Забери мечту с собой

К концу ритуала мой резерв истощился, я обессиленно упала на колени с последним словом поминальной песни, резко оборванной с восходом солнца. Меня подхватил Риол и, подняв на руки, направился к лошадям, привязанным поодаль. Они нервно прядали ушами, косили глазами, фыркали. Им тоже страшно. Усадив меня на лошадь, Риол печально посмотрел и, тронув мою косу, прошептал:

– Прости маленькая, мне жаль, что на тебя свалилось слишком много. Никто не ждал беды, хотя твоя мать предупреждала совет. Я клянусь тебе, Хранительница, что впредь твои слова всегда будут услышаны и никогда не останутся без внимания.

О, Великая Богиня, мои волосы, мои золотистые волосы стали белее снежных шапок горных вершин, нависающих над Рассваном! Я потерянно взяла свою косу в руку и даже потеребила пальцами. Бездумно, рассеянно, просто пытаясь вернуть ясность мыслям, заглушить эхо поминальной песни, все еще звучавшее у меня в голове. Риол, тяжело вздохнув, единым движением взлетел в седло и сказал:

– Надо ехать, я чувствую напряжение леса, он шепчет, что убийцы наших братьев уже слишком близко.

Пустив лошадь в галоп, Риол направился в сторону гор. Надеюсь, обоз и его беременная жена благополучно добрались до заветной границы. Мы тоже стремились под защиту гор. Каждый из нашего похоронного отряда чувствовал приближение погони. В воздухе и груди нарастало напряжение, скручивавшее внутренности в тугой узел и заставлявшее отчаянно пришпоривать лошадь. Мы не успели совсем немного – за спиной раздался дикий вой, издаваемый вампирскими глотками, их боевой клич, а затем и нестройный, но не менее азартный рев человеческой рати. Они лавиной неслись за нами, загоняя словно лакомую добычу.

Именно сейчас я поняла, что чувствует дичь, на которую я также раньше охотилась. Прильнув к лошадиной шее, я неслась в последних рядах вместе с Риолом, проверяя, чтобы все мчавшиеся впереди стерхи добрались до границы. Но оглядываясь назад, я отчетливо понимала – нам не успеть. Скоро нас нагонят, а ведь мы так близко к спасительной черте! Что будет с Райаной, если с Риолом что-то случится? А с остальными? Я не выдержу новой боли…

Я судорожно искала выход из положения. И вот одна идея, наконец, с трудом, но отыскалась в этом хаосе, что творился в моей голове и вокруг меня. Как только мысль оформилась, тревога отступила, ей на смену пришел холодный расчет. Оглянувшись назад и снова оценив расстояние до преследователей, я приняла решение. Сорвав с шеи один из самых старых артефактов, направила лошадь ближе к Риолу и на его вопросительный взгляд громко прокричала:

– Ты поклялся слушать хранительницу. Пришло время выполнить клятву. Забери артефакт, как только пересечете границу, активируй его. Любой стерх сможет пройти ее, а враги и чужие – никогда. Запомни, ждите меня через две недели. Если буду жива, приду; если не вернусь, вам придется ждать появления новой хранительницы. Две недели – и я вернусь, что бы не случилось! Думай о Райане, Риол, и о сыне.

Сунув опешившему мужчине артефакт, я резко развернула лошадь навстречу врагу. Соскочив с нее и хлопнув по крупу, чтобы отогнать от себя, оглянулась назад, обратив прощальный взор на горные вершины, скрывающие наш приют от врагов. Заметила как Риол, сделав прощальный круг, бросился догонять отряд. Выживание нашего народа – превыше всего и он об этом вспомнил, слава Великой Богине Жизни!

Я ненавидящим взглядом следила за живой, голодной до нашей крови лавиной, грозящей смять меня словно травинку. Проверив второй амулет и просканировав свой резерв, упрямо ухмыльнулась. Твердо упершись в землю ногами и исподлобья наблюдая за приближающимися падальщиками, выпустила стихию на свободу – создала огненный заслон! Я смогу продержаться, правда, недолго, но хотя бы несколько минут выторгую моему народу, несколько ценных жизней.

За стеной огня топтались лошади, люди, шипели, обнажив клыки вампиры – наши исконные территориальные враги. Они слишком хотели наших женщин и ненавидели мужчин, чтобы оставить в покое и оказались более искусными и беспринципными воинами, чем наши мужчины, которые воспитывались охотниками и защитниками. Теперь мы исправим ошибку, если еще не поздно.

Перед моими глазами кружились черные мушки, живот прилип к позвоночнику от дикого голода, ноги дрожали от неимоверного напряжения. Силы на исходе. Еще мгновение – и стена огня, распадаясь на мелкие очаги, медленно истаяла. Но именно в этот момент я почувствовала волну энергии, прошившую меня насквозь и подарившую капельку силы, чтобы сделать заключительный бросок в задуманном деле. Граница активирована, значит все уже в безопасности, пора подумать о себе. Глядя на злобные лица людей и вампиров, окружающих меня, торжествующе ухмыльнулась и – активировала амулет перемещения, обратившись к Богине: «Спаси и сохрани меня и мой народ, Великая!» Вслед мне, исчезающей в сгущающейся тьме, донесся разочарованный вой несостоявшихся убийц…

* * *

Сознание возвращалось медленно и нехотя, упрямо цепляясь за остатки темноты и покоя. Легкий ветерок, принесший запах дыма и жилья, коснулся лица и, немного поиграв с волосами, лежащими на щеках, полетел искать новую забаву. Открыв глаза, я уставилась в голубое небо, по которому лениво и безмятежно скользили пушистые белоснежные облака. Судя по всему, ранее утро.

Тишину нарушил собачий лай, донесшийся справа. Повернув голову, я увидела высокие деревья с длинными голыми стволами и непривычными глазу разлапистыми ветвями с листочками-иголочками. Хм-м, необычно, но красиво. Между деревьями виднелось несколько приземистых домишек с печными трубами над крышами которых вьется печной дым.

Я с трудом села, вернее, попыталась, потому что как только голова оказалась над землей, все вокруг завертелось, а к горлу подступила тошнота. Пришлось, пережидать приступ, прижав голову к коленям. Заодно проверила свой внутренний резерв. Результат был неутешительный: я пуста. И хуже всего, что до меня дошло, куда я попала из перехода. Плохо, хуже некуда. Потому что меня выбросило в Голодный мир, или, как его описывали в хрониках, Опустошенный. Пустой близнец моего мира.

Как говорится все в тех же хрониках, при создании миров происходят иногда вот такие случайности, когда рождаются два мира, одному из которых достается все, а другому – ничего, ну или почти ничего. Я чувствовала, как по капельке уходят остатки моих сил, а мир препятствует их накоплению, присосавшись ко мне пиявкой. Да, тяжеловато будет продержаться здесь целых две недели до полнолуния без магической защиты. Придется использовать магию в строго ограниченном количестве и только при прямой угрозе жизни. Лишь тогда, я пообещала себе и миру, обращусь к резерву.

Поставив внутренний блок, чтобы отгородиться от голодного пространства, я сразу почувствовала облегчение, даже головокружение, вызванное переходом, прошло. Медленно поднялась на ноги и привычно прислушалась, присмотрелась, принюхалась. Живот до боли крутит от голода, поэтому первым делом надо подкрепиться. Жаль, что не могу пока принять второй облик, не хватит сил на полный оборот, да и бросать вещи на произвол судьбы тоже не хотелось бы. Придется потерпеть, пока резерв не пополнится, чтобы обернуться в одежде, надежно спрятав ее в укромный магический карман на своем теле. Выбрав основным ориентиром виднеющуюся между деревьями деревню, я направилась к ней, с трудом передвигая измученные усталостью и голодом ноги.

Последний дом на краю деревни я приметила сразу и, стараясь не светиться на открытых участках местности, пробралась к нему. Перемахнув через шаткий забор, еще раз удивленно огляделась вокруг. Никого, только собаки брешут. Наверное, почувствовали хищника в моем лице или чужака, пытаются предупредить хозяев. Но хозяева, странным образом, либо крепко спят, либо внезапно исчезли. Хотя меня бы это устроило. Лучше не причинять зла.

Еще раз тревожно оглянувшись вокруг и не заметив никого, направилась к дому, окруженному невысокими деревьями с круглыми краснобокими плодами. Заглянув в окна и не увидев хозяев, проникла в дом через незапертую дверь. Внутри оказалось тепло и чисто, множество ярких разноцветных половичков на полу и даже на табуретах, стоящих возле длинного стола, на котором прикрытый большим серым полотенцем с вышивкой красовался свежие хлебный каравай.

