Тихая ложь

– Утомили мы тебя, – произнес Май, когда в десять вечера Лайла ушла в свою комнату переодеться.

– Напротив, так приятно было вас слушать. Она ведь моя дочь, и мне интересно знать обо всем, чем она занимается.

– Это правильно. Она у тебя замечательная.

– Как я выгляжу? – спросила Лайла, выходя из комнаты.

Сиван не знала, что сказать. Лайла переоделась в джинсы и майку, но надела поверх нее ту же огромную рубашку, в которой обычно спала.

– Ты не хочешь снять рубашку, Лали? – спросила Сиван. – За ней тебя совсем не видно.

– Что, правда? Некрасиво? Ее дала мне Шуваль. А я думала, что так классно.

– Ты всегда выглядишь замечательно. Но что, если именно сегодня ты встретишь Лиора?

Лайла посмотрела на Сиван пронизывающим взглядом.

– Почему ты говоришь мне об этом, мам? Откуда он может сегодня взяться?

– Это я так, смеюсь, Лали. Вчера ты все время думала, что встретишь его, а не встретила. Вот будет смешно, если вы встретитесь сегодня!

– Не получится. Лиор никуда не выходит по пятницам.

– Ну ладно, гуляй.

– Пока, Лали, – попрощался с ней Май. – Встретимся на море.

И Сиван снова задумалась, пришел он сюда ради нее или ради Лайлы.

– Что ты делаешь на Голанах? – спросила она. – То есть ты сказал мне, что занимаешься установкой ветряных турбин, но я понятия не имею, что это значит.

– Очень большой проект. Триста турбин. Ты ведь знаешь как они выглядят?

– Да. Такие громадные чудовища, которые понатыканы по всей Европе.

– По всему миру. Даже в Бразилии их полно. Если бы не «корона», я бы сейчас работал там. Думаю, что скоро все образуется и самое позднее в сентябре я снова поеду туда. Так вот, у нас тоже решили их установить. В этом участвуют инвесторы, крупные компании и банки, как наши, так и иностранные. Но в наших палестинах как всегда бардак. Сначала подумать, а потом сделать? Не-е-ет, это не у нас. Для начала, выделенная под проект площадь слишком мала. Турбины привозят из-за границы, и нам нужно только установить их, но вот фундаменты мы должны построить сами. Ты представляешь, что произойдет, если эта махина весом в семьдесят-восемьдесят тонн рухнет? Катастрофа. Я подумал, что самым правильным решением ввиду недостатка площади будет сделать фундаменты не круглыми, а квадратными. Но тут все как закричат: «Ты что, с ума сошел? Так не принято! Во всем мире фундаменты круглые!» Приехали специалисты из Германии, проверили мои расчеты, копались, копались, и пришли к выводу, что я прав! Конечно, если бы у меня была неограниченная площадь как в Америке, или в Германии, или в Бразилии, я бы строил круглые фундаменты. Но что мне было делать? Короче, ищу приключений на свою голову. В этом я самый лучший. И так всю мою жизнь. Я и в армии таким был, и в университете. В первый год, разумеется, никто про меня не знал. На второй год преподаватели стали задумываться – а ведь в нем что-то есть, стоит уделить ему внимание. Четвертый год я закончил с отличием. Когда у меня получается сэкономить своему клиенту деньги, я испытываю настоящее удовольствие, а уж когда я получаю свое вознаграждение, – Май засмеялся, – тут я просто счастлив до небес.

Они разговорились. Май рассказал Сиван о своей работе, о трудностях, успехах, о годах, проведенных в Бразилии, о родителях. Он сказал, что его отец, которому было уже за девяносто, отнесся к эпидемии со всей серьезностью и в течение трех месяцев совершенно ни с кем не общался, но теперь он согласен, чтобы Май его навещал, правда при условии соблюдения дистанции.

В час ночи они пересели на стоящий под деревом диван, и Сиван заварила чай.

– Я все говорю и говорю, а ты все слушаешь да слушаешь.

– Что ты хочешь узнать?

– Я хочу понять, как случилось, что ты все эти годы одна. Лали сказала, что у тебя не было ни одного серьезного знакомства.

– Вы даже до этого добрались.

– Видимо, это ее беспокоит.

Ну что ж, можно рассказать ему всю правду, подумала Сиван. Если уж решаться на настоящие изменения, вот она, возможность проверить себя, начать извлекать скелеты из шкафа. Быть честной до конца, и посмотреть, что из этого получится.

– В течение многих лет, с самой юности, я была влюблена в мужа моей сестры Яаля, хоть и знала, что это совершенно безнадежно. Мне было все равно, что он принадлежит ей, и я хотела лишь одного – быть поближе к нему через нее. Когда она умерла, я решила, что единственная возможность справиться со своими чувствами – убежать. Так я сдерживалась в течение многих лет.

– А теперь?

– Надеюсь, что я в конце пути. От любви к Яалю ничего не осталось, то есть остались теплые чувства, но я его больше не люблю.

– Рад это слышать, – сказал он, немного подумав. – Хотя сейчас, как я понял, он свободен.

– Яаль не свободен. Он все еще живет мыслями о моей сестре. В его сердце нет места другой женщине. Даже сейчас, через двадцать лет после того, как Бамби умерла, она остается в его глазах святой. Он не замечает меня, да это и не важно, потому что он меня больше не интересует. Мне не нужен психолог чтобы понять, что моя любовь к нему была, в сущности, побегом.

– Побегом от чего?

– Не знаю. Может, от себя самой. Это я и пытаюсь понять.

– Не знаю, побег ли это, – покачал головой Май. – Может быть, как раз наоборот. Может, это был результат чрезмерной уверенности в себе, потому что общество хочет, чтобы все все время шли вперед, забывали о прошлом и каждый собирал до конца свой кубик Рубика. Именно это чаще всего считается успехом. Однако в действительности не всегда можно сделать так, как хочется всем. Может так случиться, что ты любишь человека, но не нужен ему, по крайней мере не до такой степени, как тебе бы хотелось, но сам не можешь от него освободиться. Так я чувствовал себя по отношению к Лири. Мне хотелось быть с ней несмотря на здравый смысл. Что тут можно поделать? То, о чем ты говоришь, не кажется мне ни чем-то странным, ни чем-то ужасным. Я прекрасно тебя понимаю. И Яалю повезло, даже если он об этом и не знает.

Итак, он ее понимал. Ведь и у него была единственная любовь. Сиван почувствовала облегчение.

– Вот только я не знаю, смогу ли полюбить еще раз. Я ведь уже не молодая. Какой шанс, что я испытаю такие же чувства снова? И что это будет настоящая, большая любовь? Я не согласна на компромисс. Моя жизнь меня вполне устраивает.

– Твой шанс полюбить сегодня ничем не отличается от того, что было в шестнадцать, в двадцать или в тридцать лет. Любовь это как удар молнии. Она может прийти в любом возрасте.

Значит, снова мимо, подумала Сиван. Май вел себя с ней отнюдь не так, будто его ударило молнией.

– Ты должна пересмотреть свое отношение к себе. Я говорю тебе это уже во второй раз: ты одна из самых красивых женщин, каких я встречал.

Он нагнулся к ней, словно собирался обнять или поцеловать, и в это самое неподходящее время зазвонил телефон, и на экране появилось имя дочери. Сиван посмотрела сначала на телефон, потом на Мая, который снова откинулся на спинку дивана и одними губами произнес «не обращай на меня внимания».

Из динамика донеслись всхлипывания, но многолетний опыт подсказал Сиван, что ничего катастрофического не произошло.

– Ты дома? – прорыдала Лайла.

– Да.

– Подожди меня, не ложись спать.

– Что-то случилось?

– Облом, сплошной облом. Я встретила его, и это было ужасно.

– Лиора?

– Да. Его и его подружку. Я хочу умереть!

– Мне кажется, пора прощаться, – произнес Май, вставая.

– Я тебя не гоню, – улыбнулась она, – но думаю, что у нас будет женский разговор.

– Я в любом случае собирался идти. Уже поздно. Было здорово. Надеюсь, что теперь, когда мы почти соседи, будем видеться чаще.

– Я тоже. Приходи когда захочешь.

Май взялся прибирать посуду, но Сиван остановила его:

– Обещаю, что когда ты пригласишь меня к себе, я не побегу мыть посуду. Каждый занимается своим домом. Я не предлагаю свою помощь в гостях и не прошу помогать мне, когда я у себя дома.

– Идет, – выпрямился он. – Договорились.

Сиван проводила Мая до калитки. Она не ожидала с его стороны никаких действий, но он внезапно обернулся, крепко обнял ее и прижал к своей груди, и в его объятиях она почувствовала себя счастливой.

Сиван расстелила кровать Лайлы, зажгла гирлянду в изголовье, а потом уселась в гостиной и стала ждать. Но дочь, когда вернулась вся опухшая от слез, прошла мимо и лишь коротко бросила:

– Я пошла спать.

– Ты не хочешь поговорить?

– Нет.

– А когда?

– Не сейчас. Я все расскажу тебе завтра.

– Ты уверена?

Лайла не ответила, давясь слезами, стоящими у нее в горле. Сиван слышала, как она умывалась и чистила зубы, а потом закрылась у себя в комнате. Сиван помыла посуду, навела порядок во дворе, а потом легла в кровать. Сердце у нее щемило. Хоть она и знала, что время лечит, а будущее все равно преподнесет новые приключения и сюрпризы, она страдала вместе с Лайлой.

К трем часам ночи Сиван наконец задремала. Ей приснилось множество снов, но проснувшись, она смогла вспомнить лишь один. Она сидит в джунглях на высоком дереве, скрываясь от кого-то или от чего-то. Вдруг внизу раздаются голоса, и она видит группу туристов. Она испытывает облегчение, потому что это значит, что где-то рядом есть люди. Она спускается с дерева и идет через тропическую растительность пока не доходит до берега моря. Все выглядит как сцена из кинофильма. Мелкая прозрачная вода, мягкий песок на дне, залив окаймлен коричневыми холмами, и все вокруг какое-то желтоватое, словно она смотрит через цветной светофильтр. Она заходит в приятную воду, которая доходит ей до живота, оборачивается и видит на берегу Лайлу в купальнике. Сиван машет ей рукой, и Лайла собирается зайти в воду и присоединиться к ней. Но тут что-то меняется. Это уже не Лайла, а Бамби. На мгновение Сиван испытывает безмерное восхищение и радость от того, что снова может быть с сестрой, но под деревьями, там, где начинаются джунгли, стоит какой-то мужчина, и Бамби поворачивается и идет к нему. Сиван пытается определить кто же это: Яаль, Май, Лиор? Она начинает идти в их сторону, но мягкий песок под ногами превращается в топкую трясину, из которой она не может выбраться, а Бамби между тем исчезает в лесу.

Странный сон, беспокойный, как и большинство снов. Но чувство любви, которое она испытала, когда увидела Бамби такой осязаемой, такой близкой, было сильным и прекрасным, и острая, почти непереносимая тоска захлестнула ее.

Облом

Утром в субботу Сиван разбудил сигнал телефона, извещавший ее о получении сообщения.

Михаль: Я сегодня всю ночь не спала. Идиот!

Сиван: Кто?

Михаль: Да пьяница этот.

Сиван: Михаил? Что он сделал?

Михаль: Он все время крутится вокруг моего дома.

Сиван: Они просто сидят на лавочке. Вы хотите, чтобы я с ним поговорила? Почему бы вам самой не попробовать? Просто попросите вежливо, чтобы они не шумели.

Михаль: Я вам уже тысячу раз говорила, что сейчас не могу с этим справиться. Мне хватает головной боли и без ваших дурацких советов! Зачем вы меня сердите?

Сиван: Не собиралась я вас сердить. Молчу. Всего хорошего.

Так как заснуть больше не удалось, Сиван завернулась в халат и открыла дверь холодильника, чтобы достать молоко.

Дверь в комнату Лайлы распахнулась, и она появилась на пороге – взъерошенная, с сонными глазами – одетая в пижамные штаны, свитер и меховые тапочки на босу ногу.

– Хочешь узнать, что случилось?

– Да.

– Вчера я просто ничего не могла. Меня будто разобрали по винтику. Мне нужно было время.

Каждая принялась за свой кофе – растворимый, без сахара и с большим количеством молока. Лайла прошла в гостиную и уселась в кресло, а Сиван села на диван напротив.

– Спасибо за лампочки.

– За что? – удивилась Сиван.

– За то, что ты прибираешь у меня в комнате, застилаешь кровать и зажигаешь свет. Я тебе не говорила, но мне приятно после работы возвращаться в комнату, где все прибрано и горят лампочки. Особенно мне это было нужно вчера вечером. Я ведь пришла совсем никакая, а тут вдруг комната, запах цветов, индейское покрывало, которое ты купила мне в Америке, а над всем этим – лампочки. Увидела я это и растаяла.

– Ты знаешь, мне тоже было очень приятно сделать это.

– Короче, ты слушаешь? Вчера вечером я пошла вместе с Шуваль в порт. Мы выпили по бокалу вина, а потом встретили Галь и ее приятеля Бара, который был у нас в армии командиром. Ты ведь помнишь Галь? Она медсестра. Она ездила со мной кататься на лыжах.

– Да, Галь. Конечно я ее помню. Она заходила к нам несколько раз. Впечатляющая девушка.

– Короче, мы посидели, посмеялись, а потом Галь с Баром сказали, что должны встретиться с приятелями Бара по армии, и пригласили нас с Шуваль. Ну вот, сидим мы с этими приятелями. Приятные такие ребята. Один даже стал поглядывать в мою сторону. Все прекрасно.

– Что у тебя за дела все время с этими моряками? – успела вставить Сиван, пока Лайла отхлебывала кофе. – Есть ведь еще парашютисты, летчики, да мало ли еще кто!

– Я бы с удовольствием, но что я могу сделать? Они все приятели.

– Ну хорошо.

– Короче, забыла тебе рассказать, что я совершенно не знала, что подружка Лиора работает в этом же здании на втором этаже. Кстати, приятели Бара старше Лиора на несколько лет, так что они совсем друг друга не знают. И вот, курю я сигарету, Галь, уже порядком пьяная, дурачится, и вдруг спускается по лестнице подружка Лиора и идет прямо к нам. Я не сразу сообразила, что это она, потому что видела только ее фото в Инстаграме, но когда она приблизилась, я поняла, что это таки она. Все мне говорят «Она такая уродина, прямо обезьяна!», а она оказывается красавица! Ты даже не понимаешь, как она выглядит. Это просто страшно!

– Ты же только что сказала, что она красавица.

– Я имела в виду, что просто страшно какая она сногсшибательная.

– Теперь понимаю.

– Вот тут-то и случился облом, – продолжала Лайла, не уловив иронии. – Сначала Бар представил ее: «Парни, вы знаете Ротем? Самая красивая девушка в Тель Авиве! Я от нее просто балдею!» Короче, вознес ее до небес. Выяснилось, что она тоже служила в Шаетет. А я и не знала. Думала, что она встретила Лиора в Шри Ланке, а они, скорее всего, были вместе в армии. Ну вот, Ротем стала ко всем подходить, со всеми обниматься, здороваться, а меня игнорирует, потому что прекрасно понимает кто я такая. И вдруг она уселась возле Бара, который сидел прямо рядом со мной.

– Откуда ей было знать кто ты? Вы же никогда не встречались.

Лайла окинула Сиван презрительным взглядом.

– Окей, продолжай.

– Ну вот, вся моя уверенность куда-то испарилась, и я почувствовала себя, как девчонка, которую не пригласили на день рождения. Все мое внимание сосредоточилось на Ротем. Но самое плохое состояло в том, что Галь, которая понятия не имела, кто такой Лиор и кто такая Ротем, тоже стала к ней подлизываться: «Ой, какая ты классная! Мы с Баром на следующей неделе организуем у себя на крыше вечеринку. Ты обязательно должна прийти». Господи! Я думала, что прямо там и умру! И ведь никак ее не остановишь. На мое счастье Шуваль, которая знала меня еще когда я ходила с Лиором, смекнула в чем дело, отпихнула Бара, села рядом со мной и прошептала мне на ухо: «Все хорошо, Лали. Будь спокойной, дыши глубже, я с тобой». И она меня спасла! Я как-то смогла продолжать улыбаться и вести себя нормально. Но только внешне, внутри у меня все оборвалось. Ты понимаешь, мам? Сижу я там в этом мешке, ну в той рубашке, что ты советовала мне оставить дома, выгляжу, как Годзилла, и даже снять ее не могу, потому как глупо буду выглядеть, а рядом со мной сидит эта Ротем, на которую все пялятся. И вдруг, кто бы ты думала появляется? Кого я вижу?

– Лиора.

– Катастрофа! Кошмар!

– И что же ты сделала?

– Бар как раз начал сворачивать сигарету, а мне надо было чем-то занять руки, вот я у него и спросила: «Давай я тебе сверну», а он: «С чего это вдруг, Лали? Ты же только что курила. Ты ведь не куришь много». Тогда я говорю ему страшным таким голосом: «Бар! Дай. Мне. Свернуть. Тебе. Сигарету!». Тут он, видимо, сообразил, что я сейчас просто его убью, и передал мне табак и бумагу. Ну, занялась я сигаретой и подняла глаза, как бы ненароком, когда Лиор уже приблизился. Но это не помогло. Дело в том, что подойдя к столу, Лиор первым делом увидел меня, и в его взгляде появилось удивление и даже радость. Но в следующее мгновение он увидел ее, и сразу все понял. Просто фильм ужасов! Смотрю я на него и вижу, как он решает: уносить ноги, или уже все, попался… Ты понимаешь? Два года я его не видела, и вот угораздило же меня встретиться с ним как раз тогда, когда рядом со мной сидит эта красавица Ротем, а я выгляжу, как та наша Михаль.

Ну просто комедия, подумала Сиван и засмеялась.

– И что он?

– Я же сказала тебе – облом. Ничего не было.

– Что значит «ничего не было»? Он что, не подошел к тебе? Не заговорил с тобой?

– Почти.

– Что значит «почти»?

– Он подошел к ней, поцеловал и что-то ей сказал. Я не знаю, я не смотрела. Она тут же встала и объявила, что ей пора возвращаться на работу. Спросила его: «Ты идешь?», и они пошли. И вот, проходя мимо меня, он остановился и проронил: «Годы, а?»

– И все?

– И все. Я как-то смогла пробурчать в ответ: «Да, годы…», но тут эта дурочка Галь как набросится на Лиора: «Ой, а это что за красавчик? Почему ты нас не знакомишь? Кто это? Обязательно приходи вместе с ним». Ты же знаешь, ма, она и так самая милая из тех, кого я знаю, а уж когда она пьяная…

– Ну хорошо. Чего ты от нее хочешь? Она же его не знает.

– Тут я встаю и говорю: «Познакомься, Галь, это Лиор. Лиор, это Галь». И тут за столом воцаряется мертвая тишина. До всех, видимо, дошло.

– И…

– И все. Он пошел дальше.

– А что же ты?

– Ничего. Галь попробовала извиниться, но я ее остановила. Потом посидела еще с полчаса, а потом мне все стало невмоготу, и я ушла. В машине совершенно расклеилась. Бедная Шуваль! Я всю дорогу плакала.

– А сейчас как ты себя чувствуешь?

– Униженной. Так я себя чувствую – униженной.

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да, мам. Я молчу. Говори.

– Ты не должна чувствовать себя униженной, потому что Лиор не унизил тебя. Ты же хотела встретиться с ним днем раньше, когда ты была ко всему готова, когда он должен был быть один и должен был оценить тебя по достоинству. Первая любовь, Лали, это такой сложный феномен, что его не смог бы объяснить даже сам Альберт Эйнштейн. Тебе бы хотелось, чтобы он присел рядом с тобой на несколько минут и спросил как дела, как мама, как учеба, а ты бы тоже спросила его как дела и что он собирается делать. А он бы, допустим, ответил, что решил в конце концов, где собирается учиться. И вот поговорили бы вы так несколько минут, и каждый почувствовал бы себя хорошо. Потому что даже если вы сейчас не вместе и даже если он любит другую, а ты все еще одна, но когда-нибудь тоже найдешь себе пару, у вас есть общая память о первой любви, которую никто не сможет у вас отобрать.

Лайла слушала молча, и было видно, что с каждым словом Сиван она успокаивается все больше и больше.

– А так я с тобой согласна, – продолжала Сиван. – Тут действительно случился облом. Но что можно сделать? Это уже случилось! Я прекрасно понимаю, что ты чувствовала, но зато теперь мы с тобой можем вместе над этим посмеяться.

– Мы тут смеемся над тем, что случилось, а они там вместе смеются надо мной.

– Я знаю Лиора. Он был мне как сын. Он хороший парень и всегда таким останется. Просто он растерялся и не знал как себя вести. Не каждый сможет с честью выйти из подобной ситуации. Теперь возьмем Ротем. С ней тоже было непросто. Ведь она как бы не знает тебя, а ты как бы не знаешь ее. Чтобы выйти из такой ситуации требуется присутствие духа. И смотри, как ты все правильно сделала: встала ему навстречу, улыбнулась, представила его Галь. И даже потом ты еще посидела, поговорила. Ты молодец, Лали!

– Жаль только, что я так плохо выглядела.

– А что стало с тем парнем на другом конце стола?

– Ой, я и забыла про него. После всего, что произошло, я уже ничего не замечала. Все было как в тумане.

– Лиору везло шесть лет, но в один прекрасный день появится другой, которому повезет еще больше, потому что за эти годы ты стала человеком с большой душой и такой красавицей, что для того, у кого есть глаза, этого не сможет скрыть даже мешок.

– Мама! – Лайла пересела к Сиван и обняла ее. – Я просто не знаю, что бы я без тебя делала!

– Так, значит, хорошо, что я всегда тут.

Трафареты

Прошло десять дней, а Май так и не позвонил. Поначалу Сиван вздрагивала при каждом телефонном звонке, надеясь, что это Май зовет ее на свидание, но когда пошла вторая неделя, ее надежды сменились разочарованием, правда не сильным, так как она с самого начала не ожидала слишком многого. А потом мысли о нем и вовсе отошли на второй план. Работы снова было хоть отбавляй, но особенное внимание Сиван уделяла делу об отчуждении родительских прав, которое она приняла близко к сердцу и которое сильно затянулось из-за «короны».

В середине июня она получила сообщение от Лири:

Привет, Сиван. Завтра я снова разрисовываю эту стену. Буду работать весь день. Приходите поучаствовать. Прекрасная возможность углубить наше знакомство. Целую, Лири.

После обеда Сиван поехала во Флорентин и оставила свою машину на бульваре. Полицейский участок снова был закрыт, дефибриллятор висел на положенном месте, киоск Нормы работал, лишь столы стояли на большем расстроянии друг от друга. Лири была вся погружена в работу, изображая на сей раз целующуюся пару под цветущим вишневым деревом в стиле арт-деко с элементами манги. Фигуры были обведены тонкими линиями, а яркие краски придавали всему изображению объемность. Сиван представляла себе Лири высокой, стройной, со стильной прической и макияжем, в каких-то особенных очках, излучающую уверенность и даже мужественность. Но она оказалась совершенно другой: маленькой, хрупкой, с плоской, как у балерины, грудью и детским телом, скрытым под льняной врачебной униформой. Но особенно Сиван поразили ее волосы – совершенно без краски, с пробивающейся кое-где сединой. Далеко не каждая женщина решится на такое. Май никогда не упоминал возраст Лири, и сейчас Сиван поняла, что Лири старшее нее на несколько лет и уже приближается к шестидесяти. Впечатление усиливали морщинистая шея, дряблые веки и две тонкие параллельные морщины на лбу. Это лицо не знало ни уколов ботокса, ни скальпеля пластического хирурга. Но, увидев Сиван, Лири улыбнулась ей широкой дружеской улыбкой, и все морщины куда-то исчезли.

– Привет! Ну, наконец-то! – Она почти спрыгнула со стремянки, на которой стояла, и обняла Сиван, не прикасаясь к ней – обе ее руки были заляпаны краской.

Лири была без маски, и Сиван пришлось снять свою.

– Привет, – произнесла она еще раз. – Май говорил мне, что вы красавица, только я не предполагала, что настолько.

Еще одна неожиданность – Лири говорила с сильным акцентом.

– Вы из Америки?

– Из Канады. Приехала в Израиль когда мне было двадцать четыре. Ну что, выпьем кофе? Вы не представляете себе, когда я начала. В девять утра!

– Я рада, что вы согласились. Думала, у вас не будет желания после того, как предыдущую картину облили черной краской. Кстати, мне она очень понравилась – и девушка, и надписи.

– Здесь тоже будет надпись «Всегда помни свою первую любовь».

Да, всегда, подумала Сиван.

– Или «Прелесть первой любви в том, что она никогда не кончается». Вы что предпочитаете?

Лири провела Сиван в студию – большое открытое пространство с высокими потолками и бетонным полом, в одном конце которого находилась галерея, куда вела металлическая лестница. Стены аккуратно выкрашены белой краской, но покрыты трещинами, отражающими плачевное состояние фундамента. Пространство было заполнено деревянной мебелью и произведениями искусства – полотнами и статуями – и все, включая инструменты, находилось в идеальном порядке, напоминающем о квартире Лири наверху.

– Трудный выбор. Дайте подумать. Первая надпись более сентиментальная и подразумевает сопереживание читающего. Всякий, кто прочтет ее, улыбнется от всего сердца. Вторая же предполагает возможное разочарование в будущем.

– Скоро надо будет решить.

– Когда вы собираетесь закончить?

– Надеюсь, что через четыре-пять часов, – в студии, так же, как и в квартире, стояла суперсовременная кофейная машина. Лири приготовила им обеим эспрессо и позвала Сиван в уголок отдыха. – Май так много мне о вас рассказывал.

– А мне о вас. Вы присутствуете во всех его рассказах.

– У нас с ним особенные отношения, – рассмеялась Лири. – Я всегда говорю ему, что если бы его не было, я скорее всего нашла бы кого-нибудь другого и даже полюбила бы его, но что никто не в состоянии поддерживать меня так, как он. А я со своей стороны, сделаю все для него.