Сага о первооткрывателях

Дух тесного товарищества, царивший внутри секции, для многих его членов перерос в дружбу, которую они пронесли сквозь всю жизнь, отданную изучению необъятных, труднодоступных и суровых пространств Отечества.

Все участники секции остались верны своему торжественному обещанию. Одни из них стали участниками колымских экспедиций, другие работали на приисках Якутии и Колымы. Кто-то оказался на Севере и Северо-Востоке нашей страны по собственному призванию или попал в мясорубку ГУЛАГа, а кто-то был в составе инженерной элиты дальних горных и приисковых управлений.

Десять размоченных горошин

…Студентам тех лет, когда в стране царили разруха и безработица, жить было непросто. Билибин не исключение. Квартировал он в доме напротив института. Это несколько помогало. Не требовались деньги на трамвай, меньше изнашивалась обувь. Подрабатывал, как и Цареградский, грузчиком в порту, который был рядом с институтом, расчищал снег на трамвайных путях Васильевского острова.

Как это знакомо. Нам, ребятам выпуска 60-х годов политехнического института в Куйбышеве (теперь Самара), часто приходилось разгружать баржи на Волге, вагоны на железнодорожном вокзале, лопатить земельные участки вдоль Волги на дачах и в пионерских лагерях.

Но мы получали стипендию, не платили за обучение, плюс почти бесплатное место в общежитии. Другое дело Юрий Били-бин. Он дважды обращался к руководству института с единственной просьбой. Первый раз писал: «Вносить плату за обучение я не в состоянии. Не имея никакого постоянного заработка, я сейчас живу только тем, что мне удалось заработать осенью в порту, употребив на это полтора учебных месяца. Рассчитывать на поддержку из дому не могу, так как отец, член профсоюза транспортников, получает весьма ограниченное жалованье, содержит на своём иждивении мою сестру и мать». На прошение легла суровая резолюция: «Оставить в силе прежнее постановление».

В следующем заявлении студент писал: «Даже последний выход – продажа своих вещей – для меня закрыт, потому что имею только то, что на мне. Остаётся одно – уходить из института. Этот выход мне тем более обиден, что, несмотря на крайне тяжёлые условия жизни, я всё же проявил полную активность, в настоящее время мною сдан не только рождественский минимум, но даже более 100 процентов годового». Теперь на заявление легла резолюция помягче: «Снизить плату наполовину». В том же 1923 году Билибин снова ищет, где бы подработать. Найти в то время работу было непросто. Билибин просит дать ему свидетельство о том, что он стипендии не получает, для представления на биржу труда…

…В. Цареградский много позже вспоминал, что ещё в студенческую пору его восхищала самодисциплина, сила воли и целеустремлённость Билибина, который жил строго по расписанию и всё предусматривал до мелочей. В голодные годы в Ленинграде студенты существовали на скудном пайке. Билибин периодически получал от родителей из Смоленска посылки с продовольствием и распределял полученное на небольшие ежедневные добавки. Селёдку делил на мелкие кусочки и съедал в день не больше одной определённой порции, добавляя к ней десять размоченных горошин. Несмотря на постоянное ощущение голода, не нарушал установленного порядка, не наедался хотя бы раз досыта. И это при напряжённых занятиях в институте.

Юрий в это время страдал малокровием, упадком сил. Ему дважды давали месячные отпуска для поездки на поправку к родителям в Могилёв.

Голодали и профессора. Профессор Болдырев жил коммуной со Смирновым и Наливкиным, будущими академиками. Питались они впроголодь.

Юрий перебрался в общежитие рабфаковцев. Жили без печей и отопления. Чтобы варить похлёбку в армейских котелках, они на пол клали кирпичи, на них разводили костры. Спичек не было. Для поддержания огня переносили зажжённую лучину из комнаты в комнату. Спали на голом полу по-солдатски на шинели, ей же укрывались. Под голову клали книги.

Над книгами Билибин просиживал до ломоты в костях.

– Нет такой книги, которую нельзя прочитать за одну ночь, – считал он.

Он ходил на все лекции. В классах замерзали чернила, пальцы от холода коченели. Конспекты писал чётким крупным почерком, толково и ясно. Они ценились как прекрасные учебники. Многие студенты сдавали экзамены по ним.

