Тень лосуна

– Конечно, вне всяких сомнений! И сколько раз до этого вам хотелось спасать жителей? А как называется в-о-о-н та деревня, помните? Нет? А ведь это ее жителей вы только что спасли от беды неминучей! И да, а зачем же это вы отрубаете голову ворусу? – с издевкой, но, впрочем, вполне беззлобно, закидывал вопросами своего господина Вэйланд, наблюдая, как принц бьет мечом по шее воруса, забыв, что там, в глотке твари, его собственный кинжал. Выругавшись и достав кинжал, принц одним махом отрубил голову, отдал ее Вэйланду и молча пошел к опушке леса, где они оставили лошадей.

Паж, убрав голову в кожаный мешок, еще раз посмотрел на убитого зверя и отправился вслед за своим господином, напевая песенку о том, как один влюбленный долго вздыхал о красавице и совсем потерял голову.

Они оседлали лошадей и направились в столицу. Паж неожиданно надолго умолк, и Генгрэд, чтобы хоть как-то отвлечься от жуткой картины громадных окровавленных клыков, которые были на две ладони от его лица, решил продолжить разговор, прерванный битвой с ворусом:

– Вэй, но ты ведь не считаешь, что хорошая война лучше худого мира?

– Почему нет? Война создает условия, в которых сильные становятся еще сильнее, условия при которых люди раскрываются, показывают, что у них внутри на самом деле.

– Что у них внутри показывают, говоришь? Ну да, после хорошего удара мечом все внутренности – как на ладони, – шутливо парировал принц.

– То, как человек справляется с опасностью, его поведение в тяжелых, ужасных условиях, которыми сопровождается война, вот что меня интересует. И жрец может перейти грань, если его поставить в условия, где другой вариант невозможен, – не обращая внимания на иронию Генгрэда, продолжил Вэйланд.

– Человек всегда должен оставаться человеком, а война своей жестокой и, зачастую, совершенно бессмысленной бойней либо ломает, превращая его в существо, живущее лишь инстинктами, либо оставляет такие зарубки и отметины в его душе и сердце, которые не залечить никогда, и которые будут мучить его до конца жизни.

– Ты ведь судишь по своему отцу, Генгрэд? – глядя прямо в глаза своему собеседнику, спросил Вэйланд.

– Возможно, и так. Война началась, когда король – наш дед – лежал при смерти, и войска повели в бой наши отцы. Мой отец был старшим братом, потому и командовал.

– Да, в той войне король Андалиона – Олуэн в обмен на мир отдал Рейвуду часть своих земель, и за это получил несколько отрядов войска для защиты своих северных и западных границ от монсенов, непрестанно атаковавших с гор, и от разных тварей, совершавших регулярные вылазки из дремучих Ноландских лесов. И тогда Мартин понял, что с легкостью сможет оттяпать кусок земель еще и от Эндории, напав не только с юга, но еще и с запада. Хороший такой кусок, аж до Орвульских гор, – показал свою осведомленность Вэйнланд.

– Разумеется, просто так отдавать свои земли никто не собирался, война разразилась ужасная, но отец в те времена был еще хорошим стратегом и храбрым воином. Он легко выигрывал битву за битвой, сам возглавляя своих людей в бою, но все же силы были неравны.

– Рейвуд значительно больше и по площади, и по населению, и рейвудцы могли вести затяжную войну, а мы нет, тем более на собственной территории. Благодаря тому, что береговая линия нашего полуострова вся изрезана и имеет огромное количество маленьких островков, с воды врагу к нам не подобраться, проход по суше защищен горами, большой армии сложно передвигаться по небольшим дорогам и тропам, да и защищать их легко даже небольшими отрядами. Но с материковой частью королевства все сложнее, – размышлял Вэйланд, «сев на любимого конька».

– Да, если раньше мы граничили с Андалионом – на западе и с Рейвудом – на юге, то перед началом войны Рейвуд был уже с двух сторон. В одном из боев мой отец получил серьезное ранение, почти полсотни дней он то приходил в себя, то снова впадал в забытье, и в это время командовал его брат и твой отец – Брутус, – продолжил этот экскурс в историю принц.

– Воины рассвета – Двэйн и Брутус, так их тогда называли, они ведь всегда любили наступать с первыми лучами солнца. Но пока Двэйн был болен, умер король, и мой отец решил заключить мир, отдав земли до Орвульских гор Мартину.

– Да, говорят, мой отец был в ярости, когда пришел в себя, но войска Рейвуда уже заняли все ключевые позиции, а наша армия была истощена. Он вернулся в столицу, занял трон, женился, и королева родила ему троих детей, но поражение в войне его сильно надломило…

– А мой отец тем временем женился на девушке из Рейвуда, даже не на аристократке, что сильно всех разозлило, однако его брат, кажется, не обнаружил недовольства, – дополнял историю Вейланд, – а после родился я, и отец обучал меня тому, что аристократ всегда должен быть выше простолюдинов и подчиняться только королю, а сам… – запнулся Вэйланд и надолго умолк.

В молчании принц и его паж подъехали к одной из деревень, и Вэйланд уже в сотый раз, наверное, за последний год спросил, привычно не ожидая конкретного ответа:

– Не желает ли ваше высочество поделиться историей о том, что именно говорил мой отец, в тот день, когда стал предателем королевства?

– Это было 12 лет назад! Я помню лишь, как в покои ворвался твой отец, и в руке у него был меч. Я спрятался. Того, что затем произошло, не видел.

– Я помню, что отец был в ярости в тот день. Он схватил меч, который был подарен ему королем за верную службу в знак особого уважения. Меч был очень красивый, украшенный драгоценный камнями, но вряд ли подходящий для боя: слишком уж неудобно лежал в руке из-за того, что лезвие было тяжелым. Да еще этот дурацкий громадный рубин у наконечника…

Да. Так вот, отец рвался в замок так, будто ему грозило нападение ворусов. Мама плакала и пыталась его остановить, но он лишь усадил ее на стул, а мне сказал: «Будь мужчиной, и оставайся рядом с мамой».

Я каждый день вспоминаю тот вечер, но не могу понять, что случилось. Как мог человек, учивший меня уважению к королю и заставляющий заниматься изо дня в день часами напролет, чтобы я стал достойным представителем королевской семьи, совершить такое? – вопросительно глядя на Генгрэда, закончил Вэйланд, прокручивая тот день в голове и вслух дублируя в тысячный раз.

– Я не помню, что там случилось, – упрямо стоял на своем принц, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, но так крепко вцепившись в поводья, что побелели костяшки пальцев.

– Ты просто не хочешь рассказывать. Пойми, в тот день я лишился всего: отца, матери, статуса члена королевской семьи – всего! Мое обучение продолжалось только, когда мне разрешали быть на занятиях при тебе, да и то, если я сидел в дальнем углу и не шевелился! Ну пойми же, – почти умоляюще проговорил он, – я должен, должен знать все, что тогда произошло! А еще я хочу знать, в какой именно храм отправили мою мать, – с тоской в голосе негромко добавил он.

Генгрэд мысленно возблагодарил небеса, увидев, что они уже въезжают в селение, и к ним бежит ватага деревенских ребятишек. Они окружили охотников и, крича и перебивая друг друга, стали расспрашивать, что за чудовище живет в лесу.

Запыхавшись, прибежал и староста деревни, который попытался отогнать «несносных сорванцов», как он выразился. «Несносные сорванцы», впрочем, обращали на него внимания не больше, чем на назойливую муху, и продолжали свои расспросы. Дети кричали, староста непрестанно извинялся, пересыпая речь бесконечными «благородными принцами», «высокими лордами», «вашими светлостями» и «безмерно уважаемыми господами».

Этот сумасшедший дом грозил затянуться до позднего вечера, так как было видно, что энтузиазм детей и славословия старосты поистине неиссякаемы.

В другое время подобная ситуация могла бы вызвать раздражение Генгрэда, но только не в этот раз. Почти благодарный этим добрым селянам, за то, что они прервали неприятный для него разговор, принц рассказал, что в лесу появился не кто иной, как страшный ворус.

– Ох, покровители небесные, – запричитал староста, – да как же это? Ведь всем известно, что ворусы живут в горных пещерах, а ближайшие горы в нескольких днях пути на север, отродясь их тут не было, – в ужасе затряс он головой.

– Ты смеешь сомневаться в словах моего господина? Знай свое место, простолюдин! – угрожающе проговорил Вэйланд, раздраженный тем, что их разговор с принцем снова ни к чему не привел.

– Да что вы, я бы никогда… даже в мыслях такого не было… – обезумев от страха возможной скорой расправы, залепетал староста. Прижав руки к груди, он начал истово кланяться и все норовил поцеловать сапог принца, который тот старательно отдергивал.

Чтобы положить всему этому конец, принц, не спеша, театральным жестом фокусника запустил руку в кожаный мешок, притороченный к луке седла, и вынул голову воруса.

Вместо того чтобы напугаться и кинуться врассыпную, детвора пришла в неописуемый восторг. Все хотели подойти посмотреть поближе, и даже потрогать клыки, и «вот эту вот шерсть», «а это что у него, брови?», «а почему у него три рта, а носа нет?», «а как же он дышит?», «ой-ой, смотрите, какие смешные уши – как лепешки!» …

– Ваш будущий король с легкостью, в одиночку, с одного удара обезглавил это чудовище, и так он будет расправляться со всеми, кто посмеет мешать жить честному люду! – громко, так, чтобы слышала вся деревня, прокричал паж.

Засим голова была вновь упакована в кожаный мешок, и друзья продолжили свой путь через деревню, до самых росстаней сопровождаемые старостой и его рассуждениями о том, что теперь с севера и с востока все больше разных тварей приходит, которых раньше тут не было.

Что-то в этих рассуждениях показалось Вэйланду странным, и он напряг слух и зрение, осматриваясь вокруг с удвоенным вниманием. Как оказалось, бдительность была не напрасной.

Оказалось, что многие местные жители косились на принца Генгрэда с явной неприязнью, а откуда-то из задних рядов донеслось даже что-то похожее на то, что «всем этим великородным негодяям из столицы уже недолго осталось», но, как ни вглядывался он в лица селян, определить говорившего так и не смог.

Миновав деревню, паж погрузился в мысли о том, что много непонятного происходит в последнее время, и звери, переселяющиеся в непригодные для них места, были лишь малой частью этого. Но тут голос Генгрэда вернул его к действительности.

– Зачем ты сказал им, что это я победил тварь, да еще и так легко?

– Ты – будущий король, люди должны видеть в тебе героя, а не… – тут Вэйланд запнулся, понимая, что чуть не брякнул лишнее. Несмотря ни на что, он испытывал к принцу самые теплые и дружеские чувства и не хотел его обижать неосторожным словом.

– …а не моего отца, – закончил за него принц, глядя прямо перед собой, чтобы не встретиться взглядами.

– Пойми, Ген, твой отец в последнее время ведет себя странно. Он превратился в бледную тень, в жалкое подобие самого себя. Его взгляд стал неживым и устремлен куда-то в вечность. Он не покидает замка, да что – замка, он и покои собственные покидает крайне редко. Народ понимает, что их король слаб, и в королевстве начинают твориться беспорядки.

– Беспорядки? О чем ты говоришь? – удивился Генгрэд.

– Да хотя бы о том, что советники открыто, от имени короля продают титулы, превращая простолюдинов в членов аристократических фамилий. За деньги можно купить титул лорда – это ли не беспорядки?! – с возмущением воскликнул паж. – Все смешалось, – с жаром продолжал он, – и аристократы теперь – это сидящий по трактирам пьяный скот, хоть и в дорогих одеждах, а не благородные и сильные люди, для которых превыше всего честь и справедливость.

– Но разве это справедливо, что титулы передаются только по наследству? – спокойно возразил Генгрэд.

– Нет, несправедливо, – с неохотой признал Вэйланд, – и все же люди, которые с трудом читают, не знают, что такое манеры и заняты только тем, как бы посытнее набить брюхо, недостойны титулов, – стоял он на своем. – Да, если ты блестяще проявил себя на войне или в мирное время – службой на благо королевства, то есть, если ты человек, действительно, достойный, ты можешь претендовать на титул. Но уж никак не купить его!

– А разве не бывает недостойных людей среди аристократов по рождению? – не уступал принц.

– Конечно, бывает, но реже, – нетерпеливо сморщился Вэйланд. – Да как ты не понимаешь, Ген, достойный человек не станет покупать титул, он постарается его заслужить! А та чернь, что становится сегодня аристократией на бумаге, натворит много бед, поверь мне!

– И все-таки я верю, что благородным может быть и конюх, а какая-нибудь принцесса – настоящей гадиной, – упорно стоял на своем принц. Щеки его порозовели, ноздри раздувались, так хотелось ему убедить друга в правоте позиции: все люди равны по рождению, не должно быть настолько привилегированного класса, который ест и пьет на золоте, в то время как весь народ едва сводит концы с концами.

Вэйланд знаком был с убеждениями принца, ибо это был не первый их спор.

– Опять ты о равенстве, Ген. Это утопия, пойми. Всегда были и будут те, кто правит, и те, кто им подчиняется. Всегда будет необходима машина правосудия и казни, потому что иначе народ не удержать от беспорядков и бесчинств!

– А я уверен, что каждому оступившемуся нужно давать шанс на исправление, а не отправлять его на плаху или гнить в темнице за малейшую провинность!

– Ты знаешь, как я люблю тебя, брат, – устало проговорил Вэйланд. – Но боюсь, что, когда ты взойдешь на трон, своими нововведениями ты уничтожишь королевство.

Генгрэд лишь нервно пожал плечами в ответ.

Начинало смеркаться, и молодые люди решили заночевать в придорожном трактире, а с рассветом вновь двинуться в путь.

Ближайший трактир не произвел на них приятного впечатления, но здесь были отдельные комнаты и относительно чистые кровати, чего в данный момент усталым путникам было вполне достаточно. Оплатив небольшую комнату с двумя кроватями, они отправили посыльного купить чистую одежду, чтобы заменить свою, превратившуюся в грязные и окровавленные лохмотья.

Мальчишка оказался шустрым и проворным малым, и вскоре переодевшись в простые грубые, но чистые рубашки и штаны, они спустились на первый этаж и сели за стол, который был весь исцарапан, а на краю столешницы виднелось засохшее бурое пятно. Что-то подсказывало Вэйланду, что пятно это было не от опрокинутой снеди.

– Мне – овощного рагу с кроликом и розового андалионского вина, – заявил Генгрэд и, прикрыв глаза, откинулся на жалобно скрипнувшую спинку стула.

– Ну-ну, – улыбнувшись, произнес Вэйланд, вставая из-за стола, – розового андалионского, ага, всенепременно…

– Что? – не поднимая век, которые налились свинцом от усталости, спросил Генгрэд. Не получив ответа, он открыл глаза и увидел, что паж куда-то исчез. Дремота тут же улетучилась, и он осторожно осмотрелся, пытаясь понять, куда исчез его друг, а заодно и оценить общую обстановку. Благо, стол их располагался в переднем углу и оттуда открывался прекрасный обзор не особенно прекрасного зала.

Какой-то пьяный простолюдин сладко спал, уткнувшись головой в тарелку, еще один, утомленный брагой и пивом, пытался выйти из трактира, с силой дергая дверь на себя, хотя открывалась она, как и полагается дверям в подобных заведениях, наружу. Были и такие, что просто сидели и молча напивались, заливая в себя кружку за кружкой…

«Неприятное местечко», – отметил про себя принц и тут же представил себя здесь с Эзельфледой. Нет, конечно, он не повел бы ее сюда без крайней нужды, и все же, будь она здесь, даже эта дыра стала бы прекрасной.

Из романтических мечтаний его вернули в реальность тарелки с едой, громко брякнувшие о стол. В тарелках было какое-то странное бурое месиво, в котором с некоторым трудом угадывались тушеные овощи и что-то, напоминающее мясо очень сомнительного происхождения. Рядом с тарелками встали две кружки с пивом. Поймав непонимающий взгляд принца, Вэйланд снисходительно улыбнулся:

– Друг мой, ты действительно думал, что здесь тебя обслужат за столом? Нет, мой дорогой принц, мы не в столице.

– Что это? – тыкая ложкой в тарелку со странной гущей, спросил принц.

– Мясное рагу с овощами. В кружках – пиво. Извините, ваше высочество, розового андалионского не подвезли.

– А что это за мясо? – брезгливо морщась, продолжал допытываться Генгрэд.

– Лучше не думай, а просто ешь, может, понравится, – неопределенно отозвался паж и с аппетитом принялся за еду.

Осторожно подцепив ложкой кусочек, Генгрэд попробовал блюдо. На вкус оно оказалось немного лучше, чем на вид. Принц принялся было есть, но на третьей ложке в зубах у него что-то застряло и странно хрустнуло. Оказалось – кусочек крысиного хвоста. Отшвырнув тарелку на пол, отплевываясь и задыхаясь от омерзения, он в состоянии был только без конца повторять: «Крысы, крысы…» Трактир разразился дружным хохотом, а трое пьяных в той степени, когда уже хочется куражу, глумления и прочего веселья, принялись издеваться над «неженкой» и «маленькой принцессой».

– Даже мы, аристократы, едим и не жалуемся, а ты, жалкий простолюдин, нос воротишь! – проговорил тучный мужчина с красным от частых возлияний лицом. Пуговицы на его жилете готовы были вот-вот отправиться в полет, как стрелы, пущенные из лука. «Видно, крысиная похлебка – довольно-таки питательное блюдо», – непонятно к чему мелькнуло в голове Генгрэда. А вокруг уже вовсю свистели и улюлюкали «титулованные особы», награждая его эпитетами, один другого отвратительнее.

– Это вы – аристократы? Да вы больше похожи на свиней, которые сдохли от чумы, раздулись и воняют! – с презрением проговорил Вэйланд, но тут же осекся, понимая, что рядом с ним принц, которого он должен защищать, а оружие они оставили в комнате. Но было поздно: он уже взмахнул красной тряпкой перед разъяренными быками.

– Ах ты, ублюдок! – завопил самый тщедушный из компании пьянчуг, и метнул кружку, целясь в голову Вэйланда, от которой тот с легкостью увернулся.

– Беги! – крикнул паж своему господину, пытаясь загородить его от нападавших.

– Именем короля, я приказываю всем остановиться! – отчетливо и громко произнес Генгрэд, – я – принц Эндории Генгрэд Эндорский, наследник короля и …

В этот момент прямо в голову ему прилетел чей-то крепкий кулак:

– Ха! А я тогда вообще сам король! – возопил нападавший, и тут же началась драка. Как это чаще всего бывает в питейных заведениях, драка бестолковая, но беспощадная и кровопролитная.

Вэйланд одним точным ударом (пригодился опыт жизни на улице) отправил «тщедушного», как он его окрестил, отдыхать под столом, но тут же был подхвачен «пивным животом» и грубо брошен спиной на стол.

В ушах у него зазвенело, перед глазами поплыли цветные круги, как сквозь туман отовсюду слышались крики и звон бьющейся посуды. Огромным усилием воли стряхнув оцепенение, Вэйланд, чудом увернувшись от следующего удара, перекатился со стола на пол, резко вскочил на ноги и тут же нанес несколько ударов противнику в его необъятный живот. С тем же успехом он мог бы упражняться с подушкой – результат был бы тем же. То есть, полное отсутствие результата. Он не успел до конца додумать эту глубокую мысль, как мясистая ладонь ударила его в ухо, заставив оказаться на полу и вновь ознакомиться с радужными узорами, которые не спеша продефилировали перед его внутренним взором…

Тряхнув головой, он увидел, как принц катается по полу, сцепившись с одним из «аристократов». Понимая, что необходимо срочно исправлять ситуацию, Вэйланд схватил отбитое от бутылки горлышко с острыми краями и вонзил в ногу «пивному животу», который уже примеривался для следующего удара. Тот взвыл и оступился, чем воспользовался бывший член королевского семейства и, ударив его по второй ноге, смог-таки повалить его на пол. Мощный удар головой в переносицу наконец-то успокоил толстяка. Он распластался на полу, а из его кармана вывалился свиток, скрепленный королевской печатью. Достаточно было поверхностного взгляда, чтобы понять, что это королевская грамота, дарующая титул аристократа владельцу сего документа. Скомкав и в ярости отшвырнув его подальше, Вэйланд бросился на помощь принцу, который уже хрипел в крепких тисках сразу двух нападавших.

Разбив бутылки об их головы и схватив принца под руки, он ловко протиснулся между дерущимися (никто уже не помнил, с чего все началось, и драка шла всеобщая, бессмысленная и жестокая), дотащил его до комнаты и закрыл дверь на засов. Упав на кровати, они молча переводили дух и приходили в себя.

– Ложимся спать. Утром во всем разберемся, – наконец проговорил изрядно потрепанный сегодня принц, откидываясь на подушку.

Возражений у Вэйланда не было.

Глава 4. Столица

Утро встретило двух постояльцев трактира солнечными лучами, бьющими в глаза, и головной болью. Вэйланд, потирая ухо, в котором до сих пор звенело, начал собираться в дорогу, в то время как принц держался за распухшую бровь и пытался представить, как сейчас выглядит его лицо. К счастью, зеркала в комнате не оказалось.

– Ваш монарший лик после общения с вашим народом просто прекрасен, мой господин, – едва сдерживая смех, проговорил Вэйланд.

– Заткнись, – пробурчал Генгрэд и тоже начал собираться.

– Ах, как грубо, ваше высочество, разве этому вас учили на уроках королевского этикета? – не унимался паж. – И, кстати, это ведь была как раз та самая новая знать, которая «право имеет на титул не по рождению», по вашему убеждению, мой принц. Я видел королевскую грамоту у одного из них.

– Просто они не поверили, что я принц, – сказал Генгрэд, – а до драки дело довел ты сам, назвав их дохлыми свиньями.

– Дохлыми и протухшими свиньями, если точнее, – довольно заулыбался Вэйланд, облокотившись на дверной косяк.

– Если бы промолчал, никакой драки не было бы, – сказал Генгрэд, выходя из комнаты.

– Думаешь, они отстали бы? Ублюдки, которые вдруг почувствовали себя очень значимыми, благодаря подложной бумаге? Они пьют, валяются в грязи, бьют друг другу морды, ничего достойного в своей жизни не совершают и даже не пытаются. Такие встречают жертву, и, если не дать отпор, будут вгрызаться в нее, пока не разорвут, – с презрением в голосе проговорил паж.

Выйдя из комнаты и проследовав к выходу из трактира, они заметили, что в основном зале, на удивление, чисто, а трактирщик, который, вероятнее всего, убирался здесь всю ночь, дремал облокотившись на стойку. Генгрэд, чувствовавший вину за произошедшее, оставил мешочек с фольконами перед лицом спящего и отправился к выходу.

За трактиром, под навесом, стояли их привязанные кони, но вот мешка с головой воруса уже не было.

– Спасибо, что хоть седла оставили… А вот голову жалко, пусть и воняла, но могла произвести впечатление на благородных девиц. Особенно на одну из них, – подмигнув своему господину, сказал Вэйланд, вскакивая в седло.

– Странно, кому и зачем могла понадобиться эта голова? – искренне удивился принц.

– Может, отнесут ее знахаркам, а те уж придумают ей какие-нибудь лечебные свойства и намешают лекарств из глаз, языков и прочего. А может просто, чтобы похвастаться перед своей зазнобой, что победил такого монстра. Как собирался сделать ты. Перед Эзель.

– Да почему ты все время ее приплетаешь?! Я не скрываю, что у меня к ней чувства, но неужели из-за этого необходимо вечно вставлять ее имя куда надо и не надо! – возмутился Генгрэд.

– Признай, что она тебе нравится только потому, что она красавица, и что отказала твоему брату Гэйлону и тебе. Вряд ли еще найдется девица, отказавшая сразу двум принцам крови. Во всяком случае, мне о таком неизвестно.

– Моему брату едва ли вообще кто-то нравится… Давно от него не было вестей, – задумчиво проговорил принц.

– Думаешь, что-то случилось? – откликнулся паж.

– Не знаю. Все может быть. Ходят слухи, что в северных землях королевства появился человек, который исцеляет людей и рассказывает о том, как мы все неправильно живем, и скоро страшная смерть придет за каждым из нас, если мы не изменимся. Брат поехал с небольшим отрядом туда, чтобы во всем разобраться, – все также задумчиво произнес Генгрэд.

– Да, я слышал об этом. Поговаривают, что этот человек – первый, кто вернулся из Туманных земель, а когда-то был героем войны против Рейвуда. Если не ошибаюсь, его зовут Лисандром.

– От Гэйлона была весточка, что это все выдумки мошенников: так они обирали народ, заставляя верить в чудеса и жертвовать последнее, что у них было. Думаю, брат во всем разобрался и скоро вернется.

– Кажется, Гэйлон заявил, что отказывается от короны и хочет поехать в Андалион, чтобы стать Хранителем знаний? – неожиданно спросил Вэйланд, испытующе взглянув на принца.

– Да, он всегда был таким. Для него поиски истины дороже короны. Он сам по себе, и власть его не интересует, – грустно сказал принц.

– Как и тебя, ты ведь тоже не горишь желанием стать королем? – испытующе взглянув Генгрэду в глаза, спросил паж.