Полная версия
Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом
По пути из сердца страны обратно к побережью Мунго Парк присоединился к каравану купцов, у которых среди прочих товаров были невольники, впоследствии обменянные на европейский ром и табак. Уход за рабами, условия их содержания и способы транспортировки мало чем отличались от тех, которые спустя несколько десятилетий были в ходу в Америке, на одной из старых рабовладельческих дорог, протянувшейся от Александрии, штат Вирджиния, до Натчеза, штат Миссисипи, хотя африканское путешествие было во многих отношениях более трудным[26].
Во время долгого и утомительного странствия из сердца Африки к побережью Мунго Парк имел возможность познакомиться со всеми этапами работорговли, в том виде, в каком она тогда существовала. Он подробно рассказал о жизни, мыслях и чувствах несчастных невольников, которых он, казалось, понимал и к которым испытывал сочувствие. Вот как он описывает группу пленников, в какой-то момент присоединившихся к каравану:
Одиннадцать невольников признались мне, что были рабами с младенчества, но двое других отказались рассказать о своей прежней жизни. Все они были очень любознательны, но поначалу смотрели на меня с недоверием и неоднократно спрашивали, не являются ли мои соотечественники каннибалами. Им очень хотелось знать, какая судьба ожидает рабов после того, как они пересекают соленую воду. Я сказал, что им предстоит заниматься земледелием, но пленники не поверили мне, и один из них простодушно обронил: «Неужели вы ходите по такой же земле, как наша?» Невольники были убеждены в том, что белые покупают рабов для того, чтобы съесть или продать другим каннибалам. Естественно, это заставляло пленников бояться конечного пункта своего путешествия, а продавцам приходилось держать их в кандалах, чтобы пресечь попытку побега.
В другой раз один невольник занемог. Он так плохо себя чувствовал, что уже не мог идти дальше, поэтому торговец обменял его на молодую девушку, принадлежавшую одному из горожан. Парк так описывает этот эпизод:
Бедная девушка не знала о том, что ее судьба решена, до тех пор, пока утром все свертки не были увязаны и повозка не была готова к отъезду. Она пришла вместе с другими посмотреть, как отправляется караван. Хозяин взял ее за руку и передал одному из торговцев. Никогда прежде я не подозревал, что спокойное лицо может столь внезапно исказиться гримасой ужаса, как в момент, когда ей на голову водружали груз и закрепляли на шее веревку. Отчаяние, с которым она прощалась с подругами, произвело на меня неизгладимое впечатление.
Страх африканского раба быть отправленным на невольничьи рынки прибрежных городов похож на тревогу, которая постоянно преследовала невольников в Мэриленде, Вирджинии и других пограничных штатах, ведь рано или поздно любого из них могли продать на Дальний Юг. Самые душераздирающие сцены в жизни рабов на Юге происходили, когда хозяева из-за долгов или других невзгод были вынуждены разлучать семьи и продавать своих людей. Не только разрыв детей с родителями или мужей с женами делал эти сцены горестными, оставляя неизгладимое впечатление, – часто рабам было так же тяжело расставаться с хозяином и членами его семьи, к которым за годы совместной жизни они успели привязаться. Это чувство печали выразилось в словах старой плантаторской песни, родившейся в Вирджинии:
Караван рабов, к которому был прикреплен Мунго Парк, наконец достиг реки Гамбия, где рабов посадили на корабль и доставили на побережье. В городе сто тридцать человек, из которых около двадцати пяти были свободными и умели читать и писать по-арабски, были отправлены в Америку. Поскольку другого судна не было, Парк сел на корабль с рабами, которых он сопровождал из внутренних районов страны до места их назначения в Америке. Вот что он написал об этом путешествии:
Мои разговоры с пленниками немного утешали их. По правде говоря, люди нуждались в этом. Не то чтобы я наблюдал какие-либо бессмысленные акты жестокости со стороны хозяина или моряков, но условия заключения и содержания рабов на американских невольничьих кораблях заставляли этих несчастных сильно страдать. Вскоре их поразила одинаковая болезнь. Кроме трех человек, умерших в Гамбии, и шести или восьми, погибших на невольничьем рынке, одиннадцать нашли свое последнее пристанище в море, а многие из выживших пребывали в крайней степени истощения.