…И всё-таки как много и успешно работал Ю.А. Билибин в студенческие годы! Он публикует статьи по результатам исследования открытых им новых минералов: алюмогидрокальцита и алюмолимонита, о смесимости минералов группы кальция. Эти статьи актуальны и сейчас. Таков характер дарования молодого горного инженера.

Высокий, волевой студент Юрий Билибин был старше В. Цареградского на один год, по институту – на два курса.

Оба – романтики. Оба мечтали о таёженых экспедициях. Билибина больше привлекала Камчатка с её действующими вулканами, горячими источниками. Тогда геологи о них почти ничего не знали. Выступая с рефератами, слушая доклады геологов, географов, побывавших в Сибири, они рвались к конкретным практическим делам.

* * *

В завершающем году студенческой жизни Билибин уже не бедствовал. Он стал научным сотрудником Геологического комитета. Занимался обработкой летних материалов Хакасской экспедиции, в которой участвовал в должности прораба. Настала безбедная жизнь. Билибин перевёз из Могилёва в Ленинград престарелых родителей, теперь они стали жить на его иждивении.

Учёба геологов – это прежде всего производственные практики, поездки по всей стране. Юрий Билибин, кроме практики на Байкальском железорудном месторождении, летом 1923 года работал смотрителем мелких шахт на Успеновском руднике в Донбассе, летом 1925 года – прорабом в партии Геологического комитета по поискам и разведке редких металлов в Хакассии под руководством старшего геолога и профессора Ленинградского университета Якова Самойловича Эдельштейна.

…10 мая 1926 года Билибин выдерживает испытание Государственной квалификационной комиссии и защищает дипломную работу на тему «Алюминиевые минералы из Хакасского округа». Ему присваивается квалификация горного инженера.

Дипломную работу он выполнял под руководством преемника К.И. Богдановича – А.Н. Заварицкого. Оба – легенды отечественной геологии. Так закладывалось интеллектуальное достояние горных инженеров.

Единомышленники

…Валентина Цареградского манили скалистые горы, непроходимые леса. Он читал и приходил в восторг от описания северной природы Маминым-Сибиряком, Джеком Лондоном.

Евгений Константинович Устиев[11] – мужественный исследователь, написавший о Первой Колымской экспедиции правдивую и увлекательную книгу «У истоков золотой реки», много раз встречался с Валентином Александровичем Цареградским. Писалась она по его воспоминаниям. Потому особенно достоверна.

Нахожу у него о Цареградском: «…Он перечитал то немногое, что можно было найти в книгах о Восточной Сибири, – всё, вплоть до корявых донесений, писанных первыми землепроходцами в московские приказы «тишайшего» государя Алексея Михайловича. Теперь он ясно понимал, как мало известно о необозримых просторах к востоку от Лены. Тоненькие, теряющиеся в безмерности тайги и тундры тропки шли через Яну, Индигирку, Колыму, Анюй, через каменистые Анадырские горы к Студёному морю, на котором когда-то боролись с ледяными штормами корабли командора Беринга. Всё, что было в стороне от этих редких тропинок или от туманных берегов Охотского моря с их редкими рыбачьими посёлками, оставалось загадочным и волнующим своей неизвестностью.

Цареградский разыскивал в библиотеке Горного института всё новые и новые книги в старинных, под мрамор, переплётах, тренировал себя гимнастикой и спортом, тренировал глазомер в тирах, обливался ледяной водой и спал ночью с открытой форточкой. Никакие насмешки товарищей не могли поколебать в нём удивительную для его молодости целеустремлённость. Молодость всегда верит в свою звезду, а одержимая, она верит в неё стократно!..»

Попавшиеся В. Цареградскому в библиотеке записки революционера-народника, натуралиста и геолога Ивана Дементьевича Черского не оставляли в покое.

Записки касались путешествия И. Черского по дикой в то время Якутии и в низовье Колымы. В эту поездку он был послан в 1891 г. Петербургской академией наук. Ежедневные записки автора отражали поразительные картинки неведомого края: суровую его природу, характеры проводников и оленоводов. В них была их ломаная, точная речь, обычаи и нравы. Это было последнее путешествие И.Д. Черского. Заболев скоротечной чахоткой, он умер на втором году своего путешествия, когда сплавлялся на плоскодонном баркасе в низовьях Колымы.

