Та еще злючка

Глава 3

– Верчик, у меня премия! И коэффициент оставили! – голос Натика звучит очень громко, так, что мне приходится даже трубку убирать от уха, – когда освободишься? Пошли посидим где-нибудь!

– Ну, в принципе… Но мне надо в полицию.

– Зачем?

– Да к инспектору по делам несовершеннолетних…

– Черт… А потом?

– А потом у меня кружок еще…

– Ну понятно, а завтра все в прежнем режиме, да? С утра окна нет, чтоб подольше поспать?

– Да ну что ты… У нас учителя болеют, я заменяю…

– Ладно, все равно я хочу тебя сегодня увидеть, теть. Если б не ты, то не сдала бы я тест. Давай я тебя у полицейского управления подожду и сходим быстренько перекусим.

– Давай!

Я кладу трубку как раз в тот момент, когда звенит звонок.

В класс заходят здоровенные, как баскетболисты, одиннадцатиклассники, у которых я сегодня на замене. Рассаживаются, весело разглядывают мою незначительную фигуру. На задних партах привычно готовятся ко сну.

Оглядываю их, вздыхаю.

Ну ничего, это ненадолго.

После уроков несусь в полицию, прикидывая по пути, сколько времени займет процедура. Вообще-то я не обязана этого делать, но ребенка жаль, он неплохой мальчик, тут, видно, что-то случилось, раз так поступил.

С ним надо работать, разговаривать родителям и психологу. А постановка на учет в полицию – это пятно.

Понятное дело, что родители в шоке, они – простые рабочие, на местном заводе всю жизнь, даже не представляют, с какого конца браться за проблему.

Я тоже не представляю, честно говоря, у меня такое впервые.

Сегодня я несу инспектору характеристики от учителей и спортивного тренера ребенка, а также несколько грамот, выданных за участие в школьных соревнованиях. Больше, увы, ничего нет.

Остальное должны донести родители, а еще выяснить, каким образом можно вообще избежать постановки на учет. В возбуждении уголовного дела было отказано, потому что мальчик не достиг четырнадцати, но на учет ставят в таких случаях автоматом.

И снимать долго и муторно.

Но мое дело небольшое – отнести документы, завизировать их, чтоб приняли, как положено, по возможности, убедить инспектора, что мальчик хороший, просто оступился, и мы его поддержим.

Если все же дойдет до заседания КДН, то, по крайней мере, инспектор будет на нашей стороне. А это у же много.

Возле крыльца трется Натик.

Она сходу бросается ко мне и что-то начинает тараторить.

Но я одновременно разговариваю по телефону с завучем, к которой пришли родители моих учеников с каким-то вопросом.

И она по этому поводу рвет и мечет. Потому что решать эти вопросы должна я. А меня на месте нет.

Потому я, не слушая Натика, отмахиваюсь, показывая трубку и одновременно дверь управления.

Она понятливо кивает и остается ждать.

А я, спешно завершая разговор с начальством, убираю трубку и рву ручку нужного мне кабинета.

Потому что с утра в мыле и не до расшаркиваний мне, вот совершенно. Отдать документы, поговорить – и бегом-бегом!

И тут же замираю, машинально вспоминая значение выражения «жена Лота». Прямо про меня ведь.

Соляная статуя.

С застывшими вытаращенными глазами.

А потому что нельзя так внезапно! Нельзя!

Женщине, у которой не было отношений год целый, нельзя показывать красивую, невероятно красивую, очень мускулистую, очень загорелую мужскую спину!

Голую!

Может случиться инфаркт! Инсульт! Помутнение рассудка с резким выпадением осадков… Не важно, где.

Но, похоже, что в полиции не знают об этом незыблемом жизненном законе. Хотя, полиция, должны законы знать…

О чем я вообще? Где мои мысли? Вера! Вееерааа… Соберись!

Бесполезно.

Я, открыв рот, прослеживаю поплывшим взглядом широкий, мощный разворот плеч, перекатывающиеся мускулы, крепкий загривок, ровную линию позвоночника.

Низко посаженные, слегка мешковатые джинсы, но все, что они прикрывают, очень хорошо просматривается. Очертаниями. И, может, лучше бы обтягивали. Тогда не было бы такого простора для фантазии…

Короче говоря, понятно уже, что залетаю я в кабинет в тот момент, когда его хозяин, стоя спиной к двери, натягивает футболку.

