Илимская Атлантида. Собрание сочинений

– Неделю. Если с запасом – две, – ответил он.

– В протокол запишем – месяц, – твердо сказал отец Федор, – только скажите вашему начальству, чтобы не затягивали вывоз. Знаете, как у нас бывает…

Священник как в воду глядел. Когда Саша сказал начальнику о сроках вывоза, услышал такие слова, которые редко и от рабочих услышишь.

– У тебя в голове хоть что-то осталось? Или все в Афганистане вылетело? А меня же предупреждали…

– Кто предупреждал?

– Дед Пихто.

– Почему вы так со мной разговариваете?

– А ты не понимаешь?

– Не понимаю. Вывезти материалы из церкви можно за один день. При желании. Всего два рейса нужно.

– У меня такого желания нет. Я не собираюсь церковникам угождать. В общем так, тяни до последнего, сколько можешь, а там поглядим.

Саша не понимал такой открытой ненависти к церкви. Словно эти люди, живущие с ним на одной земле, были ему врагами. Подумав, начальник ударил кулаком по столу и подытожил:

– Вот что, Петров. Протокол осмотра подписал? Вот и занимайся вывозом сам, транспорта не проси. Можешь на тачке в свободное от основной работы время вывозить.

– Надеюсь, вы шутите?

Начальник враждебно посмотрел на Сашу.

От этого разговора лицо Саши стало бордовым, в горле пересохло. Он впервые получил от начальника нагоняй, на его взгляд, абсолютно незаслуженный. Неприятно задели слова об Афганистане, о его ранении, о чьем-то предупреждении. Видимо, Андрей Федорович не забыл своего бывшего работника. Саша зашел в свой кабинет, запер дверь и отключил телефон. «Что я здесь делаю? – спросил он сам себя. – Для чего работаю? Почему у меня нет близких друзей? Я же еще совсем молодой, а делаю какую-то стариковскую работу. И ради чего? Чтобы набить брюхо? Что ждет впереди? Ничего…». Ему хотелось заплакать, но слез не было. Он разучился плакать. Был на свете один человек, мама, которой он мог бы доверить свои беды. Но мама ушла в другой мир, откуда не возвращаются. Сейчас у него нет ни друзей, ни приятелей, ни любимой девушки. И хуже всего то, что никаких предпосылок к тому, чтобы они появились, нет. Прожитые дни мелькают, как близнецы-братья: работа, телевизор, иногда поход в кино. Ни целей, ни интереса, ни радости.

Как жить?

Вокруг столько людей, но все они – чужие. С ними по душам не поговоришь. А так иногда хочется остановить на улице первого встречного и излить ему свою душу. А коллеги по работе? О них и говорить нечего. С первых же дней работы на предприятии Саша почувствовал к себе пренебрежительное отношение. Непосредственно он подчинялся заместителю, но у того никогда не было времени поговорить, все-то он находился в командировках: то объекты сдавал, то дефицит выбивал, то конфликты разрешал.

Приходилось получать задания от начальника, человека опытного, но озлобленного. Он злился на всех, на молодых, которые быстро шагали по служебной лестнице, на старых, которые устали от работы и уже ничего не могли делать. Сотрудники его не любили и старались не заходить к нему в кабинет, так как заранее были уверены, что найдет повод для очередного разноса.

Начальству он угождал, как своему непосредственному, так и городскому. К нему давно прилипло прозвище – «хамелеон».

Саше от этого было не легче. Каждый день общаться с таким начальником для него была мука. И сейчас, успокоившись немного, он решил: надо найти другую работу. От этой простой мысли стало легче. Он включил телефон, отпер дверь.

За помощью по разгрузке склада Саша обратился к отцу Федору. Рассказывать про козни начальника не стал, сослался на вечные трудности, отсутствие транспорта и людей. Священник обещал содействие. За несколько дней все было убрано и перевезено на новое место. Даже мусор, что копился годами, аккуратно собрали в мешки и отправили на городскую свалку.

После подписания акта выполненных работ отец Федор попросил Сашу на несколько дней оставить старую охрану.

– Ты можешь это сам решить, или начальство просить надо? – спросил он.

Саша прикинул и решил: ничего тут преступного нет, тем более, что сторожа свой срок должны доработать.

– Думаю, начальству сообщать не надо. Это мелочь.

– Ну, тогда с Богом.