Жена Мавра (Марфа) Павловна похоронила мужа на левом берегу Колымы, против устья Омолона. На месте упокоения был поставлен деревянный крест с выжженной надписью и деревянная ограда.

Иван Дементьевич Черский – первый геолог, достигший Колымы и составивший о ней точное описание.

Думал ли В. Цареградский о том, что их пути пересекутся?

Став после своих экспедиций на Колыму во главе геологического управления, занимающегося исследованиями всего когда-то дикого края, он организует установку на могиле И.Д. Черского каменного обелиска с надписью: «Выдающемуся исследователю Сибири, Колымы, Индигирки и Яны, геологу и географу Ивану Дементьевичу Черскому от благодарных потомков».

Это будет много позже, а пока… лекции, семинары, доклады… Как пишет о Ю. Билибине и В. Цареградском Е.К. Устиев:

«Их легко воспламенявшееся воображение было однажды поражено интересным докладом Сергея Владимировича Обручева, который только что возвратился из длительного путешествия в бассейн Индигирки и привёз оттуда массу новых геологических и географических сведений. Он начал свои многолетние исследования, распространившиеся затем на бассейн Колымы и приведшие через несколько лет к открытию громадной горной цепи. Названная в честь Черского горная гряда оказалась сенсацией для географов. Протяжённостью во многие сотни километров, она уже сама по себе показывала, как много неизвестного ещё скрывается к востоку от Лены!

– Послушай, Юра, – воскликнул после обручевского доклада Валентин, – ведь это новая Америка! Там можно ждать чего угодно!»

Автор доклада, который так вдохновил молодые умы, – Сергей Владимирович Обручев – крупный специалист-геолог, сын академика В.А. Обручева. Результатом его многолетних изысканий явилось создание совершенно новой картины геологического строения Средне-Сибирского плоскогорья. Он предсказал существование огромного Тунгусского угольного бассейна.

С.В. Обручев – пионер в изучении геологического строения бассейна Индигирки и Колымы, а затем и Чукотки.

После первой своей экспедиции на Индигирку (1926–1927 гг.) установил, что полюс холода Земли находится в верховьях Индигирки – в Оймяконе.

Его отец Владимир Афанасьевич Обручев в начале ХХ века, проведя многолетние исследования в Сибири и Центральной Азии, создал теорию формирования золотоносных россыпей. Станет автором значительного труда в теории развития геологии «Металлогенические эпохи и области Сибири».

* * *

Профессор Владимир Афанасьевич Обручев – главный на то время консультант треста «Алданзолото», сразу же после окончания Ю. Билибиным института рекомендовал его геологом на Алдан. Будущий академик увидел в талантливом выпускнике учёного, способного подключиться к разработке научных методов поисков золотых месторождений. Алдан для этого был подходящим стартом.

При подготовке необходимых документов для поездки на Алдан произошёл случай, насколько забавный, настолько и имевший значительные для Ю. Билибина последствия. Потребовалась подпись секретаря квалификационной комиссии профессора Трушкова. В институте его не оказалось, и Ю. Билибин решился пойти к профессору домой. От стука дверь распахнулась, и на площадку с рычанием выскочила огромная, вовсе не миролюбивого вида собака. Тут же выбежала девушка, которую он несколько раз видел во дворе с этой самой собакой. Даже кланялся ей, но подойти не решался…

– Ермак! Нельзя! Фу! – крикнула она.

Однако Ермак напирал. Закрыть дверь и уйти? Непрошеный гость посчитал такой ход событий недостойным. Опустившись на четвереньки, оскалил зубы и, выпучив глаза, зарычал. Такого четвероногий Ермак никак не ожидал, благоразумно попятился, решив не связываться.

Захохотав, девушка поинтересовалась:

– Вы какой породы? Из дворняг?

Визитёр поднялся с колен и невозмутимо ответил:

– Дворянин!

Так познакомился Ю. Билибин со своей будущей женой Натальей Николаевной Трушковой.

