Полная версия
Луны хватит на всех
И вот так, с приоткрытым ртом и крупно «лунными» глазами, шёл Корсак, периодически пропуская вопросы арбатского жильца Александра и подтормаживая с ответами на них. Тогда Алексей находился под сильнейшим впечатлением от фильма Боба Фосса «Кабаре». Москвич это понял, рассказал, что сам в первый раз пару лет назад был в таком же состоянии от фильма из Америки. И ведь было от чего!!! Изображение с мельчайшими деталями и массой цветов, тонов, оттенков и переходов от них, а какая музыка! Какой еще был в фильме звук, с чёткой детализацией и всеми нюансами, без хрипов и треска! Как и сам фильм с интереснейшей хореографией, прекрасными актёрами, это с учётом, что фильм то еще и с довольно сильным политическим подтекстом – становление фашизма в Германии!
Это потом, в разговорах с тем же Александром, стало понятно ужасное качество многих фильмов кинопроката в СССР. Ещё не очень соблюдали в те годы у нас в стране авторские права и договоры проката фильмов. Помимо, того что кинофильм на целлулоидной плёнке служил от тридцати до пятидесяти показов, так их латали и клеили, что бы «гонять» до сотни раз. Сам контракт на количество копий, приводил к развозу в небольшие города копии с копий, и какие там получались цвета, Лёша прекрасно знал, после сравнения с фестивальным качеством фильма, он понял, что в их кинотеатре идут обычно полуцветные и слабозвуковые фильмы…
Воспоминание было «в руку», как раз позвонила Маша и пригласила его в кино, в кинозал одной из московских высоток, просмотреть новый фильм Эмира Кустурицы. Договорились о времени сеанса, каждый подъезжал к кинотеатру на своём автомобиле, заезжать за Марией не пришлось.
После работы, благо кинотеатр был не далеко и когда Алексей приехал, то Маша его уже ждала в фойе, купив билеты. Он полез за кошельком, но Банкова его остановила, сказав, что в кафе он платил, теперь её очередь, возражать Корсак не стал. Уселись на последний ряд, который был, любим молодёжью во все времена – ведь на нём можно было целоваться, обниматься. Во время резкого перехода сцен, как бы нечаянно Маша взяла его руку, а потом опустила на своё бедро… А она не скромняга и инициативная, подумал Алексей, аккуратно прижав свою руку к её крепкому бедру.
После просмотра обменялись мнениями о фильме, Лёша провожал её к машине, у неё был японский универсал – она и ещё практичная подумал Корсак. Поблагодарив её за вечер, поехал на «выхоложенную» квартиру.
11
Не мог Алексей называть эту съёмную квартиру домом, ведь только недавно он отнёс приличную сумму строителям, оплатив на начальной стадии жилье в ближнем Подмосковье. Узнав город, где жила Мария Владимировна, удивился, ведь как вариант покупки квартиры рассматривался и это район ближнего Подмосковья.
В тех же мыслях о доме, семье было ощущение «бездомности» после многих поездках по стройкам, осмотре окрестностей возле планируемого места жительства. То берёзовая роща, отодвигала покупку, так как у младшего Димы проявилась сильная аллергия на это дерево, как и единственный выезд из огромного посёлка, с нормальным трафиком возможен на этом выезде только глубокой ночью. Но все же нашли подходящее место и с «поплечной» для Корсака ценой. Только выходя из офиса продаж сменяв несколько увесистых пачек с купюрами на полтора десятка листов с росписями и печатями, Алексей поймал мысль, возникшую в его голове, что, скорее всего, жить там он не будет никогда.
Недавно проезжая по работе, возле строящегося дома, заметил, что скорость строительства там явно упала. Надо позвонить в офис застройщика. Ведь в те времена многое стройки даже практически нигде не рекламировались, застройщикам не надо было тратить денег на эти услуги. Достаточно было забора, строительной техники и щита с информацией о том кто ведёт работы, параметрах жилья, серии и номера проекта. Жильё продавалось в Москве и Ближайшем Подмосковье очень активно и быстро. Правда порой так же быстро «падали» заборы и исчезали «застройщики», оставив лишь котлован и пару этажей. Конечно перед покупкой, Корсак, попросив ребят из службы безопасности компании «пробить» информацию о застройщике. Через приватные каналы узнав, что компания принадлежит очень известному министру Московского правительства, Лёша и отнёс в их офис деньги, и заключил договор долевого участия.