После 1808 года, когда ввоз рабов из Африки в Соединенные Штаты стал считаться преступлением, условия, в которых велась торговля, еще более ухудшились. В течение следующих сорока лет, прежде чем в 1862 году поставка живого товара в Соединенные Штаты окончательно прекратилась, торговцы обезумели от жестокости по отношению к невольникам. По оценкам самих рабов, которые прибыли из долины реки Нигер, треть пленников погибали, так и не добравшись до побережья, а двадцать процентов умирали от истощения в море. Лишь треть темнокожих, которых сорвали с насиженных мест в Африке, достигали плантаций[28].
Иногда людей заманивали на побережье отрезами яркой цветной ткани и силой затаскивали на борт невольничьих кораблей. В других случаях, после того как работорговцы успешно переправляли на корабль партию пленников, они захватывали самих продавцов живого товара, которых в свою очередь угоняли в рабство. Майор Мотон из Хэмптона не раз рассказывал историю, которую ему поведала его бабушка. Его прадеда, молодого африканского вождя, обманом завлекли на борт рабовладельческого корабля и привезли в Америку. Это произошло после того, как он успешно доставил на побережье и сбыл партию невольников, плененных в ходе одной из племенных войн. По окончании сделки его самого пригласили отобедать на борту невольничьего корабля. Ему дали выпить что-то, от чего он уснул. Очнувшись, молодой человек обнаружил себя далеко в море уже не принцем, а одним из тех рабов, которых он сам накануне привел.
Несколько лет назад во время поездки в Мобил, штат Алабама, я посетил небольшую колонию африканцев, которые были потомками живого груза с последнего невольничьего корабля, прибывшего в Соединенные Штаты. В заливе Мобил в последние дни работорговли находился излюбленный порт работорговцев. В верхней части залива, куда через сеть каналов впадают реки Алабама и Томбиги, немало мест, где может укрыться большое судно. На одном из таких кораблей, затерявшемся в переплетении каналов, привезли в Америку большинство жителей этой колонии африканцев.
Там я встретил коренных африканцев, которые до сих пор говорят на старом племенном языке и в какой-то степени сохраняют, как мне сказали, свои древние обычаи. Мне довелось побеседовать с одним из них. Этот человек по-прежнему носил африканское имя – Осси Кибе. Он поведал мне, что его племя – это народ холмов, живший на возвышенностях Дагомеи, в семи днях пути от моря. «Была война – во времена работорговли всегда велась война», – рассказывал он. Однажды ночью их деревню захватили, а всех, кого не убили, погнали к морю и продали.
Когда я спросил старика, думал ли он когда-нибудь о возвращении в Африку, он ответил: «Да, я возвращаюсь туда каждую ночь в своих снах». Встретившись с этим человеком, чьи сны уносили его на родину, я почувствовал, что нашел звено, связывающее жизнь в Африке с новой жизнью в Америке.
Люди, которых я встретил в этом поселении, все же не были последними рабами, привезенными в Соединенные Штаты. Знаменитое судно «Стрэнджер», которое в 1858 году доставило в Джорджию пятьсот рабов, предположительно, в 1860-м привезло еще четыреста двадцать человек. В 1862 году другой корабль преодолел блокаду федеральных судов и высадил невольников в Мобиле. Вверх по реке в отдаленной части заброшенного порта на поверхности воды все еще виднеются части железной конструкции судна «Лоуренс», которое, возможно, было последним кораблем, доставившим рабов в Соединенные Штаты. Корабль сожгли, чтобы он не попал в руки янки во время войны.
В этом поселении есть люди, до сих пор вспоминающие, как они играли на палубе корабля, когда были мальчишками. Подумать только, в Мобиле все еще живут те, кто был привезен сюда в качестве рабов в 1862 году.
Никто никогда не узнает, сколько тысяч африканцев во времена расцвета работорговли было оторваны от своих домов в Африке, сколько из них так и не увидели берегов Америки, а сколько стали рабами. Историки подсчитали, что двести семьдесят тысяч невольников было доставлено в Соединенные Штаты в период с 1808 по 1860 год, с того времени, когда работорговля была юридически отменена, и до того момента, как она практически прекратилась. Учитывая тот факт, что, по другим источникам, в 1858 году в Соединенные Штаты контрабандой было ввезено пятнадцать тысяч рабов, а в другое время за один год только в Техас было переправлено такое же количество человек, эту оценку можно считать сильно заниженной.
Сложно сказать, сколько рабов попало в Вест-Индию и Южную Америку. Эти местности, наравне с Югом Штатов, стали главными покупателями живого товара. Здесь вводились постоянные сборы и доплаты, чтобы поддерживать баланс спроса и предложения.
Досконально изучив отчеты разных историков и исследователей, сделанные во времена работорговли, я пришел к выводу, что число невольников, высаженных на берега Америки, не может быть меньше отметки в двенадцать миллионов. Еще порядка двенадцати миллионов погибли в результате грабежей, которым подвергались сами работорговцы, умерли по пути к побережью или следуя к плантациям. Таким образом, не менее двадцати четырех миллионов человек были либо привезены в Америку в качестве рабов, либо встретили свою смерть по дороге. Я не изучал тщательно цифры европейской эмиграции, но рискну предположить, что с момента открытия Америки и до 1860 года число белых людей, переселившихся из Европы в Северную и Южную Америку, меньше числа темнокожих, привезенных на рабовладельческих кораблях за тот же период.
Глава II
Первые рабы
Во время недавнего визита в Балтимор, штат Мэриленд, волей случая в мои руки попала факсимильная[29] копия старой балтиморской газеты Maryland Journal, первый номер которой вышел 20 августа 1773 года. В номере были опубликованы пара новостей и несколько объявлений, которые меня особенно заинтересовали. Одно из них выглядело примерно следующим образом:
6 июля у владельца, проживающего в 8 милях от Джоппы, в округе Балтимор, пропал ирландский слуга по имени Оуэн Маккэрти. Приметы: возраст около 45 лет, рост – 5 футов 8 дюймов, смуглый цвет лица, длинные черные волосы с сединой, заметный синяк под правым глазом. Ушел в коротком коричневом пальто из дешевой ткани, с подкладкой из красной фланели и с металлическими пуговицами. Также на нем были брюки, заплатанные на коленях, белая рубашка, ношеные сапоги и старая фетровая шляпа. Во время поражения Брэддока[30] он был рабом в разных частях Америки и имеет хорошее представление о стране. Тот, кто обнаружит этого слугу и препроводит его к Александру Коуэну или Джону Клейтону, торговцам в Джоппе, или же передаст непосредственно владельцу, получит в качестве вознаграждения за труды и оплаты накладных расходов 5 фунтов, если это произойдет в пределах графства, а если за пределами – 10 фунтов.
Барнард Рейли
Подобно большинству, я и не предполагал о существовании белых рабов. Долгое время в моем сознании слово «рабство» ассоциировалось исключительно с темным цветом кожи. В школе мы изучали, что много веков назад в Англии существовали белые невольники, и в других частях Европы рабство и крепостное право сохранялись очень долго. Помню, где-то я читал историю об отце Грегори, который, увидев красивых английских рабынь, выставленных на продажу в Риме, был настолько впечатлен их печальным положением, что решил выступить с публичным заявлением. Однако все эти события относятся к далекому прошлому. До тех пор пока я не начал изучать этот вопрос, у меня не было ни малейшего представления о том, что в Америке когда-либо покупали и продавали кого-то, кроме индейцев и негров. Однако факт остается фактом: хотя темнокожие невольники были привезены в Джеймстаун всего через двенадцать лет после создания первого поселения, система белого рабства, предшествовавшая черному, существовала очень долго. Большинство работ на плантациях и в других местах сначала выполняли белые невольники, которых привозили из Англии и продавали на рынках наряду с другими товарами. Вот что историк Бэнкрофт пишет по этому поводу:
Условное рабство, по договорам или соглашениям, с самого начала существовало в Вирджинии. По отношению к своему хозяину слуга находился в положении должника, обязанного оплачивать право на жизнь путем полного предоставления своих сил на благо кредиторов. Вскоре начались притеснения: людей, которые изначально стоили восемь фунтов, перепродавали уже по сорок, а иногда и по триста. Поставка белых слуг стала хорошим бизнесом, а группа людей, прозванных «демонами», обманывала студентов, слуг и бездельников, уговаривая их отправиться в Америку – страну всеобщего изобилия. Белые слуги превратились в предмет торговли. Их покупали в Англии и увозили в южные штаты, а в Вирджинии сбывали тому, кто больше заплатит. Наравне с темнокожими, их продавали с кораблей, словно лошадей на ярмарке. В 1672 году в колониях средняя цена на белых рабов составляла десять фунтов, тогда как темнокожий стоил двадцать или двадцать пять фунтов[31].
Известно, что богадельни и тюрьмы были опустошены, чтобы обеспечить рабочими колонии Вирджинии, Южной Каролины и Джорджии. Но не только обездоленные и отверженные попадали в неволю, отправляясь в английские колонии в Америке. Многие из них были политическими заключенными и даже знатными людьми. Тот же историк пишет:
Этот способ обращения с англичанами был настолько обычным, что в качестве рабов в Новую Англию направлялись не только шотландцы, взятые в плен на поле Данбара, – роялисты, захваченные в битве при Вустере, и лидеры восстания в Пенруддоке тоже отправлялись в Америку на невольничьих кораблях.
В те времена в Штатах существовало немало мест, где можно было приобрести ирландского раба. Страна нуждалась в рабочей силе, поэтому страдания этих несчастных по пути к землям Америки были ничуть не меньше тех испытаний, что выпадали на долю невольников на кораблях, идущих из Африки. «Вывоз ирландских католиков, – замечает Бэнкрофт, – был частым явлением и сопровождался ужасами дороги, едва ли уступающими жестокости африканской работорговли». В 1685 году, когда около тысячи заключенных были приговорены к отправке в Новую Англию за участие в восстании Монмута, «влиятельных людей при дворе отправили в рабство как обычных невольников».
Кабальное рабство, существовавшее в английских колониях, имело существенные отличия от других форм невольничества. Первые кабальные слуги были разосланы Лондонской компанией[32], той самой, что основала колонию Вирджиния. Не предполагалось, что прислуга будет переходить от одного хозяина к другому, но упадок сельского хозяйства после резни 1622 года, по словам Джеймса Баллаха[33], вынудил плантаторов распродавать живую собственность, и впоследствии «продажа слуг стала очень распространенной практикой – как среди офицеров, так и среди плантаторов». Например, в 1623 году Джордж Сэндис, казначей Вирджинии, был вынужден обменять семь своих последних слуг на сто пятьдесят фунтов табака. Баллах пишет:
Постепенно юридический статус слуги перестал приниматься в расчет, и его стали рассматривать как движимое имущество и часть личной собственности хозяина. Им можно было распоряжаться точно так же, как и остальными вещами. Таким образом, слуга стал учитываться при инвентаризации, и им распоряжались как по завещанию, так и в соответствии с долговыми расписками[34].
Одновременно, как в Англии, так и в Вирджинии, развивалась систематическая торговля слугами. Их можно было переправить в Америку, заплатив шесть-восемь фунтов за каждого, и продать там уже за сорок-шестьдесят фунтов. Лондон и Бристоль были главными рынками для сбыта молодых мужчин и женщин судовладельцам, которые перевозили их в Америку и реализовывали. В период с 1650 по 1675 год число таких сделок было огромно, но затем торговля начала сокращаться. В одну только Вирджинию в 1664 году ввезли тысячу пятьсот белых рабов. Говорят, что ежегодно число слуг, отправленных из Англии в колонии и Вест-Индию, достигало пятнадцати тысяч человек.
Для меня было удивительно узнать, что чуть более двух столетий назад англичане продавали пленных, захваченных на полях гражданских войн, точно так же, как африканцы угоняли и продавали людей своей расы. Знание этих фактов помогло мне понять, что, когда в этой стране зародилось черное рабство, положение африканских невольников не было исключительным явлением, каким оно стало впоследствии.
Постепенный переход от рабства белых к рабству черных происходил стихийно и без особых препятствий. Вначале положение белого и темнокожего раба в большинстве случаев не различалось, за исключением того, что один попадал в неволю на определенный срок, а другой – пожизненно. Со временем черное рабство стало все сильнее отличаться. Условия жизни белых невольников постепенно улучшались, а вот существование темнокожих неуклонно менялось к худшему. То же самое, что происходило в Вирджинии, было характерно и для других южных колоний. Наконец, к концу XVIII века, черное рабство почти полностью заменило белое во всех южных штатах.
Говоря о причинах, которые привели к отмене белого рабства в Северной Каролине, доктор Джон Спенсер Бассетт, бывший профессор истории и политологии в Тринити-колледже, штат Северная Каролина, говорит следующее:
После того как все привыкли к черным рабам и стадия адаптации была пройдена, стало очевидно, что черные невольники намного выгоднее белых. Темнокожие были дешевле и неприхотливее, тогда как работать они могли больше. Это был конкурентный рынок, на котором черные победили. Примерно то же происходило и с индийским рабством в Вест-Индии. Люди начали считать аморальным индийское рабство, и на смену ему пришло невольничество из Африки[35]. Затем сочли неприемлемым белое рабство, и белых заменили черные невольники. В каждом случае речь шла о выживании сильнейших. И индийское рабство, и рабство белых должны были уступить превосходящей выносливости, покорности и трудоспособности темнокожего человека.
Я уже рассказывал подробно об условиях подневольного труда белых в английских колониях до появления черных невольников, чтобы показать, насколько легко и естественно произошел переход от рабства в Африке к рабству в Америке. Но я признаюсь, что этими примерами я иллюстрирую не только этот факт. Важно, чтобы люди моей расы не склонялись к мысли о том, что, поскольку они когда-то были в рабстве, их положение является чем-то исключительным. Чтобы не впасть в уныние, стоит помнить, что другие расы в определенный период своей истории сталкивались с трудностями, не уступающими нашим. В Америке черное рабство пришло на смену белому, и вполне вероятно, что, если бы торговцы не повезли невольников из Африки, система угнетения белых просуществовала бы еще очень долго.
При чтении литературы, посвященной расовым вопросам, мне удалось выяснить любопытный факт: изначально различия между черным и белым человеком проводились не по расе или цвету кожи, а в соответствии с его религиозными убеждениями. Это характерно для того времени, когда людей разделяли по их вероисповеданию, а не по расовой принадлежности. Черные считались язычниками, и закон видел грань между теми, кто был христианином, и теми, кто им не являлся. Например, как гласил закон, ни один христианин не мог стать пожизненным рабом. Белых невольников, попавших в кабалу, обычно называли слугами и таким образом отличали от рабов. Вот что пишет об этом профессор Бассет:
Право порабощать черных основывалось, по-видимому, на том, что они были язычниками. В христианстве считалось, что ни один христианин не имеет права порабощать другого, и как только язычник принял крещение, его больше нельзя держать в качестве раба. В течение долгих лет для черных это значило быть навсегда отлученными от церкви, а в некоторых колониях пришлось принять законы, в которых прямо говорилось о том, что положение раба не меняется, когда его приводят в церковь[36].
С другой стороны, поскольку белый слуга был христианином, постепенно установился принцип, согласно которому его могли держать в рабстве только христиане или те, кто придерживался обычаев этой веры. Баллах продолжает:
Таким образом, свободные негры, мулаты или индейцы, даже будучи христианами, не могли держать белых слуг, равно как и неверные – евреи, мавры и магометане. Если белый слуга был продан таким покупателям или его хозяин вступал в брачный союз с ним, он становился свободным[37].
Любопытно, что один из первых принятых законов, дискриминирующих черного человека по расовому признаку, отнимал у него право держать белого человека в рабстве.
В Вирджинии и Мэриленде прошло сто пятьдесят лет, прежде чем белое рабство окончательно перешло в черное. В других южных колониях черное невольничество, завезенное из Вест-Индии, почти с самого начала было единственной формой труда, принятой на плантациях.
В Южной Каролине однажды предприняли попытку восстановить крепостное право, как оно существовало за сто лет до этого в Англии и как оно все еще бытует в Европе. В Джорджии надеялись, запретив рабство, установить систему свободного труда. Но в обоих случаях усилия не увенчались успехом.
Генерал Оглторп, основатель Джорджии, заявил, что невольничество «противоречит учению Евангелия и основному закону Англии», а когда было предложено ввести рабство в колониях, он заявил, что «отказывается допустить столь ужасное преступление». Но в течение пятнадцати лет после основания колонии рабство полностью укоренилось здесь, а закон против него был отменен.
По-видимому, дело заключается в том, что белые слуги, которых компания смогла выписать из Англии, не были приспособлены к жаркому климату. Преподобный Уильям Стивенс, бывший профессор истории в Университете Джорджии, сообщает, что предпринимались попытки завозить белых слуг, но «многие сбежали в Каролину… Даже те, кто имел в услужении немцев, считавшихся образцом трудолюбия и трезвости, жаловались на то, что те были несговорчивы, полны свободомыслия и постоянно пускались в бега».
В одном из документов, описывающих «истинное положение дел в колонии», говорится следующее: болезни в летние месяцы были настолько распространены, что «едва ли половина слуг или рабочих оказывалась в состоянии хоть в чем-то быть полезными своим хозяевам или самим себе, а ежегодно болеющий слуга, вообще говоря, обходился хозяину во столько же, сколько хватило бы на содержание темнокожего в течение четырех лет».
С появлением рисовых плантаций необходимость нанимать африканцев удвоилась. Расчистка земли, посадка и сбор урожая представляли собой настолько трудную задачу для первых поселенцев, что, по словам одного из авторов, «белые слуги исчерпали бы свои силы, расчищая место для собственных могил, и каждая плантация служила бы не более чем могильником для европейских земледельцев»[38].