В 1931 году, не окончив последний курс Ленинградского университета, она уедет в экспедицию на Колыму в составе Второй Колымской экспедиции, которую организует неудержимый выпускник горного института Ю. Билибин.

«…Доказать усердие к услуге Отечества»

Теперь, следуя за поворотами судьбы В. Цареградского, я задумываюсь над тем, что подтолкнуло Валентина Цареградского уехать из Самары, будучи уже студентом 1-го курса физико-математического факультета Самарского государственного университета, и поступить в Горный институт.

Да, можно полагать, что причиной тому – голод в Поволжье и массовый отъезд вузовских педагогов из Самары. Возможно, так. Но в горном институте оказался и Юрий Билибин, тоже волжанин. И у него, кажется, выбран был уже свой путь: он учился в Смоленском военизированном политехническом институте. И вдруг резкая перемена – перевод в Петроградский горный. Что это? Наверное, не случайное совпадение. Мечты молодых сердец! Мечты и… действительность, суровая жизнь начала 20-х годов. В стране и в Поволжье в это время разразился страшный голод – трагедия небывалых масштабов. Началось массовое переселение в Сибирь.

Молодые умы не могли не видеть, что Сибирь – спасительница. Не могли не сознавать, в чём в будущем заключено могущество страны. И потом: пример Нансена, учёного с мировым именем, первым откликнувшегося на страшную беду в России. А они были будущими учёными, молодыми романтиками.

Вспомним начало двадцатых годов в нашей стране и Фритьофа Нансена, человека, которому многие из нас, волжан, обязаны, может быть, жизнью, ибо он спасал наших дедов и прадедов от смерти. Это были годы поступления Билибина и Цареградского в институт и учёбы в нём.

Известно, что голод в 1921-22 годах охватил более трёх десятков губерний и областей страны. Это Башкирия, Челябинская область, Казахстан, Саратовская, Оренбургская области, частично Приуралье, Западная Сибирь, Южная Украина, Крым и другие. Но более всего пострадала Самарская губерния.

Голодало не менее 40 миллионов человек. Пошли массовые заболевания: сыпной тиф, брюшной тиф, дизентерия, истощение, опухоли…

Истощённая революциями и гражданской войной республика не имела сил бороться самостоятельно с наступившей катастрофой.

М. Горький выступил с обращением «Ко всем честным людям», призвав мировую общественность на помощь. Оно было направлено в том числе и Фритьофу Нансену – первому в истории верховному комиссару Лиги Наций по репатриации военнопленных. Авторитет норвежского полярного исследователя при жизни был непререкаемым. Неутомимый первооткрыватель, учёный-зоолог, основатель новой науки – физической океанографии, политический деятель, лауреат Нобелевской премии мира.

Нансен с юности был превосходным лыжником, неоднократно выигрывал чемпионаты Норвегии. Уже в 20 лет он принял участие в четырёхмесячном плавании по Северному Ледовитому океану. В 1886 году в двадцатипятилетнем возрасте был удостоен большой золотой медали Королевской академии за результаты изучения строения клеточного аппарата нервной ткани.

Он совершил вместе с пятью своими товарищами переход через всё ледяное плато Гренландии, от восточного берега до западного! После грандиозной экспедиции Нансена на Северный полюс в 1893–1896 годах он становится национальным героем.

Нансен одним из первых откликнулся на голос М. Горького. 9 сентября 1921 года он выступил в Лиге Наций, закончив речь словами: «Я уверен, что каждый, кто осознаёт положение, скажет: «Европа не может оставаться в стороне, она должна спасти эти жизни и спасти немедленно». Он назвал трагедию в Поволжье «величайшим ужасом в истории».

…Нансен лично вносит крупную сумму денег. Отказывает себе в чём только может. Ездит в третьем классе, останавливается в самых недорогих гостиницах. Уже в сентябре были отправлены первые поезда с продовольствием для России. Было спасено множество жизней.

Голод в России в 1921-22 годах (потом он повторился в 1932-33-м, и вновь были случаи каннибализма) – крупнейшая из катастроф в европейской истории после Средневековья. Она подлежит системному научному изучению и оценке.

Дефицит населения с 1920-го по 1922 год составил около 5 миллионов человек.

