Дневник хирурга

24 июля

С утра уехали в Мироновну. Здесь много новых раненых. По их словам, обстановка на фронте ухудшилась и, по-видимому, придется опять отходить. Снова порадовала меня работа доктора Сельяновой. Остальные врачи – молодежь, и в хирургическом отношении мало квалифицированы. По радио опять сообщили о налете на Москву. Разбита какая-то больница. Уж не наша ли?

Над Мироновкой все время кружатся немецкие самолеты, обстреливав улицы из пулеметов. Изредка появляются и наши самолеты. У меня развивается «музыкальный» слух – научился безошибочно отличать звук наших самолетов от немецких.

25 июля

Ночь проработал в госпитале. Одному бойцу ушил открытый пневмоторакс и сделал шейную ваго-симпатическую блокаду по нашему способу на стороне ранения. Раненому сразу стало легче дышать – исключительно эффективный прием! Не успел передохнуть – пришлось оперировать раненного в голову командира. Затем показал врачам ампутацию бедра под местной анестезией. Ночью от раненых узнал, что в трех километрах от Богуслава, где расположен наш штаб, появились немецкие танки. В госпитале начали волноваться. Послали к коменданту города узнать об обстановке, но оказалось, что нарушена связь, и комендант никаких сведений не имеет. Я мало верил в правдоподобность таких слухов, но часа через два сообщили, что Богуслав сильно обстреливают и штаб армии ночью ушел в глубь леса.

Под утро появились две медсестры, бежавшие из Богуслава. Говорят, что видели входящие в город немецкие танки.

Отправились с заместителем начсанарма Коноваловым на станцию железной дороги, чтобы выяснить возможность эвакуировать раненых санитарной «летучкой». На станции полная неразбериха: все забито военными, беженцами, особенно много детей.

Ребята такие несчастные, что смотреть на них – мучение. Просят пить, есть – ничего нет. Матери тоже худые с почерневшими от голода и горя лицами.

Встретили несколько командиров штаба. Рассказывают разные «страхи», будто противник бил по Богуславу шрапнелью. Сгорели пекарня и винный магазин. Рассказывают об этом как о грандиозном событии. Особенно горевал один, уже немного выпивший.

У дежурного по станции достали платформы для эвакуации раненых и отдали приказание о немедленной их погрузке.

Коновалов уговорил меня ехать с ним в Канев. В пути встретили ППГ 66. Велел разделить его: оставить на правом берегу Днепра эвакуационное и сортировочное отделения с хирургом и перевязочную, а остальную часть госпиталя перевести на левый берег. Коновалов где-то узнал, что в Золотоноше штаб армии, и мы направились туда. Проезжаем деревни, где у каждой избы стоят женщины и ребята и грустными глазами провожают мчащиеся на восток машины. Переехали мост через Днепр. Под вечер встретили три большие грузовые машины, наполненные людьми. Присматриваемся – врачи, сестры. – Откуда вы? – спрашиваем. – Из медсанбата 2227. – Где ваша дивизия? – Дерется на том берегу. – А почему вы здесь? – Отстали.

Все понятно. Приказываем им возвратиться. Нехотя садятся в машины и поворачивают обратно. Ох, уж эти «отставшие»! К счастью, даже в такой невероятно трудной обстановке они встречаются совсем не часто. Любые проявления трусости выглядят сейчас настолько странно, что сразу бросаются в глаза. Напротив, героическое теперь кажется обыденным, а поэтому часто проходит незамеченным.

26 июля

Ночью приехали в Золотоношу. Начальник ПЭПа Черкасский встретил нас более, чем холодно, и даже не устроил ночевать. Пришлось спать в машине. Утром решили осмотреть госпитали Золотоноши. На улице куда ни глянешь – врачи. Что они здесь делают – непонятно. Львовский эвакогоспиталь еще не разворачивался. Отдельная рота хирургического усиления (сорок хирургов!) тоже бездействует. Мне рассказали, что все госпитали 12-й армии, а мы им передали часть наших госпиталей, были окружены немецкими танками и погибли. Среди них госпиталь, который возглавлял Иевлев[2] и где я сделал не одну операцию.

Здесь же осмотрели расположенный в прекрасном помещении госпиталь Наркомздрава. После осмотра собрали у начальника ПЭПа небольшое совещание. Для меня сразу же стало ясно, что собрались «друзья-приятели». Все они понимают друг друга с полуслова и не очень-то думают о работе, хотя делают вид, что заняты по горло. С этими субъектами придется еще изрядно повозиться, прежде чем они перестанут слишком много внимания уделять собственному благополучию и проявят больше заботы о раненых.

Мы с Коноваловым решили как можно скорее возвращаться. Я взял с собой хирургическую группу усиления для ППГ 484, в котором один пожилой хирург и две «девочки», только что окончившие медицинский институт.

Приехав в Лепляво, застали большой поток необработанных раненых. На правом берегу их грузили в поезда, которые переезжали мост и без остановки шли в Золотоношу.

Я приказал останавливать все поезда после переезда через мост, снимать и направлять в госпиталь всех нуждающихся в немедленной хирургической помощи.

Говорят, что штаб армии будет пока не на левом, а на правом берегу Днепра. Решили с Коноваловым перебраться на правый берег и поехали в Канев. Добрались до моста, где нас с Дегтяренко недавно бомбили. В этот раз, когда мы подъехали к мосту, опять налетели немецкие самолеты. Остановив машину, отбежали в сторону и залегли. Неподалеку раздались взрывы, но в мост бомбы не попали. Когда мы были уже на середине моста, самолеты снова появились, но наши зенитки обстреляли их так яростно, что, наспех побросав бомбы в реку, они улетели. Благополучно миновав опасное место, мы направились в Каневскую больницу, где находилась медсанрота одной из наших стрелковых бригад.

Тщетно пытаемся выяснить, где штаб армии. Все говорят разное. Наконец, Коновалову удается напасть на след. Штаб оказался в лесу на правом берегу, и мы добрались туда только поздней ночью.

27 июля

Утром встретили начсанарма Дегтяренко. Он одобрил наши распоряжения о дислокации госпиталей на левом берегу Днепра. Штаб переходит из леса в деревню Степанцы. Командующий уже уехал туда. Последовав за ним, мы остановились в больнице и заняли там одну комнату под санотдел армии. Вызвали главврача. Явилась женщина-хирург Зеленцова. Высокая блондинка, спокойная и деловая, она произвела на нас очень приятное впечатление. Показала несколько десятков раненых. Часть из них привезли попутным транспортом, некоторые добрались самостоятельно. Заботит нас то, что раненых, находящихся в городской больнице, никто не учитывает и в случае отхода они могут остаться. Зеленцова перевязала их, но хирургически не обработала, так как у нее нет ни новокаина, ни средств для наркоза. Совершенно очевидно, что в сложившейся ситуации раненые красноармейцы и командиры будут и впредь часто попадать в гражданские больницы. Надо будет обязать всех командиров МСБ и начальников госпиталей заниматься вопросами реэвакуации раненых из больниц.

28 июля

Ночью с Дегтяренко поехали искать МСБ 199. Он расположен на хуторе близ Ковалей. После долгих скитаний разыскали его. Приказали командиру медсанбата развернуть работу и, в частности, немедленно послать машины для эвакуации раненых из Степанцов в Канев. Двинулись обратно на Степанцы. Дорогу после дождя размыло так, что больше тащили машину на себе, чем ехали в ней. Проезжаем мимо еврейского колхоза. Пусто – все уехали.

В больнице в Степанцах раненый красноармеец, юноша лет двадцати со слезами на глазах, рассказывает: «Лежали мы в окопах под Богуславом. Я высунулся, чтобы посмотреть, где противник, а пуля как стукнет меня в голову, так и сбила каску (на голове у раненого касательное ранение). – Понятно, быстро спрятался, а через несколько минут гляжу – вокруг немецкие мотоциклисты. Часть проехала к мосту, но он был уже взорван, они оставили машины и полезли в наши окопы. Подошли ко мне. Я притворился мертвым, лежу, не дышу. Один, чтобы проверить, ударил меня котелком по голове, потом прикладом, потом прострелил мне бедро (на бедре сквозное пулевое ранение). Я все не двигаюсь и как кто подходит – перестаю дышать. К ночи немцы составили в ряд свои мотоциклы и пошли, по-видимому, есть, а я тихонько вылез из окопа и пополз к реке. Вброд перешел на тот берег и к ночи добрался до своих».

Спать легли во дворе больницы. Ночь выдалась теплая, беззвездная. Утром узнали, что в деревне, кроме больницы, не осталось ни одного советского учреждения. Поехали с Дегтяренко в МСБ 227, там оказалось четырнадцать раненых, трое из них – тяжелых – в грудь.

Один врач делал ампутацию, и я объяснил ему, почему считаю нужным производить алкоголизацию поверхности ампутационной культи.

Недалеко отсюда находится МСБ 371. За семь дней они переменили двенадцать мест. Не слишком ли подвижна оборона? Встретил здесь знакомого хирурга – Решетняка, который прежде работал у профессора Наливкина в Одессе. Другие хирурги медсанбата – Шиян и Вахненко – тоже производят хорошее впечатление. Всего здесь двенадцать врачей, из них восемь хирургов. За десять дней они произвели восемьдесят три операции, включая первичную обработку ран. Из больших хирургических вмешательств сделали четыре лапаротомии, ушили четыре открытых пневмоторакса, произвели две ампутации и три трепанации черепа. Раненые оставались у них не более чем на десять – пятнадцать часов. Командир МСБ жалуется, что санитарные части полков разбежались и вынос раненых с поля боя никем не организован. От него же узнали, что недалеко расположен полковой медицинский пункт 129-го полка. Вместе с Дегтяренко поехал туда. Санчасть этого полка, по-видимому, одна из немногих невредима. Нас встретил начальник ПМП – худой, обросший бородой человек, по специальности стоматолог. Он несколько раз выходил из окружения и, по рассказам командира полка, сам выносил и вывозил раненых с поля боя. Штат ПМП состоит из одного врача, двоих фельдшеров и нескольких санитаров. У них имеется одна санитарная повозка, две простые повозки и двадцать лошадей.

Поздно вечером вернулись в Степанцы и легли спать.

29 июля

Утром в санотдел пришел молодой врач, по-видимому, узбек, начальник санслужбы 60-го полка. Он доложил, что по приказанию генерала Майера эвакуирует раненых «как можно дальше в тыл». Свой полковой медицинский пункт он оставил на попечение военфельдшера и теперь не знает, где и в каком состоянии он находится. Говорит, что в его полку 150 человек. Впечатление труса этот врач не производит, но ясно, что задачи свои как начальника медслужбы полка совершенно не представляет и с обязанностями явно не справляется.

За последний месяц перед моими глазами прошло много врачей, вчера только облачившихся в военную форму и вступивших в ряды действующей армии. К сожалению, слишком часто результаты их работы не соответствуют затраченным усилиям. Очень сказывается скверная военносанитарная подготовка.

Большинство врачей, призванных из запаса, не умеет читать карту и ориентироваться на местности, не обладает, наконец, самыми элементарными командирскими навыками. Между тем в этой исключительно трудной войне врач не может быть только врачом. Этого слишком мало. Он должен быть организатором и командиром. Не лучше обстоит дело и с военно-санитарной подготовкой. Все слышали о принципах Пироговской сортировки, но редко кто из врачей в состоянии практически рассортировать пару десятков раненых. Все это плоды формализма. Учили студентов в медицинских институтах, учили врачей в институтах усовершенствования, проводили сборы, декадники, выезды в лагери и т. п. Однако и учащиеся, и учителя не очень верили в то, что военную науку им скоро придется применять на практике.

Сегодня бомбардировочная авиация противника проявляет большую активность. Было слышно, как бомбят Каневский мост; на обратном пути самолеты обстреляли нас из пулеметов. Обошлось, к счастью, без жертв.

Получен приказ – всем носить противогазы. Чехлы их немедленно заполнили всякой мелочью – ложками, носовыми платками, мылом, зубными щетками, курящие – табаком, а я – длинными иглами и шприцами для анестезии.

Военная обстановка по-прежнему не радует. Из штаба сообщают, что по всему фронту «противник не обнаружен». А между тем достоверно известно, что во многих местах просочились большие группы немецких танков. Кое-где видели немецкую мотопехоту на грузовиках и мотоциклистов. Противник, по-видимому, решил прижать нас к Днепру.

На ряде примеров убеждаюсь, что некоторые МСБ работают плохо, многие даже не производят окончательной остановки кровотечения и часто, не снимая жгута, отправляют раненых дальше в тыл.

Я стараюсь осмыслить это явление. Как же так случилось, что медсанбаты, которыми все мы еще совсем недавно так гордились, эти «хирургические фабрики» с огромными потенциальными возможностями, часто бездействуют или работают совсем мало. Где здесь «собака зарыта»? По-видимому, надо прежде всего трезво учитывать особенности нынешнего этапа войны. Совершенно ясно, что под натиском успешно продвигающихся вражеских танков невозможно развертывать в медсанбатах большую хирургию. Приходится приноравливаться к обстановке, делать главным образом то, что поможет раненым добраться до тыловых учреждений. Значит, прежде всего борьба с шоком, остановка кровотечения, борьба с удушьем, транспортная иммобилизация при переломах и обезболивание. О лечении нетранспортабельных на месте сейчас в наших условиях нельзя и мечтать. Стабилизируется хоть немного фронт – и хирургическая деятельность расширяется. Двинулся противник вперед – и хирургическая работа вновь сократилась до минимума. Это, так сказать, «законное» влияние боевой обстановки на хирургическую деятельность в передовой зоне действующей армии. Однако иногда ощущается и «неправомерное» влияние обстановки на чувство врачебного долга. Вот и приходится не только учить, но и требовать от некоторых врачей добросовестного выполнения своих обязанностей. Слава богу, что таких случаев немного.

Погода исправилась, стоят чудесные солнечные дни. Во время обеда за мной прислали из МСБ 14 (он расположен через дом от нас), просят проконсультировать и, если можно, прооперировать только что доставленного тяжелораненого. У него оказались множественные ранения нижних конечностей. На правой ноге оторвана стопа и раздроблены голень и бедро. Конечность представляет собой мешок из кожи, наполненный костными обломками. На обеих ногах жгуты. Раненый в тяжелом шоке.

Учитывая разрыв больших сосудов, множественность костных переломов, а также длительность (семь часов) эвакуации со жгутом, решил правую ногу ампутировать. Объяснил врачам, что местная анестезия в этих случаях одно из самых могучих средств борьбы с шоком. Правильно выполненная выше места ранения и сопровождаемая переливанием крови, она позволяет, несмотря на тяжелое состояние раненого, произвести немедленную ампутацию.

На левой ноге я остановил кровотечение, перевязав сосуды в ране, рассек ее, сделал алкогольную аппликацию всей поверхности, наложил мазевую повязку и произвел иммобилизацию. Ампутацию правого бедра произвел под местной анестезией, однако раненый, хотя и находился в полузабытьи, все время стонал. Видимо, жгут был наложен слишком близко к ране, которая кверху в сторону здоровой ткани образовала карман. Таким образом, жгут сам по себе, особенно при движении конечности во время операции, мог вызвать боль. Несмотря на это, после произведенной алкоголизации и наложения мазевой повязки на ампутационную культю пульс, бывший до операции нитевидным, выровнялся и стал хорошо прощупываться. Раненый пришел в себя, попросил пить и приободрился. Я ушел почти уверенный в том, что он выживет.

В санотделе рассказывают, что в результате утренней бомбежки Канева разбит понтонный и поврежден железнодорожный мосты.

И еще одна неприятная новость: в шести километрах от Степанцов прорвались немецкие танки. Говорят, что приняты меры к их задержанию. Медленно, но все-таки учимся борьбе с танками, а главное перестаем их бояться.

В санотделе установили дежурства. Сегодня дежурю я. Кругом тишина, хожу вокруг больницы с винтовкой в руках и думаю, думаю… Мысли безрадостные, и все же уверенность в победе не ослабевает ни на минуту. В пять часов утра меня сменяют.

30 июля

Проснулся поздно, умылся из котелка во дворе. Здесь собралось много военных. Оказалось, что это целая партия – семьдесят врачей, только что окончивших мединститут и присланных к нам в качестве пополнения.

Днем Дегтяренко собрал их и рассказал о предстоящей им работе полковых врачей. Затем позвали меня и попросили, чтобы я их проинструктировал. Большинство, как оказалось, знают меня. Я сказал им, что в нынешней трудной обстановке не только в ПМП, но и в МСБ приходится резко сокращать объем помощи раненым. Но при этом советовал не забывать, что на войне обычно самые простые и общедоступные мероприятия оказываются наиболее эффективными. Своевременный вынос раненых с поля боя, наложение жгутов, иммобилизация при переломах костей, широкое применение обезболивающих средств и прочие методы первой помощи имеют значение, часто даже большее, чем хирургическая деятельность в госпитальной базе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Е. И. Смирнов – ныне генерал-полковник медицинской службы, академик АМН СССР, с 1947 по 1952 г. был министром здравоохранения СССР.

2

Вскоре после того, как мой «Дневник хирурга» был напечатан, я получил много писем. Среди них было письмо от М. И. Иевлева, из которого я узнал, что он остался жив и работает хирургом.