На том и расстались. Саша не спешил докладывать, что работа выполнена. Время, отпущенное ему, еще не закончилось. Через два дня, поздним вечером возвращаясь домой и проходя мимо церкви, он с удивлением увидел грузовую машину, стоявшую у входа. В церкви горел свет.

– Может, отец Федор что-то привез, – подумал он. Однако охранники наверняка позвонили бы. Он зашел в караулку.

Дед Степан, как всегда, смотрел телевизор. На столе были остатки ужина и недопитая бутылка пива.

– Ты чего расселся? Что за машина у склада?

– Машину пропустил по разрешению. Они здесь с утра работают.

– Где разрешение?

Дед Степан выдвинул ящик стола, достал лист бумаги. На бланке их управления был напечатан текст, который говорил о том, что организации такой-то разрешалось взять все, что нужно. Подпись своего начальника Саша хорошо знал, поэтому подделку увидел сразу. Печать была смазана. Одним словом – липа чистой воды.

– Дед Степан, ты что, порядка не знаешь? Почему не позвонил мне?

– Телефон еще вчера отключили.

– Значит, готовились заранее.

– Да что, Александр, бандиты, что ли?

– Может, и не бандиты, но воры – точно. Иди, вызывай милицию, а я попробую их задержать.

– Не лез бы ты, Александр, на рожон.

– Вот тебе номер телефона, дед Степан, это церковные хозяева, туда тоже позвони.

Проводив деда, Саша подошел к двери. В это время двое мужиков тащили что-то тяжелое. Присмотревшись, он понял – плиты с пола. «Вот сволочи! – подумал он. – Надгробия снимают».

Погрузив плиту в кузов, мужики снова зашли внутрь.

Саша своим складным ножом, который всегда был при нем, быстро проколол все четыре колеса у машины. Он надеялся, что милиция подъедет быстро. После этого он вошел в церковь. Перед ним открылась ужасная картина. Почти треть пола была разворочена. Двое мужиков забивали кувалдами клинья в еле заметные щелочки, а потом ломами переворачивали плиты. Некоторые от такого обращения раскололись на части.

На Сашу грабители не обратили никакого внимания, или сделали вид, что не обратили.

– Ребята, вы откуда? – спросил он.

Один из них, самый здоровый детина, поднял голову и, поигрывая кувалдой, негромко ответил:

– Нам с тобой, паренек, базарить некогда. Видишь, полы ремонтируем по договору с епархией.

– Полы ремонтируете? Да вы плиты воруете.

– Не воруем, а на ремонт везем.

– Немедленно прекратите работу.

– Ты кто такой, чтобы нами командовать?

– Я завскладом.

– Ну и иди в свой склад, а здесь – церковь.

– Если знаете, что церковь, чего же тогда плиты выворачиваете? Это же надгробные плиты!

– Сказали тебе, на ремонт.

– Последний раз говорю – прекратите.

– Ну, парень, достал. Сейчас я тебя буду учить вежливому обращению, – с нешуточной угрозой сказал мордоворот.

В это время двое работяг потащили к машине очередную плиту. Саша подошел ближе к мордовороту и, насколько мог спокойно, приказал:

– Вы больше ничего не возьмете.

– Повтори?

Он резко ударил Сашу в грудь, от неожиданности тот отлетел к стенке, которая и предотвратила его падение. Однако удар был сильным, на миг перехватило дыхание.

– Так чего ты там вякал? – приближаясь к Саше, с улыбочкой спрашивал мордоворот.

Саша сжался подобно пружине. Мгновенно вспомнил правило: чтобы деморализовать противника, нужно бить в нос. Удар его был настолько сильным и неожиданным, что матерый ворюга растерянно замер, глядя, как кровь из разбитого носа хлынула ему на спецовку.

– Ах ты сволочь, гнида паршивая, ты на кого поднял руку? – гундосил он, размазывая кровь по лицу. Саша слушал его причитания и не заметил, как кто-то подкрался сзади и ударил его по затылку. Он потерял сознание, показалось, что везде выключили свет.

Когда пришел в себя, обнаружил, что лежит на боку, но решил не вставать. Ему не хотелось провоцировать мордоворота, тот был крепкого телосложения, огромного роста, ноги, как у слона, любого может сломать. Саша понимал, что достойный отпор этой банде оказать не сможет. Логика его, как всегда, была правильной. Но лежать и притворяться, что ты без сознания, было стыдно.

