Морские истории

– А я и говорю, – продолжил прерванный рассказ боцман, – заглядываю я в шлюпку, – боцман переключил своё внимание со старпома на Пашинцева, – вот так только ручку приоткрываю, – сопроводил он жестом свои действия, – и тут мне как говнищем даст в нос, что я невольно её обратно закрыл. Стою и думаю: что-то здесь не то. Потом тихонько снова её открываю, а на меня как глянет эта чёрная морда. Глазищи у неё во! – Боцман руками показал, какие у этой чёрной морды были глаза. – Зубищи у неё – во! И она тянет ко мне свои длинные руки. – Боцман, ища понимания, прервал свой эмоциональный рассказ и посмотрел в глаза слушателям. – Но я тут же шкертик вытащил из кармана, перевязал ручку – и на мостик. Пока бежал сюда, врубился, что это никакой не чёрт, а какая-то негра к нам забралась.

Пашинцев, едва сдерживая смех, посмотрел на старпома:

– Так чего ты меня вызвал-то?

– Чё делать будем с негрой этой? – Старпом ждал ответа о деда.

– Чё делать, чё делать, – ехидно повторил Пашинцев. – Не за борт же негру выкидывать. Капитану докладывать. Вот чё делать. Пусть он разбирается. Буди его.

Старпом посмотрел на боцмана и отдал тому распоряжение:

– А ты, дракон, иди и охраняй свою негру, не ровён час свалит куда-нибудь. Смотри, чтобы из шлюпки он никуда не сквозанул.

– Ясно море, – подтвердил боцман, что понял старпома, и ушёл с мостика, а старпом поднял трубку телефона и вызвал на мостик мастера.

Капитан, весь взъерошенный со сна, появился через пару минут.

– Что у вас тут произошло? – недовольно накинулся он на старпома.

– «Заяц» у нас – вот что произошло… – попытался объяснить старпом.

– Какой заяц? – Ничего со сна не мог понять капитан.

– Обыкновенный «заяц», – начал объяснять старпом, – из Банжула вывезли.

– Как из Банжула? – Капитан уже возмущённо смотрел на старпома. – Почему мне не доложили? Неделя уже прошла.

Капитан долго просидел в службе мореплавания пароходства и был ещё тем буквоедом и бюрократом. Правда, за прошедшие полгода лоск клерка с него сошёл, но иногда он из него вылезал, как иголки из ежа.

– Так вот и докладываю, – по-прежнему спокойно отвечал на нервозность капитана старпом. – Сами только что узнали. Боцман с утра обнаружил его в шлюпке.

– В какой шлюпке? Где? – посыпались вопросы от капитана, но успокоившись после первого шока, он уже спокойнее приказал: – Пошли посмотрим на этого «зайца».

У шлюпки стояли боцман и его друг фиттер. Они о чём-то оживлённо беседовали.

– Открывай, – распорядился капитан, указывая боцману на шлюпку.

Боцман развязал шкертик, которым обмотал ручку двери, и, предварительно отвернувшись, приоткрыл её.

Из открывшейся двери вылетело облако такого амбре, что все стоящие непроизвольно закашлялись и отскочили от неё.

Вслед за запахом, конечно же не роз, показалась испуганная негритянская физиономия. Владельцем её оказался невысокий тщедушный парнишка, одетый в старый застиранный комбинезон. Он был бос. На ногах у него не было никакой обуви.

Он испуганно смотрел на своих освободителей и, протянув к ним руки, только повторял:

– Хели, хелп, вотер, вотер, – показывая, что очень хочет пить.

Все присутствующие вначале уставились на него, а потом перевели взгляды на капитана, ожидая его решения, которое он тут же выдал:

– Немедленно его в душ, дать другую одежду, накормить и напоить, а я пойду звонить в контору, пусть пришлют мне инструкцию, что с ним делать.

Он отвернулся и пошёл на мостик.

– А я к нему даже прикасаться не буду! – тут же заявил боцман старпому, который хотел ему что-то сказать. – Он там столько насрал, что неизвестно какие бациллы на нём сидят.

В ответ на его возмущение старпом молчал, а боцман, видя, что его слова не доходят до старпома, продолжил:

– И говно его я в шлюпке убирать не буду, пусть он сам его оттуда выносит.

– Ладно тебе выступать, дракон, – махнул на недовольного боцмана старпом, – потом с уборкой разберёмся, а сейчас и в самом деле парня надо помыть и накормить.

– Понял, – уже более-менее спокойно пробурчал недовольный боцман, подошёл к парню и толкнул его ногой: – Пошли.

Но парень, увидев злого боцмана, упал на колени и в голос принялся причитать на своём языке, из которого можно было вычленить только:

– Папа, мама, дай… бред ноу… – И он, чуть ли не плача и показывая в сторону моря, кричал: – Ноу, ноу, ноу.

Боцман почесал затылок.

– Похоже, он думает, что мы его хотим утопить, и хочет сказать нам, что его родители померли и у них дома хлеба нет. Чё делать-то будем? – Он в ожидании решения смотрел на старпома.

– Чё делать, чё делать, – передразнил его старпом. – Веди его в азиатский гальюн, там и отмоем, а потом заставим его отмывать собственное говно из шлюпки.

Боцман вновь направился к парню, но при виде него тот ещё пронзительнее что-то залопотал, и у него из глаз даже выступили слёзы.

Не выдержав такого зрелища, Пашинцев отодвинул рукой боцмана, зашёл к парню со спины, поднял под мышки его тщедушное тело и как можно доброжелательнее по-английски предложил:

– Пошли, помоешься и поешь. Хлеб будешь кушать. Воду будешь пить. – И он жестами сопроводил свои слова.

Парень, как будто поняв Пашинцева, поднялся и, всё ещё рыдая, уже пошёл сам.

Боцман открыл азиатский гальюн, Пашинцев подал туда воду, открыл её из крана и показал парнишке, что ему надо делать.

Глаза у того засветились благодарностью, он кинулся к струе воды и долго пил её, а потом стал обмываться и плескаться под её струями.

Подошедший фиттер принёс откуда-то старый комбинезон, поношенные рабочие ботинки, жестами показал, чтобы парнишка снял с себя свой провонявший и мокрый комбинезон и переоделся.

Счастливый помытый парнишка вышел из азиатского гальюна довольный и сияющий. Он понял, что ему тут зла не сделают, и радостно смотрел на своих спасителей.

Тут уже и боцман с фиттером без всяких напоминаний подхватили его и отвели в столовую, где Вера Ивановна навалила ему целую тарелку какой-то каши.

Когда процедура мытья и кормления «зайца» закончилась, старпом подошёл к стармеху и поделился:

– А ты был прав в прошлый раз, когда увидел тень на крыле. Я тогда утром, когда вышел на крыло, увидел чёрные следы босых ног, которые вели к трубе. Я ещё подошёл к скоб-трапу и посмотрел на него. Точно помню, что белые балясины были перемазаны сажей. Но что-то не придал этому значения. Матросы с утра помыли пароход, так эти следы и пропали. – И он, осторожно посмотрев по сторонам, понизил голос: – Только смотри, мастеру о том, что мы какие-то тени видел, не брякни.

– Не волнуйся, – уверил его Пашинцев, – я сам себе не враг, зачем нам лишняя головная боль?

На том и порешили, что капитану об этом инциденте доложено не будет.

Да и без того до самого прихода в Антверпен забот с этим «зайцем» у всего экипажа было выше крыши.

Капитан через пару часов принёс распоряжение из конторы, что делать с «зайцем», и озвучил его всему экипажу.

Оказывается, согласно международным правилам привлекать его к работам экипаж не имел права. Но боцман устроил такой хай, что он не будет за негрой выгребать говно, поэтому капитан парнишку отдал в распоряжение дракона. Парнишка вылизал не только шлюпку, которую загадил, но и шлюпку левого борта, а попутно азиатский гальюн и несколько других палубных кладовок, куда ещё не дошли руки боцмана. Но этого капитан не видел.

Парнишку надо было держать в отдельном запертом помещении, для чего ему выделили палубную тальманскую, которую держали на замке.

Кормили его два раза в сутки. Вера Ивановна наотрез отказалась кормить «зайца» из страха, что её этот страшный чёрный охальник снасильничает. И только когда старпом выделил для её охраны Мишу, она готовила ему кастрюлю с какой-то бурдомагой. Скорее всего, это было то, что не доел экипаж.

Миша открывал дверь в тальманскую, при виде него негра прятался под телогрейки. Такую реакцию «зайца» на Мишу никто не смог разгадать. Эта тайна осталась покрыта мраком.

Вера Ивановна заносила кастрюли, а пустые забирала. Миша же заставлял негру выносить свою парашу и мыть её, а Вере Ивановне советовал, чтобы она поменьше давала пленнику еды, а то у того едва хватает сил из-за тяжести параши перекинуть её через леера за борт.

