Алиа. Расстояние длиною в столетия

Сидя в гараже, двое влюбленных занимаются каждый своим делом, но постоянно переговариваются, делятся актуальным статусом продвижения дел, хвалят друг друга за результаты. Они рассказывают о том, что произошло за учебный день. Эм кормит Свэна сэндвичем, если руки его заняты.

Свэн, в отличие от своей золотоволосой подруги, никогда не берет в руки учебник, по крайней мере в ее присутствии. И тем не менее он один из лучших учеников школы. Парень – настоящий гений.

Иногда, в основном по выходным, они вместе у Эм дома. Свэн, как и я, бесконечно ценит фантастическую кухню Эмминой мамы и расслабленную, комфортную атмосферу ее дома. Каким может быть семья солнца? Только солнечной и теплой. Моя подруга это не особенно осознает. Для нее это норма. Но каждый посторонний человек, приходящий в этот дом, как я или Свэн, чувствует светлую разницу в сравнении с собственными семьями.

Теперь мы часто встречаемся втроем. Это мне ничуть не мешает. Наоборот, кто бы мог подумать, что долговязый парень окажется таким сокровищем. Он немногословен, но если уж открывает рот, то сказанное им раз из раза поражает меня неординарностью.

Он не требует и не тянет на себя внимание, под него не нужно подстраиваться. Кажется, если его не особенно интересует актуально происходящее, он рад обратиться в свой внутренний мир и просто присутствовать рядом с Эм, куда бы она ни пошла и чем бы ни занималась. Он всегда доволен и расслаблен. Свэн кажется ценным и гармоничным продолжением моей любимой подруги. Я очень счастлива за нее.

Из нас троих скорее Эмма раз от раза чувствует себя все менее комфортно. Ей кажется, что, проводя время с ними и наблюдая их согласие и нежность, я должна чувствовать себя обделенной, что совершенно не соответствует истине: я абсолютно довольна положением дел. Последние месяцы мне необыкновенно хорошо и спокойно и я не испытываю никакой тоски по поводу того, чего нет. Скорее бесконечную благодарность за все, что есть.

Единственное, что Эмма захотела сохранить лишь для нас двоих, – это наши совместные школьные обеды. Свэн даже не подходит к нам близко во время перерыва, а лишь машет нам издалека.

Как и раньше, каждый день мы сидим вдвоем и едим что-то бесподобное из пластиковой Эмминой миски. Сегодня в ней киноа, авокадо, поджаренные орешки кешью, и все это заправлено каким-то небесным соусом. Боже, как эта женщина умеет готовить! Я сделала вчера яблочный пирог, три больших куска которого ждут сейчас своей очереди и сопровождающего эспрессо. Один кусок, конечно, для Свэна.

Эм болтает без умолку. Ее чириканье как медитационная музыка в моих ушах. Она фантазирует о тех временах, когда у меня тоже будет друг, и тогда мы вчетвером… Бесполезно опять повторять мою речь о том, что и без друга у меня все замечательно. Я оставляю ее мечтать.

История из детства

Где-то в километре от моего родительского дома в сторону леса находится огромнейшая огороженная территория. Впрочем, если не приглядываться, довольно трудно распознать не оканчивающуюся, на сколько хватает взгляда, каменную стену. Она сильно заросла буйно вьющимся плющом. По ее периметру, перед стеной и за нею, очень много больших и, наверное, очень старых деревьев. Я бы никогда не пригляделась и не задумалась о том, что находится за старыми камнями, если бы не одно приключение из моего детства.

Мне было шесть или семь лет. Наверное, выходной день. Мама была дома и освободила меня от обязанности следить за моим младшим братом. Обычно в течение недели, когда я возвращалась из школы, мама была еще дома. Она кормила нас обедом и уходила на работу. Несколько часов до возвращения с работы отца малыш был возложен на мои руки. Я играла с ним, меняла его подгузники и особенно не задумывалась о том, нравится ли мне каждый день после школы заниматься чрезвычайно подвижной живой куклой. Это просто была каждодневная реальность, которая вела к тому, что мне очень редко удавалось поиграть на улице с другими детьми.

В этот день я увидела из окна, как группка соседских детей носится друг за другом, по-видимому, играя в догонялки. Пока я одевалась, а мама засовывала мне в карман мобильный телефон и наказывала далеко не уходить, дети перед нашим домом исчезли. Я свернула налево и пошла их искать.

