Восточная история

– Анна Сергеевна, вижу мой кофе вам все же не понравился, но может быть, вы хотите молока, чая, или предпочитаете воду?… Нет? Ну, нет, так нет.

Он позвонил в колокольчик. В двери вошла пожилая дама, вернее старушка, держащаяся необыкновенно прямо, в темном строгом платье и белоснежном чепце.

– Вера Николаевна, как я и предполагал, гостья останется из-за непогоды у нас на ночь. Будьте так добры, устройте ее поудобнее. Готова ли комната?

– Да, сударь, все готово. Прошу вас, сударыня.

Торжественно проговорив это, старушка пошла из гостиной, и Анна последовала за ней.

Хозяин, наконец, встал и с особым вниманием, очень вежливо поклонился выходящей из гостиной девушке, а потом отвернулся к окну, словно настроение у него пропало.

Старушка повела ее на второй этаж и с гордостью показала по пути несколько просторных комнат обставленных со вкусом. Комната, которою хозяин определил ей, была очень уютна и светла. На столике возле зеркала были расставлены десятки вещей, предназначенных для тщательного женского туалета, а посредине комнаты стояла прекрасная резная кровать с тюлевым пологом. Старушка предложила ей помочь раздеться, но Анна с благодарностью отвергла ее помощь, объяснив, что она привыкла делать это сама, тем более, что снять восточное платье с застежкой у ворота не представляло никакого труда.

– Александр Иванович приказал послать за всем что нужно, – она кивнула на столик, – и затопить здесь камин. Вам будет тепло.

– Спасибо.

– Если угодно принять ванну, я приготовила теплую воду, вот здесь, в туалетной комнате.

– Вы очень добры, Вера Николаевна. Я просто умоюсь.

– Может быть, вам что-нибудь еще нужно?

– Нет, нет, спасибо… Скажите, вы давно здесь служите?

– Давно?.. Да уж поди, восьмой год. Я у господина Хайямова начала вести хозяйство, когда он еще студентом был.

– Александр Иванович… хороший хозяин?

– По мне, лучше и не надо. Александр Иванович строг, но справедлив. Хоть и не наш, не русский, а душа у него широкая. Он ведь бедным бесплатно все дела делает!.. А что с богатых берет, так на то они и богатые, да это при его-то старании! Ведь он не ест, ни пьет, все о делах печется! А кто средств не имеет, а в беде, тому он обязательно поможет, хоть иногда и делает вид, что бессердечный. И как хозяин хорош – везде у него порядок. Ленивых и нерадивых сразу выставит вон, а тех, кто старается, щедро награждает. И всегда вежлив, внимателен. Хороший человек. Да вы зачем спрашиваете? У вас ведь вроде дело-то уж выиграно?

–Да, выиграно. Я просто так спросила, из любопытства.

– Александр Иванович вашего дядю хорошо знал, если не ошибаюсь?

– Да.

– Ну так он с вас много не возьмет, не беспокойтесь.

– Он и не взял… Спасибо.

Старушка еще похлопотала, снимая покрывало с кровати, и вышла. А Анна осталась одна в комнате, изнемогая от собственного бессилия. Он был рядом, они разговаривали, и она ничего ему не сказала! Более того, она, кажется, испортила ему настроение. Это ему-то, которому стольким обязана!.. А теперь она никогда больше его не увидит.

Кто- то постучал в дверь. Сердце Анна застучало просто оглушительно. Но это невозможно!

– Войдите!

Это была Вера Николаевна.

– Вы еще не легли? Я принесла одежду. Вот. Вся высохла.

– Спасибо

Надежда угасла. Надеяться было просто смешно! Кому нужна такая дура, как она! Такому человеку?! Он – совершенство во всем, а она…

Анна не успела додумать, как в дверь опять постучали. Видимо, старушка еще что- то забыла.

– Да?

