Ненастоящая семья

Утром, когда история с полицией будет забыта и мы выспимся, придётся обсудить детали сделки. Главное, чтобы Рома не отправил меня в дальнее пешее путешествие. Хотя он совсем не такой человек.

Приподняв голову, стараюсь заглянуть в серьёзное лицо Дроздова. Он, уловив моё движение рядом, встречается со мной взглядом, вопросительно приподнимая брови. Мол, что у тебя опять случилось? Да в принципе ничего не успело произойти, я просто хотела на него посмотреть.

Я пожимаю плечами, мол, всё окей, и Рома, улыбнувшись, сжимает мои пальцы сильней.

Стыдно признать, что рядом с ним, с почти незнакомым чужим парнем, которого я буквально вынуждаю жениться на год, мне спокойной и уютно. Он крепко держит меня за руку и молчит. И мне нравится, как он это делает.

Папа улыбается, здоровается с людьми в форме: с некоторыми просто кивком головы, другим пожимает руки. Как выясняется, ночью в полицейском участке жизнь кипит почти так же бурно, как и днём. Я бывала у него на работе несколько раз, ещё подростком. Нашему классу даже экскурсию проводили – с легкой руки Александра Канарейкина – в центральное отделение полиции и рядом стоящую пожарную часть.

– Роман, со мной пройдёшь сейчас. Я так понимаю, ты опекун Алексея? – спрашивает папа, тормозя в конце коридора у двери без таблички.

Сопровождающий нас «опер» заносит кулак и робко постукивает по дверному полотну, а затем и скрывается за ним. Я что-то начинаю нервничать. В коридоре полумрак и, кроме нас, ни души. Чувствую себя какой-то непойманной преступницей.

– Нет, у нас есть мать, но её не хотелось бы ставить в известность, – серьёзно произносит Рома.

По чуть хриплому, напряжённому тону его голоса понимаю, как он переживает за брата, почти ничем не показывая этого внешне. Настала моя очередь сжать его руку. В ответ получаю скупую ласку в виде поглаживания большим пальцем моей ладони. На меня он не глядит, даже головой не ведёт, сдержанно смотрит на папу.

– Под трибунал подводишь, – хмыкает тот и весело нам подмигивает. Показывая, что его ночное приключение совсем не тяготит, скорее веселит, и будет что рассказать завтра приятелям на детской площадке. Вот уж кто точно совсем не переживает.

– Если нужна ещё сумма, я могу добавить, но не сегодня… день-два, и она будет.

– Сейчас узнаем, нужно ли ещё что-то. Ты сейчас со мной зайдешь, опишешь ситуацию, как всё было, если надо, пару подписей поставишь. Парень твой всё-таки несовершеннолетний. Мать кем работает?

– Медсестра в областной больнице, сегодня на смене как раз.

– В бюджете значит работает, отлично. Будем давить на жалость, – себе под нос говорит папа и показывает Роме кивком головы на дверь, веля заходить. – Лена, Христом Богом прошу, не двигайся с этого места ни на шаг. Выпущу к тебе Романа, так быстро, как это будет возможно.

– Я что, маленькая, пап? – произношу обиженно.

Мой папуля решает промолчать и отвернуться, а вот Рома, несмотря на всю свою напряжённость, скользнув по мне взглядом, коротко улыбается.

– Мы быстро, не волнуйся, – говорит он и заходит внутрь кабинета.

– Я и не боюсь, – бормочу в пустоту.

Боязливо оглянувшись, ёжусь. На мою удачу в этом конце здания тихо, почти безлюдно и относительно светло. За дверью слышатся приглушённые голоса отца и Ромы.

Остаюсь ждать, подпирая стену, обитую деревянными видавшими виды панелями, и пролистывая социальные сети. Даже успеваю ответить на давнее письмо по поводу моего резюме, которое завалилось в папку «спам». Вот люди удивятся, получив ответ во втором часу ночи, но мне просто нужно себя чем-то занять.