Шла долго, уже забыв о детях и просто разглядывая все вокруг: деревья, снующих птиц на ветвях. По одной стороне дороги был кустарник, по другой – одиноко стоящие деревянные хозяйственные постройки. В один прекрасный момент все постройки закончились, и мне стало ясно, что я довольно далеко ушла и не знаю, как вернуться. Развернулась и направилась, как мне казалось обратно, в сторону дома.

Помню, что по прошествии довольно долгого времени я все-таки решила позвонить маме. Вытащила из кармана телефон, но толстые перчатки делали мои руки скользкими и неуклюжими. Телефон упал, прокатился по асфальту и остался лежать в маленькой лужице. Сигнала больше не было.

Я отправилась дальше, и мой взгляд остановился на дыре, образовавшейся с противоположной стороны дороги. Подошла чуть ближе, и мне стало ясно, что это открытые ворота. Перешла на другую сторону и пошла по направлению к воротам.

Лейла и Алексий.

Неожиданное спасение

Перед моими глазами предстала аллея из деревьев, ведущая вглубь открывшейся территории. По периметру справа от меня стояли несколько больших теплиц, слева – небольшие постройки в виде красивых домиков. Повсюду плодовые кусты и различные фруктовые деревья. Направляясь дальше, я вышла к большой каменной усадьбе. Входные двери были распахнуты, и мужчина вносил стоящие снаружи ящики с покупками внутрь. Увидев меня, он повернулся лицом к дому и позвал:

– Э-э-э-эльза!

Из проема выглянула низкая женщина с округлой фигурой и с таким же округлым и приятным лицом.

– Ой! – сказала она. – Кто это к нам пришел?

Женщина была очень приветливой. Она на мгновение исчезла и сразу вернулась с телефоном в руках.

– Лейла, у нас необычные гости, ты можешь спуститься?

Другая женщина, чуть позже появившаяся в проеме дверей, улыбнулась мне теплой улыбкой мамы и сказала:

– Ты, наверное, заблудилась?

Я кивнула и перевела взгляд себе под ноги. Моя нижняя губа задрожала, хоть я, кажется, и не собиралась плакать.

– Как тебя зовут?

Получив ответ, женщина продолжала:

– Если хочешь, можешь зайти в дом и обогреться, а потом я отвезу тебя домой.

Это была кружка, наверное, самого вкусного в моей жизни в меру горячего какао, а рядом на тарелке кусок темного, зернистого, вкуснейшего хлеба, густо намазанного маслом, а сверху медом.

Я ела и слушала, как мелодичный голос этой особенной женщины успокаивал мою всполошенную маму. К концу разговора на другом конце провода возник мамин легкий смех, и я подумала: «Обойдется, мне не попадет, а если да, лишь слегка».

Тогда Лейла была для меня как сказочная фея. В отличие от практически всех чужих взрослых людей, ее присутствие ощущалось приятным, притягательным. Она показалась мне невероятно красивой. И еще одно делало ее волшебной. Пока Лейла задавала мне вопросы, я, отвечая на них, осмелилась скоситься направо, к тому, что пугало меня во всех людях. Чуть прощупала пространство и не увидела и не почувствовала ничего пугающего. Тогда я замолчала и хорошо сфокусировалась. То, что предстало моему внутреннему боковому взору, кардинально отличалось от проекций всех без исключения других людей. Там не было обычного лихорадочного снования одного на другой накладывающихся, размытых образов. А был легкий золотой свет и Лейла, улыбающаяся и внимательная, ровно такая, какая сидела напротив меня, только прозрачная.

Прошло где-то около десяти лет. До сих пор я не встретила повторения феномена ее внешнего экрана (так я называю изображение, создаваемое каждым человеком в моем боковом пространстве) и не нашла ему объяснения.

С того дня посещение волшебной усадьбы стало для меня редким праздником. Лейла договаривалась с мамой, забирала меня на несколько часов и привозила обратно домой.

Летом мы расстилали одеяло на зеленой траве под большим деревом. Лейла доставала из сумки разные домашние вкусняшки для меня и всегда благоухающие собранные на усадебном участке ягоды и фрукты, орехи, порезанные овощи и зелень. Иногда к нам приближался садовник и приносил только что собранные фрукты или ягоды. Мы ели, разговаривали, смеялись. Обычно Лейла задавала вопросы, я рассказывала, а она внимательно слушала, не отвлекаясь и всячески показывая мне, что ей интересно.

Как-то я осмелилась и задала вопрос:

– Лейла, почему у тебя нет детей?

В усадьбе и на ее территории я встречала только взрослых.

– У меня есть сын, – отвечала она, озаряя меня своей улыбкой. – Он уже давно взрослый.

Тогда для меня все было ясно. Сейчас я задумываюсь об этом лаконичном ответе. Ведь ей было не больше тридцати лет, может, начало тридцати. Если сын к тому моменту был уже взрослый, то у Лейлы была бурная молодость.

Я познакомилась с другими обитателями усадьбы. В доме еще живет Алексий. Видный мужчина лет пятидесяти пяти, наверное, Лейлин муж. Он очень хорошо сложен. Его мускулистое, атлетическое тело как будто отшлифовано. Алексий часто улыбается и шутит. По-доброму подшучивает над всеми и надо мной тоже. Я несколько раз слышала, как он шутя называет Лейлу, которая как минимум лет на 20—25 моложе его, «мам». Наверняка потому, что она очень заботлива. Однажды я стала свидетельницей того, как рядом с хорошенькими домиками по периметру территории были припаркованы пять чужих машин. Лейла прокомментировала мой немой вопрос:

– Это гости Алексия, он проводит с ними семинар.

Эльза и Юрген живут в пристройке. Эльза делает лучшие в мире блинчики во всех вариантах. С фруктами, медом, канадским сиропом. Несладкие, с нежным гуакамоле, помидорами, сыром, овощами гриль. А уж чего стоят летом ее прохладные, настоянные на душистых травах и ягодах лимонады в тяжелых кувшинах!

Юрген весь день без устали трудится над посадками, кустами и деревьями. Кажется, они его любимые дети. Иногда он, большой, несколько сутулый и неразговорчивый, ищет Лейлу и Эльзу, чтобы показать им новые побеги, или особенный помидор, или прекраснейший цветок. Эльза обычно отмахивается, говоря, что у нее нет на это времени. Лейла же берет меня за руку, и мы идем смотреть на очередное чудо природы.

Я была исключительно замкнутым и скрытным подростком. Мое странное ви́дение и связанные с ним не всегда приятные ощущения в присутствии других людей, постоянное волнение о том, что кто-то заметит, что со мной что-то не так, плюс пребывание с семьей в теплое время года практически во все выходные и праздники на загородном участке ничуть не способствовали развитию у меня общительности и доверчивости.

Но при всем этом к Лейле я не один раз бежала, жестоко обиженная отцом. Как всегда внимательно, долгим взглядом посмотрев в мое зареванное лицо, она делала шаг ко мне и просто без слов обнимала меня. Я тоже обнимала ее, и слезы лились и лились… Так мы стояли долго, и становилось легче, как будто боль растворялась в пролитых слезах, а рваные раны в душе затягивало тепло Лейлиного объятия.

Первый вопрос всегда звучал примерно так:

– Хлеб с медом либо с сыром или с тем и другим? Чай или какао?

Делая мне еду, Лейла задавала нейтральные вопросы о школе, о маленьком братишке, о моем увлечении балетом. И лишь потом, с ногами устроившись на огромном диване, мы разговаривали. Точнее, в основном говорила я, а Лейла задавала вопросы.

– Что произошло? Что ты чувствовала? Как ты думаешь, почему он так сказал/сделал? Что, по твоему мнению, он при этом чувствовал?

Она помогала, если я заходила в тупик.

– Осознай твое внимание и почувствуй им себя, а теперь перенеси твое внимание на твоего отца и почувствуй его, как только что себя.

Ее инструкции были очень странные и не укладывались в голове, но я просто послушно делала, как сказано, и неожиданно все получалось. Мне удавалось почувствовать высшую степень раздражения, скручивающую моего отца в рог. Я понимала вдруг, что не я вызвала в нем это не поддающееся смирению черное торнадо. Точнее, я, мое опоздание или плохо подметенный мною пол – все это было просто последней каплей, прорывающей тонкие границы его самообладания.

– Алиа, что бы ты могла сделать, чтобы это не повторялось? Что ты могла бы сказать? А если это повторится? Что бы ты могла думать, чтобы твоими мыслями помочь себе, направить себя?

Разговор с отцом

Помню, в таком направленном Лейлой поиске выхода я поставила себе цель поговорить с отцом. Долго думала, на какой козе к нему подъехать, как не потерять нить того, что хочу сказать, как вообще привлечь его внимание, чтобы это не обернулось яростным раздражением и обвинениями в мой адрес. Я каждый день прокручивала в голове заготовленную речь, искала подходящего случая, но не решалась. Время шло, и тема переставала быть актуальной.

А потом случилось так, что мои родители ездили вместе по делам и оба оказались без ключей от дверей нашего дома. Мы с братом были в кино и отключили телефоны. Родителям пришлось поджидать нас у соседей.

От кинотеатра до дома было не очень далеко, и ни один из нас не подумал снова активировать телефон. Подходя к дому, я увидела снующего перед входом отца, который вышел от соседей посмотреть, не вернулись ли мы. Внутри меня вдруг все заледенело, но я успела подумать, что ведь все хорошо, что мама и отец будут очень рады, что я наконец сводила младшего на его желанный фильм.

– Где вы шляетесь?! – прорычал отец мне в лицо, и размашистая оплеуха приземлилась на моей щеке. Слезы брызнули из глаз, не от боли, конечно. Унижение и несправедливость, как боль от ожога, за секунду объяли мои душу и тело.

На следующий день дождалась прихода отца с работы. Я была слишком ранена, чтобы пустить в ход мою заготовленную и отрепетированную дипломатичную речь. Спустилась в кухню, остановилась в дверях, подождала, пока голодный, разогревающий себе еду мужчина обратит на меня внимание.

– Я хочу, чтобы ты знал: каждый раз, когда ты позволяешь себе то, что позволил вчера, я тебя очень долго ненавижу.

Помню остолбеневшее и неверящее выражение лица моего отца, как будто с великим удивлением он вдруг обнаружил, что эта большая живая кукла для битья может говорить и чувствовать.

Подобная ситуация случилась и еще раз. Вечером, перед сном, отец постучался и спросил разрешения войти. Он сел на край кровати и искренне извинился. Тут у меня пропал дар речи и чувствования. Я не смогла ничего ответить. По сегодняшний день подобных ситуаций больше не повторялось.

Лейла привела меня к осознанному восприятию моего внимания, пониманию важности уметь им управлять и его направлять. Особенно направлять внутрь себя самой и спрашивать, спрашивать, спрашивать и слышать себя саму во внутреннем диалоге.

«Что это? Что я чувствую? Почему я так чувствую? Что я могу с этим сделать? Что вынести из этой ситуации? И как поступить, что сказать в следующий раз?»

Обед

В четверг я написала Лейле и спросила, можно ли мне зайти в субботу, мой свободный от работы день. Я соскучилась по ней и ее волшебному поместью.

– Приходи к обеду. Мы все тебе очень рады.

В моем сердце разлилось тепло благодарности, и глаза повлажнели.

Я нажала на кнопку на еле видимой панели на стене, и маленькая дверь в воротах открылась, чтобы меня пропустить. Чем дальше вглубь по аллее, тем шире становится моя улыбка. Эльза первая поспешила мне навстречу и скороговоркой перечислила вкусности, что она приготовила.

С верхнего этажа, где я была только один-единственный раз в дождь еще маленькой девочкой, спустилась Лейла. Внимательный молчаливый взгляд и долгое объятие. Может, не только я соскучилась?

– Алиа, дорогая, ты очень похорошела и выглядишь взрослой. Ты очаровательна.

Вот такой вот огромный словесный подарок, просто так, как обычная констатация факта.

Эльза оставила нас одних. Мы сидим на кухне, едим. Лейла, как всегда, задает вопросы, и я рассказываю.

На закуску на белом фарфоре красуется горка сырых, полупрозрачно нарезанных, маринованных в каком-то изумительном соусе молодых цукини. По тарелке рассыпаны крупные стружки пармезана.

За этим следует густой суп из чечевицы и овощей. Горячий, слегка острый, с восточными приправами, густо посыпанный свежей кинзой, с пятном йогурта, он прекрасно гармонирует с прохладной дождливой весенней погодой. Потом Лейла ставит на стол домашние крекеры из льняного семени, а к ним три различных густых соуса, разных цветов и вкусов.

– Алиа, скоро день твоего совершеннолетия. У тебя есть какие-то желания, которые я могла бы реализовать в качестве подарка? Подумай хорошо и дай мне ответ позже.

Часом позже мы переходим на диван, за столик на который Лейла ставит сладкое. Теплые блинчики с начинкой из припущенных в сливочном масле яблок, изюма и орехов. И шарики мороженого, которое Эльза делает из замороженных бананов. Для Лейлы только мороженое, посыпанное солеными фисташками. Как можно не любить Эльзины восхитительные блинчики!

За этой мыслью приходит следующая, я внимательно смотрю на Лейлу. Она такая, какой я ее знаю со дня, когда искупала в луже единственное средство связи с мамой и не знала, как вернуться домой. Очень молодая и исключительно привлекательная женщина лет тридцати. Внешне ничуть не изменилась. Слегка изменились прическа, стиль в одежде, но лицо и фигура те же. Единственное, что выдает неопределенный, но далеко не юный возраст этой женщины, – это легкие, лучиками расходящиеся морщинки вокруг глаз. И я не могу сказать, были ли они на Лейлином лице десять лет назад. Тогда подобный вопрос передо мной не стоял.

«Наверное, пора мне задавать вопросы», – думаю я. «В чем ее секрет? Каким образом она остается в столь прекрасной форме? Питание? Отказ от блинчиков? Я никогда не видела в усадьбе мясные или рыбные продукты, и они мне никогда не предлагались. В этом секрет ее молодости?»

Телесная сладость

Эмма и я только что великолепно пообедали на нашем обычном месте под очень сильными сегодня лучами весеннего солнца. Куски омлета, а под ними различные сырые и приготовленные овощи и китайская лапша, все в волшебном маринаде и посыпано поджаренными семенами кунжута.

Я стою в очереди за кофе. Сегодня понедельник. Вчера я испекла для моего братишки и родителей большой торт с грецкими орехами и нежным сметанно-шоколадным кремом. Три куска для меня, Эммы и Свэна давно ожидают в моей сумке быть съеденными и не дают достаточно сконцентрироваться на предобеденных занятиях. Передо мной ждет своей очереди худенькая девушка в юбке в складку. Я часто вижу ее, но не знаю, как ее зовут. А перед ней спиной к нам – среднего роста парень в джинсах и обтягивающей белой футболке. На ногах его элегантные кроссовки «Адидас» из темно-голубой замши с белыми полосками. Продвигаясь вперед, девушка передо мной сдвинулась чуть в сторону, и прежде, чем я смогла что-либо понять, по всему моему телу снизу вверх разливается томящее, исключительно приятное чувство. Я осознаю, что смотрю в упор на красиво вылепленную атлетическую спину впереди стоящего парня, его широкие плечи и крепкие, стройные ноги. Как тогда в лифте, проносится в моей голове. Это сладкое чувство в моем теле я переживаю второй раз, только сегодня оно намного сильнее. В первый раз я сопровождала молодого и привлекательного гостя гостиницы в его номер.

Молодой человек в этот момент расплатился и, не оборачиваясь, покинул школьный кафетерий.

«Ну вот, – думаю я. – Поздравляю, Алиа. Еще одна штука, о которой никому не расскажешь».

Ощущение внизу моего живота очень приятно, и мне почти жаль, что оно постепенно развеивается. Кто был этот парень? Я не видела его лица, но и до сих пор не видела в школе или во дворе такого «вида сзади». Мой внутренний голос быстро парирует: «Когда это ты особенно интересовалась парнями нашей школы и внешним видом их спин? Может, пришло время начать?»

Выбор

Следующий учебный год последний в школе. Уже в феврале будущего года мы будем сдавать выпускные экзамены. Три из них обязательные: литература, математика и родной язык. Два других по выбору. Я выбрала для себя экзаменационными предметами психологию и историю. Мама сказала бы скорее неодобрительно:

«Ты, как всегда, идешь по пути наименьшего сопротивления».

Так и есть, от этого выбора я ожидаю легкости и экономии затрат на учебу моего личного времени. Психология меня всегда интересовала, а поэтому легко давалась. А история – просто потому, что она мне точно ближе и легче, чем какая-нибудь информатика, либо прикладная физика, либо, еще хуже, спорт. Лейла спросила бы: «Алиа, когда ты думаешь о том, что проводишь время над книгами по каждому из предметов в отдельности, разбираешь поставленные задачи, какие ощущения возникают внутри тебя? И которое из них более приятное или менее приятное?»

Я приняла решение оставаться на пути наименьшего сопротивления. Решение, сопровождаемое приятным чувством легкости. Конечно, время от времени пробегает мысль: «Алиа, почему ты не выбрала, например, иностранный? Да, ты в нем явно не сильна и никакого удовольствия не получаешь, что во всей ясности показал весь промученный прошлый учебный год. Да, тебе пришлось бы напрячься и попыхтеть. Но зато у тебя был бы конкретный результат: например, языковой сертификат какого-то из уровней, который, может быть, когда-нибудь мог бы тебе очень понадобиться».

Если бы любящая и благосклонная жизнь не вложила мне в колыбель странную способность подглядывать за тем, как прорисовывается будущее моих друзей и собеседников, если бы у меня не было возможности осознать, что то, что происходит в наших жизнях, было предварительно неосознанно построено нами через мысли, чувства и слова, то я бы точно, расчетливо и рационально выбрала иностранный язык.

Все люди знают, что их поступки ведут к последствиям и изменениям. Неблагоприятные поступки, скорее всего, к неблагоприятным последствиям и изменениям. Но кто они, те люди, которым, как и мне, дано видеть, что цепочка намного длиннее и идет из невидимого: из мыслей и чувств и потом слов. И если ты по какой-то причине постоянно чувствуешь и думаешь, думаешь и чувствуешь тяжесть, то на экране твоей проекции рано или поздно простроятся события, которые гарантированно будут связаны с напрягом и тяжестью.

А еще мудрая и великолепная Лейла натренировала моего внутреннего наблюдателя начинать с себя.

«Алиа, что ты чувствуешь внутри себя? Почему? Что привело к этому чувству?»

И очень медленно, трудно, с множественными исключениями моя ориентация на мнение других людей, родителей, школу, страстное желание им нравиться и поэтому поступать так, как они ожидают, сменилась на ориентацию на мое внутреннее ощущение.

Поэтому психология и история. Путь наименьшего сопротивления. Может быть…

Эбенэр

Среда. Урок истории. Класс жужжит всеми тонами, переговариваясь вполголоса. Молодая учительница, начавшая свою преподавательскую карьеру в этом учебном году, не появляется.

Пятнадцать минут спустя после начала урока раздается стук в дверь и входят двое мужчин. Один из них – это директор школы. Он откашливается, ожидая, пока умолкнут голоса, и громко объявляет, что историчка больна. Она не только больна, но и беременна – в августе родится ее первый ребенок. Поэтому, по возможности, она закончит с нами этот учебный год, а с начала следующего нам будет преподавать господин Эбенэр Кент – указательный жест на рядом стоящего мужчину.

Тот слегка перемещается, делая легкий шаг вперед. Мой ракурс меняется, и моя нижняя челюсть отваливается вниз, как в худших комедийных фильмах. Это же гость!

Директор поясняет, что господин Кент уже сейчас предлагает подготовительные часы по его предмету истории для тех, кто выбрал ее в качестве экзаменационного предмета, и будет замещать нашу историчку, пока она больна. Направляясь из класса, он на ходу машет нам рукой и закрывает за собой дверь.

Господин Эбенэр Кент проходит к учительскому столу, двигает его ближе к доске и неторопливо садится на него, обратив к классу свой приветливый взгляд. Я сижу во втором ряду по его правую руку. Сегодня ничего не осталось от его мягчайшего космического костюма переливающегося синего цвета. На молодом мужчине светло-бежевые элегантно-спортивные брюки, светло-бежевая обтягивающая великолепную лепную грудь футболка и легкий светлый с голубой нитью льняной пиджак. На ногах «Адидас» из светло-синей замши с белыми полосками. Внизу моего живота начинает набухать уже знакомое медовое ощущение.

Наш выглядящий как молодой бог новый учитель представляется, слегка наклоняя голову:

– Эбенэр, или просто Бэн. Здравствуйте.

Он проводит долгим взглядом по классу, останавливается на мне. Снова чуть склоняет голову и произносит: