Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак

Глава 10

Настоящая добротная осенняя непогодь должна быть скроена из серой ваты низких облаков, простегана мелким дождиком и подбита резким ветром, тогда этот унылый наряд природы начинают мерить гектопаскалями. Как-то неубедительно звучали в устах жены Шатохина гектопаскали, когда она с телевизионного экрана рассказывала нам в чудесные весенне-летние вечера о погоде на завтра. А в эту мокреть и холодрыгу гектопаскали стали естественным элементом жизненной нескладицы, и поскольку ни один мой знакомый не мог пересчитать окаянные гектопаскали на нормальные, понятные мерки, то мы все стали их воспринимать просто как индекс плохой погоды.

И сегодняшнее утречко накачало бы немало гектопаскалей, кабы их внезапно не отменили с недавних пор. Видать, не только мне, но и Шатохину самому было неудобно пересчитывать эти непонятные единицы непогоды – велел их ликвидировать, и теперь его жена, красиво складывая пухлые губы, роняла мне обкатанно-круглые словечки: «…незначительные осадки, северо-восточный умеренный ветер, температура ночью плюс девять – плюс одиннадцать градусов… днем до шестнадцати градусов…»

Мне достались скудные утренние 9–11 градусов, потому что я приехал на автобазу ни свет ни заря, чтобы застать шоферов до разъезда по их путаным городским маршрутам. Мой непромокаемый плащ жадно впитывал не такие уж незначительные осадки, а умеренный северо-восточный ветер пихал меня в спину, как коленом, когда я суетливой пробежкой паркинсоника пересекал бесконечный пустырь от автобусной остановки до ворот автобазы.

Неслыханным комфортом и уютом пахнула на меня поэтому контора с проникающим всюду запахом бензина, старой резины, металла. Ощущение машинного масла на руках оставлял разговор с начальником эксплуатации Мандрыкиным – все было скользко-жирно, текуче, несъедобно.

– Степанов? Александр? Из первой колонны? Знаю… – говорил он медленно, задумчиво, не поднимая на меня глаз, перебирая на столе бумажки.

– Он не из первой, а из второй колонны, – заметил я. – Но это не важно. Что вы можете сказать о нем?

– Это так трудно сказать, – доверительно сообщил он. – Взысканий не имеет.

– А поощрений? – спросил я, разглядывая его мясистое лицо с незапоминающимися, расплывчатыми чертами.

– А за что его поощрять? – удивился Мандрыкин.

– Ну, вам, наверное, виднее, есть за что Степанова поощрять или наказывать! – сказал я и подумал, что его рыжевато-бесцветный зачес похож на небрежно склеенную накладку. – Я спрашиваю вас: Степанов – хороший работник?

– Ударником его, конечно, не назовешь! – убежденно сообщил Мандрыкин, переложил в пачке бумаги сверху вниз и добавил: – Но вроде ничего плохого я не замечал за ним…

– Он план выполняет? – Я стал потихоньку терять терпение. – В общественной жизни участвует? Может, пьянствует?

– Да, конечно!

– Что «конечно»? Пьет?

– Нет! Не пьет. То есть, может быть, пьет, но на работе не замечал…

– А что же «конечно»?

– В том смысле, что план выполняет… – Он снова достал бумажки, положил сверху стопы и, мазнув по мне прозрачным взглядом блеклых серо-зеленых глаз, сказал: – Но, конечно, при этом не всегда…

У Мандрыкина была недостоверная голова, будто восстановленная антропологом Герасимовым по найденному черепу. И мыслил он очень неуверенно, крайне осторожно.

– В общественной жизни Степанов, можно сказать, не участвует… В том смысле, что если выступит на собрании, то одна демагогия и болтовня… Дешевый авторитет себе создает…

– А в чем это выражается?

– Ну, так-то просто не объяснишь… Это у него всегда: он один в ногу шагает, а вся рота не в ногу. – И осуждающе закачал своей рукотворной головой.

– Можете привести конкретный пример? – Я встал и походил по кабинету, чтобы не задремать в этой увлекательной беседе.

– Ну, трудно сказать конкретно… – развел он свои веснушчатые пухлые ладони. – А так, вообще-то, всегда… – И убежденно заверил: – Во всем… Вот сейчас придет водитель Плахотин, они лучше друг друга знают, все ж таки свой брат шофер, может, он чего скажет…

Не выдержав, я спросил:

– Вам никогда не доводилось ловить в бане упавший на пол кусок мыла? Доводилось? Это вроде разговора с вами! Я задаю вам конкретные простые вопросы и не могу получить ни одного ясного ответа!

– А чего? Я готов! – И бумаги на столе стали перемещаться с удвоенной скоростью.

Я закурил сигарету, подошел к окну, распахнул форточку, и в кабинет навстречу синему сигаретному дымку рванулся натужный рев прогреваемых на стоянке дизелей.

– Вы мне сообщили, что у Степанова взысканий нет. А в изъятом личном деле Степанова есть строгий выговор с предупреждением об увольнении. Так?

Как дрожжевая опара, пошел начальник эксплуатации вверх:

– Но ведь отменили потом…

– Правильно. Интересуюсь знать: почему выговор объявили, почему через месяц сняли?! – заорал я, чтобы хоть на форсаже чуток раскачать его.

– А как же с ним поступить прикажете? Шофер зарядил «левую» ездку! Без путевого листа, без разрешения укатил на весь день, полторы сотни километров накрутил! Это же документально подтверждено!..

– Понял. За это выговор. А сняли почему?

– Потому что он у нас сутяга, всегда в выигрыше, он по комиссиям, по райкомам затаскает! А у нас дела! План! Нехватка запчастей! Режим экономии горюче-смазочных материалов! Черт с ним! Ходил месяц, жаловался, нам тут покоя нет – всем комиссиям ответ держать. Ну и решили – пусть подавится, отменили выговор. Что мне, больше всех надо? – И обессиленно откинулся на жестком кресле, утирая пологий свод черепа, плавно переходящий из затылка через неширокий лоб в неприметную бульбочку носа без переносицы.

– А у вас можно выехать с базы без путевого листа? – поинтересовался я на всякий случай.

– Вообще-то, конечно, нельзя. Но за всеми не усмотришь: кто с диспетчерами договаривается, кто вахтерам денежку дает…

Дверь приоткрылась, и в щель проник нос. Нос толстый, длинный, чуть скривившийся к концу на левую сторону, туда, где я стоял. Затем нос втянул за собой в кабинет крепко сбитого, ладно свинченного, ловкого человека. На простодушном, открытом лице жила губастая веселая улыбка, свидетельствующая о постоянной гармонии между носом и всем остальным придаточным анатомическим аппаратом, который был, совершенно очевидно, сотворен для обслуживания возникающих у носа жизненных потреб.

– Здрасте, меня диспетчерша разыскала, велела прийти…

– Вот следователь из прокуратуры интересуется тобой, Плахотин, – сказал Мандрыкин. – Наворотили вы с твоим дружком Степановым делов, покрутитесь теперь!..

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.