Двигаясь, по уже рассосавшимся от машин магистралям в сторону Подмосковья, Алексей Корсак понял, что это его второй «заход» на Москву. Первый, им предпринимался после института, тогда учился Алексей хорошо и сам, имея в характере задатки и настрой перфекциониста, он все курсовые работы и задания по предметам делал самостоятельно. Выполнял задания хорошо или отлично, конечно своевременно и сессии сдавал всегда в срок. Выйдя на диплом, выбирая тему и руководителя, взял не вариант для покупки готового диплома, что уже в те года начинало практиковаться. При защите его работу очень высоко оценили, комиссия, отметив, что по содержанию в ней как минимум уже восемьдесят процентов кандидатской ему предложили место в аспирантуре. Только у Корсака уже была повестка в Советскую Армию, о чем он, конечно, сообщил руководству факультета, но они подтвердили, что после службы в Советской Армии с удовольствием возьмут его на факультет и дальнейшую учёбу.
Это после того как демобилизовался из армии, в начале девяностых Корсак это и попытался сделать – взял документы и полетел в Москву с целью учится дальше. Изолированно находясь на срочной военной службе, с едой по расписанию, да несколько газет в библиотеке, телевиденье и радио с выпуском новостей по полчаса вечером, не смотря на провозглашённые «перестройку» и «гласность» ещё не обладали такими качествами как объективность и честность. Но во что превратилась Москва, за неполных пару лет его службы, Лёша понял на очень замусоренной остановке рейсовых автобусов в аэропорту Внуково. А это точно Столица его Родины? Так и ждать рейсовый автобус пришлось очень долго, не как прежде. Летал он раньше очень часто, так как не любил поезда, да и разница в цене купейного билета и кресла самолёта была всего в поллитровку водки, и выручку Корсак делал «Аэрофлоту».
Второй шок – то, что Алексей испытал, когда приехал в знакомый и освоенный за четыре года район Москвы. Не узнать его! У метро картонки на замызганном и захламлённом асфальте, и на них продукты: сметана в вёдрах, пакеты с маслом, батоны колбасы, сигареты, лампочки, туалетная бумага… Так жители Украины и Белоруссии помогали москвичам с поставками продуктов питания и хозтоварами. Государственные магазины Москвы, подтянулись к виду провинциальных, где с продуктами давно уже было как в поговорке: «Шаром покати»!
На факультете института новые фамилии на дверях кабинетов руководства, благо Корсак заметил единственную знакомую по времени учёбы здесь методистку. Вышли на перекур, Алексей узнал много интересного из первых уст: зарплата урывками и частями, тем более это не завод «калош», на которых ими часто расплачивались с работниками, а их можно было продать или сменять. Руководство факультета, как и всего ВУЗа, кое-как заменили, одни ушли в «челноки», кто-то в рабочие, а молодые крепкие аспиранты к «братве». Тут уже стало не до науки и передовых, реально приспособленных для нормальной работы автотранспортных предприятий и помещений для обслуживания большегрузных автомобилей, ведь работая в типовом помещении механиком, Алексей учёл свой реальный опыт в своём дипломном проекте. Как жаль, ведь думалось на солдатской койке, что после дембеля удастся запустить в серию лично разработанный проект АТП, но не сложилось. Съездив к дальней родне в Подмосковье, Алексей передал гостинцы с Юга, вечером посидел с многоюродным дядей, а днём уехал в недалеко расположенный аэропорт, чтобы улететь домой. Так и закончился его первый заход в Москву…
О нём как раз и вспоминал проезжая по отреставрированным и хорошо освещённым магистралям, пресекая многополосный ярко освещённый МКАД, ведь из мрака в девяностом году, за шесть лет Москва сильно изменилась, это было в год первой командировки в Москву Алексея за товаром. Он очень поразился, насколько в столице стало лучше с инфраструктурой. А сейчас ещё стала появляться дизайнерская подсветка зданий, парков, памятников. Очень впечатляли летом фонтаны ступеней годов войны, подсвеченные красным светом – это долгий и тяжёлый путь к Победе пропитанный солдатской кровью. Родные деды Алексея Корсака выжили в войне, по отцу дед был несколько раз ранен, но до Германии дошёл. По материнской линии дед Савелий из Донбасса был отправлен открывать и разрабатывать Кузбасские шахты, т.к. донецкий угольный бассейн был быстро оккупирован фашистами в первые месяцы войны.