В 1921 году по поручению Международного Красного Креста Нансен создал комитет «Помощь Нансена» для спасения голодающих Поволжья. Свыше 40 миллионов франков частной помощи было собрано Нансеном. В Советскую Россию поступали эшелоны с продовольствием. Помогал Международный Красный Крест, американские и другие организации помощи. Уже в начале декабря Нансен приехал в Самару, побывал в детских домах, присутствовал на заседании губисполкома. Совершил поездку в Дубово-Умётскую волость. Увиденное его потрясло.

Губернский инспектор Александр Зворыкин, побывав в одном из уездов Самарской губернии, в своём докладе от 15 февраля 1922 года писал: «…Хоронят в каждой деревне один раз в 10–14 дней по 60–80 человек. За последнее время смертность дошла до 10–12 человек в день…»

Семья моего деда по матери Рябцева Ивана Дмитриевича уехала из Утёвки в Сибирь. Из восьми детей уцелели трое: моя мама и два её брата.

Есть фотографии из архива Нансена, которые сделаны в период голода в России. Это жуткие свидетельства событий давних лет нашей истории. В 1922 году Нансен был награждён Нобелевской премией. Большую часть её Нансен отдал на помощь голодающим Поволжья. Приобрёл для крестьян России две сельскохозяйственные станции.

О своих поездках в Россию Нансен писал в книге «Россия и мир». Она была издана в 1923 году. Великий гуманист и учёный через все страдания видел достойное будущее нашего Отечества. Со страниц книги звучит его голос: «Русский народ имеет большую будущность, и в жизни Европы ему предстоит выполнить великую задачу».

Сколько великих умов верило в Россию и продолжает верить! Многолетнее замалчивание темы голода в России (особенно в Поволжье), ещё недавняя закрытость её, приводят к тому, что целые поколения не знают о страшных событиях. Не знают и тех, кто дал руку помощи на краю гибели.

Молодые умы, будущие учёные Билибин и Цареградский, я думаю, глубоко понимали потребность не только в наличии положительных художественных образов в литературе, достойных подражания (Мамин-Сибиряк, Джек Лондон), но и присутствие в жизни реальных людей, кумиров, дела которых – наглядный пример того, к чему надо стремиться, на кого следует походить. Было-то им всего едва за 20 лет.

Таким человеком, смею предположить, мог быть для них Нансен. При их-то темпераментах!

Сама жизнь формировала идеалы молодых. Вспомним о решении сестры В. Цареградского Татьяны, видевшей в детстве голод, пойти учиться на агронома.

…Не будем забывать и о том, что институт был всемирно известной горной школой. В первом уставе института значилось: «Учащиеся не оставят показать в науках успехи и, употребя их к общей пользе, – доказать усердие к услуге Отечества и к пользе оного любовь».

Страна изнемогала от ударов на своём пути… Билибин и Цареградский жили в ней, дышали её воздухом…

На Алдан!

…Шли занятия, чередой сдавались зачёты, экзамены… Были успехи и на научном поприще.

Знаменитый профессор кристаллограф Анатолий Капитонович Болдырев предложил Цареградскому место ассистента, но он отказался.

…И наконец удача! В 1926 году, после того как он успел поработать на Северной Двине, предложили войти в состав геологической экспедиции (первой в его жизни) в верховья Алдана. Рекомендовал В.А. Цареградского на должность заведующего поисковыми работами в Юго-Алданском районе и дал ему положительную характеристику В.И. Серпухов. Именно он поможет ему сделать первые шаги на Алдане. К этому времени Юрий Билибин, окончив институт, уже работал в тресте «Алданзолото». Два года возглавлял съёмочно-поисковые работы в Алданском золотоносном районе. Отрабатывал методику поиска золота.

Их поездки совпали. Юрий Билибин возвращался на Алдан из командировки в Ленинград, Валентин Цареградский ехал туда же для работы в геологической экспедиции. Долгий этот путь ещё более сблизил их. Билибин был переполнен тем, к чему успел прикоснуться на Алдане. Они говорили о многом. И особенно о шлиховом[12] методе опробования рыхлых речных отложений, в которых скапливаются тяжёлые крупинки драгоценного металла вблизи разрушающейся коренной жилы золота. Россыпи образуются или на месте разрушающейся золотой жилы, или несколько ниже по течению реки. Это приводит к его накоплению. Крупицы золота остаются вместе с другими тяжёлыми минералами при промывке на дне лотка, в «шлихе». По количеству золотинок, по их окатанности и многим другим признакам определяется наличие в русле золота, его запасы, перспективность отработки месторождения.

