Путь длиною в смерть

Путь длиною в смерть

Джой Моен

Дизайнер обложки Катерина Райдер

Иллюстратор Валерия Перелай

© Джой Моен, 2022

© Катерина Райдер, дизайн обложки, 2022

© Валерия Перелай, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-8638-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Ее соперница грозна, вся в черном, словно тать,Коль забрала к себе она – не станет отпускать.И короля давно уж нет среди живых людей,А королева ждет и ждет, и кормит лебедей…Она прекрасна и стройна,Шаги ее легки,И пару птиц зовет она,Бросая корм с руки.Не разлучимы, как всегда, они спешат на зов,Что королева шепчет им – нам не услышать слов,Сверкает солнце в вышине, стеклом блестит вода,Все будто замерло вокруг, и лишь бегут года.*1

Сумерки и туман опустились на северные земли Сканды, скрывая от лишних глаз без того таинственные леса и равнины. Забираясь повыше на гору, или пригорку, едва виднеются верхушки сосен и ясеней. Проходя вперед по неровным тропам и ухабам того и гляди, свернёшь себе шею. А уж если привидится чего, успевай увёрнуться от иллюзий сознания, подкреплённых закостенелым страхом, до того, как на пути встретятся реальные монстры.

Подбираясь все ближе к величественно возвышающемуся над тобой лесу, становится не по себе. Подсознательно напрягается каждая мышца и тотчас онемевает, в ожидании того, что в любой момент старые предания оживут. Но если найти в себе силы не трусить, покрепче сжимая в руке маленький ножик, для обманчивого успокоения души, сделать шаг во все поглощающую темноту, отбрасываемую крепкими цепкими ветвями, то непременно наткнёшься на ветхий указатель.

Краской из сине-фиолетового сока ягод, неровным почерком выведено «Скъяльт». В маленьком поселении, как и везде в это время суток, должно царить безмолвие, но не в этот раз.

Убаюкивающая тишина прерывается стенаниями о погибших мужьях и сынах. Даже ветер затих, не петляя меж деревьев. Его незвучные завывания солидарно вторят плачу женщин Скъяльта. Не слышно ни скрипа стволов, ни шуршания крохотных лапок о кору. От того звуки из поселения, раздающиеся в разреженном воздухе, кажутся ещё более зловещими.

Длинный протяжный вой девушки длится всего несколько секунд, но этого достаточно, чтобы появилось желание убежать подальше. Кто ушел, того не воротишь. Эту истину белокурой деве только предстоит принять.

Часть 1. Урожденная свободной

Глава 1. Дочь охотницы

Двадцать зим назад

– Давай Лива, ну же, тужься!

Белокурая красавица, широко расставив ноги, крепко впилась тонкими пальцами рук и ног в белую шкуру, на которой лежала. Лицо ее раскраснелось, волосы выбились из косы, прилипнув к мокрому лицу. Девушка тяжело дышала и рычала, но это не помогало ей даровать жизнь младенцу.

Подле нее стояла женщина, в простом льняном платье цвета мха, на ее плечах так же покоилась теплая шкура оленя. Она нервно переминалась с ноги на ногу, в такт ее движениям покачивались на поясе кожаные грубые ножны. Хозяйка нахмурила темные брови, обратив внимание, что поленьев для растопки очага осталось ничтожно мало. Этого будет недостаточно для того, чтобы сделать глинобитный пол хоть чуточку приветливее для нового жителя Скъяльта.

– Ну где вы там, быстрее!

Рявкнула та, и на крик в землистый дом вбежали две молодые девушки. В руках первой был большой глиняный горшок с дымящейся водой, на локте висели чистые тряпки. Вторая несла охапку дров, она быстро свалила их возле печи, присела на корточки, поджав подол непослушной жесткой юбки, и принялась подкидывать поленья в огонь.

Хозяйка встала на колени подле роженицы, положив рядом чистые ткани и свежую воду.

– Симона, мы еще можем чем-то помочь?

– Нет, спасибо, девочки. Можете подождать снаружи.

Девушки кивнули и мигом выбрались из плохо освещаемой избы.

– Так, Лива, мне нужно, чтобы ты была сильной девочкой. Прошу тебя, сосредоточься, направь оставшуюся энергию на эту малышку. Да прибудет с ней великий О`дин, и сила твоего имени!*2 Давай же, тужься!

Симона упёрлась твёрдыми руками в колени будущей матери. Лива тотчас отреагировала на ее слова, дав отпор ногами, и вскрикнув. Женщина заглянула под подол ночнушки, тихо ахнув. Кровь. Из чрева лилась кровь. Если не поторопиться, то можно лишиться и дитя, и матери. Лива тяжело дышала между схватками и с придыханием произнесла, взглянув на хозяйку уставшими зелёными глазами.

– Ты.. Сказала.. Малышка.. Ты.. Уверена?

Симона кивнула.

– Чувствую ее. Ты и сама прекрасно знаешь, что бывает при смешении северной крови и совершенно ей чуждой. Твой поганец кривич*3 вероятно не знал этого, когда лез к тебе под подол. И где же он теперь?

Льва стиснула зубы, проскулив словно дворняга, которой передавили ноги телегой.

– Ну полно. А теперь давай еще раз. Если головка так и не появится, придется резать. Я не могу потерять вас обеих.

– Спаси.. Мою.. До..

Не успела та договорить, как ее тело вновь напряглось. Схватка накатила с новой силой, застилая тёмной пеленой глаза. Мучительно простонав, Лива погрузилась в бессознательное состояние.

– Лива!! Святой Один!

Белая шкура под роженицей пропиталась бордовой кровью, намертво впитавшись в шерсть и вычищенные остатки кожи животного. Арне чертыхнувшись, подпрыгнула и схватила пучок травы на столе. Растерев между ладонями, поднесла получившуюся кашицу к лицу Ливы, но та никак не отреагировала на резкий горький запах трав. Хозяйка поняла, что у нее нет другого выхода.

Вытащив из ножен маленький острый нож, Арне окунула его в кипяток, тут же обтерев чистой тряпкой, и поднесла лезвие к раздувшемуся животу молодой девушки. Кровь хлынула из раны, заливая руки хозяйки дома.

Через несколько минут в избе раздался громкий визг новорождённой. Девушки как на зов вбежали на помощь.

– О, Видящая, кажется, Лива… Она… мертва?!

Тихо и неуверенно произнесла первая девушка. Вторая же ахнула, но старалась не отвлекаться, наблюдая за методичными движениям Симоны, которая только что перерезала пуповину, разрушая физическую связь младенца с матерью, что все же останется вечной.

Женщина взяла на руки ребенка, грустно смотря на знакомые черты, которые будто в зеркале отражались на его сморщенном личике. Малышка ухватила большой палец ведуньи и сразу принялась тащить себе в рот, крепко уверенно сжимая розовыми деснами. Симона не смогла не улыбнуться.

– Видящая, не найти чести больше, чем быть вами нареченной. Какое имя вы дадите девочке?

Помощницы накрыли тело Ливы Ульве белой тканью, все еще не веря в случившееся. Однако не отвлекаясь от уборки дома, бросали любопытные взгляды. Ранее они так близко никогда не видели младенцев и уж тем более не присутствовали на отмывании и наречении.

После рождения малыша было принято проводить церемонию принятия отцом. Дитя клали на землю до тех пор, пока отец не брал его под свою одежду. А было так потому, что мерли дитятки довольно часто. После церемонии можно было переходить и к ритуалам. Обычно ритуалы Ауса ватни и Нафнфести*4 проводились совместно с отцом дитя, после которых можно было смело считать ребенка человеком, но не в этот раз.

Арне продолжала улыбаться, ее черты лица смягчились, теперь она казалась старше своих пятидесяти зим. Подняв взгляд, она увидела изображение на коже, написанное местным неумелым художником, на котором запечатлена навеки дышащая Лива.

Художник тот рисовал отменно, но худо грамоте обучен был, а потому подпись была сделана не верно. Вместо «Лива» в углу красовалось «Илва». Женщина кивнула сама себе, будто отвечая на заданный вопрос, поднесла малышку к уже остывшей воде, и еще раз кивнула собственному отражению в водной глади. Лицо её стало решительным.

Сложив вместе большой, указательный и средний пальцы Симона щепотками набирала воду и окропляла лицо, тело и дух младенца, тихо шепча:

– Я – Симона Арне, видящая из Скъяльта, очищаю твой дух и тело, дочь охотницы Ливы Ульве, и нарекаю тебя Илвой Ульве. Да прибудет с тобой сила и мудрость Одина, да будешь же ты достойной дочерью мне, и всем жителям Скъяльта. Живи, да будет свободным твой дух, Илва!