Его голый шикарный торс мелькает, подобно ослепляющему солнечному лучу, от которого в глазах моментально становится темно. А во всем теле – жарко.

Я не успеваю выскочить прочь, потому что мужчина оборачивается.

И я, несмотря на то, что плохо вижу в этот момент, все же угадываю знакомые очертания!

И глазам не верю.

– Вот это да! Злючка! А чего ты здесь?

Дядя Митрошкиной радостно скалится и нарочито неторопливо поправляет футболку, скатавшуюся на груди и открывающую моему очень нескромному и очень испуганному взгляду широкую мускулистую грудь, поросшую темным волосом, крепкий пресс, на котором я, кажется, умудряюсь посчитать кубики… Их шесть. Или восемь? О, черт! О чем я сейчас опять???

Вера, чтоб тебя!

– Яааа… Это отдел по работе с несовершеннолетними?

Голос мой звучит хрипло.

Оно и понятно, такой стресс.

– Ну да… – он неуверенно оглядывается, – вроде он…

– Мне надо… Мне документы… Отдать…

– Ну давай.

Он садится за стол, смотрит все так же насмешливо и внимательно.

Медленно, нарочито нахально оглядывает с ног до головы, и я иррационально начинаю смущаться своего строгого чопорного вида, своих замотанных в гульку волос, ненакрашенного лица, старых ботинок…

Ловлю себя на этом малодушном смущении и краснею от злости.

– Вот, – хлопаю по столу папкой изо всех сил, смотрю в его хитрые глаза. От уголков разрезают кожу мимические морщинки, он улыбается. Неожиданно по-доброму и весело.

– Злючка ты все же, чем я тебе так сильно не нравлюсь, а?

– Мне опять перечислить? У вас и с памятью проблемы, помимо очевидных недостатков?

– Да нет, у меня с памятью порядок. – Он перегибается через стол с таким видом, словно сейчас что-то важное скажет, я невольно наклоняюсь ближе, чтоб расслышать, – помню, какая у тебя нежная кожа и тонкая талия. Мне понравилось.

И подмигивает! Нахально!

– Вы… – я даже теряюсь, что ответить на такое очевидное… Хамство? Да, конечно, хамство! Уж явно не комплимент! – Вы…

– Давай вечером сходим куда-нибудь, а? Расскажешь, что я?

Я пару секунд нахожусь в стопоре, а потом… Смеюсь. Неожиданно даже для самой себя.

– Господи, да вы – просто невыносимый нахал!

– Ну, это как раз правда. – Он смеется в ответ, перелистывает мои документы, кивает. – Приобщу к делу.

– О! – Тут я вспоминаю о цели своего визита, и начинаю говорить торопливо, – вы понимаете, Вениамин – очень хороший мальчик, у него просто сейчас сложный период, я могла бы рассказать подробней, чтоб вы…

– Вот вечером и расскажешь, идет? – с готовностью перебивает он, пролистывая предоставленные характеристики, – твой телефон здесь указан?

– Да…

– Отлично! Позвоню в семь, договоримся.

Я пару раз открываю и закрываю рот, пытаясь найти причину для отказа. Но причина упорно не ищется.

– Хорошо…

Ответу удивляюсь не только я.

В глубине плутовских глаз тоже мелькает что-то такое.

И я, чтоб дольше не разгадывать загадку, почему не могу оторваться от разглядывания его глаз и губ, поспешно прощаюсь, неопределённо кивая на летящее вслед:

– Я позвоню, злючка!

Вылетаю на крыльцо, перевожу дух.

Ну надо же!

Это я что? Это я только что согласилась на свидание?

С инспектором по делам несовершеннолетних? Да?

С ума сойти…

Это просто с ума сойти же!

Опомниться не успеваю, осмыслить тоже, на меня налетает Натик:

– Ты все? Все? Слушай, у меня тааакое! Такое!!!

– Какое?

– Я познакомилась… Познакомилась тут… Пока тебя ждала…

– Ого!

Я отвожу ее подальше от крыльца, утаскиваю в сторону кафе, Натик по пути возбужденно щебечет, пересказывая историю своего знакомства.

Как она стояла, а он подошел, и он такой красивый, понимаешь? Он – как в книге! Высокий, темноволосый…

– Если ты скажешь, что у него хищный изгиб сексуальных губ, я буду долго ржать, – честно предупреждаю я, не особенно вслушиваясь, потому что все еще не пришла окончательно от своего переживания по поводу неожиданно назначенного свидания.

– Да! Ты понимаешь? Да! Именно так! И он тут работает!

– Да? И кто по должности?

– Инспектор по делам несовершеннолетних! Младший лейтенант!

– Да?..

Глава 4

– Ох… – Натик загадочно пыхтит в трубку. Я терплю. Не выказываю дополнительного интереса, хотя должна бы. И непременно сделала бы так раньше. В другой ситуации. И с другим мужчиной.

Но сейчас я почему-то не силах так среагировать. Почему? Потому что мне самой понравился ее кавалер, о котором я сейчас непременно что-то пикантное услышу?

– Ну, чего ты молчишь, теть? – голос Натика возвращает меня к реальности, и я торопливо поддакиваю.

– Жду.

– Он такой… Такой… – Натик начинает торопливо рассказывать про свидание с тем самым инспектором по делам несовершеннолетних.

А я трачу все силы на то, чтоб трубку не положить. Ужасно хочется сказать что-то стервозное. И совсем не потому, что он, такой гад, мне понравился.

Хотя и поэтому тоже.

Но основная причина – другая.

Не верю я, что может быть хорошим мужик, который сначала знакомится с девушкой и назначает ей свидание, а буквально через десять минут клеится ко мне. И тоже приглашает на свидание!

Очень уж это все гадостно попахивает.

И, по-хорошему, мне сейчас необходимо племяшку предупредить.

Но, похоже, поздно уже.

Надо было сразу, еще у дверей полиции, когда осознала ситуацию.

Говорить, убеждать и тащить за собой обратно в кабинет, чтоб очную ставку провести и выявить потенциального… Хотя, стоп! Явного! Конечно, явного изменщика!

Но проблема в том, что я в тот момент немного … эээ… ошалела.

И позволила Натику болтать про будущее свидание, мучительно при этом переживая разочарование.

В мужиках, которые, скоты такие, вообще совесть потеряли.

А уж этот, конкретный их представитель…

Короче говоря, пока я мысленно придумывала, каким образом бы расправились с этим инкубом в человеческом обличье, если б на дворе было раннее или, черт с ним, позднее Средневековье, Натик успела притащить меня в кафе, выпить кофе, съесть пирожное, а потом еще и совета выпросить по поводу наряда на свидание. И, что характерно, получить его, совет этот.

Потому что я, глядя на нее, такую невероятно счастливую, с горящими глазками и красными смущенными щеками, просто не смогла ничего путного сказать сначала, а потом…

А потом подумала, что, может, для первого раза этот конкретный представитель похотливых самцов – не самый плохой вариант.

Ну кобель, да.

Но зато знает, как обращаться с женщиной. Наверняка. Вон, какие руки у него… И глаза… И тело… Бооожееее…

Племяшка, умудрившаяся, несмотря на свою привлекательную внешность, до двадцати пяти лет в девках проходить, должна получить первый опыт именно с таким. Раскованным, сексуальным, порочным.

Конечно, он ее обманет, но это неизбежно.

Он, может, и напрягаться не будет…

А, может, со мной было временное помрачение…

– Натик, ты, главное, не очаровывайся сразу. – Это все, что я смогла тогда выдавить из себя, в кафе.

А Натик, неожиданно посерьезнев и как-то мудро и спокойно улыбнувшись, ответила:

– Вер, мне двадцать пять. Я не очаровываюсь. Просто… Просто он такой… Пусть он будет, я решила.

И я промолчала.

Пусть.

И тем вечером не взяла трубку с незнакомого номера. Сидела, смотрела сериал, по инерции проверяла тетради. Поглядывала на светящуюся уже пятнадцатым звонком трубку. На смс.

И выдыхала. Меееедленно.

И вот теперь, слушая восторженный голосок Натика по телефону, мне ужасно хочется ей все рассказать. Потому что, судя по тону, племяшка не вынесла испытания брутальностью инспектора и влюбилась.

Но вот теперь не расскажешь.

Потому что сразу море вопросов неудобных.

На которые я и ответить толком не смогу. Все воспримется, как предательство.

Черт!

Вера! Ну как можно так вляпаться? Как?

– Мы с ним вечером идем в кино! А потом…

Голос племяшки предвкушающе затихает, и меня продирает волнением пополам с … ревностью? Да?

– Племяш… Может, ты слишком торопишься? – осторожно, тоном умудренной опытом женщины спрашиваю я.