Совсем скоро Цареградский научится хорошо отмывать тяжёлые золотины от ненужных песчинок.

Я потому останавливаюсь на описании шлихового метода, что он позволил им впервые путём планомерной промывки речного песка через определённые расстояния дать позже уже, на Колыме, удивительный успех.

…Намытые пробы после проходили доводку. Как во всяком деле, и здесь были выдающиеся мастера. Не обходилось и без курьёзов.

«На доводку золота артель выделяла опытного промывальщика, в совершенстве владеющего лотком. Процесс доводки состоял в том, что промывальщик, наполнив лоток концентратом, встряхивал его над водой, смывал шлихи так, чтобы золото оседало в поперечном желобке лотка.

Ловкий промывальщик при быстрых движениях лотком незаметно для присутствующих мог смыть часть золота с лотка и потом промыть его после контроля. Были и такие ловкачи, которые могли так манипулировать лотком, что самородки в 10–20 граммов оказывались у них во рту. Заметить это было невозможно. Один довольно опытный нарядчик сообщал об этом в контору: «Есть из старателей такие ловкачи-промывальщики, прямо фокусники. Бывает так: в лотке вижу самородок, вижу, как он его вывел на край лотка, а когда ссыпал золото для отжига в совок, самородка уже не было. Смотрел я, не отрываясь, на лоток в руках промывальщика, а когда он его подбросил вверх и поймал ртом – не заметил». (В.И. Оноприенко).

Было чему и где учиться начинающим инженерам-геологам. Как тут удержаться и не вспомнить мудрые слова о том, что человек, который не имеет заранее установленной цели, движется к печальному финишу.

Билибин уже работал на Алдане, Цареградскому ещё предстояло окончить институт, но и он с жадностью набирался на Алдане практических знаний и опыта. Помня об общей клятве в Сибирской секции геологов!

Выражаясь современным языком, Билибин и Цареградский моделировали варианты предстоящих возможных событий, связанных с осуществлением их мечты. И делали это сообща и целеустремлённо.

Эрозия неактивности

Размышляя о студенческих годах Цареградского и Билибина, задумываешься над тем, какие студенты сегодняшние. Кого мы готовим в вузах? Увы, устаёшь от того, что чаще всего видишь перед собой людей, которые учатся для «галочки». Нет, изредка, вдруг возникнут на лекции один-два студента.

– А вы почему здесь? – задаёшь вопрос.

– Да вот…

– Я же вам поставил зачёт?

– Нам хочется послушать ещё…

Такие встречи – как праздники! Азарт, жажда знаний не могут оставить равнодушным. Но это бывает редко! Чаще, увы, другое. «Эрозия неактивности» – так назвал один из моих коллег, профессор, это «другое». И эта эрозия возникает от отсутствия уверенности, что получаемые студентами знания пригодятся. Нет, увы, перспективы их применения. Едва вспомнишь Алдан, Камчатку, Магадан, полностью захватившие воображение Цареградского и Билибина, становится многое понятным.

Виноваты ли нынешние студенты? Или мы всё-таки? Их отцы и деды? Наше время, погрузив молодёжь в соцсети, оторвало многих от реальной жизни. Что может захватить их воображение? Глубины науки? Вряд ли! Всё это происходит на фоне прямой связи образовательной деятельности вузов с низким уровнем школьной подготовки. Причём преподаватели гуманитарных факультетов часто живут за счёт набора студентов на коммерческой основе. Крупные технические институты пополняют свой бюджет на основе научно-исследовательской работы, грантов. Но эти источники нестабильны…

…Подвижному интеллекту выдерживать это тяжело. А выход где? Заграница?..

Советское образование не без недостатков, но было в нём и ценное. Сейчас уже со школы приучают к шаблонным работам. Этот поток докладов и других псевдонаучных текстов захватил и библиотеки, и музеи. Везде проекты, проекты!.. А дело где?