Дверь приоткрылась, и свеча осветила темную комнату с сидящей на кровати девушкой.

ОН стоял в дверях, всматриваясь в темноту комнаты.

– Я все думаю, неужели ты вот так завтра и уйдешь от меня, так ничего и не сказав?

Анна не могла поверить в то, что это происходит на самом деле, что он ей не сниться, что действительно слышит его и понимает услышанное правильно.

– Значит, я ошибся, полюбив тебя, и мое сердце будет истерзано безответной любовью? Неужели это заслуженная месть за несколько насмешливых фраз, неловко прикрывающих чувство?

Он пытался шутить, но не шутил, голос его был тихим и проникающим. Анна встала и осторожно, как к нереальному видению, приблизилась к нему, всматриваясь в лицо. Глаза его были слишком темными, чтобы увидеть в них что-то. Александр улыбался, но уголки красивых губ нервно подергивались – он волновался! Это правда! Она стояла с ним рядом и чувствовала, как все внутри заполнялось счастьем и долгожданным покоем.

Но он не дал ей насладиться радостью молчаливо, он поднял ее подбородок и приблизил ее лицо к своему. Взгляд Александра, и властный, и жаждущий, заставил Анну почувствовать острое желание и страх.

– Так ты любишь меня?

– Да…

– Скажи мне!

– Люблю тебя. Я так боялась, что ты никогда не узнаешь этого, и еще больше, того, что узнаешь…

– Узнать было не трудно, – тут он крепко и властно поцеловал, подавляя ее смущение, – а вот не откликнуться я не смог, не устоял перед твоей храбростью и робостью, надеждой и отчаяньем, которые мелькали на твоем милом лице, сменяя одно другое!

Тут он снова несколько раз ее поцеловал. Она пыталась уклониться, страсть еще пугала ее, но он не отпускал ее от себя, и, в конце концов, это оказалось так приятно, уступать его силе.

– Ты теперь моя. В воскресенье мы объявим о помолвке официально. А через две – три недели, поженимся, но мне хотелось бы, чтобы это случилось в Эсмире, где живет моя семья. Я должен вас познакомить.

Анна сразу испугалась, но еще крепче приникла к его груди.

– Ну, чего ты теперь испугалась?– со смехом сказал он, – Они не съедят тебя. У меня потрясающие приемные родители: отец, мать, два брата и три сестры. Я – не эсмирец по национальности, но во мне тоже присутствует восточная кровь, мой отец – атореец, хотя и родился и прожил всю жизнь, за исключение последних нескольких лет, здесь, в России. А в Эсмир мы переехали уже после смерти моей матери. Я ее почти не помню, она умерла, когда мне не было и шести лет. Мой отец был честным, но суровым человеком. Он совершенно не умел ни с кем ладить… поэтому, мы и оказались в Эсмире. Когда отец умер, меня усыновила семья спасенного им однажды человека, эсмирца. Они взяли меня к себе. Сначала мне пришлось не просто. Мне было девять, и я был совсем один, и так далеко от места, где родился… И я долго не мог поверить, что меня могут принять и полюбить чужие люди. Но, в конце концов, понял, что меня любят не меньше, чем родных детей. Ты увидишь, это удивительные люди.

– Но как ты оказался здесь, в России?

– В двадцать один год я унаследовал дело отца, юридическую фирму. Мой приемный отец позаботился о моем образовании и выполнил волю покойного, отправив меня сюда, где сначала я снова учился в университете, а затем, возглавил дело.

– Ты скучаешь по семье?

– Конечно. Но здесь у меня много дел, и здесь я нужен. За те десять лет, лет, что я живу в России, я привык. Домой я езжу каждый год в отпуск, и, пожалуй, этого довольно. Видишь ли, несмотря на мои способности и образование, ведь первое образование я получил в Эсмире, я бы смог работать только в деле моего отца – национальность закрыла бы для меня карьеру. Здесь же я могу все.