– Тетка! Отвали! Он мне нравится! Он будет моим первым! Я дурой буду, если откажусь! К тому же, я ему сказала, что у меня никого не было! Видела бы ты его глаза!

Я на миг представляю себе ошалевшие глаза дяди Митрошкиной и киваю. Да уж, удивился наверняка мужчина.

– И он после этого вообще такой ласковый стал, такой, знаешь… Если до этого напирал, знаешь, обнимал, поцеловать пытался, прямо на первом свидании, то тут…

– Натик… Я прошу тебя, не строй иллюзий лишних…

– Злая ты, теть! – голос Натика звучит обиженно, – могла бы порадоваться за меня! В кои-то веки нормального мужчину встретила! Порядочного! Не проходимца с улицы!

– Все, прости! – я трушу, сдаю назад, – главное, защиту возьми!

– Разберусь! – рявкает Натик и кладет трубку.

А я вздыхаю. Черт. Не хватало еще с ней поссориться из-за…

Все. Не думать.

Может, племяшка его очаровала до такой степени, что из кобеля бессовестного сделала верного и трепетного возлюбленного.

Всякое же бывает в этой жизни!

Мне, как постоянной поклоннице классических романов, это яснее ясного.

А потому я просто откладываю телефон и смотрю в окно. Уроки уже завершены, у меня сегодня было шесть, кружок отменился из-за того, что все три человека, которые соизволили на него записаться, отсутствуют в школе.

Можно проверить тетради, чтоб не тащить домой, а потом спокойненько выдвигаться.

И, главное здесь, пораньше лечь спать, не представляя в красках, чем именно занимается моя племяшка с этим похотливым самцовым образчиком.

Я погружаюсь в работу, и в этот момент открывается дверь кабинета, и знакомый нахальный голос заставляет вздрогнуть.

– Эй, злючка, привет!

Глава 5

Так, ну это наглость, конечно, несусветная, вот что я вам скажу!

Нахально клеиться к моей племяшке, потом ко мне, потом идти на свидание с ней, названивать мне, обнадежить ее следующим свиданием с возможными последствиями и… И явиться сюда!

Прямо в школу!

В храм, мать его, знаний!

Ну вот как тут остаться равнодушной и цивилизованной?

Как тут не вспылить?

Как не вспомнить русскую обсценную лексику?

Я крепче сжимаю в пальцах красную ручку, показательно спокойно поднимаю взгляд.

– Здравствуйте. Слушаю вас?

Его немного стопорит, и выражение лица уже не такое наглое и до безобразия довольное.

И от этого мне становится лучше. Иррационально. Неправильно.

Ты должна быть спокойна, Вера.

Ты – профессионал. Педагог. Невозмутимость и спокойствие – твои лучшие качества.

– Эээ…

Он, едва заметно помедлив, все же проходит и садится прямо передо мной за парту.

С любопытством оглядывается.

– Веришь, никогда на первой парте не сидел, все время на камчатке…

– Верю, – сухо перебиваю его, – но все еще не понимаю, чем обязана?

– Ну, трубки ты не берешь, на смс не отвечаешь, вот я и зашел проверить, все ли у тебя хорошо? – он улыбается настолько непрошибаемо и дружелюбно, что невольно тянет улыбнуться в ответ. Клянусь, губы сами разъезжаются!

И из-за такой глупой реакции я злюсь еще сильнее. На него, конечно же. Потому что, ну как можно быть настолько неуязвимым? Настолько бессовестным? Настолько…

– У меня все хорошо, спасибо, – терплю я, призвав всю свою учительскую выдержку, – просто занята.

– Вот как… – он наклоняется вперед, кладет локти на парту. Я смотрю, как кожаная куртка обрисовывает мощные мускулы, как тяжело и спокойно бьется жилка на шее, как лучатся морщинки в уголках глаз. Как язык быстро скользит по нижней губе…

Черт! Вера!

– А когда освободишься?

Его голос становится чуть ниже. Вроде совсем немного, но это ощущается уже чем-то интимным.

Проклятый бабник!

И мне нужен секс. Определенно. Ужасная реакция на совершенно неподходящего мужчину!

– Не скоро.

И тут он усмехается. Совершенно по-дьявольски. Порочно и жестко даже. Меня словно в живот бьет теплой волной, разливается по телу-предателю, заставляя дышать тяжелее.

И я решаю прекращать это все. Окончательно и бесповоротно.