В Гавре приехала полиция, надела на «зайца» наручники и куда-то увезла. К приходу его привезли назад, заперли в тальманской, а у двери оставили полицейского, который до самого отхода охранял «зайца».

Та же самая процедура повторилась и в Антверпене.

Там экипаж уехал во Владивосток, а Пашинцеву и капитану пришлось перейти с новым экипажем в Роттердам, а затем в Гамбург, чтобы подробнее ознакомить их с судном.

В Гамбурге капитан с Пашинцевым распрощались с «Кидирой» и поехали домой, а «зайца» так и возили в полицию и обратно во всех портах. Что-то он никому и нигде не был нужен.

Поговаривали, что его отвезут обратно в Африку.

27.09.2021

Филя

Я с электромехаником Юриком ходил по Рипербану, мы заглядывали в магазинчики, глазели по сторонам, наслаждаясь экзотикой столь знаменитой в своё время улицы.

Проголодались и зашли в одно из кафе. Заказали колбаски и по кружке пива. Как же без него в Германии, а особенно в Гамбурге.

Пиво оказалось отменное. Через стенки высокой кружки просматривалась янтарная жидкость, пузырьками отложившаяся на стенках. Эту красоту довершала пышная шапка пены, возвышающаяся над краями кружки.

Колбаски, поблёскивая тёмно-коричневыми обжаренными боками, испускали невероятный аромат, и для того, чтобы они никуда не вывалились с тарелки, их привалили с одной стороны крупно нарезанными помидорами и красным сладким перцем, а с другой – небольшими, сантиметра по полтора, веточками брокколи. И для подтверждения того, что хозяева радушны и хлебосольны, весь этот натюрморт завершала мисочка с острым кетчупом.

От такой красоты невольно пробуждался аппетит и разгорались глаза. Из кафе моментально расхотелось уходить. Всё здесь стало милым и красивым, а хозяева превратились в лучших друзей.

Обсуждения местных красот и достопримечательностей прекратились, и мы только тем и наслаждались, что поглощали невероятно вкусные колбаски и запивали их сладковатым, с небольшой горчинкой густым пивом.

Покончив с обжираловкой – по-другому этот процесс и невозможно было назвать, – я оторвал глаза от пустой тарелки и осмотрелся.

Кафе ничего особенного из себя не представляло. Небольшое помещение на первом этаже старинного дома с несколькими столиками и большим окном, выходящим на улицу. На стенах висели какие-то картинки, а в углу приткнулась стойка бара с различными бутылками.

Увидев, что я покончил с колбасками, хозяйка заведения подошла ко мне и по-английски спросила:

– Господин ещё чего-нибудь желает?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, всё было очень вкусно, но позвольте поинтересоваться… – Я выжидающе посмотрел на хозяйку.

– Да, господин, пожалуйста, – вежливо улыбнулась хозяйка.

– От вас, – я обвёл взглядом кафе, – можно позвонить в Россию?

Лицо хозяйки моментально изменилось, и у неё непроизвольно вырвалось:

– Так вы из России?

– Да, мэм, – подтвердил я её догадку, – мы из России.

– А мне показалось, что вы поляки или из Югославии, – уже сухо, без прежней слащавой улыбки подытожила она свои наблюдения.

– Нет, мэм, мы из самой что ни на есть России. – Я увидел перемену в её настроении, но не захотел заострять на этом внимания и поэтому так же доброжелательно спросил: – Так можно?

– Да, можно, только вы мне оплатите разговор наличными, – строго закончила она.

– Нет проблем, мэм, – согласился я с ней и для надёжности спросил: – Код страны – семь?

– Да, семь, – уже безразлично ответила хозяйка, не вспоминая, что мы только что были «господами», которым она обворожительно улыбалась, при этом сухо напомнив: – Наберите вначале два ноля.

– Спасибо, мэм, – поблагодарил я её и прошёл к телефону, установленному на барной стойке.

На удивление, соединение с домом произошло быстро, и из трубки раздался такой знакомый и родной голос:

– Алё…

Его я узнаю из миллиона и ста тысяч голосов, которые будут звучать рядом, его я никогда и ни с каким другим голосом не спутаю. Иной раз он снился мне во сне, и я, подхватив трубку телефона, мягко отвечал этому голосу:

– Да, моя радость, это я. Как хорошо, что я слышу тебя, – а в ответ слышалось заботливое:

– Ты где, солнышко моё? Я так по тебе соскучилась…

И сейчас из трубки звучали слова моей единственной женщины, которая, несмотря на то что находилась в десятках тысяч километров от меня, была здесь, со мною рядом.

