Королевский тюльпан

– Вы помните мое обещание – до Зимнего праздника не брать взаймы у бывшего короля? Праздник был два месяца назад, поэтому из казны взято пять тысяч золотых бескоронок.

– С этого момента подробнее, – оживился блюститель Справедливости.

– Подробности можете прочитать на досуге, – ответил я и положил на стол толстую папку, слегка придвинув к оппоненту. Но не под нос: пусть выбирает, взять или оставить. – Мною расписана трата каждой сотни, и все – на цветы. Мастерицы-надомницы требуют хотя бы ромашек по фиксированной цене – рынок для них дорог. Прикованным к колесам тоже нужны еще живые цветы, а не сухой гербарий. Мы ведь хотим, чтобы колеса вертелись?

Блюститель Справедливости вопросительно взглянул на вершину пирамиды – блюстителя Добродетели. Тот изобразил почти незаметную улыбку – знак того, что мне вопросы больше задавать не нужно.

Справедливник столь же незаметно вздохнул и приступил к своему докладу.

В Городе все в порядке, даже порядочней и добродетельней, чем можно ожидать. Правда, периодически встречаются хитрецы и ловчилы, которые пытаются торговать по завышенной цене или перемещаться из квартала в квартал, не зарегистрировавшись ни в одном из них. Также некоторые юноши и девы, посмотрев комедии про раскаявшихся куртизанок, пытаются уподобиться героям, согрешить, а потом раскаяться. Нет, что вы, пьесы запрещать нельзя, они приносят доход.

В остальном же все в порядке. Как известно, главная угроза Добродетели – девочки-сироты и еще не старые вдовы. Департамент Справедливости следит, чтобы они все были зарегистрированы вовремя и жили под патронажем покровителя, добродетельность которого установлена справкой.

Оратор закончил и грустно взглянул на нас: надеюсь, вопросов не будет.

– Очень хорошо, что вы следите за театральным репертуаром, – неторопливо начал я. – Вы также контролируете поступление в Город цветов из Тумана? А сколько вам известно частных песочниц?

Блюститель Справедливости оглядел братьев-коллег, ища защиты от вопросов. Потом ответил на один неуверенным тоном:

– Две или три.

– По моим сведениям, их не меньше четырех, – жестко сказал я, – а скорее всего, больше. Их содержат Призраки Ночи для наказания недостаточно сообразительных должников и недостаточно добродетельных девиц. Я пару раз слышал шепот на мануфактурах: при свергнутом тиране частных эшафотов не было.

– Похоже, на уме у вас только тиран, свергнутый народом, – вздохнул оппонент.

– Что у меня на уме, то на уме, – заметил я, – а вы ответьте: сколько в Городе частных песочниц и почему ваш департамент делит власть с Призраками, добывающими цветы из Тумана?

Блюститель Справедливости молчал, я тоже. И тут впервые взял слово блюститель Добродетели:

– Не мною сказано: песок может быть самой мучительной казнью и самым легким наказанием. В любом случае бесконтрольное использование его не преумножает добродетель…

Я слушал, защищаясь от унылого словесного дождя зонтиком своих размышлений.

Песок – площадка, поглощающая аромат цветов, – и правда самое легкое наказание, если туда поместили на полчаса. И верная смерть, если на полдня – после такого уже не отдышаться. Легкие уже не будут работать как прежде, как рыба, долго лежавшая на берегу, не поплывет.

Впрочем, все мы, жители Города Свободы, выловленные рыбы. Только задыхаемся не так быстро и страшно, как на песке.

Я тихо и незаметно усмехнулся. С детства считал, что легенда о королевском тюльпане – просто старинная сказка. Пусть на ее сюжет написано несколько баллад и картин. Но когда король лишился короны – да, по заслугам, тут спорить не буду, – в стране и правда увяли цветы. Не тюльпаны, испокон веков дарившие силу династии, а вообще все. И оказалось, что мы не просто творим магию цветов, а буквально дышим ими.

Я размышлял и при этом внимательно смотрел на грудь блюстителя. К ней был приколот желтый тюльпан, красный изнутри. Я осматриваю все партии цветов, поступающих в Город. Даже те, что контрабандой добыли Ночные Призраки. Такого цветка там не было. Или, может, я проглядел.

Глава 9

– И еще в… И на… Через… тридцать три раза!

Так, кажется, вспомнила вообще все матерные слова, какие когда-либо слышала, пусть даже мельком. А уровень экспрессии если и снизился, то совсем чуть-чуть. Копчик ушибла… не сильно, но болезненно. И локоть разбила.

Это ж надо быть такой идиоткой! Мало того что меня украли в другой мир, потом украли мое лицо, потом притащили в гигантскую песочницу с явно нехорошими намерениями… так я и здесь умудрилась найти приключений на ровном месте.

Буквально! Провалиться в подземелье там, где даже следов его не было, – это надо постараться. Главное, я же никогда не была ходячим несчастьем, скорее наоборот. Не сказать, чтобы мне как-то фантастически везло – миллион в лотерею я ни разу не выиграла, – но по мелочам если беда могла просвистеть мимо, то свистела и пролетала, как фанера над Парижем…

А теперь что, все? Кончился период счастливых совпадений, я исчерпала свой запас удачных возможностей и теперь буду влипать в каждое де… – в него самое! – какое появится на горизонте?!

Ну ладно, ладно. Надо делать лимонад из тех лимонов, о которые не повезло споткнуться. Как минимум смерть от теплового удара мне больше не угрожает – в том подземелье, куда я с воплем влетела, когда песок под ногами пришел в движение и закрутился воронкой, было не только прохладно, но и влажно. То есть если поискать, то, возможно, найдется и вода. А еще тут был сквозняк, который я не сразу заметила и осознала. А там, где есть сквозняк…

Так, может, это вовсе не беда, прилетевшая за компанию с остальными, а вполне себе шанс? Вылезать обратно в песочницу у меня нет ни малейшего желания. И даже не интересно, первая я такая дурында, что поперлась исследовать периметр, или до меня сюда уже проваливались другие везунчики? Скелетов под ногами не наблюдается – значит, если и провалились, то ушли. Чего и мне желаю от всей души.

Глаза привыкли к полутьме, и я обнаружила, что та дыра, в которую я провалилась, снова сама собой затянулась тонким слоем песка, пропускающим свет, но создающим идеальную маскировку. Хм… все страньше и страньше. Зато в другом углу каменного мешка есть еще один проход. Именно из него тянет влагой и сквозняком, а еще там темно, как на хорошем картофельном складе.

Выбора у меня все равно не было, так что в сырую дыру я полезла довольно бодро, правда уже предпринимая хоть какие-то меры предосторожности: прежде, чем наступить всем весом, ощупывала каменный пол ногой. Провалиться еще раз мне совсем не хотелось.

Постепенно глаза привыкли к более глухой тьме, и я разглядела, что оказалась в довольно просторном коридоре со сводчатым кирпичным потолком – было немного похоже на кусок парижских катакомб, в которые нас водили с экскурсией сразу после Лувра.

Сыростью тянуло все сильнее, коридор пока шел почти прямо, лишь совсем чуть-чуть изгибаясь вправо. Если я ничего не путаю, он тянулся под всей той закрученной спиралью узкой улицей, по которой меня вели в песочницу. И если спираль все время заворачивала налево, то здесь…

Ой! Бассейн. Самый настоящий.

Справа открылась арка, за которой был темный зал, как мне показалось сначала, с зеркальным полом. Но уже через секунду я поняла, что это не зеркало, а вода. Едва слышный плеск в дальнем темном углу указал, как наполняется этот резервуар, там явно находился источник.

Воду я сначала потрогала. Потом понюхала. Потом лизнула мокрый палец кончиком языка. И убедилась: самая обычная водичка, холодная, очень приятная на вкус. Впрочем, последнее – результат жажды. И радости – умирать от обезвоживания очень неприятно, а теперь мне такая смерть не грозит.

Оставив в покое бассейн, отправилась исследовать подземелье дальше. Вдруг где-то дальше и еда найдется? Ну вдруг? Если считать за чудеса все, что со мной приключилось за последние сутки, я имею право надеяться на подобное везение. У меня, конечно, в кармане рубашки осталась половинка шоколадки, но долго на ней не протянуть.

Увы. Еды я не нашла. Нашла что-то вроде сухого колодца с ярко-синим кружочком дневного неба где-то там, далеко вверху. Колодец, на дне которого я оказалась, был, по моим прикидкам, метров двадцать глубиной, и взобраться по отвесным стенам не получилось бы даже у самой ловкой мартышки.

Решив, что находка бесполезна, я уже было развернулась уходить и напоследок машинально вгляделась в кучку какого-то мусора недалеко от дыры, ведущей обратно в подземелье. И едва не заорала от ужаса.