Долго не знала семья Алексея Корсака, не смотря на многократные запросы в Подольский армейский архив судьбу родного дяди мамы Александра. На него приходила «похоронка» в сорок втором году, но потом он объявился после тяжёлого ранения, опять воевал, а после извещение о «пропал без вести» в сорок четвёртом вестей о нем больше не было. Еще один родной брат бабушки Иван, после такой же бумаги «пропал без вести», появился лично на Донбассе в начале шестидесятых годов, а в родной стране лишь после смерти Сталина, осенью пятьдесят третьего.
12
Длительный перерыв в проживании на родине у деда Ивана был вызван пребыванием в нескольких немецких лагерях, так и «посещением» советского ГУЛАГа. В августе сорок первого, попав под Харьковом в окружение, его рота оснащённая десятком винтовок и полсотней патронов, была просто собрана немецкими войсками в выжженной солнцем степи, после почти недельного поиска ими линии фронта и соседних частей Красной Армии. Не нашли они за эти дни ни точки прибытия, ни штаба фронта. Подъехавшие к ним, на грузовичке, молодые солдаты вермахта из больших веток сделали «удочки», подцепили к ним фляжку и банку консервов – так «вылавливали» рассеянные подразделения советских солдат, которые были несколько дней без воды и питания. Тогда прошедшему через всю Европу немецкому войску, призвавшему в свой строй ещё и граждан из оккупированных стран, казалось скорой победа над Советской Армией, такой вот «шутливой» прогулкой на восток. После этого роту отвезли в фильтрационный лагерь, откуда коммунистам, командирам, евреям и цыганам сразу был прямой путь в концлагеря. Это почти верный путь в «царство» Божье, от того же «обыкновенного» фашизма. Такого «простого», где одна арийская нация действуя по особым инструкциям от идеологии её доминирования, взобравшаяся на «вершину» эволюции человечества решала, кому можно быть под лучами Солнца или блеске лунного света в этом мире. Простым солдатам, попавшим под каноны простых и не опасных рабов, под расписку в признании «величии рейха» и отказе воевать против него давали освобождение, особенно живущим в оккупированной Украине. Молодой и видный дед Иван под два метра ростом был «хохлом», с эсэсовским немецким капитаном, неплохо говорящим по-русски, беседовал одним из первых. Вскоре солдаты подразделения, подтвердили его звание рядовой, и тем дали ему относительную свободу в «новом порядке». Прущие на Москву войска рейха не думали тогда, что это эта война будет длиться долго, потому на этом этапе довольно лояльно относились к будущим «второсортным» рабам-работникам, ведь кто-то же должен был впоследствии кормить и обслуживать их великую империю. До столицы СССР от Харькова то всего семь сотен километров.
После выхода из фильтрационного лагеря деда Ваню приютила молодая женщина, у неё он слегка отлежался, подкормился, но решил не оставаться обслуживать фашистов. С появившимся пониманием, полученным в первом лагере, где людей делили на сорта по национальному признаку, что такому врагу даже мирной работой на сельхоз полях помогать нельзя. Примкнул дед Иван к не сдавшемуся небольшому сборному отряду солдат Красной армии. С этими бойцами по ночам пошёл продвигаться к советским войскам. В ходе этих подлунных перебежек к линии фронта несколько раз отряд натыкался на небольшие патрули немцев, вступал с ним бои, сделали пару диверсий на попавшихся по пути немецких складах. Но были отслежены, обнаружены и окружены, без приличного запаса патронов были быстро перебиты, а оставшиеся раненые взяты в плен. Деду Ивану в том бою повезло, от контузии он не стал бегущей в степи мишенью. Но счастье и удача, они не во всём, да и не каждый день с тобой в жизни. Его вместе с другими уцелевшими привезли в тот же фильтрационный лагерь, где уже пару недель назад он побывал. Там же в архиве была расписка с закорючками деда Вани в лояльности к фашистской Германии, немец капитан сразу его узнал:
– Иван не «понимает» русский язык и не хочет работать у себя дома. Значит, он поедет трудиться в Германию!…
За три с лишним года войны дед Иван прошёл четыре лагеря, расположенных при каменоломнях, шахтах и карьерах. Там были нужны здоровые и крепкие работники, цели уничтожения «рабов» перед руководством этих карьеров не стояло. Это обширная и тяжелая тема, хвати времени и сил, то отдельно подробно напишу по его воспоминаниям об этом периоде истории Второй Мировой войны подробнее. Но брат бабушки дожил до конца войны, и там был не слишком афишируемый момент с пленными русскими и польскими солдатами на территории Бельгии. Сжимаемому в кольцо немецкому рейху, в конце сорок четвёртого года, не было уже большой потребности в некоторых видах камня и руд, они закрывали часть лагерей при невостребованности добываемых там ресурсов. Пленных, которые там трудились, были из разряда не подлежащих обязательному уничтожению, а чтобы ни содержать их за счёт Германии, стали отдавать местным фермерам в аренду.
