Прощеное воскресенье

– А я думала, для внуков. Теперь они к нам на дачу не приедут.

– Ой, что ты, мама! Конечно, приедут, – заверила Маша.

– Да, мама, не волнуйся, – подключилась и Марина, уже выяснившая, чем пожертвовал Андрей ради коттеджа. – Сто раз приедут, еще надоесть успеют.

Так появился у сестер Белых загородный дом. Виктор Александрович не был бы тем, кто он есть, если бы не сделал все по-своему. Он появился наутро после вселения Марины с Андреем (Маша с Олегом успели заехать раньше), чтобы поздравить их с новосельем. Дорогу от своего дома до коттеджа он преодолел пешком, но машина уже ждала его за воротами. За его спиной с отрешенным видом возвышались охранники, братья Богдановы. Эти два «шкафа на ножках» были близнецами, абсолютно на одно лицо. Когда Марина видела их, стоящих симметрично за правым и левым плечами Краснова, они производили такое пугающее впечатление, что хотелось забиться под диван.

– Ну, что, вам здесь нравится? – спросил Виктор Александрович с радостной улыбкой и протянул два конверта: один – Андрею, другой – Олегу. В каждый была вложена фотография улыбающегося Краснова с двумя младенцами на руках. Одна была подписана «Марина и Андрей! Спасибо, что подарили мне счастье быть дедом!» На другой было написано: «Маша и Олег! Спасибо за возможность чувствовать себя дедом дважды!» Одинаковым было содержимое конвертов: квитанции банка о погашении ссуды.

Марина думала, что Андрей будет отказываться от такого дорогого подарка, как было уже не раз. И уломать его принять коттедж будет нелегко. Но Андрей повел себя необычно. Он пожал отцу руку и сказал:

– Спасибо, папа! Я тебя теперь понимаю. Надеюсь, я своему сыну тоже смогу подарить что-нибудь хорошее.

В этот раз пришлось уговаривать Ярославских. Виктор Александрович убедил Олега, что собирается извлечь выгоду, во-первых, из наличия в такой близи от своей дочери дипломированного детского врача, во-вторых, от присутствия программиста, который в свободное время, если захочет, сможет усовершенствовать общую для двух усадеб систему охранной сигнализации. Выдумал он эти аргументы сам, или ему помогли его психологи, но Олег принял их. А потом они вдвоем успокоили разволновавшуюся Машу.

«До чего здесь тихо и спокойно!» – думала Марина, лежа с закрытыми глазами. Она сегодня, как обычно, проснулась за пять минут до звонка будильника, без пяти шесть, тихо поднялась, набросила халат, взглянула на спящего ребенка и пошла на кухню. Она принципиально заставляла себя вставать утром и готовить мужу завтрак. «Поспать я и днем могу, а ему весь день работать надо». Обычно, Марина варила кашу: пшенную, гречневую или овсяную. После тридцати Андрей стал жаловаться на желудок. Марина, не прибегая к помощи семейных докторов, прочла ему пространную лекцию о здоровой пище и начала воплощать теорию в жизнь. Запеканки вместо жаркого, тушеные овощи и мясо, рыба в фольге, паровые котлетки, зеленые щи и борщ без шкварок, ежедневная утренняя каша. Андрей сначала неохотно ел овсянку, но вскоре привык, почувствовал себя лучше и даже сочинил афоризм: «Колбаска – праздник языка, овсянка – праздник живота». «Чувствуется опыт руководства рекламным агентством», – похвалила Марина его слоган.

Накормив Андрея завтраком, Марина быстро убрала на кухне, стараясь не шуметь. На кухне перегородка была довольно тонкой, и они с Машей могли переговариваться, почти не повышая голос. Совершенно очевидно, что при разделе коттеджа на две половины, Краснов предполагал проживание в нем близких родственников. Сегодня на половине Ярославских было тихо, они еще не вставали. Марина завидовала сестре: Олег не каждый день ездил в Москву. Как и большинство программистов его фирмы, он много работал дома, широко пользуясь Интернетом и электронной почтой. А Андрей не мог бросить свое хлопотное хозяйство ни на день.