А кто бы на моем месте не заорал, увидев труп?!

Хотя пока видна была только одна рука трупа, но выглядела она мертвее некуда – бледная и скрюченная. А еще через секунду, переглотнув и продышав собственный ужас, я осознала следующий кошмарный факт: рука была детская.

Господи боже ты мой, вот только мертвых детей мне не хватало! За какие грехи меня занесло в эту дыру?!

Пока я мысленно рыдала в небеса (вслух не могла, язык отнялся), мертвая детская рука едва заметно дрогнула, а из кучи мусора послышался тихий стон.

Ух! В одно мгновение мне словно раскаленный прут вонзили снизу вдоль позвоночника. Страх испарился моментально – ребенок еще жив, а значит, надо что-то быстро сделать, чтобы он не умер!

Сначала и с перепугу мне показалось, что выкопанное из хлама тельце принадлежит совсем малышу лет пяти. И непонятно было, мальчик это или девочка – лицо замурзанное, светлые когда-то волосы сбились в грязные колтуны. То ли отросли, то ли изначально были ниже плеч.

Глаза у ребенка были закрыты, потрескавшиеся губы обметало. И первое, что я сделала, подхватив малыша на руки (тут-то и выяснилось, что я неправильно определила возраст – дите оказалось старше), это рванула обратно в подземелье к бассейну. На ощупь температуры у мелкого не было, наоборот – ледышка в руках. Но вот признаки обезвоживания, что называется, налицо.

Не слишком раздумывая, я прямо в джинсах, скинув только кроссовки, вошла в воду – у входа в пещеру с источником глубина была не больше, чем по колено, – и осторожно присела, держа ребенка на руках. Чтобы понять, насколько все плохо, его надо было отмыть и как минимум напоить. По капельке, с ладоней, сначала просто смачивая потрескавшиеся губы и протирая лицо.

Слава всем богам, самое простое оказалось самым действенным. Минут через пять малыш уже сам глотал воду, жадно причмокивая, а потом открыл глаза.

– Мама?

Глава 10

Лирэн

Я не стал спрашивать Ухо, как он распорядился глухонемой пришелицей. Мне уже сообщили, что она в квартале Мимоз, и проследили ее путь – колесо на малой ткацкой мануфактуре. Это меня сразу насторожило. С одной стороны, колесо – штука пакостная, кому, как не мне, знать. Но если охота отсидеться в полутьме, без назойливых вопросов, то место подходящее.

На мануфактуру я отправился без промедления. Прошел цеховой зал мимо вращающихся станков и работников, тянувших ворчливую песню. Бросил на ходу: «Сейчас отдохнете».

Когда-то, на самом деле не так давно, от главной городской реки тянулись каналы с запрудами и колеса вертела вода. Но речка обмелела, каналы высохли, ветер наш Город тоже не балует. Чтобы крутились станки, колеса вертят руки, предусмотрительно спрятанные в подвал под цехом.

Туда я и спустился.

Колесо на восемь человек не было штрафным – никто не прикован, стояли подставки для тех, кто низкого роста, а нижний мастер, или, по-старому, надсмотрщик, прогуливался посвистывая. Широкий бич висел на стене.

В свое время мне, мальчонке, никто подставку не ставил, так что с тех пор мои руки чуть вытянутые – первой кличкой в Братстве было Длиннорук. Надсмотрщик бичом не только хлопал в воздухе. Через год я расстался с колесом, через два его нашел, и, клянусь клинком, мерзавец почти не страдал.

Я добрый. Поэтому злым жить не даю. Не позволяю.

Этот надсмотрщик узнал меня сразу, что делает ему честь, или догадался, кто я, что делает честь его уму еще больше.

– Когда перерыв?

– Через полчаса.

Я дал ему монету.

– Объяви сейчас.

– Верхний мастер будет недоволен, – неуверенно ответил надсмотрщик, пряча сребреник.

– Неужели такой молодец может бояться чьего-то гнева? – спросил я с показным удивлением и явным нажимом, протягивая вторую монету. – За это ты придумаешь причину для мастера.

Надсмотрщик вздохнул, дернул шнур – сигнал наверх.

– Девочки, мальчики – отдых, – нерадостно сказал он и побрел по ступенькам, выдумывая причину остановки колеса.

Вертельщики замерли от удивления, потом, покряхтывая и массируя поясницы, разбрелись по углам и своим узелкам.

Неподалеку была девчушка, которая больше других нуждалась в подставке для ног. Худенькая, большеглазая, она отошла от своей рукояти на три шага, будто хвататься за нее предстоит прямо сейчас.

– Ласточка – и в подземелье? – удивленно-ласково спросил я. – Как твое имя?

– Ли, – тихо ответила девчушка.

– Объясни, Ли, какие черти тебя сюда завлекли, – сказал я самым доверительным тоном.

…Отца нет, в семье шестеро, до четырнадцати жила на общественном хлебе, зарегистрировалась, мать доплатила, чтобы нашли сытое место. Поначалу так и было: трактирщик кормил много и сладко, потом стал намекать, потом отправил всех из дома и зажал в углу на кухне. Ли отбивалась, разбила посуду, хозяин облил ее вином, отволок в суд, обвинил в пьяном дебоше. Суд приговорил к штрафу в тридцать монет, денег не было, и…

– Если поможешь мне – уйдешь наверх и будешь работать там, где не тронут, пока не захочешь сама, – предложил я. – Вчера здесь должна была появиться странная женщина.

Ли осторожно показала пальчиком в противоположный, самый темный угол, затем на стену. Тусклого света хватило, чтобы разобрать нацарапанную надпись:

«Я НИМАЯ. КТО НИ ПОНЯЛ – АТРЕЖУ ЯСЫК».

Я тихо усмехнулся.

– Она и вправду немая? Не мнись, не бойся. Отрезать здесь могу только я, и никто другой.

– Когда ей утром отдавили ногу, – шепнула Ли, – она упомянула блудного демона и добродетельную козу так зло, что мне стало страшно за козочку.

– Спасибо, Ли, ты меня не подвела. Если у тебя есть вещи, возьми и ступай наверх. Раньше надсмотрщика встретишь парня, стоящего у ступеней. Парня зовут Терсан, передай мои слова, с местным хозяином он договорится сам. И еще назовешь адрес трактира, где с тобой так обошлись.

Девчушка взяла скудный узелок и, пошатываясь, побрела к лестнице. Я же направился в самый темный угол по стебелькам засохших ромашек и колокольчиков.

– Зачем ты прячешься, вечная девочка Филь-Филь? – с легкой укоризной спросил я.

– А ты чего забыл, краса… – донесся скрипучий шепоток. – Простите, гос… брат гранд-маршал.

– Красота проходит, ум остается, – заметил я. – Рядом я не сяду, встань, пожалуйста.

– Брат гранд-маршал, не выдавайте меня Уху! – отчаянно зашептала «немая».

– Расскажи все – и никому не выдам, и сам не сделаю ничего плохого. Но только все.

Наверное, бедняжку, потертую жизнью, маршал Ночных Клинков еще не допрашивал лично. У нас есть парочка урожденных правдовидцев, но и без них я понимал – Филь-Филь рассказала все.

– Как же так? – укоризненно вздохнул я. – Отправила невиновную бедняжку на песочницу и крутит колесико. Ладно, я обещал. У Уха к тебе тоже не будет претензий.

Наверху меня ждали Ли и Терсан.

– Брат маршал, управитель мануфактуры покладист, но был бы счастлив получить двадцатку.

– Он умерен. Отдай. Ты узнал адрес трактира?

– Вторая Каретная, номер 5.

– Сходи в гости и возьми сорок за приставучку и оговор. Станет спорить – скажешь, что вернешься с правдовидцем и девчонкой, но тогда пусть готовит сотню. Перед этим найдешь хороший трактир. Малышка, я не обещаю, что к тебе не будут подкатывать со сластями и свежими цветами, но лапать не станут.

– Спасибо, – шепнула Ли.

***

На все приказы ушло меньше минуты. Подчиненные не должны видеть маршала спешащим. Но сейчас я спешил.

То, что дело нечисто, мне стало ясно, когда услышал, что пришелица оказалась немой, а все понятно до конца – после встречи с Филь-Филь. Не то чтобы я знал ее, но мне был знаком тип таких вечных невест блудного демона. До настоящей ведьмы ей еще расти во всех смыслах. Но набор кремов, пудр, а главное – сонного зелья под рукой всегда.

С пришелицей, которая попала на песок, вряд ли выйдя из-под сонного зелья, пообщаться хотелось. Но сначала надо вытащить ее с песка.

Для быстрых поездок по городу я использую карету с надписью «Скорая цветочная развозка». В ней действительно всегда большая охапка почти свежих цветов – зачем обманывать, если можно не обманывать?