– О, я в этом уверена.

Он посмотрел на нее снова с улыбкой.

– Так ты любила меня все это время? Отчего же молчала?

– Мне казалось, ты никогда не полюбишь меня.

– Я полюбил тебя почти сразу. Еще когда увидел тебя при оглашении завещания. Помню, я тогда подумал – она так мила, вот бы мне такую жену. Но ты все время пугалась и дичилась меня. Глупышка! Неужели, не видела, как я смотрю на тебя, не понимала, как часто, слишком часто, и почти без оснований приглашаю тебя в контору?… Да, в этом вся ты, пожалуй!.. Такую я тебя и полюбил. Ну, теперь, когда меж нами все ясно, иди спать. Ты едва стоишь на ногах. Еще заболеешь!

– Да.

Анна счастливо улыбнулась и послушно отстранилась, но он удержал ее подле себя.

– Постой!.. Не так быстро, не могу еще вот так сразу отпустить тебя: ты ведь призналась, что любишь меня, и нет никаких препятствий, и ты рядом, здесь, в моем доме, и… Надеюсь, ты оценишь этот мой рыцарский подвиг – я отпускаю тебя… пока.

Он поцеловал ее снова, и она робко ответила.

– Иди, иди, ложись. И помни, ты теперь моя.

Он исчез раньше, чем она дошла до кровати.

Утром, когда она проснулась, первое что она подумала, это о том, что, возможно, ей приснился вчера чудесный сон. Анна пыталась вспомнить хоть какие-то доказательства, что это было реальностью, но не могла. Родители всегда говорили, что у нее живое воображение, значит, все это она могла придумать.

В дверь постучали, и вошла старушка – домоправительница. Лицо ее было необыкновенно торжественно, а в руках она держала вазу с розами.

– Доброе утро, Анна Сергеевна. Смотрите, какие вам цветы прислал Александр Иванович. Позвольте поздравить вас с помолвкой! А я и не знала вчера, а то бы, конечно, раньше вас поздравила! Александр Иванович просил вас спуститься к нему, если вы уже встали, потому как он спешит в суд, но хочет вас увидеть перед тем как уйти. Он давно вас поджидает.

– Спасибо, Вера Николаевна. Я сейчас!

Анна поспешно вскочила и заметалась по комнате в ночной рубашке, от волнения ни как не находя свою одежду.

– Давайте, я вам помогу! Вот ваше платье. Да вы не беспокойтесь, он, конечно, вас дождется.

Старушка по-доброму улыбнулась, видя ее смятение, и Анне показалось, что она видит улыбку своей покойной матери.

– Вера Николаевна, скажите мне… Пара ли я ему?

Женщина взглянула на нее пристально, точно, пытаясь определить, какого ответа от нее ждут : искреннего, или правильного. Но в глазах девушки прочла мольбу, и оттаяла.

– Как тут угадаешь, милая… А сама-то ты довольна, что за нерусского пойдешь? У них поди-ка, все по-другому, не как у нас, на Руси. Да и венчаться он с вами, чай не в церкви будет… А то вдруг увезет к себе на родину, куда каждый год ездит, говорят, наших там не больно жалуют, у местных нрав тяжелый.

– Вера Николаевна, я люблю его.

– Ну, тогда, милая, все хорошо будет. Если любишь, все стерпишь. Правду сказать, человек он редкий. За все годы, что я у него служу, ни разу не видела его пьяным, или с женщинами. За все двенадцать лет лет, он не сказал мне ни одного грубого слова. Не скажу, что и похвалу часто слышала, но грубости точно – ни разу.

– Но может ли он меня полюбить?

– Этого, не знаю, никогда за ним такой слабости ни ведала, но может, для вас он другим станет… Так бывает. А теперь, дайте-ка, я вам волосы уложу, он страсть не любит, когда человек не аккуратен, да еще опаздывает.

