Полная версия
Калейдоскоп
– Сколько тебе лет, Соланж?
– Dix-neuf…[20]
Она пыталась вспомнить соответствующее число по-английски.
– Девяносто, – сказала она неуверенно.
Сэм рассмеялся и покачал головой.
– Не может быть! Девятнадцать?
Соланж поняла свою ошибку и тоже рассмеялась, поразительно преобразившись при этом.
– Et vous?[21] – спросила она.
– Двадцать два.
Их разговор со стороны ничем не отличался от обычной болтовни юноши с девушкой. Вот только опыт у этих молодых людей был совсем не юношеский: у нее – оккупационный, у него – фронтовой.
– Vous êtez étudiant?..[22] Студент?
Сэм кивнул:
– Гарвардского университета, в Бостоне.
Он этим невероятно гордился, и обрадовался, когда заметил в ее глазах интерес и уважение.
– Арвар? – повторила Соланж на французский манер.
– Ты о нем слышала?
– Bien sur…[23] конечно! Как Сорбонна, да?
– Да, наверное.
Сэму было приятно, что Соланж известно название его университета.
Чай был выпит, тарелка давно опустела, но Соланж, казалось, теперь уже не спешила уходить.
– Соланж, можно с тобой завтра увидеться? Может, сходим погулять? Или съедим вместе ленч… или поужинаем?
Сэму не трудно было догадаться, что она голодает, плохо питается, и он почувствовал желание хоть немного подкормить ее.
Соланж отрицательно замотала головой и указала на книги в сумке.
– Потом?.. Или до?.. Пожалуйста… Я не знаю, сколько еще здесь пробуду.
Ходили слухи, что им вскоре придется покинуть Париж и двинуться к германской границе. Мысль о возможном расставании с Соланж казалась Сэму чудовищной. «Не сейчас… не так скоро… а может, и вообще никогда», – думал он.
Это была его первая любовь, и, едва обретя ее, он не мог так быстро ее потерять.
Соланж вздохнула. Сэм был таким настойчивым, что поначалу даже напугал ее. Но после нескольких минут беседы она изменила о нем свое мнение. За все время оккупации она не водила знакомства ни с одним немцем, а уж тем более с солдатами, и теперь ее принципы не изменились, но все же… Этот парень американец и кажется таким дружелюбным и открытым.
– D’accord, – наконец сдержанно произнесла она.
– Я очень надеялся, что ты согласишься, – кивнул Сэм и, видя, что Соланж смутилась, с улыбкой коснулся ее руки. – Спасибо.
Они медленно поднялись из-за столика, и Сэм проводил ее через улицу, к подъезду. Соланж протянула ему руку и вежливо поблагодарила за ужин, потом тяжелая входная дверь закрылась за ней.
Медленно шагая по парижским улицам, Сэм чувствовал, что его жизнь изменилась буквально в считаные часы, что эта женщина… эта девушка… это необыкновенное создание – его судьба.
Глава 2
– Где ты пропадал вчера вечером? – поинтересовался Артур за завтраком.
Квартировали они в гостинице «Идеал» на рю Сан-Себастьян. Солдаты союзнических армий были размещены в подобных гостиницах по всему Парижу. Сам Артур предыдущий вечер провел в исключительно приятной компании, хотя вина было многовато, а женщин – наоборот.
– Я ужинал с Соланж, – невозмутимо ответил Сэм, допивая кофе.
– Кто это? Ты, значит, снял парижанку после того, как смылся от меня?
– Нет…
Сэм со свойственной ему озорной улыбкой посмотрел прямо в глаза приятелю:
– Ты тоже знаком с Соланж… Мы вчера встретили ее на рю д’Арколь… Рыжие волосы, зеленые глаза… стройные ноги… классная походка…
– Ты серьезно?..
Артур быстро оправился от изумления и тут же рассмеялся – Сэм, конечно, шутил.
– Я тебе чуть было не поверил. Ну правда, где ты был?
– Я же сказал тебе: с Соланж.
На этот раз он говорил абсолютно серьезно.
– Уокер, ты не врешь? С той девушкой? Где ты ее нашел, черт тебя дери?
– У ее дома. Я вернулся – так, на всякий случай, – а она как раз возвращалась домой. Она занимается с больным ребенком.
Артур удивленно уставился на друга:
– Как ты это выяснил? Насколько я помню, она с нами говорила только по-французски, к тому же на жаргоне.