– Где же дед Степан? Пока он приведет милицию, эта горилла убьет меня, – подумал Саша.

Потом медленно начал подниматься. Правая кисть была в крови, вероятно, из разбитого носа мордоворота. Он подхватил увесистый обломок кирпича. В это время мужик, загружавший машину, закричал мордовороту:

– Бригадир! Эта сволочь проколола колеса!

– Какая сволочь? – не понял бригадир.

– Да вот этот гад! – он указал на Сашу. – Больше некому.

– Ну, гнида, сейчас я убивать тебя буду.

– Погоди убивать. Надо думать, как валить отсюда.

– Подожди, дай мне этого гаденыша проучить.

Ворюга бросил лом, взял толстую деревянную палку и двинулся на ничем не вооруженного противника. Положение было безвыходным. Саша прижался к стене, словно ища у нее спасения, и тут же почувствовал, как позвоночник больно уткнулся во что-то острое. Он понял, что это выключатель. Мгновенно выключил свет и, насколько было сил, бросил камень в голову нападавшего. Хруст дерева о стену раздался одновременно с криком, похожим на звериный рев. Саше стало ясно, что его бросок достиг цели.

– Толян, включи свет! – орал мордоворот. – Убью гада!

Неожиданно загорелся свет. У дверей стояли дед Степан, отец Федор и еще два незнакомых крепких мужчины. Бандиты повернулись к ним. Мордоворот отбросил свое оружие, он тяжело дышал и скрипел от злости и бессилия зубами. Лицо его было сплошным кровоподтеком. Увидев человека в церковном одеянии, он пошел вдоль стены, задевая плечом кирпичи. Саша стоял, прислонившись к стене. Рука его бессильно висела как плеть, он не чувствовал ее. Отец Федор сразу подошел к Саше.

– Ну, как ты?

– Главное – жив, остальное подлечим.

– Пойдем, Александр, к врачу надо.

– Сначала здесь порядок наведем.

– Наведут без нас с тобой, – он кивнул на мужчин, что пришли с ним.

Саша сделал шаг, убедился, что ноги целы, оперся о плечо отца Федора и пошел к выходу. На улице увидел двоих злоумышленников, привязанных веревкой к машине.

– Теперь они никуда не денутся, – сказали сопровождающие отца Федора, – остальные убежали. Но и этих хватит.

Саша с отцом Федором добрался до травмпункта. Их попросили подождать. Нужно было сделать рентген, убедиться, что не сломаны ребра. Пока Саша ждал результата, упал в обморок – внезапно резко упало артериальное давление. С травмпункта его увезли на «скорой» в больницу. Стала резко подниматься температура, раздулся живот. Сашу быстро прооперировали. Он потерял много крови, сломанные ребра проткнули кишки. На правой руке была огромная гематома, но кость оказалась целой.

Неделю молодой человек находился в реанимации, потом его перевели в палату. Здесь, словно из-под земли, появился инженер по технике безопасности управления. Стал расспрашивать, как случилась такая травма. Услышав, что это было на складе, сразу предупредил:

– На производственную травму не рассчитывай. Тебя никто не просил там быть.

– Но я ведь завскладом и числюсь.

– Вот именно, числишься.

– Не цепляйся к словам. Там ворье было, мне что, мимо надо было пройти?

– Мог бы и пройти, все равно все церковникам отдали.

Саша смотрел на здорового мужика и пытался понять его логику. Он наверняка прошел бы мимо. Даже если бы человека убивали.

– Травма будет бытовой, и то скажи спасибо.

– Спасибо, – сказал Саша.

– Язвишь? Начальство недовольно тобой. Не надо было лезть к черту на рога.

– Слушай, уйди отсюда. Мне и без тебя тошно.

– Подпиши акт.

– Подождешь. Поправлюсь – подпишу.

– Приключений на задницу ищешь? Мало тебе их было?

Саша отвернулся к стене, лишь бы не видеть «дорогого» гостя.

Соседи по палате стали недовольно ворчать, показывая, что их терпение скоро закончится. Инженер, видно, почувствовал это и спешно ретировался.

Во второй половине дня пришел следователь.

– Ты Петров?

– Я.

– Вот видишь, я сразу вычислил тебя.

– Немудрено, – вклинился в разговор Сашин сосед. – Здесь один молодой человек. Остальные, как видите, старики.