– Послушайте, я сразу говорила, что мне неинтересно ваше… Предложение. И озвучивала причины, в этом самом кабинете, если помните. Ничего не изменилось с тех пор.

– Да? – он продолжает улыбаться, только взгляд тяжелеет, – а мне казалось, вчера ты была не против.

– Это была ошибка. Я не собираюсь с вами встречаться. Не собираюсь тратить время на такого…

– Какого?

– Самоуверенного, нахального бабника! Уверена, что вчера у вас было, с кем провести вечер. И уверена, что сегодня вы тоже не останетесь без компании.

Он молчит, продолжая усмехаться.

Разглядывает меня, прищурившись, как диковинку какую-то.

– То есть, нет?

– Нет.

– Потому что бабник? Или потому что жених?

– И то, и другое.

– Вчера тебе это не мешало.

– Мешало.

– Слушай, – он неожиданно встает из-за парты, обходит стол и поднимает меня за плечи со стула. Это происходит настолько неожиданно, что я только ахнуть успеваю. Стул позади со стуком заваливается на спинку, но я этого даже не слышу.

Ощущаю его горячие ладони сквозь ткань блузки, смотрю, запрокинув голову, в его очень даже серьезные глаза, в которых сейчас и тени обычного шутовского наплыва нет, и не знаю, как среагировать. Цепенею просто.

А он, помедлив полсекунды, продолжает:

– Ну, может, хватит? Ты же понимаешь, что понравилась мне? И я тебе понравился, я не дурак, вижу. Чего ломаться?

«Вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен… Так чего нам время терять? Интересно, а с Натиком он так же?..»

Эти мысли проносятся в моей голове, пробиваются сквозь морок и сразу наводят ясность на небосклоне.

– Отпустите немедленно!

Я шиплю сквозь зубы, не пробуя вырваться. Потому что бессмысленно. Он в любом случае сильнее, начать сейчас сопротивляться – спровоцировать его… Бог знает, на что.

Не сказать, что я прямо опасаюсь его противоправных действий. Нет. Я, скорее, себя опасаюсь.

Что дрогну.

А он почувствует. И среагирует, так, как мне бы хоте… То есть, НЕ хотелось!

Он держит. Смотрит на меня с недоверием и тяжестью. Так, словно ему никогда женщины не отказывали!

Ну, может и не отказывали.

Все бывает впервые, не так ли?

– Отпустите! – я говорю твердо, смотрю яростно и зло.

И он подчиняется.

Убирает руки, отходит в сторону.

– Я никогда в жизни не буду встречаться с таким, как вы! Запомните это. И прекратите мне звонить. И писать.

Он явно хочет что-то ответить… И совсем не доброе. Взгляд его острый об этом говорит.

Но берет себя в руки и меняется буквально с одну секунду, опять превращаясь в шута и балагура.

– Ну ладно-ладно… Нет, так нет. Не кипятись, злючка.

Разворачивается и выходит из кабинета.

А я, на автомате нашариваю упавший стул, поднимаю и без сил валюсь на него. Унимаю бешено бьющееся сердце. Мне кажется, что он меня чуть было не поцеловал… Интересно, как он целуется? Грубо? Нежно? По-собственнически? Или…

Вера! Не о том думаешь! Не о том! Тетради, Вера. Тетради.

Глава 6

– Тетка, давай собирайся скоренько! – Натик возбужденно верещит мне в трубку, отвлекая от очень важных дел.

Спросите, каких? Важных.

У учителя русского языка и литературы в среднем звене всегда найдется масса важных дел.

Подготовить конспект уроков на несколько дней вперед. Потому что по методичке – не комильфо, несмотря на то, что за годы работы уже вроде как по накатанной.

Проверить тетради, которых всегда – вагонище. И ощущение сизифова труда не оставляет ни на мгновение.

Заполнить журналы. Это тоже – то еще веселье, потому что на регулярной основе не успеваешь, а потом, как снежный ком, копится и копится.

Выяснить по неплательщикам. Потому что у нас убрали сбор денег, а вот контроль, естественно, оставили. И если у меня в классе дети не едят в столовой в количестве, нужном администрации, то угадайте, кого вздергивают? Угадали, поздравляю. Уговаривать родителей здоровенных восьмиклассников, что им необходимо оплачивать школьное питание детей – отдельная песня. Но гораздо веселее, уговорив, отслеживать, чтоб не забывали платить ежемесячно…

Короче говоря, голова у меня забита всегда. В любой момент. Даже перед сном, укладывая Жениха под бок, обдумываю завтрашние дела, составляю их список.