Бар, кафе, улица, хозяйка – всё для меня пропало. Были только я и она.

Сколько мы говорили, наслаждаясь нашей близостью, для меня не имело значения. Для меня было главным то, что я её слышу и она сейчас тут, со мной. Уже потом, чуть позже, когда я положу трубку на аппарат, я буду вспоминать о том, что она мне говорила. Я этот разговор буду ещё десятки раз прокручивать в памяти. Он может мне и присниться, и тогда я буду видеть её. Как плохо, что только в фантастических фильмах можно увидеть того, кого ты так сильно любишь, а сейчас – только слышать.

Вот трубка телефона была положена, и я, отрешённый от мира сего, сидел у барной стойки и переваривал то, что только что со мной произошло.

Хозяйка вернула меня с небес в эту небольшую кафешку, обозначив мне продолжительность разговора:

– Вы говорили двадцать минут, – и написала сумму, которую я должен был ей заплатить в марках.

Пока я доставал из кошелька деньги, в зал с улицы вошёл мальчишка лет двенадцати. Хозяйка вместо приветствия сразу накинулась на него по-немецки:

– Питер, ты где сегодня шлялся? У вас занятия уже давно закончились, – на что мальчишка начал оправдываться перед матерью.

Я был не такой уж знаток немецкого, чтобы полностью понять его объяснения, но мать действительно была на него зла и, не снижая тона, приказала:

– Иди наверх и переоденься.

Мальчишка послушно двинулся вглубь зала, но был остановлен новым вопросом матери:

– А Патрика ты кормил?

– Нет, мама, ещё не кормил.

– Тогда возьми колбасу и отнеси ему, – опять скомандовала мать, на что Питер, понурив голову ушёл из зала.

Я сел рядом с Юриком, и мы заказали ещё по кружке пива. Когда хозяйка принесла его, то, погрузив губы в пышную пену и сделав пару глотков, я откинулся на стуле. Надо было поговорить, меня распирало от желания поделиться с Юриком полученной новостью, которую только что сказала мне жена.

– Представляешь, – начал я, – она купила щенка.

– Какого щенка? – не понял меня Юрик.

– Обыкновенного, говорит, что очень красивого. Мы ещё весной были на Первой речке на базаре, и там один мужик продавал щенка сенбернара. Это был такой пушистый комочек, – начал я расписывать Юрику увиденного щенка, – шёрстка светло-жёлтая, на мордочке тёмные пятна, как очки, глазки такие грустные-грустные, а сам весь кругленький и мягкий-мягкий. Вот такой. – Я показал руками размер увиденного щенка. – Мужик держал его за пазухой. Тогда я еле-еле уговорил жену не покупать его. Хорошо, что денег у меня с собой столько не было, сколько просил тот мужик. А сейчас им с дочерью предложили точно такого же щенка, и она не смогла отказаться. Сказала, что сфотографировала его и пришлёт мне фотку в письме.

– Да, сенбернары – это собаки серьёзные, – с видом знатока начал Юрик. – Я их, правда, никогда не видел, я больше по овчаркам встреваю, но говорят, что они здорово ищут людей в Альпах, если их заваливает лавинами. Ну а так, – Юрик с интересом посмотрел на меня, – дома-то всё нормально?

– Спасибо, – поблагодарил я Юрика за внимание, – всё отлично. Ждут.

– Ну вот и ладно, – сделал своё заключение Юрик, и мы, не торопясь и обсуждая последние новости, допили пиво и вышли из кафешки.

У порога, перегородив весь тротуар, лежал огромный пёс. Он, не обращая ни на кого внимания, обнял лапами палку варёной колбасы и самозабвенно её уплетал.

Юрик выходил первым и чуть не споткнулся об этого пса. Обойдя собаку стороной, Юрик поделился со мной:

– А кажись, дедушка, это и есть тот самый сенбернар, которого купила твоя жена.

Я обошёл собаку, самозабвенно мусолящую батон колбасы, и осмотрел это чудо.

Какой он высоты был, я даже и представить себе не мог, но в длину он был точно не меньше полутора метров. Огромная голова с большими брылями, чёрные «очки», из-за которых почти не было видно глаз, большой чёрный пятак носа и обвисшие большие тёмно-рыжие уши, внизу почти чёрные. Тёмно-рыжая шерсть на широкой спине к животу переходила в белый оттенок, а шикарный мохнатый рыжий хвост завершал красоту этого монстра, который медленно, не обращая внимания на прохожих, шумы улицы, расправлялся с колбасой.