Неподалеку от входа в «песочницу» стояла карета, украшенная флажком Совета Добродетели. Рядом – двое парней с невидимыми лицами, зато с вполне проглядываемыми клинками и свинцовниками под плащом. Носить маску на улицах Города – особая привилегия, которую почти невозможно купить, но можно получить за работу сугубой важности. Скажем, отвечая за безопасность одного из блюстителей. Нередко этим заняты крысы, предавшие Ночное Братство, так что они скорее умрут, чем потеряют пост.

– Мы их пройдем? – спросил Терсан.

– Нет. Он наверху. Подождем, когда выйдет с пришелицей, – сказал я.

Терсан кивнул. А я не стал говорить, что, похоже, сейчас встречусь со своим главным врагом. Врагов много, но этот – самый умный.

Глава 11

Алина

Вот же ж не было у тебя, Алинка, печали. Жаловалась, дура, на проблемы с поставщиками и плохую работу продавцов. Что б такое пообещать загадочному распределителю чудес, чтобы он свои долбаные чудеса забрал обратно, а мне вернул родную питерскую слякоть и дворника дядю Ришата с его неизменным: «Я твой машина колесо вертел, шайтан, куда на газон влез, ишак ферганский?!»

А теперь у меня на руках чужой ребенок, я сама в чужом мире, в какой-то дыре, пытаюсь напоить несчастного детеныша из лужи. Ладно, не из лужи, из бассейна. И кусочек шоколадки, который я вложила малышу в рот до того, как он снова отключился, подействовал почти чудесным образом: мальчишка (разобралась, пока отмывала) всосал сладость моментально и на глазах порозовел. Ну, во всяком случае, трупным цветом лица больше не пугал. Просто спал. Отключился почти моментально, но провалился именно в сон, а не в беспамятство.

Я машинально перебирала кое-как выполосканные светлые локоны и косилась на снятую с ребенка одежду. Такую драную, грязную и грубую дерюгу еще поискать, не на всякой помойке найдешь. И разговора не было о том, чтобы снова надеть это на ребенка. Тем более что пару раз я заметила в складках и швах подозрительное шевеление. Нехорошее такое.

Поэтому мальчишка оказался укутан в мою рубашку, она ему как раз оказалась почти до колен. Как он вообще здесь очутился? Ну ладно, я понимаю – разбитную взрослую девицу Филь-Филь тоже было жалко, но ее наказание хоть как-то объяснимо: вполне верилось, что шустрая блондинка может и обокрасть, и оболгать. А то и по голове съездить зазевавшемуся простаку. Но ребенок?! Да еще такой маленький?

Неужели его сбросили в колодец? Нет, тогда на теле было бы больше повреждений. Синяков и ссадин у него целая россыпь, но, слава богу, все несерьезные. А вот на спине обнаружилось то, что вызвало у меня скрежет зубовный и желание пойти собственными руками разобрать на лепестки того, кто это сделал. Бить такого маленького ремнем или хлыстом – уж не знаю чем – до синих вспухших полос?! Выберусь и найду. И лично сделаю с садистом что-то гораздо более нехорошее…

М-да, нашлась мстительница… хорошо говорить «выберусь». А как это сделать? Я ведь даже подземелье до конца не обследовала, тот колодец, где я нашла мальчишку, – он тоже ответвление от основного коридора. Но теперь я не рискну пойти дальше одна, оставив ребенка. Во-первых, не на каменный же пол его класть, во-вторых, проснется и испугается. И так в полубреду принял меня за свою мать, что вообще не удивительно – здесь не слишком светло, а малец, думаю, не особо четко видел в его состоянии. Любое женское лицо материнским покажется. Особенно если она у него блондинка была, как Филь-Филь.

Съев одну дольку шоколада, я аккуратно завернула остальное в фольгу. Если что – лучше отдам ребенку. А свои силы вроде бы чуть подкрепила. Теперь надо поудобнее устроить находку у себя на спине, и можно отправляться искать выход из этой, прости господи, задницы мира.

Хорошо, что я люблю читать, а в детстве так и вовсе проглотила какое-то нереальное количество книг. И особенно любила всякие исторические приключения. Там, например, я вычитала, как матери в некоторых южных странах носят детей на спине, даже если эти дети уже довольно-таки подросли и уже ни разу не младенцы.