Оторвала кусок хлеба и чуть ли не жмурилась от его божественного аромата и вкуса. Ум-м-м, какая прелесть! Сунулась в тяжелый горшок с тоже вкусно пахнущими… ным-ням, плодами, наверное. Напоследок решила попробовать те самые краснобокие плоды, что видела на деревьях, окружающих дом. Вряд ли несъедобные, обычно у нас с людьми вкусы и стол схожи. Вот и здесь все оказалось, не просто съедобным, а очень вкусным и сытным. Особенно плоды с деревьев, сочные, сладкие, хрустящие.

Сунув свой уже не очень голодный нос в кувшин, увидела там белую жидкостью и, осторожно пригубив, чуть не замурлыкала от удовольствия. Очень похоже на молоко, которым наши кобылы кормят жеребят, только у нас оно с голубоватым оттенком. В общем все, что я нашла поесть, вполне съедобное, хорошо пахнет и живот радует. От голода не помру.

Наевшись, я засунула в мешок остатки каравая и, грустно обведя взглядом уютную комнату, вышла во двор и направилась в дальний сарай. Спать хотелось нестерпимо, поэтому, забравшись наверх и закопавшись поглубже в сено, я спокойно заснула, поджав колени к груди, чтобы сохранить тепло.

Проснулась от пронзительного детского крика и мужских голосов, раздававшихся снизу. По свету, пробивающемуся сквозь щели сарая, поняла, что время за полдень. Осторожно выбравшись из сена, я бесшумно подобралась к краю второго яруса и заглянула вниз. От того кошмара, что творился внизу, у меня дрожь пробежалась вдоль позвоночника, заставив волосы встать дыбом. Я стиснула зубы, чтобы не зарычать.

«Уроды! Ненавижу! Убью!» – мысленно кричала я, глядя, как двое мужчин в серых одеждах и высоких черных сапогах с сальными пьяными ухмылками рвали на худенькой девочке лет двенадцати-четырнадцати одежду и швыряли ее друг другу. На руке одного из мерзавцев повис мальчик, наверное, девочкин братишка, не старше семи лет, пытавшийся остановить его и, судорожно всхлипывая, что-то кричал. Мужчина резким движением руки отбросил мальчишку от себя, от чего тот ударился головой о столб, поддерживающий верхний ярус, и тут же затих.

Девочка взвыла раненым зверем и попыталась броситься к брату, но была остановлена вторым гадом – он схватил ее за косу и, резко притянув к себе, принялся лапать за еще не сформировавшуюся грудь. Под ее вопли и тоскливый вой я незамеченной спустилась вниз и подобралась ко второму паскуднику, который, глядя на своего приятеля-распутника, мерзко гоготал. Пока не захлебнулся в тот момент, когда мой кинжал мягко вошел ему в спину, проникая в его черное сердце, прекращая такую никчемную жизнь. Меня не мучила совесть, мне не было его жалко, я часто слышала и видела последствия подобных разгульных игрищ. Слишком часто в последнее время жертвами таких вот тварей становились женщины стерхи, на красоту которых заглядывались мужчины самых разных жителей Цессы. Особенно вампиры, наши исконные соседи и враги, а отныне – убийцы моего народа.

Второй мерзвец, как и девочка, ошарашенно замерли, глядя на меня и медленно опускающуюся на землю мертвую тушу. В глазах девочки сверкнул огонек надежды, а вот ее мучитель быстро справился с первым шоком и выхватил из-за пояса небольшую, странную, загнутую металлическую штуку и направил на меня.

Я напряглась всем телом, ожидая какой-нибудь гадости. Вражина заговорил на резком, лающем языке, явно приказывая, угрожая этой штуковиной. Наверное, мое недоумение его оружием он принял за замешательство и опрометчиво шагнул ко мне. Я мгновенно ушла в сторону и, сделав резкий выпад, вонзила меч ему в грудь. В последнюю секунду увидела, как девчонка пихнула его под руку, раздался оглушительный звук, мимо меня что-то «вжикнуло» и впилось в столб, возле которого лежал мальчик. В стороны брызнули деревянные щепки, но ими никого не задело. Я проверила второго убитого – глянула в его стекленеющие удивленные глаза и плюнула ему в лицо, выразив презрение своего народа к таким как он. Женщины священны. Ни один мужчина не может безнаказанно причинять им вред или боль – вот главная заповедь стерхов.

Девочка, приглушенно всхлипывая, со страхом смотрела на меня. Я медленно подошла к ней и, положив ладонь ей на лоб, сосредоточилась, чуть-чуть приоткрывая блоки и выпуская тонкий силовой ручеек. Считать ее знания об этом мире и перенять ее язык много времени не заняло, всего несколько мгновений, но у меня снова закружилась голова и, судя по теплому ручейку под носом, я заплатила за знания кровью.

Медленно опустила руку и устало подошла к недвижимому мальчишке. Прислушалась и, почувствовав его дыхание, биение его маленького отважного сердечка, я облегченно выдохнула. Девочка приблизилась ко мне и неуверенно присела рядом, одной рукой придерживая на груди концы разорванной рубашки, другой нежно погладила по щеке мальчика. Затем оглядела трупы и горько разрыдалась, уткнувшись в спину брату.

Она вздрагивала всем телом, казалось, оплакивая весь мир, а не тот ужас, который только что пережила. Я пересела к ней поближе и гладила по спине и волосам, пытаясь успокоить, и очень удивилась, когда она вскоре крепко меня обняла и, уткнувшись в шею, зарыдала еще горше. Бедная девочка, такая малышка, а уже столько горя перенесла.

Тем временем, пока она выплескивала свою боль, я гладила ее по худенькой вздрагивающей спинке и перебирала полученые от нее знания. Обычные люди, Маша и Миша, брат и сестра. Из обрывочных сведений, которые постепенно укладывались у меня в голове, следовало, что насильники, как Маша их определила, немцы, приехали вчера под вечер, собрали в общем деревенском амбаре женщин и стариков и заперли, ожидая каких-то партизан. Что это за люди, партизаны, я не совсем поняла, но вот что эти немцы ужасные люди, я уже сама убедилась. Девочкина поверхностная память, которой я воспользовалась, являла настолько страшные события и свидетельства зверств этих самых немцев, они же фрицы, фашисты, захватчики и прочее, что я с трудом поверила.

Мать спрятала детей в погребке, прежде чем ее утащили в амбар. Мишу и Машу нашли потом и решили «поиграться» с девчонкой. Доигрались! Темный Шассе, куда же я попала на свою голову?! Ушла от одной войны, а попала на другую, да без магии словно новорожденный щенок. Куда теперь идти и где переждать до полной луны? Шассе, как я брошу этих детей одних?! Даже человеческих детенышей нельзя бросать в беде, они ни в чем не виноваты. Пока я прикидывала и так и сяк, пытаясь найти приемлемое решение, девочка успокоилась и, отстранившись от меня, хриплым от слез голосом заговорила:

– Спасибо вам, добрая тетенька, я даже не знаю, что бы они со мной сделали, если бы не вы!

Бледненькая, напуганная, она сумела взять себя в руки, и предупредила:

– Надо схоронить трупы, а то, если их тут найдут, сожгут всю деревню, я слыхала, немцы всегда так делают. – Я с трудом осваивала и понимала, о чем девочка говорила, но с каждым словом мне становилось легче. – Их начальник, лейтенант Клюгге, сволочь белесая приказал закрыть всех наших в амбаре колхозном и ждет, когда партизаны придут, а если не придут, то всех сожгут и нашу мамку…

Дикими, светящимися от ужаса глазами она смотрела на меня и про «нашу мамку» еле слышно выдохнула. У меня волосы на затылке встали дыбом и в груди родилось рычание. Маша, закрыв лицо руками, медленно раскачивалась, ссутулив худенькую спинку. Рядом зашевелился Миша, открыл глаза и, увидев сестру и меня, тоже тихо заскулил, уткнувшись ей в колени. Мне и самой хотелось выть: неужели и здесь тоже только смерть, боль и ненависть? Внезапно невдалеке раздалось странное рычание и громкий шум. Дети, словно зверьки, напряглись, прижались ко мне и прошептали:

– Немцы!

– На мотоциклах и грузовике…

Последние предположения выдала Маша, со страхом заглядывая мне в лицо. Покопавшись в ее знаниях, я нашла, что такое мотоциклы и грузовик. Такие железные машины. И с облегчением отметила, что ее память уже почти слилась с моей и я без особых проблем могу проводить некоторые сравнения и находить объяснения тому, что мне непонятно или неизвестно об этом мире, называемом Земля. Жаль, что она еще маленькая и мало знает. Я отстранила детей от себя и, встав уже на более-менее твердые ноги, быстро оглядела сарай в поисках удобного места, затем под напряженное молчание детей с трудом перетащила туда сначала одного, потом другого мужчину, завалила сеном. Присыпала испачканное кровью сено свежим, перевела дух и, выглянув во двор и не заметив пока ничего подозрительного, повернулась к ребятишкам, пристально следившим за каждым моим движением. С трудом пока выговаривая незнакомые слова, приказала:

– Быстро в дом, одеваться теплее и брать еды на всякий случай, мы уходить в лес.