– Да это зятёк мой будущий, ручаюсь за семью, – вдруг слышу голос папы. – Отличные пацаны. Что старший, что младший!

– Боже…

Папа, ну зачем ты так!

Я уже представляю, с каким лицом там за дверью сидит Рома. Кожей чувствую, как на мою бедную высветленную по последней моде голову сыплются проклятия.

Дверь открывается, и выходит Дроздов. Я пытаюсь слиться со стеной, потому что его грозный насупленный вид не сулит мне ничего, кроме очередной взбучки от будущего-фиктивного-липового мужа.

– Идём, – сухо произносит Рома и, не сбавляя шага, проносится мимо, оставляя после себя шлейф древесного запаха своей туалетной воды.

Спешу за ним, засовывая телефон в задний карман джинсов. И чего он злой такой?

Он высокий, ноги у него длинные, я тоже не коротышка, но за злым Ромой совсем не поспеваю, так и плетусь сзади.

– Куда? А брат где? Отпустили?

– Сейчас выведут. Слышала уже, за родственников твой отец впрягается.

– Спасибо бы лучше сказал! – шепчу я, тоже начиная заводиться.

Хочется швырнуть что-нибудь в широкую спину, маячащую впереди, или в коротко стриженный затылок. Он даже не оборачивается на моё замечание, лишь фыркает, пренебрежительно так, неприятненько.

– Спасибо, Канарейкина, очень помогла!

Дроздов тормозит на проходной и, что-то чиркнув в протянутой ему дежурным бумажке, продолжает своё движение к выходу. Я бегу за ним, несмотря на то что тоже теперь злюсь. И где его благодарность? Где вот эти обнимашки, о которых я втайне мечтала? Перед папой моим роль играл, а получил, что хотел, и всё? Опять превратился в болотного лешего?

Рома останавливается только около нашей машины. Поворачивается лицом ко мне и, засунув руки в карманы толстовки, ждёт, когда я к нему подойду. Сложив руки на груди, делаю это, поглядывая на парня исподлобья.

Над нашими головами тускло подмигивает единственный фонарь. В ветвях деревьев что-то шуршит, и я делаю ещё шаг ближе к Дроздову. Он, широко расставив ноги и чуть отклонив назад голову, смотрит теперь не на меня, а немного мимо. Думает о чём-то и шумно дышит.

– Деньги не взяли? – спрашиваю осторожно, решая, что я умная женщина и мне нужно затащить Рому в загс через пару недель.

Могу и после пообижаться, со штампом в паспорте это делать спокойнее.

– Нет. Можешь купить себе фату! – говорит Дроздов и суёт мне в руки белый измятый конверт, который ещё недавно передавал моему отцу. – Вместо этого подполковник Гадков получил приглашение на нашу свадьбу, Лена.

– Купи себе лучше приличный пиджак! – Пихаю хрустящий конверт обратно в карман Ромы и, цепляясь за его толстовку, встаю на цыпочки, продолжая громко и агрессивно шептать: –  Думаешь, я смогла бы папу просто так в ночи поднять из тёплой кровати, оставить маму и поехать на другой конец города? Пришлось признаться, что у нас впереди свадьба!

– Канарейкина, – наклонив голову и коснувшись губами моих волос, угрожающе шепчет Дроздов. – Ты же сказала, никто не узнает!

– Упс, – бормочу почти невинно. – Я и планировала, чтобы никто не узнал!

Опускаюсь обратно на пятки и обхватываю себя за плечи, стараясь унять табун мурашек, напавших на меня не то от ужаса, что фиктивная свадьба, видимо, будет не такой уж и тайной, не то от вновь повторяющейся внезапной близости Дроздова. Он опять стоит настолько близко, что его рука как бы невзначай задевает мою, когда парень запускает ладонь в волосы, ероша их.

На крыльце участка появляется несколько человек, привлекая наше внимание.

Папа, какой-то коренастый мужик в форме и незнакомый высокий парень. При виде его Рома облегчённо вздыхает и заметно расслабляется.

– Твой брат? – спрашиваю тихо. – Я, кстати, до сегодня не знала, что у тебя есть брат.

– Это неудивительно, Канарейкина. Что ты вообще обо мне знаешь?

– Не особо много, но и ты мои мемуары писать не нанимался.

– Тоже, верно. Лёш! – Рома поднимает руку, подзывая к нам брата.

Слежу за приближением парня, с любопытством разглядывая его. Ростом он примерно с Дроздова, может, только немного ниже, потому что, в отличие от брата, немного сутулится, поднимая плечи к ушам. Фигурой тоже покрепче брата, видно, что он занимается каким-то спортом, а не просто выглядит крупнее. Волосы светлые, цвет глаз в темноте не разобрать, но они определённо похожи.

– Здорово, – бормочет, останавливаясь рядом с нами. – Я Лекс.

Я робко улыбаюсь.

– Лена.

– Ты как? – озабоченно спрашивает Рома, оглядывая брата с ног до головы, словно хочет увидеть повреждения. – Рёбра целы?

Я тоже осматриваю Лекса. У него разбита губа и стёсаны костяшки пальцев. Увидев, что я смотрю на них, парень прячет руку в карман, явно не собираясь комментировать эти повреждения.

– Нормально всё, жрать хочу.

– Сейчас поедем. Лену проводить надо.

– Если вы торопитесь, езжайте, мы тоже скоро, – спохватываюсь и смотрю в сторону участка, где на крыльце в компании товарищей застрял мой родитель. – Завтра созвонимся?

А папа между тем уже начинает громко раздавать приглашения на нашу ненастоящую свадьбу и выглядит при этом крайне довольным собой. Ещё бы, мальчугана из-за решетки спас, бывших коллег на свадьбу дочери пригласил. Ночь удалась.

В ужасе округляю глаза, переводя взгляд на застывшего рядом Рому.

– Упс!

– Ромыч, ты скоро женишься? Офигеть! Мать в курсе? – удивлённо присвистывает Лекс и смотрит на меня уже с большим интересом, чем до этого. – Ничоси! Это не меня она четвертует за привод, а тебя – за то, что скрыл от неё невесту!

Ответным взглядом Дроздов-старший приказывает ему замолчать и не развивать больше эту тему.

– Да уж. Я и сам только недавно об этом узнал.

– Побольше радости в голосе! Побольше энтузиазма, – посмеиваясь, пихаю Рому в плечо. – Неужели я настолько плохая партия и не понравлюсь твоей маме?

Дроздов, сделав вид, что не услышал мой провокационный вопрос, утыкается в свой телефон. А мне вдруг становится интересно, о чем он думает в этот момент, потому что уголки его губ точно дернулись вверх.

– И как вы познакомились? – интересуется Лекс, вгрызаясь зубами в огромный трёхэтажный бургер.

Соус от этого навороченного бутерброда, способного накормить трёх девочек-подростков средней комплекции, летит во все стороны.

– Да, я бы тоже послушал, – невнятно произносит папа, уничтожая свой ночной завтрак.

Время четыре утра, а я в компании троих мужчин: папы, будущего мужа (липового, не забываем об этом!) и его брата – уплетаю местный круглосуточный фастфуд, удобно разложив еду на капоте нашей машины.

Папа наотрез отказался возвращаться домой, пока не накормит спасённого Лекса и не выведает у него грязные подробности его попадания в участок. А делать это лучше на полный желудок.

Нам с Ромой не осталось ничего другого, как молча подчиниться. Загрузились в машину: Лёша сел спереди, легко отвечая на допрос от моего отца, а мы с Дроздовым расположились на заднем сиденье. И он сел так, чтобы быть от меня как можно дальше. Даже колени свои подвинул, лишь бы не соприкасаться, хотя с его длиной ног это было проблемно.

Я немножко обиделась.

То сам меня за руку берёт, согревая мои пальцы теплом своей ладони. То, не брезгуя, лезет целоваться, словно наказывая, но я знаю: на наказание его поцелуй был похож меньше всего. То вот нос воротит и сидит, уткнувшись в телефон. Хмурится так, что между бровей складка залегла и никак не расправляется.

Зевнув и почесав щёку, я бросаю быстрый взгляд на молчаливого и задумчивого Ромку. Он, гремя льдом в пластиковом стакане с газировкой, бесстрастно пожимает плечами, будто его всё жутко достало. И этот майский пикник на исходе ночи в том числе. Смотрит он исключительно на своего брата или моего папу. Я, видимо, чем-то успела провиниться, раз заслужила полный игнор с его стороны.

Поняв, что отвечать он не собирается и дальше жуёт свою жареную картошку, решаю взять беседу в свои руки.

– Мы вместе учились. Кажется, первый раз мы встретились первого сентября после линейки, тогда нас собрали кураторы. Вот там я Рому и увидела впервые.

– Это было второе сентября, – говорит Дроздов, поворачиваясь ко мне. – На Лене была синяя юбка и белая блузка с бантом у горла, а волосы она собрала в косу, обернув её вокруг головы. Или как эта прическа называется?

– Колосок, – шокированно произношу на выдохе.

Если меня спросить, что было надето на мне в тот день, я вряд ли вспомню. Столько лет прошло. А Рома вот помнит. И это… так странно, что неожиданно моё сердце подпрыгивает и ухает куда-то в район живота.

– А ещё туфли на шпильке, и она оступилась. Каблук попал в трещинку на асфальте и…

– И я подвернула ногу, ты подал мне руку, а потом помог доковылять до аудитории. Это было очень мило, Ром, – говорю тихо. – Спасибо.

В предрассветных лучах, заливающих стоянку около круглосуточного кафе всё кажется в разы драматичнее и прекраснее. Иначе как объяснить, что лицо Ромы, которое мало привлекало меня все эти годы, сейчас кажется идеальным? Я не могу отвести взгляд от Дроздова, с новым интересом рассматривая его, запоминая его правильные черты и стараясь не обращать внимания на усиливающуюся тяжесть в груди и искривлённые в грустной усмешке губы парня.

– Пожалуйста. Могла сказать это и тогда, а не ждать подходящий момент в течение пяти лет.

Колючие и недружелюбные слова прокатываются морозом по коже, я растерянно ёжусь и опускаю глаза, рассматривая носы своих кед и кроссовок Дроздова. На первом курсе я была не очень приятной девицей. Корона на голове мешала, ведь в школе и детском саду я была местной «звездой», любимицей учителей, душой компании и объектом желания многих мальчиков. Посиделки у разбитого корыта – в лице Жени Куликова – хорошо спустили обратно на землю.

– Прости, – бормочу сдавленно и как-то скрипуче.

– Лена…

– Так, все доели? – врывается в нашу беседу громкий и хорошо поставленный голос папы. – Можно и по домам.

Я успела забыть о том, что мы с Ромой сейчас не одни, а рядом всё ещё находится его притихший младший брат и мой отец, и это не наше свидание, где мы делимся тёплыми воспоминаниями о прошлом. Совместных сцен в памяти с Дроздовым у меня всего несколько, и они не все хороши. Стоит только вспомнить наше свидание, за которое мне теперь перед ним особенно стыдно.

– Да. Я больше не хочу. Пойду в машину, – говорю я.

Стряхнув с рук остатки соли от картошки фри, тщательно вытираю пальцы под давящее молчание окружающих. Выбросив салфетку в бумажный пакет, я забираюсь обратно в прохладный салон автомобиля.

Лекс и папа собирают с капота последствия пира и вдвоём решают прогуляться до ближайшей мусорки. Дроздов, постояв немного у соседней двери, рывком открывает её и падает рядом на заднее сиденье.

Молчит.

Давяще так молчит, не как несколькими часами ранее в участке, когда от его молчания веяло уютом, спокойствием и защитой.

– Я была невыносима, да? – решаю первой нарушить тишину, изучая обивку подголовника на кресле спереди.

– Молода, глупа и очень красива, – не задумываясь отвечает Рома, и я так резко поворачиваюсь к нему, что простреливает затылок. – Что?

– Ты только что назвал меня глупой малолетней блондинкой!

В полумраке авто его глаза мерцают и переливаются влажным блеском. Папа и Лекс ушли выкидывать мусор, видимо, на луну, за что я им очень признательна. Мне нравится оставаться с Ромой наедине. Даже если в моменты уединения мы начинаем ругаться, вот как сейчас.

Дроздов вдруг улыбается. Широко так, по-настоящему. Протягивает руку и щёлкает меня по носу, как уже делал несколько раз.

– А ещё я сказал, что ты красивая. Это ты не услышала?

– Спасибо, – отвечаю благосклонно и, перестав жаться к своей двери, сажусь чуточку более расслабленно. – Не хочу, чтобы ты на меня злился за прошлое.

Рома считает меня красивой. Интересно, это распространяется и на сейчас? Когда я не накрашена, с растрёпанным хвостиком и в растянутой пижамной майке, которая выглядывает из выреза толстовки.

– Пожалуйста. Я и не злюсь за прошлое. А теперь, когда мы всё выяснили, скажи мне, Лена Канарейкина, кто будет оплачивать нашу липовую свадьбу, о которой раструбил твой отец?

7 Глава

– …потом мы завезли их домой, папа настоял, думаю, он хотел посмотреть, где они живут. Еле уговорила его в гости не напрашиваться, от него так просто не отделаешься, сама знаешь. Утром я Дроздову написала сообщение, но он мне так и не ответил, – рассказываю Алле, в конце предложения получается уже не очень внятно, потому что я пытаюсь подавить очередной зевок.

Домой мы с папой вернулись под утро. Он бы ещё рад был покататься на машине и потравить мне рабочие байки, некоторые совсем новые, некоторые я уже слышала несчётное количество раз. Однако всё, о чём я мечтала после ночных приключений, – это встретиться с подушкой.

С рожка мороженого, оставленного мне на сохранение Зоей, капает сладкая липкая жижа. Я несколько секунд глупо смотрю, как она пачкает мою сумку и сандалии. Сонный мозг совсем не функционирует, потому что поспать мне сегодня удалось всего два часа. Потом дочь проснулась и потребовала к себе повышенного внимания и расчесать гривы всем семи её пони.

Выбросив рожок в ближайшую урну, принимаюсь шарить в сумке в поисках влажных салфеток.

– Держи. – Приходит на помощь подруга, протягивая новую пачку. – Вот это ночь! А ты говорила, скучно живешь! Блокбастер ведь!

– Ага, улицы разбитых фонарей называется.

– Точно… надо было снять видео из участка и залить в сеть! В ТикТок, например! – воодушевлённо произносит Алла, мечтательно хлопая глазами. – Знаешь, некоторые блогеры так неплохо зарабатывают. Разбор косметики, который я снимала от скуки, залетел на полмиллиона просмотров!

– А то я смотрю, ты озолотилась уже, – ворчу, оттирая розовые пятна с замшевых ремешков на сандалиях.

– Я давно тебе говорю, надо Зойку снимать, будешь грести бабло лопатой! И никакой Дубай не нужен. Чудо ведь, а не ребёнок! Буквально создана для камеры малышка. Если бы во времена, когда Алиса была меленькая, были популярны такие видео с детишками, я бы заспамила всю свою ленту.

Замолчав, мы одновременно засматриваемся на моё «чудо», которое выгуливаем в парке на детской площадке около торгового центра. Скоро Алле должны привезти её племянницу, и мы все вместе собираемся посетить детский центр, расположенный на верхнем этаже ТЦ «Армада». После этого я очень надеюсь, что мою неугомонную юлу сморит трёхчасовой дневной сон, а я смогу немного подредактировать диплом и сдать один заказ на визитки.

– Ты знала, что у Дроздова есть младший брат? – спрашиваю у подруги, неотрывно следя за тем, как дочь с визгом слетает с горки.

Ей всё равно, что на неё сегодня надели новое чистое платье, белые носочки и розовые сандалии с клубничками, ведёт она себя как истинная оторва. Бегает за мальчишками постарше, отбирает у них пистолеты и фигурки динозавров. Про своих любимых пони даже забыла, отдав их на растерзание девочкам в песочнице. Главное, не забыть их здесь, а то дома будет скандал.

– Конечно. Такой красавчик, не по годам развит, не то что его старший брат на первом курсе, да? Такое тело…

– Ну я бы не сказала, – отвечаю уклончиво, мне не хочется опять обсуждать гадкого утёнка Дроздова. – Откуда ты знаешь про его тело?

– Великая сила социальных сетей! Люблю я поглазеть на красивых парней.

– Ему шестнадцать, – напоминаю.

– Подумаешь, я замуж за него не собираюсь. Просто я визуальный эстет.

Переглянувшись, мы с Аллой в унисон смеёмся. У меня выступают слёзы на глазах и начинает сводить пресс.

– Мама-мама, смотри, как я могу! – кричит Зоя, обращая наше внимание на себя.

– Господи! – ахает Алла.

Зоя как мартышка повисла на самом высоком турнике и теперь болтает ногами, хохоча и считывая мою реакцию. Хватаюсь за сердце и, резко вскочив на ноги, бегу спасать мелкую проказницу, которую уже страхует чужая сердобольная мама.

– Она у вас такая ловкая. Глаз да глаз нужен, – говорит женщина.

– Да, я знаю. Спасибо, что присмотрели, – произношу я, снимая Зою.

Малышка сразу обвивает руками мою шею, ножками – талию, тыкается носом в щёку, как котёночек прося ласки. Отвожу светлые растрёпанные волосы с её порозовевшего на солнце личика и целую в липкую от мороженого щёку.

– Дети – это чудо, – фыркаю, присаживаясь на скамью рядом с Аллой. – Дай ещё салфеток, а то у меня ребёнок со вкусом пломбира.

– А где моя морженка, мам? – пытаясь увернуться от моей салфетки, произносит Зоя.

Почему так происходит каждый раз, когда я решаюсь наконец выбросить старую поломанную игрушку или кусок недоеденного яблока, который пролежал на столе несколько часов подряд? Обязательно кто-то маленький и очень смышлёный вспоминает о пропаже.

– Съела тетя Алла, – мастерски перевожу стрелки.

Зоя надувает губы и картинно сводит бровки на переносице, строго смотря на Аллу.

– Вот ты коза, Ленка, – хихикает та, а потом неожиданно сгребает нас с дочкой в крепкие объятья. – Капец, как я буду без таких посиделок с вами?

Алла шмыгает носом, не переставая душить нас своей любовью.

– Это временно. Контракт всего на год предлагают, потом, может быть, я захочу вернуться на родину.

– С хлебных мест не спешат возвращаться к полупустой кормушке.

– Неправда. Будешь ко мне приезжать. Мы не потеряемся, Алла, – говорю тихо, поглаживая подругу по спине.

Зоя между нами начинает возиться и недовольно фыркать.

– Даже не мечтай. Вот здорово было бы, если  б у вас с Ромкой всё по-настоящему завертелось. Ты бы сама не захотела уезжать.

– Даже не мечтай!

Произношу почти в ужасе, а в памяти начинают активно всплывать картинки нашего телесного контакта за последние двадцать четыре часа. Для меня подержать парня за руку сродни первому сексу. Доверие. Новое сокровенное чувство. Почти интимно, когда пальцы сплетаются с чужими, обмениваясь и передавая друг другу тепло и энергию.

Мурашки по коже от воспоминаний.

Закусив губу, я старательно прячу глаза, поправляя Зое съехавшие на бок хвостики. Алла может прочитать меня в пару секунд, поэтому и является моей лучшей подругой. Я таких эмоций, как вчера рядом с Ромой, не испытывала даже рядом с Куликовым. Сплошные эмоциональные горки. То я хочу, чтобы он меня обнял, то я хочу его прибить.

Интересно, что чувствует он? Скорее всего, ему ближе второе. Иначе почему Дроздов до сих пор не ответил на моё сообщение?

– Ник написал, что они подъезжают, – говорит Алла и начинает суетиться, собирая вещи.

Около дверей торгового центра мы решаем разделиться. Алла бежит на парковку забирать племянницу у брата, а мы с Зоей планируем посетить дамскую комнату и купить несколько бутылок воды. Встретиться должны наверху около касс детского центра.

Внутри магазина прохладно и многолюдно. Выходной день и многие семьями приехали за продуктами.

Слушаю беззаботную болтовню своей малышки, иногда поддакивая или объясняя ей очередное «почему», и оглядываюсь по сторонам в поисках урны. Нужно избавиться от вороха грязных салфеток.

– Мааам, – зовёт Зоя, дёргая меня за руку и показывая в сторону большого зоомагазина. – Там рыбки.

– Пойдём посмотрим.

Мы успеваем сделать несколько шагов в направлении аквариумов, как нам наперерез выкатывается доверху набитая продуктовая корзина. Задвинув Зою за спину, строго смотрю на того, кто управляет этой махиной, не глядя по сторонам.

– Простите. Её постоянно ведёт вправо, – оправдывается женщина и по-доброму улыбается, пропуская нас с дочерью вперёд.

– Ничего страшного.

Кивнув ей, перевожу взгляд и натыкаюсь на быстро двигающихся в нашем направлении братьев Дроздовых.

Первым меня замечает младший. Его глаза широко распахиваются, а на губах начинает играть плутоватая улыбка. Рома прослеживает за его взглядом, и на секунду наши глаза встречаются. Мне кажется, его загораются каким-то странным блеском, или просто это игра света и тени.

Сглатываю образовавшийся в горле ком и сжимаю сильнее ладошку Зои, она пытается вырваться и убежать смотреть так заинтересовавших её рыбок. А я, наоборот, сдвинуться с места не могу и разглядываю плечистую фигуру Дроздова.

На нём сегодня свободная жёлтая майка и синие шорты в белых цветах, на ногах оранжевые сланцы, на голове синяя бейсболка. Выглядит так, словно его поймали по дороге на дачу. Он вообще собирался сегодня отвечать на мои сообщения?

– Ромыч, какая встреча! Твоя будущая жена! – громко выкрикивает Лекс.

Женщина с телегой растерянно оглядывается на парней, а потом поворачивается ко мне. На её лице выражение полного недоумения. И только сейчас я с ужасом понимаю, что братья кошмарно на неё похожи.

Боже…

По спине прокатывается шаровая молния от осознания, кем она приходится Дроздовым.

Лекс продолжает давить улыбку, а с лица Ромы улыбка стекает, и он прибавляет шаг.

– Жена? – удивлённо произносит женщина.

Неожиданно дар речи меня покидает, поэтому я неопределенно веду плечами и, округляя глаза, стреляю ими в Рому.

Хьюстон, кажется, у нас проблемы!

– Мама, а что такое «жена»?

Вот теперь точно проблемы…

Вокруг гул голосов, смеха, работают кондиционеры, с улицы слышится шум проезжающих по шоссе машин. Торговый центр живёт своей бурной жизнью, а моя – стремительно рушится. Ни при каких обстоятельствах я не собиралась знакомиться Роминой мамой! Моя затея полностью выходит из-под контроля, обрастая каждый день новыми легендами как снежный ком. И скоро этот ком на полном ходу влетит в меня и собьёт с ног.