– Она немного говорит по-английски. Она, правда, сказала, будто ей девяносто лет, но в остальном мы общались вполне нормально.
Сэм не мог скрыть самодовольства, считая, что Соланж теперь его девушка.
Глядя на друга, Артур пожалел, что сам не проявил настойчивости. Сэм принадлежал к тому типу людей, которым достается в жизни все лучшее.
– Сколько ей лет?
Артура разобрало любопытство. Ему тоже хотелось все о ней знать.
– Девятнадцать.
– И ее папаша не набросился на тебя с кухонным ножом?
Сэм покачал головой:
– Ее отца и брата убили немцы, а мать умерла от туберкулеза. Она живет одна.
Артур был поражен. У них, видно, действительно состоялся обстоятельный разговор, раз приятелю удалось столько узнать о ней.
– Ты с ней и дальше будешь встречаться?
Сэм кивнул и, уверенно улыбаясь, произнес:
– Обязательно. И хотя она этого еще не знает, после войны мы обязательно поженимся.
Артур с трудом скрыл свое изумление, но ничего не сказал, потому что понял – его друг и не думает шутить.
Вечером, за ужином, Соланж рассказала Сэму, как ей жилось в Париже при немцах. В некотором смысле ее испытания были даже тяжелее тех, что выпали на его долю.
Беззащитной девушке пришлось применять всю свою смекалку, чтобы избежать ареста, пыток или изнасилования. Немцы вели себя в Париже как хозяева и считали всех французских женщин своими. После гибели отца ей пришлось содержать мать, и Соланж отдавала ей все продукты, которые удавалось добыть. В конце концов, их выселили из квартиры, и мать Соланж умерла у нее на руках в снятой комнатушке, где девушка жила и сейчас наедине со своими печальными воспоминаниями.
После ужасных лет оккупации у нее пропала вера в людей. Выдача немцам ее брата стала последним ударом по ее патриотическим чувствам к соотечественникам.
– Я хотел бы, чтобы ты когда-нибудь повидала Америку, – произнес Сэм, прощупывая почву.
Он с удовольствием наблюдал, как Соланж с аппетитом ест все, что он заказал.
Она в ответ пожала плечами, показывая, что мечты об этом нереальны:
– Очень далеко…
И соответствующий жест подкрепила французской фразой:
– Çest très loin…[24]
Для нее это было решающим аргументом.
– Да нет. Не так уж это далеко.
– А ты? После война опять Арвар?
– Может быть…
Сэм не знал, продолжит ли он теперь учебу в университете. Может, все-таки стоит попробовать себя на актерском поприще? – задумывался он.
На привалах, в окопах они с Артуром много об этом говорили. Тогда университет казался чем-то очень важным, но трудно было предугадать, как все сложится после возвращения домой. Многое может измениться.
– Я хочу быть актером…
Ему хотелось увидеть ее реакцию. Соланж заинтересовалась.
– Актером? – переспросила она, а потом кивнула в знак одобрения.
Сэм просиял и чуть не расцеловал ее. Для Соланж, правда, причина его радости была не совсем понятна.
Он заказал вазу фруктов – их Соланж не ела уже несколько месяцев. Щедрость Сэма смущала ее, но в то же время казалась очень естественной, словно они были старыми друзьями. Не верилось, что это всего лишь второй совместный ужин.
Их дружба расцвела. Они регулярно встречались, гуляли вдоль Сены, заходили в маленькие бистро и кафе поговорить, перекусить или посидеть молча, держась за руки.
Сэм в те дни почти не виделся с Артуром, а когда наконец встретился с ним за завтраком, услышал новости, которые ему совсем не понравились.
Спустя два дня после победного парада на Елисейских Полях войска под командованием генерала Патона форсировали реку Мез, а еще через неделю заняли город Мец на реке Мозель, вплотную приблизившись к границам Бельгии. Было маловероятно, что их полку дадут долго прохлаждаться в Париже. 3 сентября Брюссель и Антверпен освободили британские войска.
– Вот увидишь, Сэм, нас точно опять пошлют на фронт, – мрачно заметил Артур за кофе.
Сэм знал, что он прав, и приходил в отчаяние при одной мысли, что придется расстаться с Соланж.
В день взятия Брюсселя англичанами он пришел к ней в комнату, осторожно снял с нее старенькое синее платье, доставшееся Соланж от матери, и впервые овладел ею. К своему изумлению и радости, Сэм обнаружил, что она девственница. Он осушал поцелуями слезы счастья на ее щеках, когда она лежала у него в объятиях. Сэм целовал Соланж и чувствовал, что этой рыжеволосой красавице навсегда отдано его сердце.
– Сэм, я так тебя люблю… – ласково говорила она, старательно произнося слова.
– Я тоже, Соланж… Я тоже…
Мысль о предстоящем расставании была теперь для него невыносима. Он знал, что Соланж тоже будет очень страдать. Она привязалась к нему, стала доверчивой и откровенной, во всем на него полагаясь.
Прошло еще две недели, и поступил приказ отправляться на фронт. Война продолжалась, хотя ее конец близился. Никто не сомневался, что скоро вся Европа будет освобождена от фашистов и Германия падет… возможно, даже к Рождеству.
Как-то вечером Сэм повторял это Соланж, страстно лаская ее прекрасное тело. Кожа у нее была атласная, распущенные волосы словно бы лизали плечи и грудь огненными язычками.
– Я люблю тебя, Соланж… Боже мой, как я тебя люблю!
Он никогда не думал, что обретет свою любовь в далеком прекрасном Париже.
– Ты выйдешь за меня, когда кончится война?
Глаза ее были полны слез, она ничего не ответила, потом взглянула на Сэма, и слезинки покатились по ее щекам.
– В чем дело, милая?
Соланж было трудно говорить, тем более на чужом языке.
– На войне все меняется, Сэм…
Он обожал то, как она произносит его имя, обожал ее легкое дыхание, ее манеру говорить, ее запах. Он страстно любил в ней все и чувствовал себя на седьмом небе. Никогда прежде Сэм не переживал эмоций, которые познал с Соланж.
– Ты идти опять в Арвар… после… и… – Она беспомощно пожала плечами. – Ты забудешь Париж.
На самом деле она имела в виду, что Сэм забудет ее.
Он в изумлении уставился на свою любимую:
– Ты и вправду думаешь, что я смогу это забыть? Ты и вправду думаешь, что это нечто вроде солдатского спорта? Да я же люблю тебя, черт возьми!
Соланж впервые видела его таким сердитым.
– Я люблю тебя. Понимаешь? Вот что важно! И когда война кончится, я заберу тебя с собой в Штаты. Поедешь?
Соланж медленно кивнула, все еще не в силах поверить, что он действительно намеревается связать с нею свою жизнь навсегда… если, конечно, он останется в живых. Она похолодела при мысли, что Сэм может погибнуть. За годы войны она потеряла всех своих близких, а теперь могла потерять и его. Но она решила не заглядывать так далеко в будущее, а жить сегодняшним днем, наслаждаться близостью Сэма, пока война не разлучила их.
Сэму казалось, что его душу рвут на части.
В день их отправки на фронт Соланж пришла попрощаться, но ни она, ни Сэм не могли произнести ни слова от слез, душивших обоих. Артур никогда не видел друга таким подавленным и несчастным, как в тот день, когда маршевые колонны шли через пригороды Парижа. Сэм старался заставить себя не оборачиваться, он не мог смотреть, как она, глядя им вслед, рыдает. Временами у него появлялись мысли о дезертирстве, и они приводили его в ужас, заставляя страдать еще сильнее.
Когда они достигли Арденн, Сэм сражался еще более самоотверженно, чем прежде, словно мог этим ускорить возвращение к Соланж, а потом, вместе с ней, – домой.
Но к исходу сентября мечты об окончании войны к Рождеству стали таять. Немцы оказались не так слабы, как все думали, и дрались с отчаянием обреченных. Лишь в конце октября был взят Ахен, его освобождение снова пробудило определенные надежды у Сэма, Артура и их товарищей. С Арнемом дело обстояло сложнее; кроме того, наступила зима – пронизывающие ветры и холода напомнили Сэму и Артуру предыдущую зиму, проведенную в горах Италии.
С октября по декабрь им пришлось сражаться в трудных условиях, увязая в грязи и снегу. Гитлер бросал в бой все новые танковые бригады; казалось, бронированные волны будут накатываться без конца.
– Господи, когда же все это кончится? – вздыхал Сэм по вечерам, когда они, окоченевшие от холода, сидели в темноте.
Артур прежде не видел друга таким надломленным. Он говорил только о праздновании Рождества с Соланж, но всем давно стало ясно, что этим надеждам не суждено сбыться.
16 декабря началась решающая битва за Арденны. Целую неделю шли ожесточенные бои. Лишь двадцать третьего числа удалось отбросить немцев назад, но даже тогда победа союзников казалась далекой. Особенно удручающим явилось известие о расстреле немцами 17 декабря в городке Мальмеди девяноста военнопленных: эта жестокая акция была нарушением всякой военной этики, если таковая вообще существовала на этой кровавой бойне.
В рождественский сочельник Артур и Сэм сидели рядом в засыпанном снегом окопе, пытаясь не замерзнуть, и делились пайком.
– Не знаю, Артур… По-моему, в прошлом году индейка была лучше. Видно, придется заменить повара…
Сэм шутил по привычке, но глаза у него остекленели от усталости, а на впалых щеках чернела недельная щетина. Он, казалось, постарел на десять лет, с тех пор как покинул Париж: может быть, потому, что теперь у него появилось то, что он боялся потерять.
Их сержанта убили в Арденнах, и Сэм вдруг затосковал по нему… по Соланж… даже по сестре, которая по-прежнему ничего не писала.
– Интересно, что делает сейчас Соланж? – задумчиво произнес Сэм.
Артур бы улыбнулся, если бы замерзшие губы повиновались ему.
– Наверное, думает о тебе, счастливчик ты этакий.
Он вспомнил ее удивительную красоту и снова пожалел, что не проявил тогда настойчивость, в ту первую встречу. В конце концов, он говорил по-французски; может быть, и смог бы покорить ее… Но Артур тут же одернул себя. Теперь она девушка Сэма, и этим все сказано.
– Хочешь шоколадное пирожное?..
Сэм протянул кусочек твердого как камень печенья, которое носил в кармане куртки целую неделю. Артур, скривившись, отказался.
– А-а, ты предпочитаешь суфле со взбитыми сливками? Ладно, съем это сам, я не такой разборчивый.
– Кончай, а то у меня от голода начинаются рези в желудке.
Но на самом деле они были слишком озябшими и обессиленными, чтобы хотеть есть; слишком прозябшими, слишком усталыми и слишком угнетенными.
Лишь через два дня немцы дрогнули и начали отступать, и битва за Арденны наконец закончилась. В марте части Ремаген, недалеко от Бонна, переправились через Рейн, а в апреле в Липпштадте соединились с Девятой армией. В Руте в плен было взято триста двадцать пять тысяч немецких солдат и офицеров. Война, похоже, действительно заканчивалась. 25 апреля в Торгау произошла встреча с русскими.
Двумя неделями раньше умер Рузвельт; новость всех огорчила, но солдаты были полны решимости победить и скорее вернуться домой. Началась битва за Берлин, и 2 мая в немецкой столице наконец воцарилась тишина.
7 мая Германия капитулировала. Артур и Сэм глядели друг на друга, не стесняясь слез. Неужели все кончилось? Не сон ли это? Они прошли северную Африку, Италию, Францию, Германию. Казалось, что позади полмира, полмира, в освобождении которого есть и их заслуга.
– Боже мой, Сэм… – прошептал Артур, когда они услышали сообщение. – Война кончилась… Я не могу в это поверить.
Они обнялись как братья, которыми в самом деле стали, а у Сэма мелькнуло чувство сожаления, что такая минута больше никогда не повторится, но в следующее мгновение он все же был благодарен за это судьбе. Он подбросил в воздух каску и радостно закричал…
Домой! Сэм собирался выполнить данное Соланж восемь месяцев назад обещание забрать ее с собой.
Глава 3
Командование дало ему три дня перед отправкой на пароходе в Штаты, и Сэм тут же помчался в Париж. За время их разлуки Соланж ничуть не изменилась – может быть, стала только красивее. Увидев его живым и невредимым, она испытала огромную радость и облегчение.
Три дня пролетели для влюбленных незаметно.
Когда Сэм садился в поезд, чтобы снова вернуться в Берлин, Соланж дала волю слезам. Он хотел оформить с ней брак до отъезда из Парижа, но на это потребовалось бы слишком много бюрократических формальностей, легче было им пожениться в Штатах.
Сэм пообещал, что к концу лета организует ее переезд. Для начала надо было заработать хоть немного денег. Он уже решил не возвращаться в Гарвард, а попробовать себя на актерском поприще. Деньги требовались прежде всего для оплаты ее билета и устройства на новом месте.
Сэм хотел, чтобы Соланж прибыла из Франции с туристической визой, тогда брак можно было бы оформить сразу после ее приезда. Он строил радужные планы, но предстоящие пара месяцев ожидания казались ему вечностью.
Артур уговорил друга поселиться в Нью-Йорке у него, пока тот не найдет себе квартиру. На это тоже требовалось время.
– Не плачь, моя радость, – утешал Сэм любимую, когда они прощались на перроне вокзала. – Обещаю… не позже сентября мы будем вместе.
Он надеялся, что за это время сумеет все организовать и соберет достаточную сумму денег на ее содержание. Сэму было двадцать три года, он пережил войну, и весь мир был у его ног.
– Я люблю тебя, Сэм! – крикнула Соланж, когда поезд тронулся, и махала до тех пор, пока эшелон не пропал из виду.
– Красивая у тебя девушка, рядовой, – заметил с восхищением сержант – сосед по купе, когда они заняли места, но Сэм в ответ только сдержанно кивнул.
Ему не хотелось ни с кем обсуждать Соланж и не особенно нравилось, что другие солдаты на нее глазели. Она была очень красивой молодой женщиной, однако принадлежала теперь только ему.
Поезд прибыл в Берлин в полночь, и Сэм направился к месту расположения своей части на поиски Артура. Артур, который предпочитал пышных блондинок, не скучал в одиночестве.
Не дождавшись в тот вечер возвращения Артура, Сэм лег, мечтая о своей невесте, размышляя об их будущей совместной жизни в Нью-Йорке. На короткий миг он забылся тревожным сном, не в состоянии забыть заплаканное лицо Соланж.
Спустя два дня Сэм покинул Германию. Артур по графику должен был отправиться домой двумя неделями позже.
Прибыв в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, Сэм демобилизовался и поездом направился в Нью-Йорк.
Очутившись на вокзале Пенн-стейшен, он почувствовал себя словно на другой планете. После трех лет, проведенных в кровавой мясорубке войны, трех лет сражений, лишений, потери товарищей, невероятным казалось снова быть дома и видеть кругом нормальную жизнь. Сэм вдруг почувствовал себя чужим, никак не мог привыкнуть к нормальной жизни и особенно остро тосковал по Артуру и Соланж.
Остановился Сэм в маленькой гостинице в Вест-Сайде; ежедневно он обивал пороги антрепренеров и театральных студий, искал работу, которая позволила бы свести концы с концами. При демобилизации ему выдали пособие в размере ста пятидесяти четырех долларов, но эта сумма быстро таяла.
К счастью, спустя две недели прибыл Артур, и Сэм смог поселиться с ним и его матерью – до этого он не хотел ее беспокоить. Радовала не только экономия денег на жилье, но и то, что наконец можно было с кем-то поговорить по душам. Перед сном они с Артуром болтали часами, как дети. Мать Артура укоризненно качала головой, когда молодые люди опаздывали к завтраку. Казалось, что она считает виновным в войне Сэма, думает, что они там, в Европе, неплохо развлекались, а долго не возвращались нарочно, чтобы заставить ее волноваться.
Сэм чувствовал, что был для нее постоянным печальным напоминанием о трудных временах, и поэтому испытал облегчение, когда Артур нашел себе отдельную квартиру и предложил переехать к нему.
Сэм в то время уже работал официантом в ресторане Кларка на Третьей авеню и поступил в театральное училище на Тридцать девятой улице. Он продолжал наведываться в театры и актерские агентства, однако никаких предложений пока не получал. Сэм начинал уже думать, не было ли все это бесплодной мечтой, когда наконец его пригласили на прослушивание в один из театров.
Роль ему не дали, но все же у него появилась надежда, что рано или поздно он достигнет своей цели. Сэм сумел понять свои недостатки, обсудил их со своим педагогом и после прослушивания в конце июля в другом театре получил эпизодическую роль, о чем с гордостью сообщил в письме Соланж.
В сентябре он наконец послал ей сумму, необходимую на переезд в Америку. Денег было достаточно, чтобы купить билет на пароход и приобрести кое-что из одежды. Сэм честно написал, что жить они будут пока на его официантскую зарплату и чаевые и какое-то время им придется нелегко, однако по-прежнему был преисполнен решимости создать семью с Соланж.
