Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

– Пусть его, – Сергею надоело бередить прошлое догадками. – На этом…

– Не всё, – женщина повернулась к спутнику. – Автор вам помог немножко. В начале мне удалось обнаружить описание одного светского раута в восточной Саксонии, куда его занесло перед отъездом к северным варварам. Событие, само по себе, рядовое для знати, но для гувернёра из семьи низкого происхождения – верх мечтаний. Вдохновлённый юноша чрезвычайно подробно описал всех увиденных лиц, вплоть до нюансов туалета и роста. Для него это было грандиозное событие… Среди прочих присутствующих мне удалось отыскать упоминание об одной баронессе из очень влиятельной фамилии. Портрета её, к твоему счастью, нет. Сгорел при пожаре лет этак… около ста. Но ныне здравствующая родня дамы к родовой памяти относится трепетно, их записи однозначно заинтересуют. Я им предложила приобрести.

– За сколько?

Меркантилизм Иванова понравился Лане, выразившись в покровительственном похлопывании по плечу.

– Люблю деловую хватку. Торги начну с шести тысяч евро. Надеюсь сговориться за четыре. С комиссионными, – дополнила она.

– Не дёшево? – услышанная цифра не казалась чем-то уж совсем запредельным.

– Не борзей, – отбрила букинистка. – Страсть по собиранию заметок о предках имеет свои пределы.

– Четыре так четыре, – кивнул инспектор, доставая смартфон из внутреннего кармана пиджака. Пощёлкал по клавиатуре. В клатче женщины пискнул сигнал входящего сообщения. – Я номер карты скинул. На неё деньги переведи, пожалуйста.

От том, что всю сумму он вознамерился отдать другу, парень умолчал. Антону нужнее.

– И ещё вопрос… – под тихий шелест дороги в салоне AUDI прозвучала трагедия упырицы Ленки, плавно переходя задуманную идею… – Можешь с вампиром познакомить?

– Я подумаю, – нейтрально ответила спутница, всем видом давая понять, что разговор о делах окончен.

Автомобиль выруливал на театральную площадь…

***

Прибывшие затмить всех и вся, Сергей и Лана, в ожидании первого звонка, чинно прогуливались под ручку по фойе, разглядывали, как обычно бывает в театрах, развешанные на стенах фотографии артистов, витрины с предметами одежды из сыгранных спектаклей и другие, выставленные специально для этого, экспонаты.

Они изредка, по настоянию женщины, раскланивались со знакомыми ей театралами. Спутница обменивалась малозначительными фразами, а Иванов, от нечего делать, присматривался к её собеседникам, выискивая в излишне радушных, надменных физиономиях признаки особой, склонной к обожанию Мельпомены интеллигенции, мысленно давая характеристики и клички. И не находил.

Вот «пиджак», вот «хохолок», эта дама – «шляпка», а этот пожилой мужик – «смокинг». Последний заинтересовал тем, что усердно надувал щёки, имитируя важность и являлся одним из немногих, кто пришёл без дамы, хотя в его возрасте уже обычно остепеняются, находят вторую половину и задумываются о старости. Ну или прихватывают с собой глупоглазых девиц, падких на наносной блеск в обхождении.

Бросалось в глаза и то, что одет он был в старомодный смокинг с искусственной гвоздикой в петлице, поверх обычной рубашки.

– Как тебе обстановка? – заходя на третий круг лицемерных поклонов и полуулыбок, начала «светскую» беседу библиотекарша. – Общество?

Склонный к анализу инспектор успел разделить присутствующих в фойе на четыре условных класса. Самый симпатичный – потёртые дедушки, наглаженные бабушки с редкими вкраплениями скромно одетых мужчин и женщин. Держались вместе, много смеялись в рамках вежливости, обменивались искромётными, добродушными приветствиями и репликами. Разодетой братии они сторонились, точно в упор не видели и вовсю предавались воспоминаниям о давних премьерах, бенефисах и аншлагах. Настоящие театралы. 

К более многочисленной категории относились неуютно жмущиеся поближе к углам и окнам пары, по которым с первого взгляда можно было определить – кто инициатор культурного досуга. В подавляющем большинстве – женщины, мечтающие прикоснуться к прекрасному и в кои-то веки сменить опостылевшую квартиру на огни рампы. Их спутники постоянно ворочали шеями, непривычными к галстукам, тоскливо посматривая в сторону буфета. 

