Полная версия
Путешествие Эллин Маклауд к своей любви
Эллин так привыкла, что вся её жизнь регламентирована правилами морали и этикета, что не могла понять, как эти француженки умудряются с такой лёгкостью кокетничать с мужчинами вокруг – посредством шаловливых взглядов и едва заметных игривых движений. И вообще, как им удаётся оставаться весёлыми и жизнерадостными, когда общество так много требует от молодых незамужних особ?
Эти размышления прервал голос Иоанна, который произнёс тоном заговорщика:
– Дорогая, ты ещё не знаешь, что за этим стоит.
Эллин заинтересовалась его словами. Ух ты, оказывается, очаровательная беспечность – это продукт какого-то глубокого процесса, чьи корни находятся внутри…
– Бессознательного, – подсказал Иоанн.
– Что, что? – переспросила Эллин. В сентябре 1889 года этот термин, как и термин «подсознание», ещё не был известен в широком кругу. Разве что немецкий философ Э. фон Гартман в своём трактате о бессознательном (1869) пытался дать определение психическим процессам, протекавшим за пределами сознания.
– Именно свободное подсознание делает этих красавиц такими беспечными.
– Свободное от чего? – поинтересовалась Эллин.
– От страхов, конечно, – ответствовал Иоанн.
– Как же получить свободу от страхов?
На это Иоанн лишь загадочно произнёс:
– Всему своё время.
Эллин миновала Триумфальную арку и свернула на проспект Клебер, ведущий к площади Трокадеро.
Вокруг, в тени разноцветных деревьев, шумел Париж. Прогуливались чинные гранд-дамы, ведущие на поводке маленьких собак. Проезжали, звеня в звоночки, молодые служащие на велосипедах. Неторопливо катили дилижансы, в которых красивые мужчины и женщины ехали в гости или театр. Кое-где на углах домов стояли цветочницы и продавали с тележек медовые орхидеи, нежные лилии, яркие гвоздики… Повсюду текла, пахла, смотрела весёлыми глазами жизнь.
«Всё это великолепие создавалось с одной-единственной целью – влюблять в себя» – подумала Эллин. И, кажется, Парижу это удалось.
Полюбовавшись с площади Трокадеро на Эйфелеву башню, Эллин решила купить билет и подняться наверх. В толпе других посетителей, стремящихся насладиться видами столицы, Эллин поднялась сначала на первый, а потом и на второй этаж самого высокого в мире сооружения.
Ей открылись потрясающие панорамы нового Парижа. Если до реконструкции середины 19 века столица Франции была грязным городом с трущобами и узкими улочками, на которых было удобно строить баррикады, то теперь её облик совершенно изменился. В 1889 году город, снабжённый водопроводом и канализацией, олицетворял мощь технического прогресса и силу инженерной мысли, наглядным воплощением которой являлось грандиозное детище Эйфеля. Словно расчерченные по линейке широкие улицы и проспекты, застроенные домами одной высоты и архитектурного стиля – с коваными балконами и мансардами, – лучами расходились от восьмиугольных площадей. Параллельными дугами и отрезками они уходили вдаль, насколько хватало взгляда.
Эллин на миг показалось, что Эйфелева башня стоит в центре впечатляющего водоворота из домов, парков, площадей… От увиденного у неё перехватило дух. Она и представить не могла, насколько грандиозным может быть творение рук человеческих.
Опершись на высокие перила, Эллин с восхищением разглядывала Париж, и вдруг поняла, что для человека нет ничего невозможного. Он – творец всего и вся, включая собственные мысли и чувства. Тот, кто строил этот прекрасный город, несомненно, был новатором и верил в свою идею. А инженер Эйфель? Тот тоже до последнего верил в свою звезду. Говорят, ему не разрешали достроить башню до тех пор, пока он не пообещал лично возместить все убытки в случае её падения.
– Эллин, ты полностью права, – раздался голос Иоанна.
Услышав эти слова, Эллин улыбнулась. Ей нравилось такое обучение, когда можно путешествовать, исследовать мир, осмысливать увиденное, а рядом всегда находится наставник, умеющий навести фокус на самое главное. Интересно только, почему это происходит именно с ней? Наверное, её персона по каким-то причинам важна небесам, раз ангел-куратор вот так запросто с ней разговаривает.
Не раздумывая об этом долго, Эллин спустилась на лифте вниз и отправилась подкрепиться.
Время как раз подошло к обеду. Несмотря на то, что на часах было около 8 вечера, в парижских кафе и ресторанах обеденная пора была в разгаре. Эллин выбрала табльдот (с фр. «хозяйский стол», – заведение при гостинице) Diners de Paris, где можно было за 4,5 франка неплохо поесть, заказав набор из нескольких блюд с вином и кофе.
Кроме комплексных обедов, табльдот отличался общим столом, за которым и сидели все гости. Пообедав в соседстве с дамами и месье среднего достатка и поблагодарив хозяйку за вкусную еду, Эллин вышла на улицу и отправилась гулять по набережной Сены в сторону Площади Согласия.
Уже стемнело, когда девушка подошла к мосту Согласия, ведущему с левого берега Сены на правый, где рядом с Площадью Согласия располагалась её гостиница. С виду ничем не примечательный, мост был построен из камней разрушенной крепости-тюрьмы Бастилия, о чём Эллин, конечно, знать не могла. Она любовалась отражением света фонарей в речной глади и размышляла о том, что сказал Иоанн про француженок.
Отсутствие страхов в подсознании… Интересно, а чего я боюсь больше всего на свете? И тут она поняла, что боится не только тараканов, пауков и мышей, но и совершенно иррациональных вещей – например, нарушить то или иное правило, заданное кем-то другим для неё.
Почему я должна следовать установленным кем-то правилам? Ведь ничего не случится, если я их нарушу! Вот, например, сегодня я нарушила правило, что девушкам нельзя без сопровождения гулять по большим улицам, чтобы не дай бог не встретить толпу мужчин. Сегодня я замечательно прогулялась по Елисейским полям, улице Клебер и набережной Сены, где было множество мужчин, и ничего плохого не произошло! Я заходила в табльдот и обедала одна за столом, где сидели мужчины, и опять же со мной ничего не случилось! Похоже, правила нужны только тем, кто их придумывает… мне же от них никакого толку.
Размышляя таким образом, Эллин подошла к двери своей гостиницы и взялась за кованую ручку. Она ещё не знала, что стены её внутренней Бастилии были уже безвозвратно разрушены – с того самого момента, когда она решила переступить неписаные законы социума…
Внутри шевельнулось любопытство: она еще не посетила церковь Святой Магдалины. Но усталость от хлопот и впечатлений первого дня в Париже перевесила. Эллин пошла спать и уснула сразу, как только её голова коснулась подушки.
Наутро Эллин пошла прогуляться по улице Руаяль, в конце которой находился собор Святой Магдалины.
На пути ей попалась чудесная кондитерская Laduree. Позолоченный лепной потолок заведения украшали изображения ангелов. Внутри роскошных витрин красиво лежали разнообразные торты и пирожные, манящие посетителей раскошелиться на их необычайно вкусную нежность.
Глаза у Эллин разбежались при взгляде на всё это великолепие. Она попросила продавца отпустить ей самое любимое лакомство француженок, и та с улыбкой завернула несколько вкуснейших пирожных-macarons.
Выйдя на улицу, Эллин решила попробовать одно из них – с малиновым кремом между двумя миндальными безе. Откусив хрустящий кусочек, она ощутила сладкий взрыв, осколки которого осели в уголках губ, а по языку растёкся упоительный вкус начинки.
«Небольшая частица небесного наслаждения» – подумала Эллин, с восторгом глядя на оставшийся в руках макарон. Господи, как же это здорово – жить по-французски!! Наслаждаться каждой минутой и не отказывать себе в маленьких радостях, которые умножают удовольствие от прожитого момента.
Смотря по сторонам, Эллин неспешно шла по улице Руаяль, пока не увидела ворота церкви Сент-Мадлен. Величественный храм в стиле римского пантеона украшали 52 огромные колонны и фронтон, на котором Мария Магдалина, припав к ногам Иисуса, молила его о спасении грешников.
Внутри церкви царил таинственный полумрак. Где-то далеко впереди у алтаря его тщетно пытались развеять красивые светильники. В мерцавших позолотой боковых капеллах, в полутьме, стояли статуи Марии Магдалины. Под потолком главного купола были изображены самые почитаемые во Франции святые с Наполеоном в центре.
Храм был почти пуст. Эллин приблизилась к алтарю, полюбовалась на скульптуру с двумя ангелами, возносившими Марию Магдалину на небо, и направилась к выходу по проходу между рядами стульев.
«Как бы мы ни грешили, если в конце нам удаётся искренне раскаяться и тем самым приблизиться к Господу, мы в итоге можем попасть на небеса» – подумала Эллин. В этот момент раздался голос Иоанна:
– Эллин, скажи, а ты веришь в легенду, которую придумали люди, о кающейся грешнице Марии Магдалине?
Эти слова застали Эллин в самом тёмном месте храма – конце прохода, буквально в двух шагах от входных дверей. Стоя в темноте и глядя на освещенный алтарь и изображения святых, в центре которых был Наполеон, Эллин подумала, а что, если история Магдалины, призванная внушить людям идею о женщинах как о грешницах, – это церковная выдумка? Опять нас, женщин, ущемляют те, кому принадлежит власть в этом мире…
– Иоанн, – еле слышно сказала она вслух, – а как было на самом деле?
– Сядь, Эллин. И выслушай мой рассказ.
Эллин послушно присела на один из стульчиков около прохода. Иоанн начал своё повествование:
– В далёкие, далёкие времена, когда был жив наш Отец Иисус, я был ещё маленьким мальчиком, но тем не менее присутствовал на казни и видел Его смерть. Я видел, как Он умер, как тело Его сняли с креста и бросили рядом, оставив на растерзание собакам и потеху ветрам. И тут появилась Она. Это была Мария Магдалина, любимая ученица Христа. Она сняла с себя часть одежды и обмотала ею голову Отца нашего Иисуса, после чего, вместе с другими женщинами, перенесла Его тело в укромное место, где и свершилось чудо Воскресения. Ты хочешь знать, была ли она проституткой?
Эллин кивнула.
– Она была проституткой не более, чем ты или любая другая юная и одинокая девушка, которая искала своё призвание вне семьи. Разумеется, с точки зрения христианства как религии, укрепившей своё положение за много веков, такое свободное поведение аморально. Ведь оно не служит цели продления рода, и потому подлежит жёсткому пресечению.
В общем, Эллин, думаю, я ответил на твой вопрос. Теперь дело за тобой – захочешь ли ты снова верить религии или станешь придерживаться иной точки зрения на установленный порядок вещей.
– Спасибо тебе, милый Иоанн, что уделил время моему вопросу. Конечно, я приму к сведению твои слова. И пусть это послужит к моему благу и благу всех женщин на Земле.
Эллин поднялась со стула, перекрестилась, глядя на освещённый алтарь, и, толкнув тяжёлую дверь, вышла на улицу.
Дальше она захотела посетить универмаг Au Bon Marche – первый во Франции, если не во всей Европе, магазин, где продавалось всё, что только могло заинтересовать женщину, – начиная от пуговиц и лент и заканчивая предметами интерьера.
Универмаг представлял собой отдохновение для женских душ, истерзанных запретами и ограничениями патриархальной эпохи. В нём каждая парижанка чувствовала себя королевой в мире бесконечного желания, которое, как утверждают современные психологи, является сродни сексуальному. Это желание порождают фантазии, связанные с разложенным на полочках и витринах товаром. Дамы представляют себя обладательницей чудесного веера или расписной расчёски – куда более красивой, чем у неё – и раскошеливаются, оставляя в универмаге всю имеющуюся наличность. Универмаг торговал дамским счастьем: вещи были не настолько нужны, но их хотелось приобрести, чтобы сделать себе приятно.
Кроме того, в универмаге Au Bon Marche покупательницам разрешалось трогать и примерять изделия, а также сразу видеть ценники. До этого нововведения продавцы руководили посетительницами как на базаре – называя выгодную им цену и рекомендуя тот или иной товар, в зависимости от внешнего вида клиентки. Здесь женщины сами принимали решение о выборе и покупке, что делало процесс шопинга ещё увлекательнее.
Войдя в магазин, Эллин оторопела: ей почудилось, что она снова в храме – празднично убранном для утренней мессы. Гигант из железа, Au Bon Marche ослеплял игрой света из витражей под потолком куполообразной формы и магией цвета разложенных повсюду товаров, а красные ковры на лестницах, ведущих на другие этажи, вызывали всплеск эмоций от мысли, что все мечты сбудутся.
В универмаге было шумно. Множество хорошо одетых женщин прогуливались по универмагу попарно, разговаривая, другие беседовали с продавцами, третьим ассистенты помогали примерить перчатки или заворачивали товар. Пахло духами.
Каждому виду товара было отведено своё место, а некоторым – в зависимости от широты ассортимента – и целый отдел. На первом этаже универмага располагалось 18 огромных отделов с многочисленными группами обуви, одежды, предметов домашнего обихода, роскоши и первой необходимости. Длинные отделения зонтиков, тростей, галстуков, отделы всевозможных тканей, кружев, белья, лент, готовых платьев, обуви, шляпок, перчаток… Одним словом, в Au Bon Marche можно было купить всё то, что причудливая и капризная мода выдумывает ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
Эллин остановилась возле стола, на котором в прямоугольных коробочках были разложены разные виды венецианских кружев. Достижения индустриальной эпохи способствовали тому, что изысканные кружева перестали быть привилегией аристократии. Теперь они делались на машинке, поэтому цена была весьма демократичной, полностью оправдывая название магазина (Au Bon Marche – «недорогие товары»). Всего пять франков! Как здорово! Эллин улыбнулась, ощутив внутри азарт кладоискателя.
Она гуляла по всем залам, с любопытством разглядывая горы шелков, бархатов, кружев, платьев, порой притрагиваясь к товару и примеряя его на себя. «Какое искушение» – думала она, – «ходить вокруг всего этого великолепия среди таких же, как я, охотниц за сокровищами. Наверное, будь у меня куча денег, я бы проводила здесь целые дни!»
На втором этаже желание Эллин обладать сокровищами усилилось: в китайских, индийских и японских залах громоздились вазы, бронза, китайский фарфор… Тут предусмотрительный владелец универмага предлагал своим посетительницам остановиться и немного отдохнуть в зале для отдыха или буфете, где бесплатно подавали бутерброды и прохладительные напитки.
Универмаг Au Bon Marche не просто продавал женщинам товары, он предлагал радикально новый образ жизни: модной, независимой в своих решениях, кипящей желаниями женщины – настоящей парижанки, ставшей в дальнейшем мечтой многих мужчин.
Эллин соблазнилась этим образом: в её душе всё больше и больше разгорался огонь намерения жить свободной и счастливой жизнью истинной женщины, которую показал е й Париж. Женщины, которая знает, как сделать себе приятно и имеет для этого все необходимые возможности и разрешения.
Из универмага, который французский писатель-реалист Эмиль Золя так и назвал – «дамское счастье», наша героиня вышла только к вечеру и сразу направилась в гостиницу.
На следующее утро, едва она проснулась и раскрыла оконные створки, чтобы впустить в номер бодрящие лучи рассвета, в ней пробудилось желание прожить этот день как истинная парижанка. То есть ни в чём себе не отказывать, удовлетворяя свои маленькие прихоти.
Напевая от радости, пришедшей после принятого решения, Эллин заправила постель и пошла принимать ванну с лавандовым маслом. Потом, одетая в чёрный шёлковый халат с бледно-жёлтыми драконами, купленный в Au Bon Marche, она прохаживалась по номеру, что-то мурлыкая и выбирая из своего гардероба, который был весьма ограничен, наряд на сегодня. Её выбор пал на персиковое в оранжевую полоску платье с мелкими легкомысленными розочками вокруг воротника и шёлковыми лентами на лифе, молочно-белую с нежными кремовыми розами шляпку и молочно-белые перчатки из прозрачной ткани.
Одевшись, она спустилась по лестнице, вышла на улицу и отправилась на прогулку на Елисейские поля. В начале пути ей встретилась кондитерская Глоппе, где можно было попробовать воздушные профитроли со взбитыми сливками, вкуснейшие «сент-оноре» с заварным кремом и прустовские «мадленки», выпеченные в форме ракушек из нежного бисквитного теста. Вернее, это была даже не кондитерская, а модный чайный салон, в котором посетительницы, заказав к пирожным чашку ароматного чая или рюмку душевного хереса, болтали о новых нарядах или обсуждали другие радости жизни. В обстановке наслаждения, которая царила в кондитерской Глоппе, совершенно не хотелось говорить ни о чём, что не доставляло удовольствия.
Зайдя в кондитерскую, Эллин оглядела весь богатый ассортимент сладостей и, заказав парочку профитроли с рюмочкой хереса, уселась за пустующий круглый столик возле окна. Она сняла перчатки, взяла в одну руку пирожное, в другую – рюмку хереса и, посмаковав орехово-ванильный запах напитка, слегка его пригубила. Сладкий вкус карамели приятно обжёг язык. Миндальный аромат поднялся выше, к мозгу, и окутал его упоительной негой.
«Хорошее начало дня» – подумала Эллин. – «Вот бы все мои дни начинались так же, как этот!» Она допила херес, отставила рюмку в сторону и стала наслаждаться пирожными.
– Браво, Эллин! – послышался голос Иоанна. – Рад, что ты, наконец, поняла, чего истинный мужчина ждёт от женщины.
На этот раз Иоанн был не просто голосом: он сидел на краю стула напротив Эллин, одетый как заправский франт, в цилиндре и с тростью в руке. На его лице играла улыбка.
У Эллин от удивления и неожиданности округлились глаза. Она впервые видела ангела во плоти, тем более в таком симпатичном обличье, которое он выбрал.
Насладившись произведённым эффектом, он продолжил:
– Ведь, Эллин, мужчины хотят, чтобы вы, женщины, были мягкими, податливыми, но в то же время игривыми и непредсказуемыми. Как вот ты после рюмочки хереса… Немного шальная, но не упускающая возможности цедить жизнь маленькими глоточками. Буквально лёд и пламя – два в одном. Сдерживаемая страстность, постоянно рвущаяся наружу, но не пускаемая туда до поры, до времени по причине внешних обстоятельств. И, только оказавшись в спокойной обстановке, ты даёшь волю своей бурной страсти, даря её пылающий огонь своему избраннику.
Понимаешь ли ты, о чём я? – спросил Иоанн, покачивая ногой тросточку.
По виду Эллин было ясно, что слова Иоанна повергли её в глубокую задумчивость. Но всё же она нашла в себе силы и сказала:
– Да, Иоанн. Кажется, да.
– Расскажи мне, что ты поняла.
– Иоанн, – помедлив, начала Эллин, – ты говоришь о том, как завладеть умом мужчины, заставить его мечтать о женщине, которая с ним рядом. Для этого она должна быть страстной и холодной одновременно. Она должна пробуждать желание, слегка кокетливо показав туфельку из-под юбки, но ни в коем случае не обнажать ногу.
Эллин пригладила волосы над ухом и вопросительно посмотрела на Иоанна.
– Продолжай, Эллин. Мне нравится то, что ты говоришь, – сказал он, глядя на девушку в упор.
– Она должна быть непредсказуемой, – прошептала Эллин, смутившись от взгляда ангела. Её щёки покраснели, но она не понимала, почему.
– Продолжай, Эллин. Нет ничего постыдного в том, чтобы нравиться мужчинам и вызывать в них желание. Напротив, только так ты сможешь быть счастлива, потому что станешь для своего избранника вечной музой, единственной женщиной на всю жизнь.
Эллин подняла на Иоанна свои прекрасные серые глаза:
– Иоанн, а как этому научиться?
Ангел улыбнулся белозубой улыбкой.
– Вот этому, Эллин, и посвящено наше с тобой путешествие. Очень рад, что за три дня в Париже нам удалось наметить его цель, причём это сделала ты сама. Теперь можно ехать дальше, если ты, конечно, этого хочешь.
Эллин просияла от восхищения, услышав про цель путешествия. Она воскликнула:
– Ну, конечно, я хочу! Чем больше я путешествую с тобой, тем больше интересного я узнаю. Мне понравился Париж, но теперь я хочу ехать дальше! Куда мы поедем: Венеция, Рим?
– Нет, Эллин, для Рима и Венеции пока не пришло время. В Италии я приготовил для тебя нечто совершенно удивительное. Но пока мы должны к этому подготовиться, так что поехали в Испанию. Там для тебя также есть кое-что очень интересное.
Испания: встреча с Чёрной Мадонной
– Эллин, вставай, проезжаем Каталонию.
Девушка открыла глаза и увидела склонившегося над нею Иоанна. Она потянулась и спросила, который час.
– Девять утра. В двенадцать мы должны быть в Барселоне.
Эллин постепенно вспоминала всё произошедшее до текущего момента.
Вот они с Иоанном бегут по перрону, Эллин – c двумя сумками (вторая образовалась после посещения Au Bon Marche). Вот кондуктор пробивает билет и разрешает Эллин подняться в вагон. Внутри рядом с ней вновь появляется Иоанн, отлучавшийся на время проверки билета. Вот она сидит у больших окон в мягком кресле и смотрит, как за окном проплывают улицы Парижа, а потом – маленькие деревушки и леса. Вот она спит… Вот просыпается и видит за окном совсем другой пейзаж, нежели оставшийся во вчера…
Эллин повернулась на другой бок. Мысли о сегодняшнем дне, о путешествии из столицы Каталонии в настоящую Испанию – город Логроньо, что в провинции Ла Риоха, расположенной между Кастилией и Наваррой, её не волновали. Она уже привыкла полагаться на Иоанна, потому что он своим поведением неоднократно давал ей понять, что у него есть план. Вот и сегодня, по-видимому, он не зря разбудил её так рано. Наверное, хочет ей что-то сказать о предстоящем маршруте…
Но, несмотря на это умозаключение, Эллин не подняла головы с подушки. Ей хотелось доспать несколько сладких минут до окончательного пробуждения.
– Эллин, нам предстоит сегодня большое путешествие. Поедем на лошадях, если ты не возражаешь.
Эллин не возражала – она пребывала в сладкой дрёме.
– Ну вот и ладненько, – проговорил тихо Иоанн.
Он опустил занавеску, погрузив купе в полумрак, и достал маленькую губную флейту – такую, которая бывает только у ангелов.
– Я веткою была зелёной,
Когда влюблённых пташек голоса
Меня учили песням сладкозвучным.
Теперь устами ты меня коснулся,
И я, под ласкою твоих искусных пальцев,
Пою, как птица, сладостно и нежно, – произнёс Иоанн.
Говоря это, он продувал главное отверстие флейты и постукивал пальцами по корпусу, словно настраивал её для дальнейшей работы.
Вдруг из-под пальцев Иоанна полился поток чистейших звуков, словно где-то рядом зашумел водопад. Музыка была нежной, успокаивающей и одновременно в ней чувствовалась сила.
Низкий, чуть шелестящий звук мягко проползал в сознание и настраивал его на волшебство. Эллин приподнялась в постели и с удивлением посмотрела на Иоанна. Тот, довольно улыбнувшись, продолжил свою игру.
Эллин наконец выбралась из-под одеяла. Она была в светлой сорочке, её длинные пепельно-русые волосы раскинулись по плечам.
– У нас есть полчаса на сборы. – проговорил Иоанн, оценивающе разглядывая Эллин.
Та смутилась. Щёки запылали румянцем. По телу пробежала жаркая волна. Она стыдливо одёрнула ночнушку. В воздухе повисло напряжение.
– Не смотри на меня так, – сказала Эллин, отвернувшись и принявшись собирать вещи в саквояж.
– Как? – спросил Иоанн.
– Ты разглядываешь меня, будто… будто… – Эллин пыталась подобрать слова. – Будто ты желаешь меня как женщину! – наконец нашлась она и возмущённо посмотрела на Иоанна.
Их глаза встретились. Спокойный взгляд ангела отразил сверкающий меч, вырвавшийся из потемневших от гнева серых озёр Эллин.
Несколько секунд он выдерживал её атаку, потом расслабился и рассмеялся:
– Эллин, ну что ты как маленькая. Тебе ведь уже есть 18. Ты совершеннолетняя симпатичная девушка, и тебе бы пора узнать больше о своей привлекательности.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Эллин.
– Я имею в виду, – сказал Иоанн, отведя глаза к окну и сделав вид, что рассматривает там нечто интересное, – что ты богатая, красивая совершеннолетняя особа, которой ничуть не повредит внимание молодых неженатых мужчин. Хотя бы таких, как я, ангелов. – Тут Иоанн улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, на которую только был способен, и сердце Эллин растаяло.
– Ладно, – сказала она, вновь принявшись укладывать вещи. – Можешь разглядывать меня, сколько тебе заблагорассудится.
– Спасибо, Эллин, – со всей серьёзностью отвечал Иоанн.
В этот момент словно что-то изменилось в атмосфере купе: куда-то делось напряжение, которое до сих пор искрило над головой у Эллин. Иоанн снова улыбнулся, на этот раз своим мыслям, которые предпочёл не озвучивать вслух.
Вскоре поезд подъехал к небольшому перрону и остановился. Эллин и Иоанн спустились по ступенькам и оказались на старой станции, за которой простирались разноцветные поля.