На ее слова малышка вскрикнула, будто принимая, но уже борясь с собственной судьбой.

Глава 2. Ветер перемен

Десять зим назад

Холодный ветер начинал свой путь меж ветвей ближайшего к поселению леса. Он укрывал жителей Скъяльта, как бы мягко обнимая с трёх сторон. Прятал от ока, которое могло бы сглазить честной народ, не нужных кровопролитий, со стороны одичалых соседей, в любой момент способных захотеть присвоить себе красивых женщин или плодородные земли.

С каждым скрупелем*5 ветер, терявший энтузиазм подморозить жителей, ударяясь о стволы могучих сосен и ясеней, прибывал к домам уже ослабшим. Илва почувствовала его легкое прикосновение к своей девичьей щеке, и прикрыла глаза.

– Мама, это ты?

Ответом ей была тишина. Девочка сидела на траве, затянувшей собой весь склон скалистой пригорки. Ей нравилось проводить время в одиночестве, подальше от мирской суеты. Возможно, Илве понравилось бы играть вместе с другими детьми, да только не звали они ее с собой.

Всю свою жизнь, все скромные десять зим, девочка жила под покровительством слышащей Симоны Арне, которую боялись из-за ее силы и видений. Детей она пугала особенно знатно. Бывало, проходит мимо места, где дети играются, посмотрит черными глазами, и вымолвит вдруг: «Айка, ты пошто у сестры гребень украла. Верни пока поздно не стало». А через пару дней слышен плачь той самой Айки, которую сестра сильно бранила, а мать того хуже, за уши оттаскала. Со временем страх накрыл тенью и образ малышки.

Однако Илва не горевала, могла часами гулять по лесу, знакомясь с его мирными жителями. Животных она любила особенно. Где-то белочке орешек подарит, выудив из кармана льняных брюк, где-то ёжику грибочек положит подле норы, а когда дикий кабан с поросятами дорогу переходил, то всегда пряталась, чтобы на клыки не напороться, да и не спугнуть животину.

Еще одним излюбленным местом для протирания штанов стала эта пригорка, с которой открывался вид на чудную водную гладь. Убаюкивающе покачивались волны, морская птица и рыба занимается своим делом, иногда приходят бабы, за водой для стирки, а Илва замерев, наблюдает за течением жизни.

Чибис северный нарушил покой девочки, усевшись на край обрыва, вглядываясь в незнакомку пытливыми черными глазками. Илва от удивления даже перестала дышать и моргать, внимательно разглядывая переливающееся на солнце черное с сине-зелёным отливом оперение птицы.

Чибис крутил головой так, что даже хохолок подрагивал, а после выдал нескромную трель. Малышка рассмеялась, но птица была не из пугливых. Настойчиво подбираясь ближе к интересному белокурому существу, с огромными голубыми глазами. Клюнув девочку в кожаный сапог, птица снова гаркнула.

– Аа, тебя прислала Симона, да? Ах, ничегошеньки от нее не скроешь, даже это место уже выведала. Что ж, пора вертать домой, заждалась матушка.

Порой Илва забывалась, и называла Симону матушкой в лицо. И, конечно же, сразу получала за это оплеуху, и неустанное напоминание, что она дочь охотницы по имени Лива Ульве. Но как запомнить наречение, если Ливы она никогда не видала? Осталась от нее на память лишь старое изображение на коже.

Приятная глазу то была женщина. Высокая, статная, с хорошей копной светлых, практически белых, словно молоко волос, заплетенных в толстую косу. На голове ее венок одет, из красных луговых цветов. И наряд на ней праздничный, простое белое платье, с вышивкой на рукавах, поверх красный кафтан, новенький.

Только это и знала Илва о своей матери. Даже имя не успела ей подарить, так быстро ушла иной тропкой.

Илва вприпрыжку направилась по узкой протоптанной дорожке к общине, каждый раз, словно в первый, любуясь окружающими красотами. Волосы цвета молока распушились и лезли в глаза, а изумрудная лента, удерживающая их, почти слетела, сапоги местами были покрыты илом, жесткие штаны и белая свободная рубаха испачканы во влажной земле.

Но ничего из этого девочку не беспокоило, переживать она будет позднее, под осуждающим взглядом знающей. Небольшие тучи мирно плыли над лесом, нужно успеть до того, как брызнет дождь.