И активная племяшка, у которой неожиданно наладилась личная жизнь, здесь не в кассу.

Я глажу Жениха, зарываясь пальцами в мягкий мех на брюшке, бубню уныло:

– Оставь меня, старушка, я в печали…

– Это кто еще старушка? – возмущается Натик, – на себя глянь!

– Ну, ты у нас тоже – не осетрина первой свежести…

– Вот опять у тебя настроение поганое! Теть, тебе нужен мужик!

Ой, какие мы стали умные. Особенно с тех пор, как сами заимели себе мужика.

Того самого, который…

Так, все.

Жениху очень не нравится, как я начинаю его нервно тискать, и он, извернувшись, кусает за ладонь. Пока еще предупреждающе. Как и любой нормальный мужчина. Предупреждает, предупреждает, раздувается от злости и недовольства… А потом кааак!..

– Тебе, племяшка, надо заняться своей личной жизнью и отстать от тетки.

Мне, конечно, хочется ей нахамить, но я сдерживаюсь. Я – старше. Я – мудрее.

Мне вообще в это все влезать не надо.

Но Натик как с цепи срывается, начиная уговаривать меня прогуляться. Сегодня вечером. Только вдвоем. Я же соскучилась, теть!

Я отбиваюсь.

Мы не виделись с ней после тех посиделок в кафе, когда племяшка и рассказала о своем новом ухажере.

С тех пор информацию о развитии их отношений я получала только в телефонном виде.

И радовалась, что Натик не видит моего перекошенного лица.

Потому что отношения развивались.

И активно.

И от этого всего, от захлебывающейся радости в голосе Натика, от своей черной душной зависти, неожиданно обнаруженной в доселе вроде как мирном и спокойном характере, мне становилось плохо.

Физически.

Потому что она была счастлива.

А я…

А я вспоминала крепкий хват ладоней на своих плечах и талии, лучики морщинок возле смешливых глаз, хрипловатый голос, слова «До встречи, злючка»… И умирала от злости и зависти.

И, самое главное, что сама прекрасно понимала это. Понимала, насколько это бессовестно по отношению к счастливой племяшке, насколько это все глупо вообще… И все равно не останавливалась.

А потому, осознав свой эгоизм и испорченность, я приняла меры.

Перестала общаться и делала специальные упражнения аутотренинга, призванные поймать дзен и вспомнить, наконец, что я – взрослая серьезная женщина, педагог. И что из родни у меня только племяшка и осталась.

И она заслуживает счастья.

И что этот бабник, так легко и играючи разрушивший мою жизнь и веру в себя, ей нравится. И с ней он, наверно, совсем другой. И что мне надо перестать терзаться завистью, ревностью и злостью и просто порадоваться за Натика.

Прошло две недели, но особых улучшений не наблюдалось.

Натик, в своем счастье, забывшая на недельку, что у нее есть тетка, потом как-то неожиданно вспомнила про меня, и начала атаковать звонками и приглашениями погулять. Вчетвером. Потому что ее мужчина прихватит приятеля.

А меня буквально ужас продирал от одной только мысли о том, что я соглашусь, приду на встречу, и… И что это будет вообще?

Я осознавала, насколько это все смешно, потому что у меня никаких отношений с ее мужчиной не было, не считать же за отношения наши переругивания?

И потому, надо бы себя вести, как взрослая.

Но не получалось. Пока.

Будем надеяться, что время лечит.

И я еще на их свадьбе…

Ох, черт!

Жених неожиданно рявкает и кусает меня уже всерьез.

А потом спрыгивает с дивана и, гордо задрав хвост и выставив на обозрение пушистые мужские признаки, идет на кухню.

Я не останавливаю, смотрю виновато.

Это он еще мягко меня, учитывая, что я в его животик пушистый чуть ли не ногтями вцепилась.

Надо будет потом ему почек дать куриных, извиниться.

– Тееееооооткаааа… – завывает в трубке Натик.

– Ладно, – вздыхаю я, – сейчас соберусь. Или давай, ты ко мне? А?

– Нет уж! – радостно тараторит Натик, – давай вытряхивайся из халата, рисуй лицо и выползай в Плазу! Посидим на фудкорте, как белые люди!

Я натягиваю зеленый свитер и джинсы, прихватываю волосы в хвост, рисую губы, смотрю на себя в зеркало. Крррасотка!