If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

– Чтобы судить верно, мне нужно понять, какой человек, он в действительности. – И только так, моя дочь ненаглядная, – задержавшись на зрачках тёмных выразительных глазах, с густыми ресницами, на белом с молочным оттенком беззаботном лице, – только когда, я сделаю выводы, то определённо скажу.

Да и как ничего не сведущей в этом вопросе Люджейн, пояснить, что в отличие от бытующих у неё представлений о супруге, который считает мать жены недалёкой, она звонила в агентство Аир Франс, находящееся в Москве, назвав номер и кодовые буквы бронирования, что на мартовском бланке, билета. А там, связавшись напрямую из Сочи с Москвой, сотрудник Аир Франс, понятным гражданке России языком, разъяснил, что никаких штрафов за билет не может быть – там было только бронирование. То есть, в марте на её имя, заказчиком – Энрико было осуществлено только бронирование. Так получается, что на деле Энрико на имя Людмилы никакими оплаченными билетами не обладал, была только бесплатная бронь. Таким образом, в конце апреля, при покупке билета, перелётом: Сочи – Москва – Рабат, в агентстве Аэрофлота в Сочи, Людмилу ввели в курс дел; мартовской брони Энрико. Как можно объяснить дочери, после сказанного, зятем про штраф за переоформление билета в сумме пятисот долларов и вдобавок, за требуемую агентом, компенсацию затрат, за промежуточный билет Москвы до Сочи, приобретённый не марокканским агентством, а российской дочерью Джейн. Да…, и как после всего, отнестись с доверием к зятю?

Однако, несмотря на все минувшие ситуации с билетами, она не спешила с обвинением зятя во лжи: «Нельзя поступать опрометчиво, не прояснив мотивов супруга Люджейн, может и следует подвести мысли дочери к поведению супруга, но с учётом её состояния, не стоит спешить». С трудом сдерживая порывы нахлынувшей откровенности, она не стала касаться тем, затрагивающих манипуляции зятя с билетами. Не выразив, своего недоверия к поступкам Энрико, пообещав:

– Люджейн, я постараюсь ответить со временем.

Как раз в эти минуты к ним и подходил зять, который только, что приехал за ними, они окликнули Дези, который катался на горках игровой площадки, прибежав, он тут же, придвинув к столу стул и принялся, торопливо допивать его молочный коктейль, а за коктейлем мороженое. Вернувшись, домой, Люджейн с Людмилой гостиной принялись накрывать на стол, расставляя блюда для ужина, пока вкруг него они расселись втроём. Энрико, в то время отсутствовал, совершая после захода солнца вечернюю молитву – Магриб, четвёртую по счёту из пяти обязательных ежедневных мусульманских молитв. Людмила с дочерью приступили к ужину, смотря на игры с машинками малыша, перешли к обсуждению планов на завтра.

День был запланирован для отдыха на берегу океана, хотелось наплаваться, через два дня начиналось празднование Рамадана, но…, несмотря на то, что и в другие дни не возбраняется посещать пляж, однако плавать в период мусульманского поста не принято: Во времена Рамадана, мусульмане не обнажают частей тела и прилюдно не позволительно совершать заплывы на пляже. В программе на завтра предполагались: обед в одном из ресторанов и поездка к исторической части Рабата.

Однако с утра позвонила Малика, подружка Люджейн и прислуга, сообщив, что на завтрашний день у неё по плану девичник; вечеринка невесты, которую Малики собралась устроить перед отъездом к супругу во Францию. «Вот он наглядный пример встречи влюблённых по средствам знакомств через сайт в интернете». Поплавав недолго на пляже, затем пообедав в ресторане Темары, Людмилы с Люджейн поменяв планы на день; поехали в центральный квартал Хассана на прогулку по центру столицы, а в дом свёкра Людмилы, с которым предстояло увидеться, как и со свекровью, а также подобрать, что либо, из национальной одежды Людмиле к девичнику.

Людмила предстала возможность через годы пообщаться со свёкром – по первому её браку, что представлялось приятным событием, трепетное отношение к свёкру, Абдель – Кадеру, было взаимно. Людмила была признательна свёкру, за годы содействий Абдель – Кадера, за все его письма, которые он писал вместе Люджейн, в те времена, когда дочь её была в детском возрасте и не могла самостоятельно писать в Россию матери, в тяжёлое время разлуки, но благодаря усилиям Абдель – Кадера, связь с дочерью не прервалась. В те годы, когда они с первым супругом, Набилем разъехалась, во времена железного занавеса. Так, как официально этот период завершился только 1 января 1993 года, когда в постсоветскую эпоху вступил в силу закон «О порядке выезда из СССР». Однако до вступления в силу этого закона , у Людмилы не было возможности: выезда к дочери, без приглашения экс супруга. Но, благодаря толерантности взглядов; усилиям Абдель Кадера – дедушки Люджейн эта связь между матерью с дочерью не прервалась.

Прошли годы, с тех пор свёкор Людмилы, поменял прежний адрес; переехав в квартал Хассана второго, что на перекрёстке улицы Суика, недалеко от Медины рядом с проспектом Мухаммеда пятого и родительского дома в центре Рабата на Оранжевом переулке в прилегающем соседнем квартале. Теперь, родители экс супруга Людмилы, отца Люджейн проживали в том же районе, на тихом переулке близ старых торговых базаров; Медины в одном из традиционных домов, на улочке, за поворотом остановки у проспекта Тумарт.

И вот теперь спустя годы, вместе с семейством Люджейн, припарковавшись у подъезда старинного дома, но не на Оранжевом переулке, куда с недавней поры переехали Абдель – Кадер и супруга.

Оставив Энрико в синем авто, парковать на стоянку, Людмила спешила следом за внуком, убежавшим вперёд, Люджейн догоняла обоих. Тем временем, мальчик стучался в тяжёлые старинные двери на лестничной клетке, затем дверь в металлическом узоре распахнулась в холл парадной, перед глазами предстала незнакомая женщина то, оказалась прислуга в национальном кафтане, пёстрой расцветки. И только они обменялись с приветствием, в ту же минуту навстречу вышел и сам хозяин дома, дедушка Люджейн. Задержав внимание на нём, Людмила заметила неизбежные перемены – годы берут своё, однако, взгляд Абдель Кадера, остался таким же пытливым, выказывая расположение к своей невестке, как всегда дружелюбный к belle-fille. Людмиле особенно нравилось, как звучит перевод на французском: красивая девочка.

– Папи, – обратилась к нему Людмила, как Вы ощущаете себя в другом доме, наверно, испытываете нехватку привычной, Вам обстановки?

– Несомненно, но, после кончины матери, Зубиды, другие члены семьи настаивали на продаже наследного дома, – Абдель Кадер, развел руками, – пришлось уступить.

Расположившись на восточном диване, бежевой плотной материи с выбитым в ткани рисунком, Людмила посмотрела на сидевшую рядом свекровь, которая стала впадать в маразм но, по стечению обстоятельств Мама – Хежжа, как её называли после совершения паломничества в Мекку, находилась во временном периоде осознания своих действий. Тем не менее, не скрывающая радость по случаю приезда Людмилы в Марокко, из рук, которой с удовольствием принимала поданный чай. Пока прислуга накрывала на стол, Абдель Кадер пригласил Людмилу в свой кабинет, демонстрируя библиотеку, он поделился с ней тем, чем занимался в последнее время; написанием книг, демонстрируя тома своих записей.

– К сожалению, я не могу самостоятельно их напечатать, – поделился он.

– Не важно, Вы могли бы надиктовать их, затем сотрудники литературных бюро могли бы их оформить и напечатать текстом.

– Знаете, я тоже пишу. Часть моих книг посвящена методикам по развитию детей дошкольного возраста. Кроме того, есть романы, несколько из серии книг, я привезла с собой в подарок семье Люджейн, возможно Вы захотите на них взглянуть. Людмила заметила, как пытливая искорка промелькнула во взгляде.

– Правда, пока не имеется перевод на других языках, отсутствует и французский перевод, но со временем постараюсь заняться.

Время подходило к обеду, вскоре за длинным столом собрались все остальные члены семьи, подошёл и отсутствующий недавно Энрико, он только, что вернулся после посещения Мечети Ахл Фас Моски, расположенной в исторической части столицы, мехвар Аль-Сайед. Интересна была и сама история чтимой мусульманской мечети: Мечеть Ахл Фас Моски, воздвигнутая в18 м веке, по воле алеутского султана Мухаммеда бен Абдаллы: ремонтировалась не одним монаршим правлением; как в эпоху Мухаммеда IV,так и в эпоху Юсефа, Мухаммеда V; в период правления Хасана II и в настоящие годы по приказу Мухаммеда VI.

Вскоре, после минутного воздаяния перед трапезой, обращения к пророку Мохаммеду, приступили к обеду: Следом за салатами подали основное блюдо, традиционное блюдо «Кус-кус», в керамической плоской посуде, накрытое конусным куполом, под которым находится распаренная пшённая каша, а в центе неё лежит тушёная говядина с овощами. Теперь, Людмила обратила внимание на то, что Люджейн, расположилась рядом со свекровью, стала ухаживать за мамой – хежжой во время еды.

Во время обеда старая женщина, продолжала смотреть на Людмилу, сидя спиной к окну, прислонясь к подушкам на мягком диване, сливающимся с пастельным цветом её кафтана. С расшитыми «вручную» с узорами, присутствующими в этом традиционном стиле женской одежды – марокканских кафтанов. По всему видно, что свекровь, оделась нарядно для торжественной встречи с русской невесткой, кафтан образовывали две части: платья, первый слой «Tahtia», из тонкой, но не богато украшенной ткани, и более сложный второй слоя или верхнее платье, которое было застёгнуто спереди с использованием традиционных застежек под названием sfifa. Верхний слой его украшала богатая вышивка, с бисером. Продолжая традиции, хежжа держала марку наследницы старинного и знатного рода аристократического семейства Рабата, несмотря на физическое недомогание, теперь она не справлялась самостоятельно с собственным обслуживанием, однако по ведению хозяйства в доме, но впрочем, ведение хозяйства в доме всегда совершалось с участием слуг.

Когда подали фруктовый десерт, дочь сообщила, что ей с матерью требуется отлучиться, оставив членов семейства, они покинули дом, направляясь в ближайший банк, обменять доллары на дирхамы.

Пройдя вперёд по улице Канакри и свернув у проезжей части за угол ресторана Дар Нажи, они вошли небольшое отделение CIH банка в доме номер 12, что разместилось в ближайшем квартале на авеню Эл Магриб. Судя по диалогу, между Люджейн и служащим банка, мать догадалась, что Люджейн, как и до предыдущего приезда Людмилы в Марокко, в настоящее время, в супружестве вела замкнутый образ жизни. Такой, каким он был у дочери в девятнадцать, во время проживания Люджейн с её мачехой, женой экс супруга Людмилы, когда она не выходила без сопровождения членов семьи на улицу и сама не совершала покупок. «Сколько усилий, я приложила в те годы, когда дочери исполнилось девятнадцать, мы ходили и учились общению в социуме, налаживали контакты, после которых Люджейн, закончила спец. образование, секретаря – референта и вскоре успешно стала работать в туристической фирме, до вступления в брак. Что же теперь – шаг назад в прошлое, приём медикаментов и успокоительных пилюль? Для чего, чтобы глушить естественные потребности личности, такое происходит, когда человека замыкают в ограниченном пространстве дома, теперь квартиры супруга? Понятно почему Энрико мечтает о втором ребёнке, не для того ли, чтобы ограничивать мирок Люджейн, лишь его собственным присутствием, замкнутым пространством из четырёх стен? А как же интересы общечеловеческие и межличностное общение в кругу жизни?»

После размена валюты; долларов на дирхамы. Людмила с дочерью подобно двум птичкам весело «щебеча» и взявшись за руки, возвращались обратно в дом свёкра. По отражению света солнца в глазах и ямочках щек, в трогательной улыбке Люджейн, стало зримо; что дочь упивается глотком весенней свежести воздуха, пространства улиц, вне стен квартиры дома на улице де Саблес и без круглосуточного надзора супруга. Согретые теплотой дни к концу мая, представлялись безоблачными, тем временем дистанция между ними и домом, всё сокращалась.

Вскоре они вошли в новый дом свёкра и присоединились ко всем остальным, сидящим в салоне гостиной на восточных диванах. В ожидании пока прислуга готовит стол к чаепитию, Людмила рассматривала интерьер: Ниже окон гостиной по периметру стен тянулись диваны, а выше них, вдоль стен, находились картины с видами городского пейзажа, кисти местных художников, а на почётном месте, выше плоского телемонитора висела большая фотография Мекки: В композиции, центральное место отводилось знаменитому чёрному камню, парящему над землёй, вкруг чёрного камня – паломники.

Между тем, прислуга приносила напитки – кофе и зелёный чай с мятой, различного вида печенье, среди которого было подано и миндальное, такое в прошлом пекла и свекровь. Вскоре послышался телефонный звонок, в то время, Люджейн предлагала Людмиле примерить некоторые из национальных кафтанов – платьев для предстоящего вечера в стиле «девичник». В ходе телефонной беседы по обрывкам фраз, Людмиле стало понятным, что звонила Латифа, сестра её экс супруга из Касабланки.

Вероятно, Латифа старалась держать руку на пульте, контролировать жизнь Люджейн. А недавно звонившая родственница не пожелала представиться ей, накануне, Латифа звонила в квартиру Люджейн, тем временем, дочь, находилась ванной, завершая утренний туалет, не имея возможности подойти. Но, несмотря на Людмилину просьбу Латифе не представилась ей, но всё же представиться ей пришлось, иначе о звонке не сообщится племяннице», между тем, мать еще не могла осознать, как далеко Латифа углубилась в чужую личную жизнь, в дела семейства Люджей.

После визита в новый дом бывшего свёкра, Абдель Кадера, Людмила с Люджейн и маленьким Дези, проводили вечер в салонах дома семьи Мехди, брата экс супруга Людмилы, на вечеринке невесты, Малики. Этим событием Людмила поделилась с сестрой:

[13:25, 6.5.2019]Людмила: «Это я нахожусь на девичнике, на вечеринке невесты Малики, её стразу узнаешь на видео, она темнокожая в красном берберском наряде, как я писала, она вскоре отправится к мужу во Францию. Знаешь, на фотографии, что показала Малика, он белокожий, так вот, дорогая сестра, опишу по порядку: Вчера мы ходили на вечер были у родственников в доме брата Набиля – Мехди. Вечеринка по случаю отъезда Малики, девушки, которая, как я сообщала: Прежде Малика работала прислугой в доме дедушки Люжейн, в скором времени она покидает Марокко, уедет к мужу французу.

Вечеринка, которая проходила в доме Мехди, понравилась, на вечеринку невесты были приглашены многочисленные родственницы семьи Абдель Кадера. Там, можно было насладиться приятным разнообразием напитков и выпечки, ассортимент которых через время менялся, всё это как принято на марокканских приёмах, подавалось «в обнос» на блестящих подносах, нанятыми официантками. Весь вечер в ритме арабских мелодий, под аккомпанемент музыки, у монитора, на небольшом пространстве у восточных диванов, танцевали гости невесты. Торжество проходило без мужчин, в связи с отсутствием головных уборов у женщин, или фуляров у всех присутствующих, помимо обслуги в платках и местной художницы, которая на руки гостей наносила росписи хною в виде узоров, начиная рисунок с запястий кистей рук, заканчивая эту роспись у кончиков пальцев.

Несомненно, на вечере самое пикантное зрелище произвела смена платьев невесты, появляясь через интервал времени в гостиной в традиционных свадебных платьях – всего их было четыре, как и четыре района в Марокко. Пятым же было заключающее этот показ – маленькое французское платье – мини, я думаю, и ты в свою очередь насладишься этим зрелищем, которое отправлю следом на видео.

В один из перерывов между показами традиционных нарядов невесты, мы с Люджейн осматривали комнаты в доме, поднявшись по лестнице на третий этаж, оказавшись на плоской террасе. Откуда разворачивалась панорама на городские кварталы и Минарет мечети Али Бен Юсуфа в кольце жилых построек, с террасы просматривались окружавшие виллу дома в стиле арабской архитектуры и Минарет мечети, что в мусульманском мире почитается как покровитель твердыни. Открывшийся вид на бесценный памятник архитектуры Минарет мечети Али Бен Юсуфа построенный в 11-ом веке Альмохадами завораживал. И только ради того; чтобы увидеть его стоило приехать на виллу к Мехди, в его дом с изюминкой проекта, ряд соседних вилл не загораживали обзора на башню мечети, в минувших столетиях погребённую Альморавидами до руин, но спустя века возведённую заново.

Вскоре мы спустились обратно в гостевые салоны, где в целом обстановка вечера была дружелюбной: Тем временем, мы светски пообщались с женой экс супруга Хадижей, однако подруга Хадижи, супруга Мехди, брата Набиля, в отличии самой Хадижи, хозяйка этого дома Зинаб, ко мне была не приветлива. Хочу пояснить, почему торжество невесты происходило в доме супругов Мехди и Зинаб, по договорённости с Маликой она, предоставила свои гостевые салоны по случаю торжества невесты. А прежде Зинаб относилась ко мне совершенно иначе, вспоминается её дружелюбие при нашей встрече, в мой прошлый визит в Марокко, когда Люджейн только исполнилось девятнадцать.

Забавно было наблюдать за моим бывшим супругом, который появился к концу вечеринки, в то время, я находилась в одном из салонов на диване между сестрой Набиля и его матерью, рядом со мной присела и наша дочь, а в другом «лагере», в салоне его супруга – Хадижа.

Зрительно салоны разделены по периметру комнаты невысокой стеной, вдоль которой ряды диванов, а ближе к проходу напротив одного из диванов «гэ образной конфигурации» – овальный столик, вкруг него на диване сидели подруги; Хадижи и Зинаб, жены братьев, Набиля и Мехди, рядом с ними две гостьи.

Сидя на диване близ хежжи, его матери, я смотрела, как метался Набиль, вначале от одного салона к другому, интересно, что его появление с сыном, не смутило присутствующих женщин в гостиной, они так и продолжали сидеть с непокрытыми головами: Казалось, что гостьи позабывали о своих лёгких фулярах, но это и не удивительно, если вспомнить, что прибывший на вечеринку Набиль, был, как и прежде в своём амплуа, и на вечере не преминул отличиться:

С минуту посидев, возле меня, остановил на мне пристальный взгляд, и как только мог он, не удержавшись «блеснуть остроумием»:

– Люсиль, – произнес он, не отрывая от моих голубых глаз буровящих бусинок, – мы, конечно, уже постарели.

– Не мы, а ты! – тут же, парировала ему.

– Да, правильно, это я постарел, как видишь и поседел,– заискивая, улыбнулся.

«Кавалетто», – тут же вспомнив, как его называли в студенчестве, такое прозвище он получил, после поездки в Россию через Италию. «Кузнечик", – между тем, он бросал на меня свои вожделенные взгляды, между тем, глядя в черноту его глаз, – я подумала: Пожалуй, только и всё, что осталось от его внешнего облика; прежнего «красавчика», словно зелёный кузнечик, стал саранчой, поменяв свою зелень на выцветший цвет опавшей листвы, округлившись до шарика».

Но, всё же он встал и поскакал к кругу, где мечется, покраснев от конфуза, его арабская жёнушка, Хадижа, а рядом с ней на диване оставались, кто-то из родственниц, наблюдавшие за веселящим сюжетом.

Тем временем, я предложила свекрови, выпить что – ни будь, из тонизирующего, поставленного на подносе. Свекровь мне указала в сторону стаканчика с чаем, который я неспешно к губам её поднесла, давая возможность хежже, утомлённой долгим сидением, хоть утолить жажды. Как ни как, оставленную без внимания близкими, включая внучку – Люджейн и набожную, сердобольную дочь – Латифу. Так старательно, изображающую из себя образцово верующую, своим показательным поведением. И действительно, минут двадцать назад, я узнаю, что предстоящую ночь маме – хежже придётся коротать узких диванах салона, неудобных для сна, эти диваны проседают со временем, создавая небольшие наклоны от стен: «Что и говорить о предстоящем в ночи неудобстве», подумалось мне, глядя, как старая полоумная женщина, поминутно в попытке лечь, ворочалась из стороны в сторону, затем как неваляшка садилась.

Гости со временем разъезжались, салоны постепенно пустели, измотанные дети, раскрасневшись к позднему часу то, носились по лестницам дома то, выбегали из него на лужайку.

Тем временем, я не могла взять в толк, «почему этой старой женщине не предложат переспать в одной из спален в верхних комнатах дома? Неужели в этом имеется необходимость, чтобы больной женщине мучиться на диванах салона и отчего, сердобольной дочери хежжи, Латифе, в машине не отвезти мать домой, где за хежжей заботливо смотрит сиделка?

А, вот гляжу и её сын,…, вот, он, уже и подскочил к нам, держа за руку отпрыска, чем-то схожего с ним, но сложением фигуры, шире в бёдрах отца, что явно перенято сыном от матери.

– А это мой сын – Реда, – произнёс он со знакомым мягким французским прононсом, Р…, Реда.

И озвучивая свою великую гордость за сына, решил выложить всё и сразу о нём: – Реда учится на отделении информационной технологии и совсем скоро, Реда переедет в Бельгию и будет там жить.

Я уточнила: – Как, он будет там жить, временно, на квартире? – в то же время, рассматривая: «Теперь, оба синхронно, как «два кузнечика переносят тяжесть с левых лапок на правые», мнутся на тонюсеньких ножках, контрастирующих с упитанным «Кус Кусами» брюшком, перенося корпус из стороны в сторону, радушно, вместе с тем, улыбаясь, в попытке произвести впечатление».

– Реда, – обратился Набиль к сыну, протягивая ему телефон, – я хочу, чтобы ты снял меня вместе с Люджейн, Люсиль и внуком на память! – притянув к себе Дези, что на бегу, спускался по лестнице, догоняя внучку Латифы.

«Боже мой, идиллия – святое семейство в сборе, – пронеслось у меня в голове, – да но, думаю, Хадиже, не очень приятно, наблюдать за встречей с возлюбленной». Однако Набиль не унимался, использую шанс; стоя вплотную ко мне; своей любимой Люсиль, он попросил сына отснять несколько кадров, а затем ещё пару снимков, мотивируя тем, что ракурс тела оказался не удачно развёрнут. А между тем присоединился и Мехди, его брат. Вскоре мы все мирно беседовали, как бывало и в прежние годы, в доме мы-Зубиды, матери свёкра на Оранжевом переулке, в те времена Мехди не был женат. Внешне он отличался от старшего брата, Набиля, был выше ростом его, с русым оттенком волос и характером младший Мехди покладист. Мне вспоминались наши уроки французского, которые он преподал до посещения французского центра, что проходили в верхнем этаже дома в небольшой комнатке у террасы с видом на небольшую среднюю школу, в которой со временем училась Люджейн. Мехди всегда относился ко мне и Люджейн с доброжелательностью и терпимостью, отличаясь толерантностью взглядов».

Вернусь немного назад к церемонии вечера: Мужчинам, даже членам родственных семей женщин возбранялось смотреть, на непокрытые головы женщин, вероятно, поэтому во время показов платьев невесты Мехди пребывал в своей комнате, расположенной двумя этажами выше салонов гостиной. Куда мы с Люджейн поднимались больше часа назад, осматривая комнаты в доме, а там, заглянули случайно, наткнувшись на небольшую спортивно – музыкальную комнату – студию, судя по боксерской груше, подвешенной в ней и его любимому инструменту – ляуду, который и был у Мехди в руках, где мы и обнаружили хозяина дома. Должно быть, Мехди не отлучался из дома и всё это время, был вынужден прятаться в студии.

Теперь в отличие от прежде господствующего в Марокко демократического ислама, наступили времена возврата к традиционному укладу жизни, скорее перемены во внешнем облике, чем в людском поведении, которые экспонировались гостями на этой показательной вечеринке. Не более пятнадцати лет назад, все эти женщины, которые устроили демонстрацию, приверженцев веры, пряча волосы под платки, раньше предпочитали не покрывать голов, укладывая волны волос, в красивых причёсках щеголяя по улицам в одежде европейского стиля. Конечно, национальные платья не возбранялись и прежде носить но, в основном в них облачались по случаю семейных торжеств.

И немного о взглядах на обстановку на вечере,…, между тем, когда я посмотрела на Мехди, который, как мне показалось: Старательно игнорировал недовольные взгляды супруги, сидя в расслабленной позе: нога, за ногу едва облокотившись о мягкую спинку набитого шерстью дивана, как ни в чём не бывало, улыбался гостям, не обращая внимания, на супругу, метавшую искры, разговаривал с матерью, хежжей.

Тем временем я попыталась рассмотреть линию тонких черт лица Зинаб: На круглом лице, едва выделялись глазки, заплывшие жиром и, несмотря на старание выразить чёрными стрелками вокруг глаз контур, яркость подводки бровей и ресниц, черт лица не спасала. Да, подумалось мне: Вряд ли, Зинаб, что в переводе имени – красавица так соответствует хозяйке этого дома, в её настоящем лице с нависающей пухлостью щёк, линии в одутловатой физиономии смазывались. Конечно, в мой прошлый приезд, супругу Мехди и можно было ассоциировать с именем Зинаб, не смотря на излишества веса, но в представшей её нынешней неуклюжести, логичней подходило имя горы.