Следователь сердито взглянул на пожилого мужчину и скомандовал:

– Посторонних прошу выйти из палаты.

– Сейчас, разбежался, – сказал сосед и демонстративно лег поверх одеяла.

– Тут у вас, как я посмотрю, теплая компания. Но ничего, я привычный. Петров, врач мне сказал, что ты можешь говорить.

Он взял стул, придвинул его к кровати. Расстегнул пиджак, платком отер лоб. На Сашу пахнуло ядреным мужским потом, который бывает, когда человек долго не моется. Кроме того, от него несло чесноком.

– Рассказывай, Петров.

– Что рассказывать?

– Рассказывать надо то, что надо, – следователь засмеялся, довольный каламбуром. – Петров, я задам тебе несколько вопросов, а ты попробуй на них ответить.

– Это допрос?

– Это пока опрос. Допрос будет, когда в КПЗ посадим. И не умничай, наверное, за свой язык получил по соплям. Зачем ты пришел в церковь?

– Увидел постороннюю машину и зашел.

– А зачем?

– Посмотреть, что там делают люди ночью.

– Ты такой любопытный?

– Это моя обязанность. Я по должности – завскладом.

– Зачем ты приставал к людям, вынуждая их защищаться?

Саша понял, куда гнет лейтенант.

– Я устал, у меня болит голова и живот.

– Ладно, не буду тебя мучить, подпиши внизу этого листа, а я сам составлю протокол.

Саша поглядел на следователя, затем на соседей, что наблюдали за этим беспределом. Он приподнялся, затем встал и дребезжащим от волнения голосом сказал:

– Послушайте, беда ваша не в том, что вы плохой специалист, а в том, что вы воняете. Вам никогда этого не говорили? Нужно почаще мыться, особенно когда идете на службу.

– Теперь я понял, Петров, почему тебя покалечили. – Следователь говорил тихо, с ненавистью. – Могли бы и убить, повезло. Опрос окончен, больше вопросов не имею.

Он встал и поспешно вышел, на ходу застегивая пиджак.

Все с удивлением смотрели на Сашу, а ближайший сосед в знак одобрения поднял вверх большой палец. Никто не ожидал ничего подобного от этого смирного парнишки. Видимо, он и сам не ожидал от себя такого поступка. Саша лежал под тонким суконным одеялом и печально смотрел в окно, размышляя. От кого он хочет порядка, нормального отношения к себе, к людям? От инженера по технике безопасности? От этого следователя? От начальника управления?

В больнице все видно по посетителям. К молодым чаще приходят друзья, к тем, кто постарше, обычно приходят родственники. Родным больше всех и достается. Саша два дня наблюдал за поведением водителя, которого привезли с операции. Он себя очень плохо чувствовал, ерзал, просил что-то. Вокруг него бегала жена и, казалось, привычно сносила его капризы. Спокойно и терпеливо ухаживала за своим вздорным супругом.

Саше было грустно. К нему никто не приходил.

Но все когда-нибудь заканчивается. Вот уже перестали капать антибиотики, исчезли боли, возвращаясь лишь иногда по ночам.

В палате сменился состав. В гости к Саше стал заходить отец Федор. Приходил он в мирской одежде, но было видно за версту, что он священник.

Они подолгу говорили о природе, о погоде. Иногда отец Федор заводил разговор о поэзии, рассказывал интересные истории, что случались в жизни поэтов – Тютчева, Фета, Мандельштама. Саша с интересом слушал и удивлялся, как много, оказывается, знает и понимает отец Федор. Саша узнал, что великие писатели Николай Васильевич Гоголь, Федор Михайлович Достоевский, Лев Николаевич Толстой пользовались духовными советами оптинского старца Амвросия. Оказывается, эти великие люди вовсе не считали себя великими, оказывается, они знали, что есть в мире Божий Промысл, что пред Богом все равны – именно этому учили наших писателей оптинские старцы.

* * *

Однажды вечером Саша рассказал, что с ним случилось на Афганской войне, как пуля миновала его сердце. Отец Федор долго молчал, внимательно разглядывая Сашу, словно впервые увидев его:

– А ты ничего не придумал? Все так и было?

– Я помню каждую деталь, каждый звук голоса. Вы мне не верите? Но вы же – священник, и знаете, что чудеса иногда случаются.

– Верю, конечно. Но нечто подобное может случиться от переутомления или от других причин. Святые отцы всегда предостерегали людей от излишней доверчивости, от слепой веры в чудеса, от видений. Да, в христианстве есть место и чуду, и откровению Божьему, но церковь относится к этому с большой осторожностью, всегда все проверяет, чтобы тщательно отделить зерна от плевел.

– Все-таки, отец Федор, вы мне не верите.

– Не знаю. Может быть, ты, Александр – тот человек, который способен принять откровение от Самого́ Бога. Кто знает… Мой совет: не говори об этом больше никому. О личном мистическом опыте церковь советует говорить только со своим духовником. Его главное дело – помогать своим духовным чадам искать Волю Божью на жизненном пути.

– Я в церкви раза два в жизни был, а вы уже разговор ведете о духовнике.

– Я тебя в церковь не заманиваю. Просто советую задуматься. Современный человек часто страдает от того, что ему некогда даже поразмыслить, побыть наедине с собой, а уж тем более поговорить с Богом.

Перед выпиской из больницы отец Федор снова пришел. Саша был рад его приходу. Спокойный, негромкий, успокаивающий голос. То, что в давние времена называлось хорошими манерами, а сейчас – уважительным отношением к собеседнику. За короткое время общения со священником Саша стал спокойнее, он не нервничал, не расстраивался, не раздражался, хотя раньше боевые раны часто способствовали резкой перемене настроения, гневливости, унынию. С отцом Федором он словно отдыхал от мирской суеты, чувствуя, как много интересного его окружает. Улыбка стала чаще появляться на лице молодого человека. Он стал замечать небо и звезды на нем. Его радовало пение птиц, роса на траве. Он чаще стал вспоминать о сестрах, ему хотелось перечитывать любимые книги. Он сам чувствовал, что становился другим человеком. Перестали терзать мысли об одиночестве, об отсутствии друзей. Появилась вера, что все еще придет к нему и в его жизни появится радость и счастье.

– Здравствуйте, отец Федор! Я рад вашему приходу.

– Здравствуй, Александр. Я тоже рад нашей встрече. Знаешь, еще день назад мы с тобой говорили о твоем будущем. Тогда мне не понравилось твое настроение.

– Простите, отец Федор, накопилось в душе. Я высказал всё.

– Хорошо, что высказал. Ты еще молод, а твой жизненный опыт весьма богат событиями и духовными поисками Ты можешь помочь людям. Потому я приглашаю тебя к нам для работы.

– К вам на работу? В церковь?

– На работу в епархию. Конечно, не священником. Я священник. Служу Богу и людям. Богу ничего не нужно, Ему всего хватает. Он дал мне эту жизнь, чтобы я, служа Ему, хоть чему-то научился сам и других научил. Вокруг меня достаточно много верующих людей, которым я постоянно для чего-то нужен, ради которых я жертвую своим временем, здоровьем, многим другим. Если понадобится – пожертвую жизнью. Сейчас время, когда возрождаются храмы. Здесь очень пригодится твоя помощь.

Саша с удивлением смотрел на отца Федора, не понимая, о чем тот говорит.

– Моя помощь? В чем?

– Ты строитель.

– Моя специальность на стройке вспомогательная. В строительном деле она не главная.

– Было бы желание.

– А жить на что? Может, у меня семья появится, ее надо кормить.

– Когда я учился в семинарии, мне платили небольшую стипендию, давали одежду. А сейчас приходской совет мне начисляет жалование. Да и милосердные прихожане всегда помогают.

– Но это вам, а я кто такой?

– Не волнуйся, Александр, с голоду не помрешь.

– Главное, чтобы не пришлось попрошайничать.

– Не придется. Я знаю по своему опыту. В математике есть очень хороший термин – необходимые и достаточные условия. Господь посылает человеку не желаемое, а благопотребное – то, что потребно на благо, что его не искалечит, не убьет. Ровно столько, сколько нужно.

– Единственное, что мне сейчас нужно – это покой. Мне кажется, я его заслужил…

Глава седьмая

Анатолий Петрович и отец Никодим шли по древним плитам великого города. Вечер. Солнце уже не обжигало. Они обо всем поговорили. Однако уже перед гостиницей Анатолий Петрович не выдержал и вновь задал мучавший его вопрос:

– И все-таки я не понимаю, Саша, ой, извини – отец Никодим, как же ты так поступил со своей жизнью, отказался от радостей земных?