Она спускалась по лестнице бегом, оттого торопливо уложенные волосы все-таки растрепались, но это было все равно, она спешила к нему. Александр встретил ее своей насмешливой, но нежной улыбкой у лестницы в передней. Анна порывисто обняла его.

– Тише, тише, душа моя… Я тоже очень рад тебя видеть, – сказал он, осторожно коснувшись губами ее лба, – Я ждал тебя, чтобы сказать, что весь день я буду занят, но в двенадцать часов буду рад увидеться с тобой в кондитерской на Грушевой. Ты знаешь, где это? Нет?… Вот, я написал тебе адрес. У меня будет только час времени, так что не опаздывай, пожалуйста. Там мы поговорим подробно о нашей будущей совместной жизни. Нужно решить кучу вопросов. Ты не забудешь? В двенадцать!

– Нет, нет, что ты, как я могу забыть! Я приду!

Он засмеялся, поправил прядь ее волос, потом свои безукоризненные манжеты, и взял пальто.

– Боюсь, я впервые сегодня почти опаздываю в суд, но без того, я, пожалуй, переживал бы весь день, что ты куда-нибудь исчезнешь. Попробуй потом, найди тебя и вырви признание снова! Вчера я убедился, ты – крепкий орешек… Ничего, не так уж часто бывают помолвки. Ну, мне пора. Встретимся в кондитерской, в двенадцать, а не в половине первого, напоминаю тебе. Досвидания, любовь моя!

– Досвидания, Александр!

Глава 3.

На улице внезапно началась весна, или ей так показалось, но солнце палило остро и вызывающе ослепительно, откуда-то вылезла трава, на деревьях объявились почки, распространяя запах свежести и молодости. Анне даже почудились бабочки, порхающие прямо над сырой после вчерашнего ливня мостовой, а, возможно, это были ее собственные ноги в коричневых стареньких башмаках, так легко она перескакивала с одного сухого островка на другой, благополучно минуя лужи.

Кондитерская находилась недалеко от ее дома, и она решилась пройтись пешком. Любуясь этой внезапно развернувшейся весной, созвучной с ее собственным внезапным счастьем, трепеща от нетерпения снова видеть его, она свернула не в тот переулок. Пришлось поспешить, чтобы найти правильную дорогу. Она запыхалась, стараясь успеть вовремя, но коварные улицы запутали ее, и она все-таки опоздала. Во всяком случае, он был уже там. Он поднялся со стула, увидев ее, и сделал приглашающий жест.

Как всегда элегантный, он словно не чувствовал никакой духоты, и не ощущал неудобства ею вызванного. При виде раскрасневшейся Анны, по тонким гордым чертам его слегка отрешенного лица скользнула улыбка.

– Что, все же заблудилась?

– Да.

– Ладно, присаживайся. Я позволил себе, зная некоторые твои гастрономические пристрастия, заказать чай, тем более, что он здесь неплохой.

В его обращении к ней по-прежнему сквозила ирония, но даже так он не смог скрыть нежности, которую испытывал, и она это чувствовала.

– Ты все еще едва дышишь. Неужели бежала всю дорогу?– спросил он, наливая ей чай и наклоняясь ближе.

– Да. Даже не знаю как это произошло, но я свернула не в тот переулок и очень боялась, что не найду чайную вовремя.

– Глупышка, – тихо сказал он, снова улыбнувшись,– другая бы ни за что в том не созналась, чтобы мужчина не возгордился. И потом, я все равно бы тебя дождался, потому что ждать прихода любимой женщины это уже счастье. Будешь сахар? Молоко?

– Нет, нет только чай, пожалуйста.

Он молча смотрел на ее нежное лицо с робким и одновременно смелым взглядом, обводящим зал чайной. Чайная эта была довольно уютной – высокие лепные потолки, присобранные оборками белые шторы и скатерти, свежие весенние цветы на столах. Посредине залы стояла высокая плетеная птичья клетка с канарейками, развлекавшими посетителей весенним щебетом. Весь интерьер воздушный и радостный. В другое место он бы ее не позвал.

– Здесь хорошо.

– Очень рад, что тебе нравится. Кстати, у нас не так уж много времени, так что, если позволишь, я ознакомлю тебя с моим планом. Во-первых, как я уже говорил, мои приемные родители должны познакомиться с тобой до нашей свадьбы. Видишь ли, они растили меня как родного сына, и могут претендовать на то, чтобы я выполнил сыновний долг. Поэтому мы поедем в Эсмир. Думаю, это мы сделаем через три- четыре недели, тянуть я не хочу. В моих делах как раз наступит летнее затишье, и я смогу сделать перерыв. Кроме того… Вчера, я плохо спал ночью. Мне было трудно сознавать, что ты рядом, ты моя душой, и оставаться джентльменом. Не смотри на меня сейчас так нежно, мы в общественном месте, и я слишком хорошо воспитан, иначе тебе пришлось бы познакомиться с восточным темпераментом воочию… Ну вот, теперь ты смеешься, а ведь я не шучу. Вернемся к плану. Во-вторых, там, в Эсмире нам предстоит провести несколько недель, возможно месяц, полтора. Видишь ли, они, конечно, захотят, чтобы свадебная церемония прошла у них, а это длительное действо, со всеми обрядами и сговорами, зато очень красивое. Нам придется его там совершить, но, если захочешь, мы можем по возвращению повторить все в мэрии.

– Александр, но ведь… я не верю в вашего бога!

– Тебе придется принять хотя бы на это время веру моих родных. Будет лучше, если ты сделаешь это до отъезда. Надеюсь, для тебя это не принципиально?

– Не знаю, это как-то странно… неужели это необходимо?– спросила она растерянно.

Мысль о том, что придется принять чужую веру, почему-то смутила ее. Она почувствовала себя как то неловко, пусть она не так уж религиозна, но ведь эта вера всегда ощущалась здесь, рядом с ней, даже в ее доме. Иконы, праздники, иногда молитвы, все это сопровождало ее жизнь с девства. И потом, верили ее дедушка и бабушка, и мама, и дядя. Отец был атеистом, но религиозность родственников не осуждал. И теперь ей придется перешагнуть через это.

– Да, это необходимо для моих родных. Ты ведь знаешь, на Востоке с верой не шутят, не будучи их единоверкой, ты станешь изгоем. Но ведь я сказал, это не надолго.

– Тогда это тем более нехорошо…

– Раньше я не замечал в тебе ничего религиозного… И все же это необходимо, хотя бы в целях безопасности. Ты понимаешь?

– Но может быть, никто не узнает…

– Анна, для моей семьи это важно. Сделай это ради меня. Хорошо?

– Хорошо, – она очень его любила.

– Вот и славно. Ну а теперь о главном, о нашей будущей совместной жизни: моя старая квартира слишком мала и неудобна для семьи, я покупаю сейчас дом на Вишневой. Он небольшой, но вполне комфортный и удачно расположен, кроме того, на заднем дворе дома разбит небольшой садик, тебе понравится. Я покажу тебе его перед отъездом. После свадьбы, мы будем жить там. А твой дом, видимо, придется продать, разумеется, если ты не возражаешь.

– Нет, не возражаю…– она просто не могла снова ему возражать, и потом, дом – это не такое уж важное дело, даже если он ей дорог. У нее ведь теперь будет новая жизнь и новый дом.

– Конечно, хорошо бы уладить дело с продажей еще до отъезда, но сейчас цены на недвижимость невысоки, подождем осени.

– Конечно, подождем, – обрадовано вырвалось у Анны.

Он тут же заметил ее интонацию и внимательно вгляделся в ее виноватое лицо поверх чашки.

– Расставаться с родным домом тяжело, я понимаю,– Александр сказал это очень ласково.

За это она могла бы отдать все и теперь же.

– И все же, мы не сможем содержать два дома. Но если хочешь, мы можем его сдавать, или… впрочем, поглядим осенью, спешить не зачем.

– Спасибо, Александр!

– Ты очень красиво произносишь мое имя. А мое второе имя – Джаиль.

– Тебя так назвали приемные родители?

– Да, моя мать.

– Как же мне теперь тебя называть?

– Здесь – как захочешь, но в Эсмире я – Джаиль.

– Две страны, два имени… тебе, наверное, непросто приходилось? Наверное, и там, и здесь ты чувствовал себя одиноко?

– В начале – да. Когда был ребенком… Ничего, за то сейчас я обрел тебя. Думаю, я это заслужил.

– Знаешь, я очень тебя люблю.

Его глаза блеснули.

– Осторожнее, дорогая, ты приучишь меня к нежности, а это, в виду длительного отсутствия, может превратить меня либо в деспота, либо в человека полностью зависящего от своей будущей жены. Пей же чай, он совсем остыл.

– Думаю, ты в любой ситуации останешься Великолепным.

– Уверена? А вот я – нет. Особенно когда смотрю на тебя. Это правда, а не комплимент. Видимо, ты – мое испытание, посланное судьбою… Знаешь легенду, о том, что каждому человеку, по пути к совершенству необходимо пройти испытание, которое его изменит? Каждому дается либо несколько небольщих, либо одно, но такое, которое переворачивает его привычную жизнь, и грозит изменить его сущность. Бережливому, например, может быть послано разорение, спокойному и рассудительному – любовь… По легенде, тот кто проходит его, остается счастливым на всю оставшуюся жизнь… Не думал, что так полюблю… Что ж, мне пора возвращаться к работе, но прежде я хочу проводить тебя прямо до дверей твоего дома. Допивай свой чай, и пойдем. Не хочу, чтобы ты потерялась именно теперь, когда я тебя нашел.

Три недели пролетели как день. Она была счастлива, и каждое утро просто боялась открыть глаза, боялась, что сон, где не было Александра и есть реальность, а жизнь, освещенная его присутствием, на самом деле являлась лишь сном.

Александр ухаживал за ней и со снисходительной иронией, как старший, и с нежной заботливостью, как влюбленный. Он дарил ей прекрасные цветы, водил в театр, рестораны и кондитерские, а потом провожал до дверей дома. Он разговаривал с нею, посвящая в свои знания об искусстве, литературе, и вежливо выслушивая ее мнение. Он настоял на том, чтобы его экономка переехала жить на это время к ней, поскольку Анна, по его словам, находилась «совсем одна в большом почти непригодном для жилья доме с малоизвестными подозрительными слугами». Он по-прежнему был очень занят и до последнего дня работал. Но всякий свободный час посвящал ей. Иными словами, он был идеальным возлюбленным, о котором можно лишь мечтать.

Одно только омрачало ее счастье. Анну очень беспокоила предстоящая поездка в Эсмир…. Она сознавала ее важность, и очень боялась потерять любовь Александра.

В один из дней они ходили в храм, где Анна отреклась ради его любви от веры своей семьи, своих предков. Перед этим она не могла уснуть всю ночь, словно перед казнью, вспоминала прошлое, все доброе, важное, что было в ее жизни. Когда она произносила слова отречения, ей казалось, что земля разверзнется под ее отступническими ногами и поглотит ее прямо так, без могилы, без имени, в страшное чужое никуда, где ей придется скитаться одной в ночи вечность. Она не слышала слов чужого священника, отвечала механически на его вопросы, мысленно ожидая кары. Но когда ее не последовало, стало еще хуже – она поняла что, «сама наказала себя». Эта мысль возникла ниоткуда и долго пульсировала в ее сознании, пока они не вышли на улицу. Она не достойна ничьей любви, раз способна отречься от части себя, от лучшей части, связанной с честью и совестью. Анна терзала себя этим, пока до нее не донесся голос Александра, звучащий с особенной нежностью и тревогой:

– Дорогая, что с тобой? Почему ты не отвечаешь мне?.. Ты бледна…Боже, тебе не хорошо?.. Присядь, пожалуйста, сюда…

Она села на скамейку и расплакалась, ничего не говоря, а он был так чуток, что понял все и без объяснений. Александр просто прислонил ее голову к своему плечу и тихонько гладил по голове, пока она не успокоилась.

Они так и не говорили об этом, только позже он сказал:

– Знаешь, мне все равно кто он есть настоящий, я готов молиться любому богу, но только пусть он благословит тебя, за то, что ты так меня любишь.

Глава 4.

На вокзале их уже ждали. Младший брат Александра, Али первым увидел их и радостно бросился навстречу. Ему было лет семнадцать, высокий и стройный по-юношески, с лицом миловидным и открытым чувствам. Он горячо обнял брата, и Анна увидела в его больших глазах слезы радости.

После приветствий и объятий, Александр представил его Анне.

– Дорогая, познакомься, пожалуйста, это мой младший брат, Али. Когда я уезжал, он был совсем еще мальчик, а теперь – так возмужал, что и не узнать.

Юноша смущенно улыбнулся Анне.

– Приятно познакомиться, Анна. Счастлив приветствовать вас первым на Востоке. Добро пожаловать, Анна. Пусть пребывание здесь озариться для вас удачей.

– Спасибо, мне тоже очень приятно, Али.

– Что ж, пойдемте. Отец ждет нас дома? Как его здоровье?

– Благодаренье богу, гораздо лучше. Последний месяц он работал, в основном, дома. Ты ведь знаешь, его трудно удержать от дел, несмотря на сердце. Доктор запретил ему выходить в жару. И все же он порывался тебя встречать, насилу отговорили. Вечером-то он должен был ехать на Совет, вместе с Баджем, но ради твоего приезда отпросился. Бадж тоже очень огорчился, что не может тебя встретить, он сегодня во дворце правителя, ты же знаешь, его избрали в Совет, и теперь мы его почти не видим… Когда отец заболел, наш Бадж взялся контролировать весь семейный бизнес, а ты ведь знаешь, как он это умеет. Думаю, отцу теперь не о чем беспокоиться. Но он все равно, редко остается дома по вечерам, а если бы не доктор, так и днем тоже бы не сидел, и обязательно встретил бы тебя. Он очень сожалел по этому поводу.

– Как мама? Здорова?

– Ничего, спасибо. Каждый день молиться о твоем благополучии.

– А сестры?

– Как всегда, бесятся из-за пустяков, но на здоровье, слава Богу, не жалуются.

– Ну а Бадж?

– И он в порядке. Здоров как бык, ты же знаешь, он же все еще один из лучших наездников страны. Недавно опять выиграл кубок. Он очень жалел, что освободиться сегодня поздно, после Совета, у него еще назначена аудиенция у первого министра, в Шебреке, весь двор нынче там. Первый министр часто прибегает к его советам, в последнее время!.. Ты же знаешь, все уважают нашего Баджа.

– Не женился за это время, пока мы были в пути?

– Ну уж нет, только не Бадж!

– Что ж так? Думаю это приятно.

Али взглянул на Анну, шедшую чуть позади.

– Ты – другое дело. Ты всегда был так спокоен, словно знал наверняка, где и когда все произойдет. А Бадж, слишком привередлив, он просто не знает, что хочет. Наверное, он желает получить в жены нечто совершенно особенное, этакую сказочную пери!.. Если бы ты только видел красавиц, которых ему сватали!.. А как они на него смотрели – их глаза сверкали сквозь чадру, точно звезды!.. Но нет, его не пронять даже самым пламенным взорам. Холоден, как глыба льда!