– Но как же мамка наша и другие, ведь их сожгут там? – Мальчик со слезами на глазах смотрел на меня, а я не знала, что ему ответить.

– Пока не знать, но потом выяснять, Миша, пока только в лес, прятать вас. Ты мужчина, должен хранить сестру, как и до этого. Я думать, что делать дальше.

Главное для них сейчас – надежда и какое-нибудь занятие, чтобы ужас и отчаяние не захватили сознание. Ребята ринулись в дом, а уже через несколько минут мы бежали прочь от него. Забравшись поглубже в лес, но так, чтобы можно было наблюдать за дорогой, ведущей к деревне, мы несколько часов просидели в кустах. Ребятишки вначале пытались задавать мне вопросы или предлагали способы спасения деревенского люда, но я выразительно глянула на них – и оба, разом замолчав, обиженно засопели. Потом осторожно поинтересовались моим именем и ушами, разительно отличающимися от человеческих. Чего мне скрывать свое имя, поэтому назвалась. А уши здесь лучше действительно спрятать. Сняв тонкий шейный платок из синего полотна, вышитый моей матерью белыми цветами, повязала на голову и спрятала концы под косой.

Мысли вяло перепрыгивали с одного на другое. Я все никак не могла прийти к окончательному решению, что делать дальше. Тем временем мальчик потихоньку начал отщипывать кусочки хлеба от каравая, лежащего в узелке рядом с ним. Ну да, давно сидим, голодные и уже порядком продрогшие. Наскоро перекусив с детьми, я решилась оставить их здесь и пойти разведать, что творится в деревне, как вдруг услышала едва уловимый шум – кто-то крадется по лесу. Потянув носом, ощутила присутствие людей неподалеку, не менее пяти отдельных запахов. Нас окружают, я снова добыча! Стало страшно: с пятью мужчинами я могу и не справиться, но выбора нет. Приложив палец к губам, взяла обоих детей за руки и, вытащив из кустов, которые теперь для меня скорее ловушка, чем укрытие, подвела их к огромному дереву с толстым, расщепленным пополам стволом и, приткнув детей к нему, прошептала, близко приблизив к ним свое лицо:

– Будет возможность, бежать отсюда дальше, я догонять потом!

В детских глазах плескался страх вперемешку с отчаяньем и наивным упрямством. Заметив, что Маша отрицательно мотает головой, я нахмурилась и шикнула:

– Да, бежать, не спорить, беречь брата!

Девочка, прижав Мишу к себе, продолжала упрямиться:

– Я подсоблю, у меня есть пистолет того фрица, которого вы убили. Мы не побежим и не бросим вас одну помирать.

Я во все глаза смотрела на эту человечку – маленькую, но смелую и преданную. Соотнося знакомство с людьми-иномирцами и прошлые встречи с ними в своем мире, я приятно удивилась. С теплотой и облегчением подумала: «Значит, хотя бы в этом мире добро, преданность, благодарность и другие высокие и прекрасные чувства разумных не исчезли!» Стало чуть легче дышать, боль и тоска после вчерашней бойни в моем мире немного отпустила, позволив сделать глубокий, очищающий душу вдох. Улыбнулась уголками губ и согласно кивнула.

Понятие «пистолет» и другое страшное оружие этого мира мне далось очень тяжело. Я долго копалась в памяти девочки, чтобы окончательно прояснить их значение и опасность для меня. В любом случае девочка защищена этой металлической штуковиной. Шум надвинулся, хотя дети не слышали ни звука, да и я со своим звериным чутьем практически только по запаху определяла местонахождение невидимых людей. Возможно, их больше, чем пятеро, если кто-то из них с подветренной стороны от меня. Сейчас главное – выжить и на этом надо сосредоточиться. Из-за деревьев показались трое мужчин и плавной, скользящей походкой двинулись в нашу сторону. Я внимательно осмотрела ближайшие заросли и выявила еще двоих, подходивших с боков. Все или не все? Если не все, нам конец, но так хочется жить!