Детенок продолжал спать – сон у него был ни разу не здоровый, время от времени он едва слышно постанывал и не просыпался ни в какую, что бы я с ним ни делала. Поэтому просто держаться руками за мои плечи он не мог. Но как с такой проблемой справиться, я знала – оставалось только радоваться питерской погоде, благодаря которой на мне, кроме рубашки, были еще ветровка и футболка. Вот футболку я оставила, а из свернутой ветровки изобразила нечто вроде длинного шарфа, которым связала запястья «наездника». Теперь можно было просто закинуть его ручонки себе на шею, подхватить под тощенькие лапки и устроить на спине на манер детеныша коалы. Во. Руки, конечно, заняты… зато ноги вполне могут идти и даже бежать, если надобность такая появится.

Следующие несколько часов слились в неясную череду света и тени, камней под ногами, камней над головой. Несколько раз я останавливалась, чтобы накормить все еще спящего мальчишку очередной долькой шоколада – после нее он гораздо меньше стонал и дышал ровнее. Жаль, воды с собой взять было не в чем, именно поэтому я и сама напилась от пуза, и в ребенка влила сколько сумела. Но бесконечно так блуждать было нельзя, и я, ставя очередную метку на стене (очень пригодился найденный кусок кирпича, который выпал из кладки), решила, что, если в ближайшие полчаса не найду выхода, вернусь к бассейну. Там мы опять напьемся, отдохнем и отправимся исследовать другой участок подземелья. Ведь сквозняк я все равно ощущала на протяжении всего пути, куда бы ни свернула. Значит, выход есть, надо только его найти.

Думать о том, что все сквозняки созданы такими же колодцами, как тот, в котором нашелся подкидыш, я себе запрещала.

Мы выберемся. Точка.

Кажется, там, наверху, уже наступила ночь – мы с моим наездником шатались по катакомбам под городом достаточно долго, к тому же в самом подземелье стало гораздо темнее. Хорошо, что глаза привыкли, а еще какая-то плесень на потолке едва заметно флюресцировала. Можно было двигаться, не рискуя переломать ноги.

Я устала как собака. И, почувствовав на лице дуновение свежего ветра – даже более свежего, а еще сухого и с примесью запахов человеческого жилья, – даже не смогла толком обрадоваться.

Сил на радость не осталось, похоже. Но и ладно, порадуюсь потом, а пока я прибавила ходу и скоро выкарабкалась на волю по полуобвалившейся каменной лестнице. Похоже, вынесло нас на какие-то задворки. И недалеко от помойки – вот теперь, на поверхности, к аромату свежего ветра отчетливо примешались не такие приятные запахи. Но это, наверное, и к лучшему.

Вряд ли те, кто потерял меня в песочнице, додумаются искать на помойке в другом конце города. А мы с малышом точно протопали несколько километров под землей, и я, конечно, не гений топографии, но направление чувствовала неплохо. Мы почти все время двигались на запад, если судить по солнцу, мелькавшему в редких колодцах.

Помойка была классическая, разве что без пластиковых бутылок. Зато с полным комплектом ароматов и крысами. Вот одна такая шмыгнула прямо у меня под ногами, отчего я едва не шлепнулась на кучу грязи и хлама. Тихо выругалась под нос и тут почувствовала, как на спине заерзал подкидыш.

– Жером, почему так плохо пахнет? Сию минуту вели убрать!

Глава 12

Этьен

Еще со времен королевских советов моей юности я запомнил, что самые важные вещи обсуждаются после закрытия. Совет Добродетели не был исключением. Мы вышли на балкон выпить бокал освежающего. Блюститель Добродетели отвел в сторонку блюстителя Мира – судя по жестам, тот оправдывался и даже усиленно извинялся. А ко мне подошел блюститель Справедливости.

– Брат Этьен, извините за мой, возможно, несвоевременный вопрос на заседании, – начал он. Замолчал, вероятно ожидая встречного извинения, но, не дождавшись, продолжил: – Честно говоря, меня самого давно раздражают частные песочницы. Если бы одну показательно закрыть, остальные, возможно, закроются сами.

– Так и закройте, брат Ремоз. У вас в подчинении две тысячи стражников.

– Это да, – не сразу ответил блюститель Справедливости, не потому, что раздумывал, а потому, что дожевывал грушу. Для себя я отметил, что во фруктовой вазе она была самой крупной. – Вот только мои подчиненные, извините, это не секрет, могут быть в сговоре с содержателями нелегальных песочниц. И как только мы придем с проверкой, выяснится, что она давно заброшена.