Казалось бы, Марине было некогда скучать с маленьким сыном на руках. Сначала она с ног сбивалась. Но постепенно освоила нехитрые обязанности по уходу за малышом: кормление, купание, гимнастика – и размеренная, словно текущая по кругу жизнь стала ей надоедать. Дни почти не отличались один от другого. Завтрак, обед, ужин, утром – зарядка, днем – прогулка, вечером – стирка. А уборка в непрерывном режиме. Круг общения Марины сократился до минимума: ежедневно она виделась только с сестрой и Олегом, гуляла вместе с Юлей или ее мамой. Работать она пока не могла. Ее рубрику в журнале вела теперь Ира Савельева. Марина сама же и устроила университетскую подругу на свое место. Она не собиралась отбирать его и впоследствии, так как Ирине очень подошло писать статьи о хороших людях по письмам читателей. Только эта работа и могла бы быть «надомной» для Марины, а интервью и поездки вообще остались как будто в далеком прошлом.

Руки Марины были заняты, а вот ум скучал. Марине, деятельной по натуре, не хватало событий, впечатлений, разнообразия. Сашеньку она ощущала частью себя, он был ей бесконечно дорог и близок, но не мог заменить весь остальной мир. Ей хотелось от мужа получать больше внимания, но он часто приезжал такой усталый, что в конце ужина буквально клевал носом. Вместо обстоятельного разговора получался короткий обмен новостями почти в стиле СМС-сообщений. Марина тогда жалела, что не осталась жить в московской квартире, ведь время, потраченное на дорогу, оставалось бы для общения Андрея с женой и сыном. Но иногда Андрей приезжал пораньше, был разговорчив и весел, брал на руки сына, стоял с ним у окна, в которое заглядывали не балконы соседних домов, а зеленые еловые лапы с рыжими шишками. А в выходные они гуляли на своем участке среди елей и сосен, вдыхая запах хвои и чистого снега, ходили в гости к Ярославским или даже к Юле. После ужина смотрели новые фильмы на компакт-дисках, танцевали или беседовали. Тогда Марине казалось, что их коттедж – просто идеальное семейное гнездышко. Тишина, покой, свежий воздух, безопасность и комфорт.

Правда, комфорт был не совсем свой собственный. Охрана была общая с усадьбой Краснова, которая начиналась сразу за забором с восточной стороны. Участок у него был гораздо обширнее, но дом можно было увидеть со второго этажа. Виктор Александрович поделился и обслугой: электрика или сантехника не приходилось вызывать черт-те откуда, в штате Краснова были нужные умельцы. Уборка территории и вывоз мусора, чистка подъездных путей, завоз продуктов на заказ, – на все это молодые владельцы коттеджа ничего не тратили. Можно было и не готовить. Повариха Ксюша, приглашенная Юлей, могла удовлетворить самый взыскательный вкус. Ей, казалась, ничего не стоило приготовить праздничный обед хоть на десять, хоть на двадцать персон. Надо было только предупредить ее заранее и согласовать меню.

Это было очень удобно, когда Марина и Андрей стали поочередно приглашать друзей посмотреть на Александра Андреевича Краснова, достигшего месячного возраста. Марина могла не волноваться, что Сашенька не даст ей потрудиться на кухне, или что припасы закончатся. Принесенные в судках и термосах блюда разогревались в микроволновке. А хорошо укутанные пироги были еще теплыми. Все гости сразу становились горячими поклонниками Ксюшиной кухни.

Первым их навестил Игорь Переделкин, друг Андрея с институтских времен, его правая рука в издательстве. Он острил:

– Дайте посмотреть ваше родовое имение. Надо бы и мне заявить свои права на Переделкино.

– А что, попробуй, обратись в суд, – подхватитила шутку Марина. – Ни одна дача, конечно, тебе не обломится, но станешь личным врагом многих знаменитых людей.

– А отчет о твоих похождениях напечатаем в журнале под псевдонимом «Беспеределкин», – Андрей привычно прошелся по фамилии Игоря.

У друзей была с институтских времен такая игра – не называть фамилии. Ее затеял одногруппник по фамилии Шведов. Андрей у него был Черновым, Беловым, Цветным и так далее, Игорь – Самоделкиным, Недоделкиным, Перестрелкиным. В свою очередь, Шведова превращали в Грекова, Варягова, Печенегова.

– Супруги Красных, – не полез за словом в карман Игорь, – кинулись терзать скромного гостя, забыв показать то, зачем он пришел. Короче, где ваш наследник?

На малыша Игорь смотрел с некоторым испугом: «Мы что, все такие маленькие были?» А в конце визита торжественно сказал Андрею: «Старик, теперь ты не умрешь».

Конечно, приезжала Галина Леонидовна Кострикова, бывшая учительница Марины и Маши, которую они несколько лет так регулярно посещали, что она стала фактически членом семьи. Хотя здоровье Галины Леонидовны после инсульта уже восстановилась, ее сопровождал внук Максим. Максим переехал жить к бабушке из Обнинска, так как поступил учиться сначала в лицей, а потом – в Московский государственный технический университет имени Баумана. У них нашлось много общих интересов, но не в пище. Бабушка готовила внуку мясные блюда только из полуфабрикатов, так как сама давно стала вегетарианкой. Она утверждала, что правильное питание, движение и работа на компьютере помогли ей избавиться то последствий инсульта.

Галина Леонидовна подарила Саше словарь В.Даля, нимало не сомневаясь, что он, как и его мама, станет филологом. Она наизусть процитировала полюбившиеся ей фразы из школьных сочинений Марины. В семьдесят с лишним Галина Леонидовна поражала бодростью, задором, интересом к жизни. Ее последнее увлечение – поиск друзей юности через Интернет. Она рассказывала, кого и где ей удалось найти, чем они занимаются, предлагала Марине написать очерк или даже книгу о судьбе ее поколения. Марина обещала подумать. Максим, который не остался равнодушным к сочным Ксюшиным котлеткам, за разговором незаметно съел целое их блюдо.

Таня Носик, школьная подруга обеих сестер Белых, чья очередь настала в прошлую пятницу, от души порадовалась за подруг:

– Вы с Машей здесь живете, как у Христа за пазухой.

– Не совсем так. Скорее – под мышкой у Краснова, – возразила Марина.

– Ну и что? Он же вам не чужой, вот и заботится. Ты же ему такого чудного внука родила. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! – Таня трижды поплевала через левое плечо, а потом еще и постучала по столу.

Марина и Маша с улыбкой переглянулись: Таня всегда была неисправимо суеверна. Они беседовали втроем, не считая спящих малышей. В этот раз Олег тоже был на работе.

– А как там Юля, она сейчас дома?

– Нет, поехала в свое модельное агентство. Дома только малышка с бабушкой и няней.

– Вы с ней, наверное, нечасто видитесь? Она же и актриса, и бизнес-вумен. Приходится вертеться как юла.

– Видимся не каждый день, больше по телефону перезваниваемся. Но Юля сейчас не снимается и в агентство ездит редко. Все время старательно изображает рьяную домохозяйку, да иногда с Виктором Александровичем в свет выходит.

– Она все еще не женила его на себе?

– Нет, это нереально. По-моему, она давно рукой махнула, чтобы не расстраиваться.

– Вот пень упертый! Я бы такого не стерпела!

– Поэтому он тебя и не выбрал.

Таня захохотала, сверкая красивыми белыми зубами.

– Ой, уморила! Маринка, ну ты у нас как скажешь! Книги тебе надо писать, талант пропадает.

– Что ты! Некогда мне сейчас писать.

Марина не стала рассказывать, что понемногу пишет свою вторую книгу, чтобы не терять квалификации. Первый опыт ее оказался не очень удачным. Хотя ее книга под названием «Цветы на снегу», простояв в очереди почти год, все-таки вышла, но очень скромным тиражом, и сразу потерялась в море таких же «покет-буков» на дешевой бумаге с яркими обложками. Главный редактор был недоволен тем, с какой скоростью расходилась книга. Марина же считала, что «Московский детектив» не совсем та серия, в которой ей надо было издаваться. Она купила и прочла пару книг из той же серии и поняла, что в ее «Цветах» слишком много лирики и слишком мало крови и трупов. Зато многие ее знакомые хвалили книгу именно за это.

Одним из поклонников творчества Марины выступил Виктор Александрович Краснов. Он, не мелочась, купил сразу пятьсот экземпляров. Сотню он разослал в дар школьным библиотекам своего избирательного округа со штампом «Клуб депутата Краснова – детям». А остальными книжками Виктор Александрович постепенно одаривал своих знакомых, полагая, что родство с писательницей повышает его рейтинг.

Не уверенная в коммерческом успехе, Марина все же начала работать над второй книгой. Она опять взяла за основу известную ей историю из жизни: о девушке, потерявшей память в аварии. Но дело не спорилось. Трудно было найти подряд несколько часов, чтобы можно было сосредоточиться на тексте. Даже ночью, если она садилась за ноутбук, больше часа поработать ни разу не удавалось: то Сашенька просыпался и капризничал, то Андрей увещевал ее поспать, чтобы молоко не пропало. Хорошо, что она не была связана ни с какими сроками. А если бы взялась за журнальную статью, то могла бы сорвать выпуск номера.

Марина считала, что ее работоспособность упала еще и из-за молока. Организму, настроенному на производства этого ценного питательного продукта, не оставалось сил на всякие там изыски. Зато Саша на мамином молоке рос как на дрожжах, за месяц прибавил в весе на целый килограмм и заметно обогнал своего двоюродного братца Витю. Упитанный малыш был весь в складочках. А Марина сильно похудела, только грудь оставалась большой. Подумать только, она жалела об отсутствии аппетита в первой половине беременности! Теперь она частенько чувствовала настоящий голод. Ночами ей снилась еда, до которой невозможно было добраться: буфеты, где нет продавца или большая очередь, витрины закрытых магазинов, рестораны, где все места заняты. Перед ночным кормлением в 2-3 часа Марина торопливо жевала заготовленный с вечера бутерброд с маслом и сыром, запивая сладким чаем с молоком. А к завтраку уже снова была голодна, как волк.

Марина заснула, и опять ей приснилась еда. Она видела перед собой накрытый к празднику обильный стол, сияющую Галину Леонидовну, торт с восемнадцатью свечами. «А, это же день рождения Максима». Торт был весь в завитушках из белого крема, а свечи высокие, почти до потолка. Максимка тянулся, чтобы их зажечь, а Марина кричала ему: «Не зажигай!». Максим ее не слушал, смеялся и тянулся вверх с факелом в руках. Факел задел за штору. Горящая портьера упала на Максима, а Галина Леонидовна все улыбалась, она не видела горящего внука. Марина пыталась кричать, но голоса не было, а руки и ноги не двигались, были словно ватные. Марина потянулась вперед и проснулась.

Она открыла глаза, автоматически глянула на часы. «Если и поспала, то всего полчаса, а уже кошмар приснился. Наверное, голова запрокинулась, надо встать, разминку сделать». Тихо зажужжал сотовый на тумбочке.

– Да, Андрюша?

– Марина, я сегодня задержусь, приеду позже обычного. Можете ужинать без меня.

Последнее замечание было данью вежливости: кормление грудью вынуждало Марину есть несколько раз в день в собственном режиме, только по выходным Андрей присоединялся к жене.

– Опять что-то случилось в нашей типографии?

– Да, я тебе дома расскажу.

«Ох, уж эта типография! Опять с ней неприятности». Весь день, ожидая приезда мужа, Марина невольно возвращалась мыслями к злополучной типографии, гадая, что случилось на этот раз.

Удивительным образом в жизни Андрея и Марины издательское дело играло роль фатума, судьбы.

Все началось с газеты. Марина еще училась в Университете, но уже писала статьи для факультетской газеты. Андрей, работавший экономистом в банке, затеял выпускать собственную газету и пригласил себе в компанию своего друга Игоря и программиста из банка Ульяну. Он искал журналиста с молодежной тематикой и нашел Марину Белову (ее первый псевдоним). Ему понравились ее статьи, а ей понравился его голос по телефону. Первая же встреча в скромном офисе редакции подарила им любовь.

Любовь – любовью, но сначала они только встречались. Потом стали жить вместе. А когда уже решили публично признаться в «любви до гробовой доски», то есть официально вступить в брак, то Виктор Александрович подарил Андрею журнал «Кредо». Тогда принять свадебный подарок отца его уговаривали все трое: Марина, Ульяна и Игорь. Уговорили, принял – и они все перешли в новое качество. Солидный журнал требовал больше сил и времени, но и отдача была выше. Андрей стал генеральным директором и главным редактором, свернув все прочие дела, оставил только свободную должность консультанта по экономическим вопросам. Марина стала не только его женой, но и дипломированным журналистом, начальником отдела. Игорь стал главным бухгалтером и менеджером, бросив работу в банке, который все равно доживал последние дни, да иногда делал балансы мелким фирмам. Ульяна, работавшая кроме банка в двух местах «мальчиком по вызову» – приходящим системным администратором, стала дизайнером компьютерной верстки.

И опять они сначала задумали расшириться. А когда (не без помощи Краснова – старшего) купили рекламное агентство с типографией, тут же созрели, чтобы завести ребенка. Сначала не ладилось ни с тем, ни с другим. Вернее, с рекламным агентством не было хлопот, а с типографией с самого начала все шло вкривь и вкось. И беременность сначала не наступала, а потом Марину стал донимать токсикоз. Марина с трудом справлялась со своим болезненным состоянием и не могла быть мужу полноценной помощницей. Андрей буквально разрывался между редакцией и типографией. Марина даже советовала мужу избавиться от неудачной покупки, но тот и слышать не хотел. Ему нравилось новое дело. Андрей носился с этой типографией, как с «писаной торбой»: обновлял технику, находил новых заказчиков. И только, когда широкоформатная полноцветная печать заработала, как ей положено, Марина смогла со спокойной душой отправиться в предродовой отпуск.

И как будто вслед за ней, из типографии начали уходить люди: дизайнеры, печатники, даже вахтеры. Троих переманило издательство «Катрен», в начале зимы расширившее свой печатный цех. Вряд ли директор «Катрен» Трахтенберг сделал это из мести, хотя Марина с Андреем и взяли к себе Ирину Савельеву именно из «Катрена». Но Марина полагала, что он и не заметил, что она перешла работать в журнал «Кредо». По большому счету, Трахтенберг сам виноват, что не нашел журналистке с университетским образованием более достойного применения, чем подшивать бумажки, да быть «старшим помощником младшего бухгалтера».

Скорее всего, конкуренты захотели отбить у них выгодных заказчиков. Случилось это в самый неподходящий для них момент, когда заказов для типографии набрали «выше крыши». Типографию лихорадило, генеральный директор издательства с ног сбился, отыскивая новых работников, он готов был сам встать к принтеру, и встал бы, если бы умел работать печатником.

Нет безвыходных ситуаций, и нет незаменимых людей. И Марина с Андреем с трудом, но выкрутились. Через агентство практически сразу нашли одного подходящего печатника с опытом работы. Быстро найти второго – не получилось. Но один из печатников, Алексей, согласился работать две смены, пока не подберут новые кадры. Неожиданно помогла Галина Леонидовна. Она предложила попробовать своего внука Максима в качестве любого работника типографии, «так как у парнишки руки из головы растут». Максиму она напомнила, что сестрички Белых ей помогали после инсульта никак не меньше, чем родная дочь, его мама. И если он хоть что-то сделает для этой семьи, то очень порадует свою бабушку. Максимка работать на компьютере выучился раньше, чем ходить. Расписание занятий позволяло уделить часть времени работе. Максима поставили в помощь Алексею. Паренек хорошо знал компьютерную графику. Сначала он был «на подхвате», но очень быстро освоился на новой работе, и его утвердили печатником.

Последнюю вакансию закрыл один из вахтеров редакции, Павел Викторович. Он пришел в «Кредо» чуть позже, чем четверка друзей, и оказался первым работником, которого принимал Андрей. Мягкий, интеллигентного вида пенсионер, всегда аккуратно и чисто одетый, в галстуке, он ненавязчиво старался быть полезным, не чурался никакой работы. Теперь Павел Викторович сам подошел к Андрею и предложил поработать в типографии вахтером по совместительству. Вахтеры работали сутки через трое, так что его поставили в удобный для него график. Ему, наверное, было тяжело, но он не жаловался, с работой справлялся, и все благополучно забыли о проблеме дефицита кадров.

Вечером, едва Андрей переступил порог дома, Марина увидела, что он сильно расстроен. В таких случаях она всегда выполняла завет из русских народных сказок: «Ты меня сначала напои, накорми, в баньке выпари, а потом и расспрашивай». Андрей никак не мог начать разговор, отводил глаза, за ужином отказался от добавки. Чашечка кофе всегда его примиряла с неприятностями. Марина терпеливо выждала, пока Андрей не сделает несколько глотков, и спросила сама:

– Скажи, наконец, что случилось с типографии? «Катрен» переманил все три смены, включая Максима? Или нашу технику залило горячей водой из отопления? Я думаю, что в любом случае тебе не стоит так расстраиваться. Переживем и это.

– Марина, все, что ты сказала, это действительно пустяки. У нас в типографии сегодня утром убили человека.

– Убили?! Кого? Максима? – Марина услышала свой голос, звучащий откуда-то издалека. Внезапно стемнело…

– Марина, очнись! Прости, что я тебя напугал! – Андрей стоял на коленях на полу перед лежащей на диване Мариной и брызгал ей на лицо воду из стакана. Опыт частых обмороков жены во время беременности помог ему быстро привести ее в чувство.

– Кого убили? – еще слабым голосом спросила Марина.

– Да не Максима, не Максима! Убили Павла Викторовича, вахтера.

Федор Афанасьевич Ситников сидел за своим рабочим столом. День угасал. Вечер мягко проникал в комнату, сумерки обволакивали окно. Рабочий день давно закончился. Следователь наизусть изучил материалы дела об убийстве Штейгера Павла Викторовича, работавшего вахтером в типографии издательства «Кредо». Труп обнаружил кладовщик в понедельник утром. Убитый лежал в кладовой на полу перед дверью. Следственная бригада без труда определила картину преступления.

Вахтера убили в коридоре, ударив ломиком по голове. Этим ломиком сбивали лед с крыльца. Лом стоял в тамбуре, его несколько дней уже не убирали в подсобку. Погода в последние дни стояла снежная и теплая. Мокрый снег постоянно налипал на крыльцо. В воскресенье ночная смена закончила работу в шесть утра. В шесть пятнадцать они закрыли двери в зал, где стояли принтеры, расписались в журнале. Вахтер был на месте. Павел Викторович лично закрыл за ними входную дверь. Получалось, что вахтер кому-то сам открыл ему дверь, тогда он знал убийцу. Или убийца открыл дверь своими ключами, следов взлома на замке не обнаружено. Убийца ударил старика слева по голове. Закутав голову убитого курткой, которая висела рядом на вешалке, убийца волоком оттащил тело в кладовую. Полотенцем он оттер пятна крови на полу и кинул полотенце рядом с телом. В кладовую бросил и орудие убийства – лом. Затем ключами вахтера убийца запер кладовую и входную дверь. Отпечатков он не оставил. Убийство могло произойти с шести пятнадцати до семи утра, когда пришел сменщик. Вот собственно и все.

Федор Афанасьевич нутром чуял, что дело тянет на «висяк». А он ошибался редко. Сколько лет работает следователем, и почти ни разу не ошибся. Молодые парни подшучивали над его старомодностью. И имя-отчество и методы у него действительно были не самые современные. Но притихали молодцы, когда у него в очередной раз оказывался самый высокий процент раскрываемости по управлению. Ребята иногда просили поделиться своими секретами. А секрет у него был один: «Определи правильно причину, и найдешь, кто сделал».

Причина с ходу не просматривалась. Денег у вахтера не забрали, из типографии мятого листка бумаги не похитили. Жил вахтер в пригороде с вдовой сестрой и ее детьми. Своей семьи у него не имелось, друзей-приятелей тоже. Криминального прошлого не имел. Была небольшая зацепка. Накануне убитый на три часа позже вышел на работу. Он попросил подежурить вместо себя своего сменщика, который проживал неподалеку. Сменщика допрашивали раз десять. Более бестолкового свидетеля Федор Афанасьевич не встречал. Удалось выяснить, что Павел Викторович был чем-то расстроен. Непонятно, зачем сменщик пришел в то утро на час раньше? Придется копать глубоко, копать долго. Быстро вряд ли получится.

Дело в том, что типография, в которой произошло убийство, принадлежала сыну самого Виктора Александровича Краснова. Краснов был фигурой более чем заметной: олигарх и политик, его имя не сходило как с глянцевых страниц дорогих изданий, так и с желтых страниц самых скандальных журналов и газет. Одно время он даже баллотировался в Государственную Думу, но снял свою кандидатуру до выборов.

Олигархов Федор Афанасьевич не любил, но к Краснову у него было особое отношение. Несколько лет назад судьба столкнула их в одном неприятном деле. Федор Афанасьевич был поражен порядочностью Краснова, по его мнению, не свойственной олигархам. Позитивное начало укрепилось, когда Краснов помог племяннику Федора Афанасьевича, помог просто так, парню, пришедшему к нему за помощью «с улицы». Племянник стал инвалидом, воюя в Чечне, он потерял ногу. Ему нужна была операция, чтобы поставить особый немецкий протез, стоивший баснословно дорого. Друзья посоветовали парню обратиться в благотворительный фонд, организованный Красновым. Случай был непростой, были потеряны нужные бумаги для оформления инвалидности и льгот. Сам Краснов лично побеседовал с парнем. Не прошло и месяца, как были оформлены все документы, без волокитства и бесконечных, выматывающих душу хождений по инстанциям. Парню сделали дорогую операцию и лично для него изготовили в Германии тот самый протез за двадцать тысяч долларов. При этом их семья не затратила ни копейки. Племянник ходит не хуже любого здорового, женился, сын у них растет, шустрый такой парнишка. Федор Афанасьевич проникся уважением к Краснову. С тех пор они, не сказать, чтобы дружили, но частенько обращались друг к другу за советом и помощью. Поэтому и взял себе это дело Федор Афанасьевич: Краснов его племяннику помог, а он поможет сыну Краснова. Конечно, если Андрей Викторович – не преступник. Впрочем, как каждый человек, который мог войти в типографию в такое время, он тоже будет проверен.