Подходя ближе к Скъяльту, девочка сбавила темп, одернула рубаху вниз, подтянула тесёмки, и смахнула с лица, лезущие в глаза и рот волосы. Звуки поселения заполнили уши.

У ближайшего домика стояла женщина и что-то громко кричала вглубь хижины, где-то лаяла собака, домашние птицы чувствовали себя хозяевами, неустанно сообщая об этом, разевая рты куда придётся. Чем дальше приходила девочка, тем больше становилось звуков, от них заболела голова, ведь после нескольких часов тишины какофония ощущалась громом среди ясного неба.

Женщины слева громко рассмеялись, стирая одежду и хлопнув одного из мужиков мокрыми штанами. Впереди играли в салки дети разного возраста, но увидев Илву, изменили своё направление, бросая странные взгляды. Видимо выглядела она сейчас не лучше заблудшей овечки.

Малышка тяжело вздохнула, предвкушая нравоучения матушки. Но как усидеть на месте, если свободный дух, словно ветер, ищет простор для крыльев. Ей осталось лишь дойти до конца коротенькой улочки и свернуть чуть левее тропы, она достигнет конца их земель, где и будет стоять ее дом, взросший в холм.

Дома здесь у всех выглядели примерно одинаково, с той лишь разницей, что в одном могло оказаться четыре комнатушки, в ином две или три. В зависимости от количества скота у хозяев.*6 Из глины, земли и дерева, возведённые стены защищали от настырных ветров, промозглых зим и знойного лета. На глинобитном полу было прохладно в жару, в холода же спасало большое количество шкур и немаленькое количество членов семьи. Спать ложились бок о бок, отдавая дополнительное тепло.

Крыша нередко протекала, но решалось это легко, заменяя сгнившие доски на новые, которые вновь покрывались слоем земли и глины, порастая мхом и порослью. То же самое делалось и с опорами внутри дома. По наступлению теплого времени года, как сейчас, двери жителей общины были открыты для всегда желанных гостей. Мужики частенько уходили на охоту или отправлялись на рыбалку в долгие плавания, а бабам только и приходилось, что развлекаться, выполняя бытовые обязанности, в хорошей компании друг друга.

Наконец перед глазами появился знакомый покосившийся низенький заборчик, из отверстия в земле валил дым. Симона ожидала дома. Не успела Илва переступить порожек, как за спиной раздался грубый старческий голос.

– Пришла, значит. Где пропадала? Уж не сбежать ли решила?

Женщина сощурила глаза, пристально наблюдая за ребенком. У Илвы выступил на щеках румянец.

– Ты всегда так говоришь. Мне это не нравится! Ты и сама знаешь, что не убегу и где я была, ты тоже прекрасно знаешь!

Симона попустилась, будто ей действительно каждый раз необходимо напоминание малышки, что она не мираж, не видение и навеки останется подле названной маменьки. Улыбнувшись, она сделала шаг вперед и положила мозолистую теплую ладонь на макушку Илвы, которая прикрыла глаза, получая долгожданное тепло. Только сейчас она ощутила, что озябла, хоть и весна нынче выдалась теплая.

– Пойдем в дом, дитя. Голодна? А потом ступай, приведи себя в порядок, да отправимся по делу. Помогать мне станешь, раз уж все равно проку дома от тебя не то чтобы много, а любоваться красотами родимого края не надцелась.

С готовностью девочка закивала в ответ и довольная забежала в дом, освещаемый пока еще дневным светом и единственный свечой на столе, где уже стоял кувшин с молоком, вареный кусочек мяса и пара картофелин, плавающих в бульоне.

От чашки исходил пар и такой аромат, что в животе предательски заурчало. Наспех сбросив обувь, стряхнув с себя кусочки почвы, Илва принялась поглощать приготовленное для нее Симоной.

Знающая бойко, что удивительно для ее возраста, перетаскивала в темный уголок бутыли и кринки с отварами и порошками, сделанными загодя. С верхней полки достала поясок, с пришитыми мешочками, аки карманами, и стала собирать все необходимое в дорогу.

– Куда сегодня?

С набитым ртом спросила девчушка. Симона сначала хмуро посмотрела на девочку, но умалчивать не стала. Знания еще никому не навредили.

– Наведаемся к Хардгердам, отнесем ему пару веток Тюрухъяльма*7. Знаешь, что за травка такая?

Девочка положила в рот последний большой кусок картофеля и, облизав большой палец, помотала головой.

– Волчий мор, по-другому.

Илва подскочила с лавки и невежественно ахнула.

– Неужто конунг*8 травить вздумал хозяина леса?

– Хозяин не хозяин, а владения свои знать надобно. Особенно где они кончаются. Негоже ходить в людское селение да коров пожирать. Да не боись, девонька, волки умные животные, жрать не станет, но предупреждение не лишним будет.

Немного успокоившись малышка вернулась на место, допить оставшийся еще теплый бульон.

– Потом Ярвинен просил заглянуть. Жена у него на сносях, уж почитай пятого вынашивает, а все как в первый. Не ладное дело.

– А чем здесь помочь сумеем?

От разыгравшегося любопытства малышки женщина тепло ей улыбалась. Хорошая душа знание любит, Один мудрого духа пошлет.

– Бровь Бальдра будет кстати.

Арне с хитрой искоркой в глазах повернулась к девочке, ожидая от нее верного ответа. Понимая чего ждет от нее знающая, Илва осмотрелась по сторонам. Висящие возле печи высушенные растения подсказали ей.

– Ромашка?

– Веерно молвишь. От всего помогает, и здесь свою роль исполнит.

– А потом?

Женщина хохотнула, убирая последний бутылек в карман.

– Ну а опосля зайдём к Ингрид Хьёрдисен. Одна она опеть осталась, утонул мужик, надо бы проведать да кервеля*9 с элем занести. Сердце успокоить женское.

Убирая со стола посуду, девочка кивнула на слова наставницы, поймав себя на мысли, что не понимает, отчего, только женские сердца такие буйные.

– Оставь посуду, потом приберешь, некогда уж, дело к вечеру клонится.

Женщина махнула рукой и уже почти вышла из дома, как малышка задала ей вопрос, который та меньше всего ожидала.

– Сегодня ночью будет призыв, матушка? Можно мне посмотреть?

Быстро переплетая пальцами косу, с мольбой в глазах ожидала Илва ответа. Каждый год проводился обряд призыва духа зверя, и каждый год девочка слышала один и тот же ответ.

– Даже не думай об этом.

Гаркнула Арне и затопала прочь, ожидая, что девочка нагонит ее позже, а пока будет бежать, то растеряет по пути дурные помыслы.

– Но матушка…

На ходу надевая ботинки, почти падая, бежала за ней Илва, надеясь получить желаемое.

– Каждый год одно и то же, дитя. Сумасшествие какое-то, ей-богу. Дурно мне становится от твоих желаний. Не пришло еще твое время.

– А когда же оно придёт, мое время то?

Симона остановилась и, опустившись на колени пред девчушкой, нежно завела торчащие волосенки той за уши.

Илва всегда смотрела на знающую восторженными глазами, она не казалась пугающей. Сколько бы раз не пыталась Ульве представить на месте родной матушки устрашающую знахарку – не выходило. Видела лишь заботливые тёплые руки, со сморщенными ладонями и пальцами, от постоянного пребывания в кадке с водой, где варятся настои, седые шелковистые волосы, насквозь пропахнувшие фенхелем и крапивой, и милое сердцу, такое знакомое лицо с отметиной полумесяцем, на левой щеке прямо под глазом.

– Наберись терпения, Илва. Ежели Один позволит, то пробудим и призовём твоего духа хранителя, не сомневайся. Никуда он от нас не денется, а до тех пор ты должна делать все, что необходимо, дабы духа своего не разочаровать, а укреплять и насыщать.

Щекой прижалась малышка к мозолистой ладони Симоны.

– И что же делать надобно?

– Учись, дитя. Каждый день учись. Терпению, храбрости, мудрости набирайся. Уходишь в лес, смотри на растения да грибы разные, да запоминай чего вещаю, покамест я жива, обучу всему, что сама умею. В жизни, моя девочка, все пригодится. Когда подрастешь, то сумеешь подковать и иные умения. Тогда хранитель сам поскорее захочет тебя посетить.

Женщина поднялась, отряхнула подол юбки, исподлобья поглядывая на девочку, и зашагала нужной дорогой.

Домик Ярвинена была сразу за поворотом, его хозяин встретил старую провидицу и ее помощницу скромной улыбкой. Махнув рукой на входную дверь, он продолжил колоть дрова, подгоняя старших детей поскорее утаскивать поленья на место.

На деревянном полоке лежала его жена и тяжело дышала. Живот сильно раздулся и ходил ходуном, что причиняло будущей матери сильный дискомфорт.

– Приветствую, Анитра. Как наши дела?

Услышав голос Симоны, женщина неловко спустилась с лежанки, сложив руки на животе.

– Приветствую, Арне. Совсем замучил меня, ирод. Еще не родился, а уже охото прибить.

Видящая подошла к Анитре, провела кончиками пальцев по животу, придирчиво подмечая любые изменения. Мрачная маска тенью легла на ее лицо.

– Готовься, вот-вот появится.

– А не рановато ишо?

Встревожено наблюдала женщина за действиями ведуньи.

– Ему лучше знать, когда пора. Ты тут не хозяйка.

– Опять мальчишка чтоль? Ох, и замучили они меня, сил нет.

Симона поджала губы, протягивая приготовленный настой и порошок из ромашки.

– На-ка, поможет успокоить вас обоих. Боль снимет. Как всегда принимай. Вот только…

Анитра благодарно кивнула, принимая кульки.

– Только что?

– Бранишь мальчонку почем зря. Крепкий будет, достойный сын, хоть и раньше положенного явится. Ругаешься, а он все слышит, от того и буянит. Давай пошепчу.

– Ой, ох, пошепчи, пошепчи уж, пожалуйста. Не думала я, что так…

Илва смотрела во все глаза, стараясь не упустить ничего, уж больно нравилось ей смотреть на врачевание Симоны. Вытянув скрюченные пальцы, та замерла подле живота.

Младенец словно почувствовал и потянулся в сторону помощи. Тихий шепот заполонил сознание Ульве, но слов разобрать не получалось. Однако через пару минут бледность сошла с лица хозяйки дома, она будто вздохнула свободнее.

– Ну все, теперь отдыхайте. И не ругай ребятенка, а то сама не рада будешь!

Когда они уходили, то маленькая помощница заметила, с какой любовью жена Ярвинена глядела на мужа и своих детей. Всё-таки многого она еще не понимала.

По пути к дому конунга Илва решилась на непростой вопрос.

– Симона, а ты почему замуж не пошла?

Брови слышащей взметнулись вверх, словно чибисы над океаном. Она даже остановилась, хотя дойти осталась всего пара миль.

– А зачем мне это надобно? Такие уж мы северные женщины. Не нужен нам мужик, чтобы себя бабой чувствовать. Руководит моей жизнью лишь один мужчина.

Пришла пора удивляться и самой Илве.

– Кто таков? Неужто и я его знаю?

Симона от души рассмеялась над детской нелепостью и непосредственностью.

– Ты пока с ним не знакома, девочка, но каждый день ходишь по его земле, под его солнцем и луной.

Девочка призадумалась на мгновение.

– Конунг Хардгерд?

Симона продолжила движение, тепло улыбаясь, а после возвела руки к небу.

– Один, моя девочка. Лишь он единственный властен надо мной. Хардгерд хороший мужик, держит Скъяльт, защищает, хоть и закостенелый, чего греха таить. Но это нам даже лучше так будет.

Илва открыла рот, чтобы спросить, что такое закостенелый, не болезнь ли какая скорчила вождя общины, как до них донёсся от его дома гром барабана. Симона напряглась и ускорила шаг, девочка старалась не отставать.

– Что-то случилось, Симона? В этот барабан стучат, только когда беда на общину опускается! Неужто стряслось чего?! Симона, что чувствуешь?

Со всех уголков Скъяльта начали сбегаться к дому конунга жители. Бросали все домашние дела и стекались на звуки тревожной мелодии. Бомг. Бомг. Бомг. Стук был мягкий, кожа по коже, но отчего-то мурашки пробегали по всему телу народа.

Подойдя к самому входу, они увидели, что Хардгерд стоит у барабана и держит незнакомого мужчину за копну кудрявых рыжих волос. Он почти не сопротивлялся, не мог, руки за спиной туго связаны коровьей верёвкой. По инструменту продолжал бить его верный помощник и младший брат – Вигге Хардгерд. Похожий как две капли воды на конунга Якоба, разве что в плечах тому немного уступал.