Так дед Иван попал в батраки жителю бельгийского северного Рура, занимающегося сельским хозяйством. Фермер поселил его в отдельной комнате, попросили не «бежать», объясняя, что конец войны близко и фашизм обречён, а ему при побеге советского солдата будут большие неприятности. Дед Иван смирился, измотанный скудной едой и условиями, на фермерской работе, подокреп, а вскоре перед наступлением сорок пятого года, появились союзные солдаты.
Американцы при своем приходе, быстро их собрали, пригнали грузовики, объяснили, что многие после возврата в СССР, могут оказаться за решёткой или в лагерях, как «враги народа» или «шпионы», но можете возвращаться при желании. Дед Иван не сел в грузовик и таких, было из его рассказа, не меньше половины. Да и на соседней ферме работала, из лагеря так же попавшая в «рабыни», молодая русская женщина, с которой у него начались отношения. По всей видимости, в их молодых телах и душах ожили сильные и искренние чувства, за несколько лет проведенных в битвах за выживание в лагерях, оказавшиеся так же в забытье и заключении. Её звали Лидия, была школьной учительницей немецкого, а попав в оккупацию, по «рекомендации» соседей ставших полицаями, ей под угрозой расстрела пришлось стать переводчицей у немцев. Она тоже не решилась вернуться на родину, вместе посетили местные органы власти, где зарегистрировали их брак и дали комнату для проживания. Там в северном Руре дед Иван пошёл работать по своему предвоенному профилю на шахту, а его законная супруга Лида в детский сад няней.
Осела в Бельгии молодая лагерная чета, пустила корни, и вначале пятидесятых Иван поднялся в должности до помощника главного инженера, а Лидия к пятидесятому году родила ему троих детей, не работала, занималась детьми и хозяйством. Зарплата Ивана позволяла содержать всё семейство и хороший дом. Да вот ностальгия, тянула его на родину, хотя радио и газеты Брюсселя не давали поводов для безопасного возврата. О судебных делах и приговорам «шпионам» и «диверсантам», пойманных в СССР из тех, что после плена вернулись на родину уже «агентами буржуазных разведок», очень часто информировали западноевропейские СМИ…
Вот и смерть Сталина. Вызвала она уже новый порыв и очень сильный у деда Ивана вернутся на Родину. Так его еще и подстёгивали Советские консульские работники, которые стали часто посещать оставшихся на западе бывших пленных, работающих на современных предприятиях Европы. Они объясняли и убеждали невозвращенцев, что в СССР всё изменилось, проблем никаких у них не будет. Деду Ивану, как очень хорошему специалисту по угледобыче будут созданы такие же бытовые условия, как и в Бельгии. Люди, как он, освоившие современные механизированные способы добычу угля, для СССР крайне необходимы, напористо и как казалось искренне, убеждали его дипломатические соотечественники.
Консулы были очень приветливы, оставляли свежие цветные журналы «Жизнь в СССР». Из них, как и не так все плохо в Союзе… Бельгийцы же понимая ностальгию и их желание вернутся, очень советовали Ивану не спешить, объясняя, что даже без Сталина еще ничего не изменилось в отношении бывших пленных, большинство после приезда на родину становятся «предателями». В конце осени пятьдесят третьего, продав дом и имущество, собрав всю свою семью, дед Иван был уже на морском лайнере, идущем в Ленинград. Он был почти пуст, в один из моментов к нему вечером на палубе подошёл капитан, с несколькими рядами планок орденских колодок, явно проведший последнюю войну явно не в плену и лагерях, спросил:
– На Родину после плена и житья в Бельгии?
– Да, не смог я там, чужие мы им.
– Эх, да ещё со всей семьёй! Я каждый рейс не знаю, домой после того как зайдём в порт пойду или в лагерь…
Лида тогда не могла понять чего её муж Иван так охмурился, а оставшиеся пару дней пути, почти толком не разговаривал и был очень задумчив. Ожил он только, как после прихода круизного лайнера в Ленинград, их встретили, спокойно перевезли на такси на Московский вокзал, и поезд тронулся в сторону столицы. Необычно возникшее у него веселье и желание пойти в вагон ресторан продлилось совсем не долго. На одном из полустанков ещё в Ленинграде, где скорый не должен останавливаться, поезд замер, в купе вошли вооружённые люди, быстро его связали, предварительно одарив ударом приклада, и вывели из поезда.
13
Деду Ивану очень сильно повезло, он в тот день не попал сразу на допрос, его полдня протаскали по коридорам и отправили на ночь в камеру, что практически никогда не делалось. Об этом уже счастливом случае с ним он узнал в переполненной «врачами вредителями» камере. Там с ним разговорились, объяснили и просветили, что если хочешь жить, не под каким предлогом, не смотря ни на что – ничего не подписывай!!!
Надежда на то, что его задержание «это ошибка» улетучилась у деда Ивана вместе с частью зубов и приличным количеством крови уже на следующий день, когда в перерывах между мощными ударами и вопросами о «его задании», «где в городе явки», и «кто тебя завербовал». Во время мордобоя он думал только о жене и детях… В следующие дни там, а о них рассказывал дед Ваня неохотно и с выражением боли на лице, он уже и не о чем и не думал, просто хотелось только покоя без боли, а надо было стоять и не спать, закрывались глаза и подгибались ноги, но череда мощных ударов отнимала его у бога Морфия. В личных разговорах с Алексеем, дед Иван очень ёмко и кратко описал эти дни: «Карцеры в лагерях немцев по сравнению с допросами на родине, это был «практически санаторий!» Это Корсаку очень запомнилось.
Сколько по времени его «лечили» НКВДешники он не помнит, может две, а может и три недели. Но совет «не подписывай», подтверждал треск автоматов ППШ во дворе рано утром, да очень быстрой ротацией лиц сокамерников. Второй момент в жизненной удаче пребывания в Ленинграде у деда Ивана, это то, что в камере было много врачей. Они после побоев суставы ему и другим сокамерникам вправят, перевяжут, примочку или компресс поставят, а у кого и таблетка или порошок с анальгетиком не были отобраны. Так эскулапы-«отравители» помогли когда-то крепкому бельгийскому «шпиону» продержатся до суда.
Всё дальше было просто и отработанно, пара очень крепких охранников, при оглашении приговора прижали его своими плечами к стене, ведь сошедший с круизного лайнера здоровый мужик просто уже не мог даже стоять и больше походил на обтянутый, синей от побоев кожей, скелет. «Классический» приговор осени пятьдесят третьего с вердиктом отбыть в лагерях четверть века. Вот такой получился результат его ностальгии – «замес» из боли в душе о судьбе своих детей и жены, переломанных рёбер, выбитых зубов, силы воли к жизни, да помощи «врачей отравителей»…
Был еще и хороший момент в работе Советских консулов, для ускорения его возврата, перед отъездом нашли деду Ивану его родную сестру, это была бабушка Алексея Ульяна. К ней и ехали дед Иван, но так она практически не писала, была полуграмотная, на словах консулы говорили, что у них в СССР всё хорошо, сестра будет рада приезду и ждёт их. Словам этих дип-«вербовщиков» он тогда поверил. Теперь только Лида и их трое детей ехали к ней, ведь после Ленинграда, в поездном купе остались только они.
Внешний вид их на железнодорожных станциях вызывал удивление и насторожённостью у советских граждан. Одеты были они очень уж хорошо, да и говорили с заметным акцентом, а много походивший в бельгийский детский сад младший, на русском языке знал всего пару слов. Статьи и разговоры о «шпионах» и «врагах» пробуждали в людях инстинкт их сторониться. Но отсутствие наличных денег, которые были у изолированного от родных главы семьи, и Лидии приходилось, компенсировать уменьшением запасов хорошей одежды из не взятых чекистами пары чемоданов, которая давала возможность что-то покупать после её продажи или обменивать на еду.
Лида попробовала вернуться к своим родным в Донбассе, но они не приняли её. Понимая, что это чревато помощью «врагам народа» с негативными для свободы и жизни последствиями. В итоге она смогла приехать к Ульяне, родной сестре Ивана, благо это было недалеко от места жительства её родственников, на самом востоке антрацитовых залежей страны, да и прилично имеющийся чемоданный гардероб, дал возможность добраться не истощенными в долгой дороге на родину. Бабушка Алексея приняла её и детей брата, узнав, что ещё несколько дней назад Иван был жив. Приютила их в небольшом съёмном домике на окраине шахтёрского города. Работать Лидии, можно было устроиться только разнорабочей или уборщицей – ведь она жена «врага народа», знание языков и педагогическое образование ничего не давали. Но хоть какие то деньги у Лидии появились, ведь запас заграничных вещей уже давно иссяк, благо, что ещё у бабушки Ульяны был небольшой огородик, который давал им возможность прокормиться…
После суда Иван попал в советские лагеря, о которых вспоминал дед Иван так же неохотно и тяжело. Если в немецких, где после тяжёлой работы в каменоломнях и скудных ужинов ночью был покой, то в ГУЛАГе приходилось с «блатными» делить пайки еды и место на нарах для отдыха. Битвы эти шли ещё и днём на просеках, и опять деду Ивану повезло, потому что силы в его нескольких лагерях, в которых он отбывал свой срок, были равными между «блататой» и «политическими». «Предатели» и «изменники» не имели никаких прав в ГУЛАГе. Они имели отличительные нашивки, при стычках, видя, что забивают «политического», охранники просто отворачивались от происходящего. «Блатные» это хорошо знали и усердно, порой по заказу надзирателей, помогали уменьшать количество «врагов народа» в лагерях. Просто страшно представить даже о дне жизни в таких условиях, а когда это длится годами?…
Только в самом конце пятидесятых, немногих выживших «врагов народа» перевели на поселения, откуда разрешили написать родным. Так вначале шестидесятых Лида узнала, что муж её жив, и ждёт пересмотра дела. Его отправили в Москву, где принял деда Ивана сам генеральный прокурор СССР Николай Руденко, в своё время бывший обвинителем на Нюренбергском процессе. Извинился за приговор, вынесенный в год смерти Сталина, признал его ошибкой и заверил, что больше к нему нет никаких обвинений и подозрений, а на месте жительства ему и семье создадут нормальные условия…
Оканчивая среднюю школу, Алексей Корсак был у него в гостях, и расспросив у деда Ивана о его жизни в Бельгии, возвращении после лагерей и всего пережитого там, не жалеет ли он о возвращении из Бельгии на Родину, на что получил ответ:
– Нет, не жалею несмотря пережитые муки и страдания. Мы там были совсем чужие!
В дальнейшей жизни к нему и семье не было никаких притеснений, удалось спокойно жить у себя в донецких степях, работать на родных угольных шахтах. Что-то из опыта в добыче Рурского угля, удалось ему передать и землякам-горнякам на Донбассе, правда, с задержкой почти в девять лет отданных лесоповалу вГУЛАГе.
14
Под эти воспоминания о дедах, войне и ГУЛАГе Алексей, в очередной раз «протоптался» на машине к КПП военного городка, была это очередная осенняя пятница с тягучим трафиком, на благоустроенные дачи и в загородные дома поздно вечером ехали многие жители Москвы. Показав пропуски солдату, проехал Алексей не на съёмную квартиру, куда ему совершенно не хотелось, предварительно позвонил перед киносеансом жене, сообщив о проблемах на «объекте», сообщил, что приедет поздно. Зная «совиный» режим родной сестрички подъехал к её коттеджу, точнее к их служебному жилью. Сестра, как и её муж, военный, ждали получения уже честно выслуженной службой в дальних гарнизонах квартиры.