Я, в недоумении от увиденного, ошалело смотрел на эту громадину и не мог от него оторваться, но справившись с первым шоком, посмотрел на Юрика:

– И это сенбернар? – в полном бессилии указал я на монстра пальцем.

– Ага, – улыбнулся Юрик, – он самый и есть.

– Так что же она мне, – имея в виду жену, чуть ли не завопил я, – говорила про какой-то мягкий жёлтенький комочек?

– Да успокойся ты, дедушка. – Юрик осторожно взял меня под руку и обвёл вокруг поглощающего колбасу пса. – Она не хотела тебя огорчать. Она же не хочет, чтобы ты расстраивался, поэтому и говорила про мягкий комочек.

Я ещё раз обернулся, чтобы увидеть этого эпикурейца, которому, кроме колбасы, ничего не было нужно, и побрёл вслед за Юриком.

Время, которое нам дал капитан для посещения города, подходило к концу.

Через пару месяцев я был дома и увидел этот «комочек», фотографию которого прислала мне жена. Он окреп, подрос и в холке был уже под сорок сантиметров.

Оказалось, что он был породистым псом. Родители его были из Чехословакии, и звали его по паспорту Ульфеус Сольвейк Елизавета. Но для меня он навсегда остался Филей из-за своей доброты, флегматичности, верности и преданности семье.

30.09.2021

Сан-Томе

Остров Сан-Томе находится в точке с координатами 0°20,192' с. ш., 6°43,639' в. д., а южная оконечность второго острова – Рблаш – находится точно на экваторе.

«Херм Кипе» должен был подойти к острову Сан-Томе рано утро, но второй механик готовиться к подходу начал ещё дней за десять. Он активно собирал по всему судну пластиковые бутылки и складировал их на главной палубе, в помещении аварийного дизель-генератора.

На вопрос, зачем они ему, он загадочно улыбнулся:

– О, Владимирыч, вот придём в Сан-Томе, тогда сам всё и узнаешь…

– Но всё-таки – зачем? – не отставал от него Астахов.

– Ладно, – неохотно согласился Игорь, – слушай сюда. Я в них налью дизельки и у местных бизнесменов обменяю на вино. – И он в ожидании реакции стармеха на свои слова с интересом посмотрел на него.

– Какое вино? – не понял Астахов Игоря.

– Отличное, самое настоящее португальское вино, – горячо принялся объяснять Игорь.

– Не может быть, – не поверил Астахов. – Вот так просто они взяли и привезли тебе вина, да ещё и настоящего. Небось бурдомагу какую-то тебе втуляли.

– Не веришь?! – обиделся Игорь. – Вот когда всё увидишь и попробуешь, то сам будешь весь следующий рейс бутылки собирать. Я уже третий рейс сюда делаю, так что винца мы попробовали достаточно. – И для достоверности он даже прищёлкнул языком.

– Не кипятись, – хлопнул его по плечу Астахов, – придём – посмотрим, попробуем.

На том разговор и закончился.

Около пяти утра в каюту Астахова позвонил старпом:

– Дед, доброе утро! – услышал он бодрый голос Игоря из трубки. – Через час подходим. Иди выводи машину из режима. Ты ведь сказал мастеру, что выводить будешь сам.

– Понял, – отреагировал Астахов на сигнал раннего подъёма, – минут через десять приду, – и, повесив трубку, пошёл умываться.

Ночные вахты в машине не неслись, если судно было в открытом море, поэтому в ЦПУ в данный момент никого не было.

В течение сорока минут Астахов вывел машину до манёвренных оборотов и позвонил на мостик:

– Машина в манёвренном режиме, – доложил он старпому и тут же спросил: – Долго ещё шкрябаться?

– Нет, – так же бодро отреагировал чиф на его вопрос, – где-то с полчасика ещё. А там бросим яшку – и готовься… – Чиф сделал небольшую паузу.

– К чему? – не понял его Астахов. Что там ещё такое могло ждать его, к чему он как-то особенно должен готовиться?

– Выгрузка будет рейдовая, своими кранами, но корефанов набежит туча. Так что всё задраивай. Но лучше подними второго. Он в курсе всех событий, – уже спокойно разъяснил старпом.

– Ну, спасибо за информацию, – поблагодарил Астахов старпома и набрал номер Игоря.

Тот, как и все механики, тут же поднял трубку телефона и ответил дежурным голосом:

– Алё, второй слушает. – По его голосу трудно было понять, разбудил ли стармех его или он вообще не спал, насколько ответ из трубки был чётким.

– Через полчаса подойдём… – Астахов начал объяснять причину раннего подъёма. – Так вот чиф говорит, что ты знаешь, что надо делать.

– Понял, не переживай, Владимирыч, всё будет тип-топ. Я ещё с вечера кое-что сделал, а сейчас подниму Марио, и он закончит закрытие помещений. – И повесил трубку.

Астахов вызвал электромеханика. Они запустили динамки, взяли их в параллель и вывели из работы валогенератор.

Вообще-то, Астахов это мог бы сделать и сам, но на судне он был всего пару недель, поэтому для него было лучше, если за этим проследит более опытный в таких делах Серёга.

Закончив манипуляции с электричеством, Астахов оставил Серёгу в ЦПУ, а сам пошёл на камбуз – посмотреть, что там приготовил на завтрак повар-филиппинец. В отличие от своих собратья, он не был «сталеваром», мягко говоря, и не готовил трудные к употреблению блюда.

– Доброе утро, Роландо! – Астахов доброжелательно приветствовал вечно улыбающегося повара. – Что у тебя сегодня на завтрак?

– Для тебя, чиф, я сегодня приготовил замечательный омлет с овощами. Ты готов к завтраку? – Казалось, что сама любезность витает вокруг кока.

– Конечно, у меня ещё есть с полчаса перед манёврами, – заверил Астахов повара и сел на своё место в кают-компании.

Яичница с овощами была и в самом деле замечательной.

Справившись с завтраком и поблагодарив повара, Астахов вернулся в ЦПУ. Тут и начались манёвры. Обороты были скинуты до малого, а затем капитан сделал только один реверс и поставил телеграф на «Стоп». Астахов понял, что якорь брошен и ожидал команду «Отбой».

Вскоре зазвонил телефон, и стармех услышал спокойный голос капитана:

– Всё, Владимирыч, стоим на якоре. Готовность один час. Готовься к рейдовой выгрузке. Пусть пока обе динамки работают. Боцман с матросами сейчас подготовят краны к работе. – Он сделал ударение на букву «ы».

– Понял, Владимир Петрович, всегда готов, как юный пионер, – пошутил Астахов и пошёл вместе с Серёгой готовить главный двигатель к стояночному режиму.

К восьми часам в ЦПУ собралась вся машинная команда: второй механик с электромехаником и два моториста-филиппинца.

До кофе-тайма они сделали осмотр главного двигателя после недельного перехода, и Астахов попросил Игоря:

– Поднимешь меня на обед, а то я что-то устал.

– Иди отдыхай, Владимирыч, я тут сам со всем справлюсь, – пообещал Игорь и заверил: – Не переживай, всё сделаю как надо.

И Астахов пошёл спать.

На этом судне каюта стармеха находилась на третьей палубе, так что карабкаться по трапам на пятую, как на прежнем контейнеровозе, ему не пришлось. Чтобы сэкономить время, он не стал раздеваться и завалился на диван в кабинете.

Игорь, как и обещал, поднял Астахова в начале первого, и он, умывшись и переодевшись, спустился в кают-компанию.

Покончив с обедом, Астахов вышел на главную палубу, чтобы осмотреться, где находится судно и что вообще происходит на палубе.

Выйдя на корму, Астахов был, мягко говоря, немного озадачен увиденным. У открытой двери помещения аварийного дизель-генератора сидели на корточках несколько негров. У каждого в руках было по мешку, из которого они доставали пластиковые бутылки и передавали их Ромио, сидящему у расходной цистерны дизельного топлива для аварийного дизель-генератора.

От его действий у Астахов сразу встала перед глазами картина, когда они, молодые курсанты, точно так же стояли у бочки с пивом, а дородная тёща Злодея, его соседа по кубрику, с деловым видом, не обращая ни на кого внимания, наливала пиво в подставляемую тару.

А использовали курсанты тогда стеклянные банки различной вместимости и даже плафоны от люстр освещения. В плафоны вмещалось аж целых восемь литров. Злодеевская тёща молча поворачивала деревянную ручку бронзового краника, и из бочки в подставляемую тару вытекала янтарная пенистая жидкость. Полная серьёзности тёща молча выполняла оную операцию, принимала деньги и выкрикивала: