пикником. Саша занялся мясом и шампурами, принялся переворачивать их, зашипел на углях сок, и запахло так вкусно, что Олег невольно ускорил шаг. Анечка шла рядом, делая вид, что ей все равно, купит Олег дом или нет. На самом деле она очень волновалась: Олег аж спиной чувствовал ее пристальный взгляд. И по тому, как она отводила глаза и придавала себе безразличный вид, Олег понимал, что деньги семейству Медведевых нужны позарез. Саша трудился искусствоведом в небольшом музее на какой-то невнятной должности, был, что называется, малость не от мира сего, и за пополнение семейного бюджета отвечала Анечка. Зарабатывала она неплохо, недавно получила должность ведущего специалиста, но средств на новую квартиру все равно не хватало. Замахнулись Медведевы сразу на трешку, Анечка понимала, что им двоим эту ношу не потянуть, и Олег был их последней надеждой, а тот не торопился с ответом.

Он пересек участок, подошел к забору, за которым начиналась чужая территория, причем, обитаемая. Олег подпрыгнул, ухватился ладонями за края мокрых досок, подтянулся и лег животом на забор, осмотрелся. На крыльце играли котята, черный и рыжий, катались, сцепившись в клубок, а белая кошка с рыжими ушками лежала на пороге приоткрытой двери и наблюдала за своими детьми. Из дома доносилась музыка и голоса, раздался знакомый слоган рекламного ролика.

– А ну, кыш! Кыш, кому говорят!

Рыжеухая подскочила на все четыре лапы и прошмыгнула в дом. Котята скатились на песок и моментально забились в щель под стеной дома. На крыльце показалась полная пожилая женщина в пестром халате, она взялась за перила, качнула их, точно проверяя на прочность, и принялась осторожно спускаться по ступенькам. Олега она не замечала.

Анечка приникла к щели в заборе, прищурилась, и улыбнулась.

– Баба Вера, – девушка следила за старухой, – деду моему ровесница. У них даже любовь была, пока дед не помер. Она так по нему убивалась…У нее внук был, Генка, старше меня на семь лет. Влюбился, когда я еще школу заканчивала, предложение мне делал. Я отказалась, он уехал, и больше я его не видела. А баба Вера сказала потом, что он в Чечне погиб. Денег заработать поехал, по контракту, и не вернулся….

Баба Вера с ведром в руке неспешно шла к калитке. Анечка отошла назад, и тут забор опасно покачнулся, Олег спрыгнул на траву. Анюта оступилась в заросшей травой борозде, чертыхнулась, и принялась оттирать лопухом туфли. Олег прошелся по волнистому газону с торца дома – тут когда-то располагался огород, и старые борозды давно заросли травой и даже мелкими осинами. Справа вдоль ограды, что выходила к дороге, росла малина и смородина, впереди виднелся пруд, где, по словам Анюты, было полно рыбы. Впрочем, данный биоресурс в стоимость сделки не входил, шел бонусом, как тишина и свежий воздух.

Анюта снизу вверх смотрела на Олега, а со стороны за обоими наблюдал Саша, и мясо без присмотра уже начинало подгорать.

– Понравилось.

Сказал, душой при этом не покривив: ему тут нравилось, даже очень. И дом, пусть старый, но еще основательный и крепкий, и участок, и пруд, и лес на другой его стороне. И даже дорога, посыпанная гравием грунтовка не смущала – меньше народа сунется сюда зимой, да и не только. В ремонт дома, понятное дело, придется вложиться, и хорошо вложиться, но деньги есть. Отец несколько лет назад дал своему со школьных еще времен приятелю, Мартынову, в долг приличную сумму. Тому деньги были нужны позарез, и он согласился на условия кредитора: отчислять ежемесячно процент за пользование деньгами, и вернуть весь долг сразу и по первому требованию. Лет с того дня прошло без малого десяток, отец Олега умер от болезни, но Мартынов договор соблюдал свято. Проценты ежемесячно приходили на счет, и были совсем нелишними, но сейчас от них придется отказаться. Жаль, конечно, что финансовый ручеек, пусть тонкий, скоро пересохнет, но дело того стоило.

– Понравилось, – повторил Олег, и вытер ладони платком. – Пошли, отметим.

Анечка расцвела, едва не захлопала в ладоши от радости, но сдержалась, лишь улыбнулась смущенно, и опустила взгляд. Олег галантно взял Анечку под локоток и повел по бороздам к жаровне, откуда несся уж вовсе умопомрачительный запах приготовленного на углях мяса.

«В субботу за деньгами съезжу», – на ходу планировал Олег, – «позвоню завтра, и договорюсь». А сам уже по-хозяйски приглядывался к своему приобретению, и решил, что до зимы крышу он сделать успеет. А остальное весной, потом сюда приедет Митька, будет играть с Хельмой…

«Помойка, значит?» – Олег поморщился: ему показалось, что Лариска стоит неподалеку и снова издевается над ним. Помойка… «В голове у тебя помойка» – Олег вдруг отчетливо понял – он больше не может видеть Лариску. Ни видеть, ни говорить с ней, ни оставаться под одной крышей. Впрочем, последнее решается легко – найти жилье не проблема. Но неприятные мысли он решил оставить на потом: портить себе аппетит перед роскошным обедом Олег не собирался.

– Прошу. – Саша все понял с пол-оборота: сияющая Анечкина физиономия говорила сама за себя. На белом пластиковом столе мигом появились овощи, зелень и блюдо шашлыка. Саша с ловкостью заправского кулинара раздал всем полные тарелки, не забыл о себе.

– Жаль, выпить нельзя. – Анечка с аппетитом уничтожала шашлык, – ну, ничего, еще отметим это дело как полагается….

Саша что-то промычал, Олег же на слова не отвлекался – мясо оказалось превосходным. С мужем Аньке явно повезло, у нее кулинарные способности отсутствовали начисто.

Мясо смели в считанные минуты, Саша занялся новой партией шашлыка, Олег уселся в пластиковое кресло, напротив устроилась Аня. Накатила сытая сонливость, говорить не хотелось, Олег смотрел, как шевелит ветками смородина у ветхого забора, следил за птицами, что ловко прыгали по веткам. С пруда наползал туман, он стлался над поросшими травой бороздами, и уже подбирался к настежь открытой двери дома.

– Ну, что, доволен? Отгрохаешь тут себе новый дом, и будет у тебя родовое поместье!

Олег усмехнулся, а у самого на душе кошки скребли. Родовое, как же… Сам еще неделю назад так думал, но пару часов назад понял, что ошибался. С Лариской они чужие друг другу люди, единственное, что их пока связывает, это Митька. И тут – можно не сомневаться – Лариска устроит им обоим веселую жизнь. «Ну, это мы еще поглядим» – на душе стало еще горше от предчувствия близких судебных тяжб, хождений по инстанциям и общения с чиновниками. «Может, договоримся?» – мелькнула, было, надежда, но Олег отогнал эту мысль. Лариска чисто из вредности и глупой бабской мести за несостоявшуюся норвежскую сказку наделает своему бывшему множеством мелких и крупных гадостей. Анютка наклонилась вперед, и сказала вполголоса:

– Чего ты на Кастберг ехать отказался? Заработал бы нормально, и купил себе что-нибудь приличное, поближе к Москве, второго бы с Лариской родили….

«И ты туда же!» – Олег еле сдержался, чтоб не послать Анечку куда подальше. С трудом сдержался, надо сказать – удар пришелся в болевую точку. Лариска никак не могла залететь после свадьбы, год прошел, а ничего не получалось. Проверялись оба, у Лариски обнаружились большие проблемы по женской части, так что Митька чудом появился на свет. А вот второго точно не будет, «и не мечтайте» – так ей врачи сказали. И тут понял, отчетливо и бесповоротно – мальчишку он своей бывшей не отдаст. Пусть мир рухнет, но Митьку она не поучит.

Олег глянул вправо, где за сизой дымкой почти уже скрылся из глаз пруд, на Сашу, что склонился над жаровней, и бросил нехотя:

– Я и тут заработаю. Чего я на этом Кастберге не видел… Холод собачий, а норвеги, психи и алкаши через одного. Хотя рыба там зачетная, конечно. Рыба! – он подался вперед, и Анюта едва успела отшатнуться.

– Ты говорила, что в пруду полно рыбы? Где она? Показывай!

Он чуть ли не силком согнал Анютку с кресла и буквально потащил к пруду, стараясь не глядеть на встревоженного Сашу. Впрочем, на очкарика сейчас было плевать – Олег был готов на все, лишь бы уйти от неприятного разговора. Командировку на Кастберг ждали многие в их конторе, ждали долго, а когда пришла штатка, там оказались всего пять фамилий, в том числе и Олега. А он уже заранее знал, что откажется, и сейчас, когда до даты подписания контракта осталось всего две недели, за свободную вакансию шла чуть ли не открытая война. На Олега смотрели, как на того самого психа – по мнению коллег, только дурак мог отказаться от такой возможности пожить в «приличной», по их понятиям, стране, да еще и неплохо заработать при этом.

– Далась тебе эта рыба, – Анютка с ворчанием топала по мокрой от тумана траве, – удочки, что ли, покупать собрался, или сразу сетку? Проще динамитом, возни меньше…

Она остановилась, глянула на Олега, потом на дом за забором. Олег тоже смотрел туда, и ловил каждый звук. Показалось, или оттуда донесся звон разбитого стекла? Звук был тихий, и какой-то нечеткий, точно смазанный, и дальше ничего не последовало.

– Показалось. – Анютка нехотя пошла дальше. Впереди в сизой дымке виднелась остролистая осока и мощный камыш, что вымахал уже в рост человека. Его бурые толстые макушки мотались под ветром, и с них, как весной с одуванчиков, отлетали клочья пуха. Под ногами захлюпало, Анютка остановилась, обернулась.