Она прибыла 26 сентября туристическим классом на пароходе «Де Грасс», который пока единственный после войны совершал рейсы между Гавром и Нью-Йорком. Сэм с причала разглядывал в бинокль, одолженный у Артура, палубы, изучал каждую женщину и на мгновение впал в панику, подумав, что непредвиденные обстоятельства помешали Соланж прибыть в Америку… Но вот на нижней палубе увидел белое платье, маленькую белую шляпку, рыжие волосы, которые так любил, и лицо, по которому так истосковался. Он неистово замахал, но на пристани было слишком много встречающих и она, конечно, не могла его заметить.
Ему пришлось ждать довольно долго, прежде чем Соланж прошла таможенный досмотр. Сэм просто изнывал от нетерпения. Погода выдалась солнечная, теплая, в порту дул легкий бриз. День был идеальным для встречи влюбленных, хотя никакие природные катаклизмы не могли бы омрачить их радость.
И вот наконец Соланж порхнула к нему в объятия. Шляпка съехала набок, слезы текли по щекам, а Сэм целовал ее, обнимал, плакал и смеялся от радости и облегчения. Он так давно ждал этой минуты.
– Боже мой, Соланж, как же я тебя люблю!
Страсть Сэма, так долго сдерживаемая, прорвалась наружу, словно лава из кратера вулкана.
Он не мог оторваться от Соланж ни на минуту, в первые дни после ее приезда пропустил большую часть занятий по актерскому мастерству и с трудом заставлял себя ежедневно в пять вечера идти на работу.
Сэм нашел дешевую однокомнатную квартиру в районе Сороковых улиц, под железнодорожным мостом, там они и поселились, и каждый вечер, независимо от погоды, Соланж провожала его на работу. В полтретьего ночи Сэм возвращался, приносил продукты, а она всегда его ждала. Они сначала утоляли свое желание, потом голод – иногда в четыре утра.
Наконец на Рождество Соланж категорически заявила, что он должен серьезно подумать о своей карьере актера, а не растрачивать силы на никчемную работу. Сэму это еще казалось отдаленной мечтой, она же верила в него и хотела, чтобы он занялся любимым делом. Иногда Соланж ходила с ним на занятия и сидела в уголке, зачарованная его талантом. Однако педагог был строг к своему ученику и требовал от Сэма полной отдачи. По утрам Сэм читал пьесы и готовился к прослушиваниям.
Время от времени они виделись с Артуром, но не так часто, как Сэму бы хотелось. Встречаться друзьям было сложно, потому что Сэм вечерами работал, а у Артура появилась постоянная девушка. Звали ее Марджори. До войны она окончила колледж Вассар, говорила в нос, имела гладкие светлые волосы и носила прическу «под пажа». Сэм ей не слишком нравился, она всегда находила повод, чтобы напомнить, что он работает официантом.
Более того, Марджори демонстративно игнорировала Соланж, чем ставила в неловкое положение Артура. В разговорах с ним она всегда пренебрежительно отзывалась о Сэме и Соланж. Ее не трогали ни рассказы Артура о войне, ни факт, что Соланж пережила оккупацию Франции и потеряла всю семью.
Сама Марджори в годы войны работала в Красном Кресте и Молодежной лиге и считала это гораздо более достойным уважения. По ее поведению становилось очевидно, что в свои двадцать восемь лет она ужасно боится остаться старой девой. После войны многие девушки утверждали, что они бы давно вышли замуж, если бы все лучшие кавалеры не были за океаном. Вот и Марджори прилагала все усилия, чтобы стать замужней женщиной.
Но Артур, у которого были свои проблемы, не торопился делать ей предложение. Его мать хворала, а кроме того, не хотела, чтобы сын женился на Марджори. Вопрос был не в возможных материальных затруднениях – Артур вернулся в свою прежнюю юридическую фирму и хорошо зарабатывал, но миссис Паттерсон считала, что ее сын мог найти себе другую невесту, помоложе… или вообще подождать с женитьбой.
Сэм видел, что представляет собой миссис Паттерсон, когда жил с ними, и сожалел, что Артур позволяет вмешиваться в свои личные дела. Мать хотела владеть им безраздельно, держаться за него, жить его жизнью, а в его подругах и даже друзьях видела соперников. Она хотела, чтобы сын чувствовал себя виноватым за каждую минуту, проведенную вдали от нее.
– Le courage lui manque[25], – как-то сказала об Артуре Соланж, когда они с Сэмом болтали за очередным ночным ужином. – У него… нет… характер… – Она обрадовалась, что нашла нужное слово. – Нет сердце… нет… смелость.