– Я понимаю, о чем вы хотите сказать, но для меня одна из радостей и, возможно, самая главная – радость духовная, благодать. Просто не все понимают, что это такое.

– Но что должно произойти такого чрезвычайного, чтобы человек ушел в монастырь. Что должно было случиться?

– Если говорить обо мне, то в моей жизни, прежде всего, случился Афганистан. Я увидел там столько смертей, столько крови, что другому хватило бы на десять жизней. Но уверовал в возможность Божественного спасения, в промысел Божий, в предначертание человеческого пути.

Отец Никодим в задумчивости замедлил шаг, казалось, вспоминал ту далекую и неоднозначную в своих целях и результатах войну.

– И как же Афганистан повлиял на ваше решение? – спросил Анатолий Петрович.

– Война снилась мне ночами, особенно в то время, которое я провел в госпиталях. Меня преследовали кошмары. Один сон был самым страшным и навязчивым: мой армейский товарищ Роман выстрелом в голову снес себе половину черепа, только чтобы не попасть в плен. И тогда я подумал, что хочу совсем другой жизни, тихой и наполненной не сиюминутным, не бытовым, а вечным смыслом. Но тогда я даже представить себе не мог, что это за жизнь и как ее можно достичь. А еще думал о людях, которых я положил в бою пулеметными очередями. Я был на войне, они были противниками, тогда почему я ощущал себя мерзко? Эти вопросы разъяснил отец Федор, он сказал: «Тебе нужно уединение и молитва, это то, что спасет твою душу. Ты не более грешен, чем другие, просто ты – другой. И подвиги тебе нужны другие. Один из них многотрудный, ежедневный подвиг покаяния».

– Но неужели в монастыре живут только праведники, очистившие свою душу от греха?

– Монастырь – не райский заповедник. Люди есть люди. Есть среди них разные, как и в миру. И в миру, если присмотреться, много праведников. А вам, Анатолий Петрович, я очень благодарен за то, что вы спасли меня когда-то. Я всегда это помнил. И как знать, не встреть я вас в мой роковой час, как бы повернулась жизнь?

– А чем же вы живете? Чем?

– Тем, чем живут монахи. Богообщением, – не задумываясь, ответил отец Никодим.

Уже вечером, придя в гостиницу, Анатолий Петрович открыл амбарную книгу, куда заносил свои мысли «по поводу и без повода», и записал:

«Сегодня случилась неожиданная встреча с удивительным человеком. Когда-то он был простым парнем, Сашей Петровым, теперь – отец Никодим. И он, и я прожили достаточно сложную и насыщенную событиями жизнь, каждый из нас приобрел жизненный опыт, только его опыт оказался таким далеким и трудным для моего понимания, что я даже немного робел, разговаривая с ним. Я получил ответы на вопросы, которые давно меня интересовали. Но я так и не понял, зачем Саша Петров ушел в монастырь. Непостижим для меня этот выбор, этот человеческий подвиг, как непостижима великая моя любимая Родина, вечная Россия».

Потоп

Повесть

Альфа и омега, начало и конец, исток и устье – категории одного ряда, символичные координаты любой жизни и судьбы. Это те две точки во всякой жизненной истории, через которые, в нарушение законов геометрии, нельзя в пространстве провести одну, прямую, идеально ровную линию. В жизни мы наблюдаем иное правило: от рождения до смерти, от возникновения до завершения почти всегда процесс имеет незакономерный характер, зависящий в природе от множества внешних условий, а в человеческом обществе – от свободы выбора, от наличия совести, от степени любви.

1

Петляет, извивается серебряной змейкой речка Тушама. Куда она спешит? Где ищет свою судьбу? Над ней, стремительной, плутающей в таежной глуши, всегда ощущается благоухание, букет которого складывается из запаха прогретых июльским солнцем трав, разомлевшей на жаре хвои, головокружительных ароматов таежных цветов, которые облюбовали эти края с доисторических времен. Кажется, что здесь, в глубине сибирской тайги, время останавливается на отдых, прячется от шумного бытия, чтобы потом с новыми силами обрушиться на всякое существование и обязательно привести его к концу, к завершению. Тушама тоже стремится к своему устью, к слиянию, к растворению в другом: исконная женская судьба.