То и дело слышалось:

– Коля (или Дима, или Паша)! Мы же договаривались…

Обособленной группой шли деловые, полуофициальные граждане, воспользовавшиеся удобным случаем «выгулять» любимых дам. Опрокинуть стопарик они не рвались, а, рассредоточившись повсеместно, вели любезные разговоры с ухоженными спутницами.

Заключительной, наименее приятной партией шли те, кто пришёл в театр ради самоутверждения и презрения к окружающим. Теша собственное высокомерие, они барражировали от гардероба до дальнего входа в зал, слащаво улыбаясь встреченным знакомым. Обменивались излишне воспитанными фразами, за которыми, будто из распахнутой домны, несло самолюбованием на фоне «этих безвкусных» неудачников. Именно с ними Лана и вела беседы.

И лишь немногих, неопределившихся или случайно сюда забредших – посмотреть, «а как это у них там», и «чего это они все сюда так рвутся» инспектор ни к какой категории не причислил, оставил в рамках «допустимой погрешности». 

– Обстановка интересная, общество – так себе, – Иванову не хотелось лукавить или имитировать восторг. – Я имею ввиду твоих напыщенных знакомых. Просвечивают похлеще рентгена, до трусов, только что в рот не заглядывают, зубы пересчитать.

– Тонко подмечено, – обозначившая поклон кому-то из длинного списка знакомых, движущемуся с куртуазным рылом по залитому светом люстр мраморному полу, подтвердила женщина. – Имеешь задатки вырваться в круг избранных. В самые сливки.

– Ни за что! – парня передёрнуло. – Мне в пивной комфортнее. Но тебе зачем эта хрень?

Последнее слово он нарочно подобрал погрубее. Костюм и атмосфера давили, заставляли говорить красиво, по киношному. Потому Сергей решился на маленький бунт.

– Невинная забава. Люблю побеждать без единого выстрела, – пожала плечиками спутница. – Обожаю читать сквозь чужой макияж и напускное радушие, насколько же меня ненавидят и с каким бы удовольствием мне расцарапали бы личико. Бодрит… Посмотри влево.

Покосившись в указанном направлении, парень засёк неопределённого возраста тётку в обтягивающем далеко не идеальный стан блестящем платье, колоритном боа, на непомерно высоких шпильках и усиленно привлекающими внимание накладными ногтями алого цвета. Ей что-то возвышенно втирал встречавшийся ранее мужик в смокинге, галантно взяв женщину за ладонь кончиками пальцев и эстетично оттопырив мизинец.

Разобрать в общем гуле, о чём идёт речь, не имелось ни малейшей возможности, зато колючий, пропитанный холодом взгляд тётки мог рассказать о многом.

Она ненавидела. И его, и Лану.

Букинистка, плавно перекинув руку инспектора себе на талию, прижалась к мужской груди, потёрлась щекой о лацкан, положила ладонь ему на сердце.

Чмокнула в нос.

Рассмеялась.

Очаровавшись ещё большим негодованием в чужих, густо накрашенных глазах, она воздушно отстранилась и буквально порхнула к парочке «смокинг и боа».

– Хорошо выглядите, – медоточиво сделала Лана комплимент. – Решились пойти к умелому визажисту? Какая вы молодец… Прямо воспряли!

Вот вроде и похвалила, а как обгадила!

Свекольный цвет, полыхнувший на шее женщины и упорно ползущий вверх, это подтверждал.

– Рада была выразить восторг! – прощебетала проказница, возвращаясь к Сергею и тихо шепча. – Я умница.

– Бабьи войны, – тяжко констатировал он. – И давно вы так забавляетесь?

– С ней? Давненько. Пока я выигрываю. Застарелая вражда.

– На фиг, – веско выразил своё отношение Серёга, прикидывая, где бы покурить. Не увидев таблички с дымящейся папиросой, расстроился. – Когда уже звонок с представлением будет?

– Имей терпение. – Лана упорно тянула его на новый круг по фойе. – Все рассматривают друг друга. Кто в чём одет, кто как себя подаёт. Дамы не всех успели оценить, но ты – в призёрах…

Терпения Иванову потребовалось много. Спутница ухитрилась превратить обычный культпоход в чёрт знает что. Скользкие интриги, полунамёки, реакторы взаимной неприязни, бурлящий водоворот страстей самого низкого пошиба, спесь, гонор, состязания в колкостях… а он просто пришёл в театр.

Захотелось домой, на диван и чаю.

***

– Граждане! – громко обратился к прохаживающимся театралам высокий человек в серебристом костюме и с волевым взглядом. – Никто не находил бумажник?

Оказавшиеся поблизости люди стали озираться по сторонам и отрицательно кивать головами при встрече взглядом с вопрошающим.

– Я бы хотел видеть администратора…

Прибежавший на шум «смокинг» постоял неподалёку, послушал нарастающее шушуканье зевак, обсуждающих выходящее из ряда вон событие, подошёл к мужчине, попросил наклониться и с заговорщицким видом стал что-то шептать тому на ухо, украдкой поглядывая на седого, благообразного старичка с весьма немолодой дамой, стоявших метрах в пяти, возле колонны. Потерявший бумажник, выслушав, что ему нашептали, выпрямился и решительно направился к пожилой паре.

– Верните, – требовательно сказал он, протягивая вперёд руку. – Я жду.

– Простите? – старичок близоруко, недоумённо посмотрел на подошедшего. – Я ничего у вас не брал.

– А вот тот гражданин, – тут подошедший повернулся, чтобы указать на типа в смокинге, но увидев, что там, где он только что стоял, оказалось пусто, кашлянул досадно, однако всё же решил не отступать, – утверждает, что видел, как вы вытащили что-то из моего кармана.

– Как можно?! – возмутился обвинённый в краже, задирая подбородок вверх и сжимая трясущиеся от негодования ладони в кулаки. – За кого вы меня принимаете?!

В радиусе нескольких метров от пререкающихся образовался плотный строй жаждущих подробностей. Прозвенел первый звонок.

– И всё же, я бы попросил показать, что у вас в левом кармане, – настойчиво потребовал рассерженный человек.

– Раз вам так угодно…

Со всем доступным презрением старичок сунул руку в указанный карман, обомлел, удивлённо отвесил нижнюю челюсть и, дёргаными движениями, вытащил на всеобщее обозрение коричневый бумажник с тиснением на боках.

– Не понимаю, что это… Откуда? – растерянно пробубнил он, часто моргая. – Вероятно, это какая-то злая шутка?

– Не правда ли, странно? – желчно улыбаясь, заметил мужчина, вырывая имущество из чужих пальцев. – Моя вещь нашлась в вашем кармане. Не стыдно? Вроде солидный пенсионер, в возрасте… Надеюсь, там всё на месте?

Про «всё на месте» он произнёс с акцентом, для окружающих, чтобы посильнее унизить воришку. Слова ещё звучали в воздухе, а содержимое портмоне уже было изучено и пересчитано.

Охнув, старик побагровел, пошатнулся, привалился спиной к колонне, схватился рукой за сердце и, задыхаясь, начал медленно сползать на пол. Его дама попыталась удержать обмякшее тело на весу, но не смогла, лишь замедлила падение.

Кто-то неуверенно позвал врача, чья-то рука протянула нитроглицерин.

Серёга, наблюдавший за происходящим со стороны, оставался безучастен. Первую медицинскую помощь он оказывать не умеет, в скорую уже позвонили, во всяком случае, неподалёку голосистая, корпулентная дама самозабвенно орала в телефон: «Театр! Кардиобригада!».

Гораздо больше его занимал не плохо видимый из-за столпившегося народа старичок и не его дама, а вертлявый гражданин в смокинге. Он снова крутился поблизости, не стараясь протиснуться в первые ряды. Вытягивал шею, привставал на цыпочки, заглядывая через плечи, широко раздувал ноздри от усердия. Будто жил возникшим скандалом, питался им.

Едва события у колонны начали затухать, «смокинг», лавируя между начинающих расходиться людей, почти подбежал к приятной, пухленькой женщине и стал ей что-то говорить, всем видом выражая сочувствие. Та схватилась рукой за шею, затем ощупала себя, и…

– Второй звонок, – напомнила Лана, сжав инспекторский локоть.

– Да-да, сейчас пойдём…

Следить оказалось интереснее.

– А-а-а! – вдруг истошно завопила женщина, едва от неё отстранился заинтересовавший инспектора доброхот и бросилась к направляющейся в зал молодой паре, по возрасту – студентам старшекурсникам. Оба худенькие, трогательные, со счастливыми мордашками влюблённых.

Подбежав, науськанная «смокингом» вырвала у девушки сумочку, с силой открыла её, оторвав защёлку, сунула в первое попавшееся отделение руку, и вынула её уже с чем-то зажатым в кулаке. Подняла добычу над головой. – Вот! Смотрите! Моё ожерелье!

Перепуганная таким поведением незнакомки девчушка стояла статуей, выразительно хлопая глазами и не понимая, что происходит.

– Воровка! – громко выкрикнула женщина и бросилась на владелицу безнадёжно испорченной сумочки с кулаками. – Полиция!

Она успела шлёпнуть намеченную жертву по лицу, поцарапав слегка ногтями скулу, прежде чем окружающие попытались их разнять или сдвинуть в сторону. Опаздывать в зрительный зал из-за чужой потасовки не хотелось никому.

– Уберите эту бешеную бабу! – взвизгнул парень, закрывая девушку своим телом и пытаясь перехватить руки взбешённой особы. – Иначе я её сейчас сам ударю!

– Только попробуй! – в ответ пригрозил подбежавший со стороны буфета партнёр нападавшей женщины, плечом отодвигая ту в сторону. – Я тебе ноги переломаю!

– Ты чё, здоровый что ли? – молодой человек, окончательно закрыв собой шокированную происходящим подругу, набычился и пошёл на оппонента сжимая кулаки.

Наносная культурность ожидаемо уступила природным инстинктам.

– Ах ты, сопляк! – закричал подбежавший и, разгорячённый театральным коньяком, бросился первым.

Завязалась драка, почти сразу из обмена ударами эволюционировавшая в толкание, сопение, неумелые попытки повалить противника и схватить того за горло. Мечтающие поскорее попасть на заранее купленные места граждане ругались, пытались разнять дерущихся, в основном, стыдя, и только «смокинг» удовлетворённо и злорадно любовался зрелищем, стоя поодаль, в самом хвосте вынужденно образовавшейся очереди.

Вот ведь жаба…

Присмотревшись повнимательнее, Иванов увидел над ним чёрную ауру.

– Не хватало ещё бесов в театре, – буркнул инспектор букинистке, вознамерившись потолковать с виновником происходящего бедлама по душам или тем, что у него вместо этой субстанции. – Я скоро.

Источник неприятностей, заметив уверенно прущего к нему Серёгу, проявил неожиданную прыть: рванул с места не хуже спринтера. Так как со стороны входа ещё подтягивались опоздавшие, создавая пробку у турникета с билетёрами, «смокинг» побежал в сторону двери со скромной табличкой «Служебный вход», промчался мимо пожилой вахтёрши, углубился по почти пустому, нищенскому по сравнению с убранством фойе, коридору и заскочил в служебный мужской туалет, надеясь неизвестно на что. Первый этаж, на окнах – решётки.

Иванов бросился вдогонку, спускать этакие шуточки он не привык.

Они заскочили в уборную с разницей в две секунды, но за это время, немолодой уже «смокинг», успел взобраться на подоконник, открыть окно и страшно удивиться кованым прутьям снаружи. Подбежав к беглецу, Серёга стащил его на пол, активировал Печать и попытался приложить её к чужому лбу. Но беглец не собирался сдаваться, а заметив служебную метку Департамента вообще озверел. Управляемый бесом извивался, шипел, отталкивал занесённую над ним руку, пытался укусить за лицо.

Добротный пинок в живот заставил Иванова откинуться назад, к туалетной двери, приложившись лопатками о кафель пола. Воздух разом вышел из лёгких, в кишках резануло. Освободившийся, похабно оскалившись, бросился к выходу, планируя перепрыгнуть упавшего преследователя.

Выставленная вверх инспекторская нога помешала ему совершить манёвр, угодив почти в пах. "Смокинг» охнул, изменил траекторию и частично приземлился на инспектора, отшибив тому левую половину туловища.

Мелькнувшая в опасной близости от Серёгиного виска чужая голова встретилась с его правой ладонью.

Полыхнуло.

Бес отправился туда, куда ему следует, а освободившееся от чужого контроля тело обмякло. Кряхтя, инспектор поднялся, привалил к стене человека в смокинге, похлопал его по щекам.

– Где я? – медленно приходя в сознание, пробормотал мужчина.

Бледный, покрытый испариной, с капризно отвисшей нижней губой.

– Мы в театре, вам стало дурно, и вы пошли в туалет. Хорошо, что я тоже был здесь и успел вас подхватить, пока вы не упали, – парень постарался обойтись без долгих разъяснений.

– Не уходите. Я проверю, всё ли на месте, – сварливо отозвался сидящий, подтверждая теорию о том, что в нормального человека бесы не вселяются. – Может, вы на меня напали и обокрали. При мне имелись изрядные сбережения!

Попытался уцепиться пальцами за рукав. Только этого ещё не хватало…

– Идите в жопу, – попрощался с ним Сергей, на ходу критично осматривая основательно помявшийся костюм и второпях извлекая смартфон.

Билеты остались у Ланы, а ряд и место он узнать как-то не удосужился.

Вдруг уже в зал зашла?

– Поспеши. Скоро начнётся, – успокоил его голос спутницы.

На ходу приводя себя в порядок и вознося хвалу театральным уборщицам, содержавшим полы санузлов в достойной чистоте, сотрудник Департамента торопливым шагом пошёл обратно. Миновав вахтёршу у служебного входа, продемонстрировал Печать, сделал «морду кирпичом» и сообщил, пресекая все её вопросы:

– Там человек в служебном туалете. Нездоровый. Поосторожней с ним. Подвержен внезапным вспышкам неконтролируемой паники. Пусть просто уйдёт.

Оставив пожилую сотрудницу в полном недоумении, инспектор прошёл на доступную для гостей театра территорию. Возня у входа в зал подходила к концу. Сцепившиеся мужчины, растянутые в разные стороны, грозно посматривали друг на друга в окружении обступившего их персонала; со стороны раздевалки, проталкиваясь сквозь последних, торопливо спешащих не опоздать, людей, мрачно топал полицейский наряд.

По здравому размышлению Серёга решил в дальнейшие разборки невиновных с правосудием не вмешиваться. Что он скажет? Сошлётся на «смокинга»? Так у него ничего нет. Про беса рассказать? Чушь. Да, не повезло ребятам… Зато вещичка у хозяйки… Нет, ничего им не докажут. Попугают, поканифолят мозги, но ни протокола изъятия, ни отпечатков… Ближе к ночи выпнут под зад, испортив настроение в хлам, если молодые сами кретинами не будут и не наподписывают где не надо. Переживут.

Старичок, обвинённый в краже бумажника, так и не дождавшись скорой, обессиленно ковылял на выход, поддерживаемый своей заботливой дамой, и периодически пытался гордо задрать голову, надеясь уверенным видом доказать всем, что он ни при чём ко всему этому безобразию. Его никто не преследовал. Мужчина, у которого бес похитил портмоне, в обозримом пространстве отсутствовал. Наверное, проявил снисходительность или просто решил не связываться с органами. Вернул пропажу – и ладно.

Букинистка встретила парня овациями.

– Догнал? Вижу, догнал… Я бы тебя расцеловала за героизм, но неправильно поймут. Пойдём в зал.

– Не спеши, – остановил её Серёга, стараясь говорить тихо. Народу вокруг пока хватало. – Может, свалим? Старый хрен нажалуется полиции на произвол. Скандальная личность. Я, конечно, отплююсь, но…

Он хотел добавить, что ему очень жаль испорченного вечера и что не хотелось вот так, почти перед началом выступления, всё менять, однако Лана и бровью не повела, отметив случившееся как нечто несущественное:

– Не нажалуется. Иван Маркович – мой довольно давний приятель, старой закалки человек. Свои проблемы приучен решать сам. Пятнадцать лет по тюрьмам, знаешь ли, накладывают отпечаток на поведение.

– Ты с ним знакома?

– Разумеется. Он карманник. Специализируется на выставках, театрах и прочих общественных мероприятиях. Отломать лопатник(*) по-тихому – относительно несложно в виденной тобой сутолоке, как и подкинуть. С ожерельем – работа потоньше. Без отработанных навыков никак. Ни одному бесу не под силу переделать обычного подконтрольного в виртуоза ловких пальцев. Это или есть, или погорит на первой же попытке.

– Широкие познания…

– А то! И практикой подкреплённые.

Поражённый Иванов покопался в памяти и с удивлением припомнил, что его спутница и сама в своё время грешила похожей деятельностью. В Гражданскую. Во всяком случае, она без стеснения об этом упоминала.

– Вор вора видит издалека?

– Где-то так… Пойдём в зал.

На этот раз, пресекая полемику на отвлечённые темы, женщина взяла парня за руку и потащила на заранее купленные места. Оказалось – в партере.

***

Драма прошла на «ура». В антракте зрители проведывали буфет, по окончании выступления рукоплескали, восторгаясь сценическим искусством и стараясь показать всем окружающим, что они тоже не чужды прекрасному и уж приличное выступление от халтуры отличить в состоянии.

На сцену легло много цветов, регулярно щёлкали вспышки фотокамер смартфонов, запечатлевающих артистов, замерших в поклоне.

– … Пришла пора платить по счетам, – объявила донельзя довольная Лана, выходя под ручку с Ивановым на улицу и выглядывая доставивший их сюда AUDI. – Мы едем в ресторан. Столик заказан. И не спорь! Обещаю, тебе будет интересно!

(*) Отломать лопатник – украсть бумажник (тюр. сленг)

Задушевный разговор

Шикарное авто доставило довольных просмотренной драмой Сергея и букинистку в загородный ресторанный комплекс закрытого типа, из тех, что совмещают в себе гостиницу, спортклуб, вышколенный обслуживающий персонал и славятся изысканной кухней.

Их уже ждали. Тихая девушка-администратор проводила гостей в персональный кабинет – закрытую беседку, смонтированную над поверхностью весьма большого пруда и попасть в которую можно было только с берега, по кованому мостику.

Таких беседок Серёга, топая по гулкому настилу, насчитал шесть. Все они расположились на достаточном расстоянии друг от друга, создавая гостям эффект уединённости и конфиденциальности.

– На втором этаже, – сообщила девушка, удаляясь.

О чём шла речь инспектора не слишком заинтересовало. Он осматривался, и посмотреть было на что.

Небольшое с виду строение внутри меньше всего походило на ресторан. Полупрозрачные из-за витринных окон стены, распластанная медвежья шкура на тёплом полу, глубокие кресла, резные столики между ними с брелоками для вызова персонала, потрескивающий дровами камин в углу, искусная отделка из нестроганого дерева, рога на стенах, матовые гравюры больше подошли бы охотничьему домику богатея с изысканным вкусом, чем заведению, пусть и дорогого, но общепита.

Здесь тянуло не пить, не есть, а, усевшись поудобнее, скинуть обувь, протянуть ноги к пляшущему огню, размеренно закурить трубочку и вдумчиво, с паузами, вести умную беседу о возвышенном, прихлёбывая выдержанный бренди. Или почитать добрую книгу, шурша бумажными страницами и вдыхая аромат переплёта. Или побыть наедине с самим собой в тишине, наслаждаясь видами и покоем.

А ещё инспектор машинально отметил, что бежать отсюда некуда, и эта приземлённая мысль разом подпортила всю картину.

– Иди за мной, – позвала букинистка, успевшая избавиться от верхней одежды и стоящая на ажурной винтовой лесенке справа от входа. – Тебе понравится. Впервые сюда попал?

– Да, – Серёга торопливо избавился от куртки, без затей кинул её на ближайшее кресло и поспешил за женщиной.

На второй этаж он поднялся лишь через пару минут. Замер на предпоследней ступеньке, разинув от восхищения рот, наслаждаясь почти нереальным зрелищем и, в глубине души, костеря себя за плебейские нерешительные манеры.

Вместо крыши над головой вошедшего высился прозрачный купол в форме многогранной пирамиды с усечённой вершиной, напоминая о своём существовании лишь тонкими усиливающими рейками рёбер жёсткости в стыках кровельного материала.

Над куполом темнело вечернее небо. Пасмурное, с редко проглядывающими звёздами, с плывущими облаками, прячущими за клубящимися телами Луну, с непонятной, манящей всех поэтов и романтиков тягой к безбрежному.

Чиркнула, пахнув серой, спичка – и вдруг звёзды взорвались до размера сверхновых. Со всех сторон. Вспыхнули, сжались, полыхнули…

Это Лана зажгла свечу на овальном, тёмном столе.

Маленькое, дрожащее пламя отразилась в каждой невидимой грани купола, будто калейдоскоп заиграл. Тот самый, простенький, купленный любящими родителями малышу в подарок и тот самый, первый, незабываемый…

Тусклый свет выхватил из полумрака тонкую женскую руку, выпуклости скрытой платьем груди, подбородок, губы, особенно подчеркнув глаза. Поблёскивающие, глубокие, отражающие пламя.

– Поднимайся.

Сбросив пелену наваждения, Иванов с чуждой ему робостью вошёл под пирамидальный свод.

В зыбком мерцании свечи тусклым оком алела клавишей запуска вмонтированная в тумбу стереосистема. На полу – ковёр. Неброский, однотонный, с толстым ворсом. Посредине поднебесной площадки, оказавшейся значительно меньше комнаты первого этажа – строгий стол, пара стульев; в дальней части подкупольного пространства – узенькая кушетка, наполовину заваленная подушками-думками.