* * *

Внимательно наблюдая за будущими противниками, я отчетливо понимала, что не справлюсь с ними, даже если бы их было вполовину меньше. Если бы не их запах, я была бы твердо уверена, что это не люди, а подобные мне. Слишком плавные, выверенные движения, как у животных, цепкий, осторожный, изучающий взгляд, да весь их вид просто кричал, что передо мной хищники! Хищники в человеческом облике. Целых пять довольно крупных мужчин, коротко стриженых, в зеленоватой одежде и высоких грубых сапогах. Все обвешаны оружием, закрепленном на широких кожаных поясах, заткнутом за голенища, висящим на мощных плечах. Много оружия, как знакомого мне колюще-режущего, так и похожего на металлические штуковины, одну из которых в руках держала трясущаяся от страха Маша.

Я чуяла детский страх, а вот, судя по мужчинам, они хоть и насторожены, но вполне спокойны. В глазах некоторых из них настороженность сменилась легким удивлением при взгляде на меня, но не обманывалась: эти хищники всегда наготове, чтобы сделать смертельный для их жертвы прыжок. Я медленным движением выдвинулась вперед и, носком ноги очертив на лесном опаде полукруг, отвела ее немного в сторону, вставая в боевую стойку. Меня не зря учили защищать себя и своих хранимых, я справлюсь, должна. Также медленно, под внимательными мужскими взглядами я обнажила клинок и кинжал и приготовилась к нападению. Со стороны могло показаться, что я просто стою с оружием в руках, но это было обманом, рассчитанным на неумелых обывателей. Этих пятерых мое внешнее спокойствие не обманет и не введет в заблуждение.

Стоящий напротив смуглый, черноволосый человек с яркими зелеными глазами и шрамом, пересекающим правую щеку, без резких движений приблизился ко мне на опасное расстояние. Я слегка выставила клинок, давая понять, что ближе подходить не стоит и ждала его дальнейших действий, вернее, приготовилась предупредить. Краем глаза старалась не выпустить других из поля зрения. Его хрипловатый голос наждаком прошелся по моим натянутым нервам:

– Не бойся, девочка, мы не тронем вас, опусти оружие и, как только ответите на наши вопросы, мы уйдем!

Расслабиться я себе не позволила, молча смотрела на него и – ситуация изменилась благодаря Мише, выпалившему:

– Дяденьки, вы партизаны, да?

Чернявый скосил взгляд на мальчика, не выпуская меня из виду. Весело хмыкнув, чуть помедлил, подбирая слова, и ответил:

– Так и есть, малец, мы отбились от своих и теперь ищем местных партизан, чтобы к ним присоединиться.

Мишка немного помолчал и доверчиво, с надеждой, со слезами в голосе продолжил:

– В деревне немцы, дяденька, они тоже ищут партизан. А если до ночи не сыщут, сказали, сожгут всех, кого в амбаре закрыли. Тама все наши, деревенские. И мамка наша тоже тама. И ее тоже сожгут, если партизаны не придут.

Про мамку он говорил сквозь рвущие душу рыдания. Я сразу отметила, что мальчик не оставил равнодушным ни одного из мужчин. Все нахмурились и до хруста сжали кулаки, но при этом все также, без лишних движений и пристально глядя на меня. Я про себя ухмыльнулась: меня эти хищники как-никак, а опасаются и принимают за достойного противника. Надеюсь! Хотя внешнее проявление сочувствия детскому горю меня впечатлило, я решилась снова воспользоваться силой, потому что должна быть твердо уверена в этих людях и их намерениях.

Пока я раздумывала, Миша успел поведать заинтересованным слушателям о наших злоключениях и под грозный шепот сестры, тщетно пытавшейся запретить братцу болтать, рассказал им о том, что я убила не состоявшихся насильников сестры. Я похолодела от их изучающего и немного изумленного взгляда, которым они дружно осматривали мою фигуру, белоснежно-седую косу, руки с грозным оружием. Наверняка они видели не охотника и хранительницу стерхов, а всего лишь молоденькую девушку, причем, по меркам людей, я была невероятно красивой.

Время утекало сквозь пальцы, и я решилась: приоткрыла магический заслон и, заткнув клинок за пояс, растопырила пальцы и направила в сторону «дяденек», чтобы направленным действием заклинания захватить их. У меня получилось, слава Великой Богине, впервые получилось заклинание подчинения! Но и отдача от пятерых сильных противников была слишком ощутимой. У меня кровь хлынула носом, стекала на одежду, слабость разом накрыла и я, не удержавшись на ногах, упала на колени. Чернявый сделал движение в мою сторону, но я, резко вскинув голову, приказала: