Цирк – это навсегда?

О попытках заселения Луны Сэм тоже слышал, но не в связи с Мельесом. Говорят, один театрал из Холл-сити, заставлявший именовать себя не иначе как "Барон", уже пытался долететь до Луны верхом на пушечном ядре и, даже, с его слов, побывал там, о чем рассказывал всякие небылицы. Однако, Барону особо никто не верил, особенно после того провального трюка, когда он пытался приподняться над землей сидя на лошади, потянув себя за волосы вверх.

Идея покорения Луны будоражила умы не только театралов. Так, бургомистр Маг Дональд однажды объявил о старте программы по клоунизации Луны. "Мы построим самый настоящий, единственно подлинный Луна-парк!" – заявил в своей речи Маг Дональд. По слухам, он дал распоряжение выделить грустному клоуну Гозе деньги на закупку у антрепренеров металла, добытого из мусорных куч, для строительства специальной суперпушки. Деньги, как водится, исчезли самым магическим образом и не без помощи пары фокусников, в связи с чем первый космоклоун Гозя заявил, что лететь на Луну следует на батуте, а не в пушечном ядре, как предлагал Мельес. Батут сделали, но попасть на Луну клоуны так и не смогли. Несмотря на отчаянные усилия акробатов допрыгнуть до небесного тела, выше купола Центрального манежа взлететь им так и не удалось, а последний запуск акробата вообще закончился трагично – столкновением с птицей и падением мимо батута. Программа клоунизации Луны была признана небезопасной и ее быстренько свернули, но, затем, на той же базе, для целей борьбы с врагами, создали воздушно-комические силы в составе нескольких акробатов и трех аэростатов. Кто были те самые враги, с которыми предстояло бороться жителям Кирк-тауна, горожане осознавали весьма смутно, поэтому просто без всякого повода повторяли за Маг Дональдом ставшую крылатой фразу: "Враги – НА ТО они и враги!".

–– А где сейчас пушка Мельеса?

Конферансье Ник равнодушно пожал плечами.

–– Не знаю. Маг Дональд после изгнания Мельеса уничтожил не только его фильмы, а, заодно, и машины. Так сказать, избавлялся от дурного наследия. Может, пушку разобрали на цирковой реквизит… Но как по мне, старина Жорж вовсе не на Луне, а сгинул где-то в пустыне Межгородья лет сорок назад. Аминь.

Хотя здравый смысл подсказывал уборщику Сэму, что, вероятно, все было именно так, как рассказывает об исчезновении Мельеса конферансье Ник, верить в это ему не хотелось. Гораздо приятнее было представлять себе общину кинематографистов на Луне, целыми днями снимающих шедевры во главе с Мельесом. Единственное только, Сэм не очень понимал, что же они там едят и кому показывают свои фильмы? Может, прихватили с собой пару лоточников? И Сэму внезапно очень-очень сильно захотелось сбежать из этого цирка, да и всего Межгородья с его пустынями и горами мусора вокруг Кирк-тауна и Холл-сити.

Рассказ конферансье Ника подогрел интерес Сэма к Мельесу и кинематографии и уборщик стал периодически донимать конферансье расспросами, пытаясь самостоятельно отделить правду от вымыслов завистливого старика. Именно с этого разговора Сэм начал постепенно проникаться идеей полета на Луну, чему не мало способствовали фильмы самого Мельеса и других мэтров кинематографа, выменянные у барахольщиков и время от времени приносимые лоточником Эдом со свалок.

Не будет даже преувеличением сказать, что Сэм влюбился в Жоржа Мельеса. Точнее, тот стал его кумиром. Иногда, после просмотра очередной кинокартины, лежа в стоге сена внутри фургона, подле тяжело и мерно дышащих слонов, Сэм фантазировал. В мечтах, оказавшись на Луне, Сэм узнавал, что Жорж Мельес – его отец, а он сам, Сэм, никакой не уборщик, а талантливый сценарист. Они снимают фильм, который имеет оглушительный успех в Кирк-тауне и Межгородье. И вот, во сне Сэма, они уже все вместе постоянно танцуют и радостно поют на фоне слонов, хлопающих ушами и размахивающих в такт хоботами. При этом уборщик Сэм, почему-то танцует с красной точкой на лбу в пестром женском платье и поет тонким не своим голоском на незнакомым, но понятном ему языке: "Я так счастлив, папа! Как же хорошо, что я твой нашедшийся сын!", а тот, танцуя, басовито отвечает: "Я – твой отец! Разлуке – конец!". А грустный клоун Эл в своем неизменном клоунском гриме, здесь же, танцует вместе с ними. Эл тоже с точкой на лбу и в платье как у Сэма, только танцует он не по настоящему, а кривляясь и предлагая писклявым отвратительным голоском: "Ну что ты стоишь, малыш? Иди же, обними свою названную мать!". И они все кружатся, кружатся… А потом Сэм окончательно засыпал.

Второй и последующие разы Сэм подвергался порке уже из-за кинематографа. А именно – за кражу нескольких отрезов ткани и прочего реквизита у капиталиста Ричера. Сэм попытался смастерить крылья как у пернатых вредителей-мышей, чтобы, спрыгнув с высокой кучи хлама, долететь прямо до Луны. "Нужно только как можно сильнее разбежаться и активнее махать руками!" – уговаривал он себя. Икар-Сэм не понимал законов аэродинамики и те отомстили ему. Приземление было настолько жестким, что Сэм сломал обе ноги, но выжил, чтобы быть в очередной раз выпоротым. Сэма это не остановило – к тому времени он уже был одержим Луной, как лоточник Эд – лимонадом. Потому, за первой попыткой улететь последовали вторая, а потом – третья, четвертая… Каждый раз Сэм дорабатывал конструкцию крыльев и даже попытался однажды обратиться за советом к инженеру Ральфу. Тот только усмехнулся в густые усы и заявил, что люди не птицы и летать могут исключительно на тросах под куполом цирка, на воздушном шаре или вниз. Тем не менее, Сэм не прекратил своих самоубийственных попыток покорить небесную твердь, итог которых, впрочем, всегда оставался одним и тем же: падение – перелом – порка. Казалось, в теле Сэма не осталось ни одной целой кости. А дрессировщику Эдгару, который на первых порах радостно отыгрывался на Сэме за инцидент со слонами, вскоре надоело его пороть и свои обязанности он исполнял уже без огонька и с выражением явной скуки на лице.

Артисты цирка братьев Ричер в начале смеялись над Сэмом, наградив его издевательским прозвищем "самоубийца Сэм", но, удивленные, а, потом, даже восхищенные его упорством, переименовали в уважительно-ироничное "воздухоплаватель Сэм". "Сэм, у тебя вообще остались целые кости? Что ты еще не ломал, Сэм?" – частенько подтрунивали они над ним, а грустный Эл мрачно шутил, отвечая за Сэма: "Шею! Её он оставил для последнего раза!".

По-прежнему не выносил Сэма только веселый Джо.

О теориях мироустройства, управлении Кирк-тауна и спорах на арене

Если кому-то приходил в голову вопрос, что делают клоуны, выходя на пенсию – то вот вам ответ: в Кирк-тауне клоуны-пенсионеры управляют городом и решают проблемы мироздания в диспутах на арене. Кто именно додумался назначить клоунов управлять городом, доподлинно не известно, но некоторые обвиняют в этом, как уже было сказано, сентябрьское падение сов, а другие – детей, которые слишком громко смеялись и активно хлопали в репризах. Но правда, вероятно, заключается в том, что клоуны назначали правителями города сами себя.

Как бы то ни было, в тот момент, когда цирк братьев Ричер готовился дать очередное представление в захолустье Межгородья, клоунский совет Кирк-тауна обсуждал ряд самых насущных вопросов городской жизни. Вот некоторые из них.

Каким является Божественный Клоун создатель мирозданья: печальным и добрым или злым и веселым? И если он злой и веселый, не значит ли это, что печальные и добрые клоуны проповедуют цирковую ересь?

Как выглядит мирозданье? Здесь тоже не было единого мнения. В главной книге Кирк-тауна – она же Цирковой Устав, или просто Книга, было записано, что Земля плоская как манеж и ее покрывает огромный шатер твердого неба, под куполом которого установлен прожектор Солнца и медный гонг Луны, в который барабанят небесные клоуны перед выполнением смертельно опасного трюка. Но существовала и иная точка зрения: мир находится внутри огромного мыльного пузыря, выдуваемого Божественным Клоуном, и как бы размазан по стенкам этого пузыря. А вся вселенная за пределом нашего мира – гигантское шоу мыльных пузырей.

Сторонники "мыльной" теории практиковали научный подход, и свою гипотезу пытались доказать экспериментально, отправляя экспедиции на восток, чтобы те вернулись с запада или на юг, чтобы они вернулись с севера. Однако затея всегда проваливалась, так как компас в Кирк-тауне не изобрели и никто толком не знал где север, юг, запад или восток и выезжавшие в поисках доказательств караваны просто описывали большой круг и возвращались назад, привозя с собой диковинных зверей и уродцев, пополнявших бродячие цирки.

К слову сказать, были и другие, совсем уж бредовые версии космогонического устройства. Например, что земля полая изнутри как мяч для пинг-понга (эта идея приписывалась Жоржу Мельесу), а так же теория, проповедуемая исключительно лицедеями. Что, дескать, весь мир – это театр, а все происходящее в нем – пьеса, написанная Великим Автором, разыгрываемая на огромной сцене на фоне декораций. При этом фаталисты-лицедеи вечно спорили между собой, каков этот мировой театр – театр комедии или театр драмы? В чем-то правоту лицедеев можно было признать, так как Кирк-таун и Холл-сити действительно были чем-то вроде театра, только театра абсурда.

Цирковые считали воззрения лицедеев клоунохульством и даже призывали повесить лицедеев перед кассами центрального театра в Холл-сити или хотя бы побить. За первое ратовали злые веселые клоуны, а добрые и грустные гуманно настаивали на втором.

Следующий вопрос на клоунском совете плавно вытекал из предыдущего – как побить лицедеев?

И, наконец, последний вопрос повестки собрания, обсуждавшийся на арене наиболее яростно – почему это в репризах всегда только веселые клоуны раздают зуботычины и тумаки грустным, и никогда наоборот? Здесь надо отметить, что деление заседавших на арене и правивших Кирк-тауном клоунов-пенсионеров на веселых и грустных было весьма условно, так как все постаревшие клоуны выглядят одинаково грустно.

–– Дамы и господа! – объявил конферансье, в обязанности которого входило следить за регламентом выступлений. Насчет дам он, конечно, приврал. Дамы в клоунской среде встречались крайне редко и то, как мимы, а потому права голоса не имели и на совет не допускались, ибо, по общему мнению, склонны к тихим истерикам. – На арене выступает печальный Коко!

–– Дорогие мои грустные собраться! – торжественно начал печальный Коко, патетично вздымая руки и обращая свое разрисованное страданием лицо к секторам "Д" и "Е". – Я взываю к вам, друзья! Всю жизнь мы безропотно терпим затрещины, пендали и поджопники от всех этих злобных Джимов, Джеков и Диков. Разве такова воля Божественного Клоуна?

–– Фууууу! – сразу же отозвались веселые клоуны, занимавшие секторы А, Б, В и Г и в сторону печального Коко сразу полетел град из гнилых помидор и тухлых яиц. Впрочем, в Коко попало всего несколько штук – большинство клоунов были довольно старые и далеко забросить вонючие снаряды не могли. Зато тем из злых и веселых, которые сидели в первых рядах, досталось изрядно.

–– Будет справедливым, – продолжил Коко, дождавшись, когда возмущение уляжется и поправляя съехавший белый колпак с красными потеками от томатов – чтобы веселые и грустные клоуны чередовались! В одних номерах веселые клоуны раздают тумаки грустным, а в других – грустные веселым!

Секторы с А по Г моментально разразились криками возмущения, а секторы Д и Е – одобрения. Грустных клоунов было меньшинство. По какой-то причине они чаще получали переломы и травмы и доживали до пенсии значительно реже веселых. Поднялся невообразимый гвалт. Агрессивный Дик в нарушение регламента вскочил со своего кресла, выбежал на манеж и стал яростно избивать поролоновой палкой печального Коко прямо по голове, а тот – убегать от него, нарезая круги по манежу, подпрыгивая и кривляясь. Заметив эту картину, в дело сразу же включился оркестр, в обязанности которого входило запускать музыкальное сопровождение номеров.

–– Не слушайте его! – завопил агрессивный Дик в микрофон, свисавший из под купола – Где это видано, чтобы грустные клоуны избивали веселых?! Когда веселые бьют грустных – это смешно! А вот когда грустные веселых – это уже страшно!

Зал по большей части одобрительно загудел.

–– Кто такой наш Коко? – риторически вопрошал Дик – Я ничего не утверждаю, но посмотрите: его отец был арлекином в Холл-сити! Мать – воздушная гимнастка! А его выступления на манеже? Он переодевался в женщину! Не это ли мерзкое влияние Холл-сити, которое сплошь заполонили лицедеи с амплуа травести и инженю?! Эти извращения лицедеев – самая натуральная клоунопротивная ересь! Не удивлюсь, если под личиной грустного клоуна, выступающего на наших с вами собраниях, скрывается самый настоящий шпион, пытающийся развалить Кирк-таун руками грустных клоунов!

Арена в изумлении замерла! Это было серьезное обвинение.

–– Я считаю, печальный Коко не сам придумал эти свои инициативы! – разошелся агрессивный Дик – Его подговорили! Ни для кого не секрет, что он работает на антрепренера и капиталиста Дюсолея, который мечтает захватить совет и отдать всю власть в городе воздушным гимнастам!

Агрессивный Дик апеллировал к самым низменным чувствам клоунов, ссылаясь на расхожую теорию заговора, согласно которой на самом деле за все ниточки дергает некое теневое правительство театральных и цирковых антрепренеров, которые подсовывают еду в тележки обнаглевших лоточников и несправедливо распределяют реквизит!

Заявление снова вызвало бурю возмущения. Одни возмущались коварством печального Коко, а другие – враньем агрессивного Дика. Но Дик продолжал.

–– Помните, что предлагал печальный Коко на прошлом собрании? Выделить сектор "Г" для других циркачей!

"И правильно!", "Веселых слишком много!", "Кирк-таун – для грустных!" – раздались разрозненные выкрики из секторов "Д" и "Е".

–– И теперь я обращаюсь к грустным клоунам! Вы, может, еще и представителей цирка уродцев хотите допустить к арене? И что? Сколько мест мы им отдадим? – риторически вопрошал агрессивный Дик, который был сегодня в ударе – К примеру, сиамским близнецам? Им полагается два места на одного или одно на двоих?

Конферансье, прятавшийся все это время за форгангом в глубине сцены, сделал шаг по направлению к манежу, махнул рукой дирижеру и оркестр выдал какофоничный звуковой сигнал медными трубами.

–– Время, отведенное на выступление агрессивного Дика, закончилось! Объявляется следующий номер! Со своим обращением выступит мим Марсо!

В зале мгновенно наступила тишина. Несмотря на то, что мим Марсо был из "грустных", тем не менее он был одним из самых уважаемых клоунов, изъяснявшихся пантомимой. Его выступлений всегда очень ждали, а исполненные им номера потом долго и противоречиво трактовали. В этот раз Марсо показал безысходность человека, запертого в коробке со стеклянными стенами, и перетягивающего канат. Клоуны замерли, потрясенные глубиной и загадочностью образа.

–– Я понял! Я понял Марсо! – внезапно закричал агрессивный Дик, который был не только агрессивным, но и нетерпеливым. – Пора бить лицедеев!

Идея оказалась объединяющей и духоподъемной. Клоуны с криками ринулись к центральному выходу, даже не заметив, как Марсо в беспомощности прикрывает лицо ладонью, изображая испанский стыд.

Конфликт с комедиантами и знакомство с Экс-Дездемоной

Утро для артистов цирка "Братьев Ричер" выдалось неудачным: манеж и шатер все еще не были готовы, в то время как театр "Мефисто" уже раздавал тянувшимся из городка поселенцам программки, а их зазывала радостно анонсировал начало выступления.

"Дамы и Господа! Мадам и Месье, а, так же, наши юные зрители! Спешите на театрализованное представление! В 10 часов и только сегодня музыкальная комедия по мотивам сказок Андерсона, братьев Гримм и Шарля Перро: "Принцесса с горошиной"! Смешная и поучительная, веселая и грустная, она окунет вас в мир волшебства и иллюзии. Кассы находятся справа от сцены."

Цирковые хмуро смотрели на приготовления лицедеев и жителей городка, выстраивающихся в очередь за билетами. В руках у некоторых деревенских были помидоры, поскольку в фермерском городке, видимо, выращивались томаты. С одной стороны, настрой местных пустить против лицедеев в ход овощи не мог не радовать цирковых. С другой, как с сожалением отметил про себя Веселый Джо: "Лучше бы это была картошка".

Кому-то может показаться что нет никакой разницы – картошку производят в городке или помидоры? Но для бродячих артистов она была – попадание в голову тухлого мягкого овоща не приятно, но не идет ни в какое сравнение с вонючим снарядом из твердого клубня. Бывало, артистам приходилось ретироваться в спешном порядке, чтобы избежать увечий от града запущенных в них картофелин.

Представление, которое давал "Театр Мефисто", представляло собой попурри из различных сказок, смешанных автором музыкальной комедии в единый сюжет. Главным действующий герой пьесы – мерзавец, бабник и бретёр Шалтай-Болтай – сбежал с кухни маркиза де Карабаса, выкрав его шляпу, сапоги и фамильную шпагу и покатился через темный-темный лес к замку за тридевять земель, свататься к Принцессе с горошиной ради ее денег. По дороге беспринципный Шалтай-Болтай соблазнил Рапунцель, обесчестил Красную шапочку, воспользовался беспомощным положением Спящей принцессы, а, затем, перехитрил и убил всех своих конкурентов – женихов Принцессы с горошиной: стойкого оловянного солдатика, принца Филиппа и принца Эрика. Представившись маркизом де Карабасом, Шалтай-Болтай посватался к Принцессе с горошиной и очаровал ее. Обман раскрылся, когда на пир по случаю помолвки Шалтая-Болтая и Принцессы явился сам маркиз де Карабас, приходившийся ей дальним родственником, о чем Шалтай-Болтай не знал.

Уборщик Сэм закончил чистить вольер для слонов в тот момент, когда действие пьесы подошло к самому финалу. Сэм устало облокотился на частокол, наспех сооруженный комедиантами вокруг зрительского зала театра "Мефисто", наблюдая за происходящим на сцене. Финальный акт трагикомедии представлял собой сцену суда над Шалтаем-Болтаем, которого обрядили в костюм яйца с намалеванным на нем маской веселого клоуна спереди и грустного – сзади. Шалтай-Болтай, закованный в кандалы, сидел на кирпичной стене под охраной гвардейцев с алебардами, а сам суд состоял из Курицы-несушки, Мышки-норушки и Щелкунчика. Сэм пришел посмотреть спектакль в тот момент, когда на сцене выступал обвинитель Шалтая-Болтая – Кот-в-сапогах.

Обвинитель (грозно): Кто к горошине принцессы приложил свое лицо?

Кто развратно и с намеком ей показывал яйцо?

Хор (состоящий из сказочных персонажей, указывая пальцами на Шалтая-Болтая): – Все – оно! Все – оно!

Обвинитель (повышая тональность): Кто в вершинах лицемерья обманул и всяк и вся?

Кто под клоунскою маской просто форменный свинья?

Хор: Все – оно! Все – оно!

Принцесса (воздушно): Я отдыхала на матрасах!

Хор: Ах!

Принцесса: И на простынях атласных!

Хор: Ах!

Принцесса: Была я девой непорочной!

Хор: Ой!

Принцесса: До той развратной темной ночи!

Хор (плачет).

Принцесса: Мой соблазнитель был округлым!

Хор: У?

Принцесса: Был остроумным, сильным, мудрым!

Хор: Ммм?

Принцесса: Не знала что он был фальшивым…

Хор: И?

Принцесса: маркизом. Боже мой, каким же милым!

Обвинитель: Соблазнитель, вам признаться в преступлениях пора!

Эта дева непорочной и прекрасною была!

Мы разбить, пожалуй, смело можем подлое лицо.

К сковородке его тело, и к яичнице – яйцо!

Шалтай-Болтай (мерзким блеющим голоском, разворачиваясь к залу той стороной, на которой намалевано грустное лицо):

Я суд прошу о снисхожденье!

Яйцом я был с сотворенья.

Забыт и брошен как яйцо -

Росло без курицы оно!

Суд (хором):

Мы услышали достаточно,

Ты – мерзавец, лжец и вор!

Разослать везде глашатаев -

Пусть зачтут наш приговор.

Встает Щелкунчик.

Щелкунчик (монотонно): Суд высокий братьев Гримм,

Изучив детали дела, оценив – постановил:

Счесть вину яйца доказанной,

Сказку счесть уже рассказанной!

Теперь же, дамы, господа и дети!

Мы оглашаем приговор:

Разбить яйцо до самой смерти,

Изжарить и подать на стол!

Слышится барабанный бой, хор ликует, Шалтай-Болтай кричит "Нет! Пощады!", гвардейцы скидывают его с бутафорской стены за сцену – слышится звук шипящего масла на сковородке.

Занавес!

-– Тьфу! Дрянь какая! – веселый Джо смачно харкнул в сторону актеров театра. – Заметил, что эти комедианты намалевали на том яйце?

Силач Боб, к которому обращался Джо, хмуро посмотрел на него, ничего не сказав, завязал в узел металлический прут и бросил его в кучу таких же, скрученных. Силач Боб был зол. У него болела поясница и он поссорился с бородатой женщиной, которую подозревал в измене, но доказать ничего не мог и от того злился еще больше.

Некогда силач Боб был восходящей звездой Центрального манежа в самом Кирк-тауне, запросто поднимая рояль с играющим на нем "Болеро" Ровеля пианистом и выполняющей на его крышке замысловатые трюки со своим телом женщиной-змеей. Но силач Боб переоценил свои силы – влюбился в женщину-змею, защемил спину, после чего, покатился по наклонной и теперь был вынужден перебиваться случайными заработками в бродячих цирках, в которых исполнял силовые номера преимущественно сидя. В одном из таких цирков силач Боб познакомился с бородатой женщиной. Любовь к женщине-змее толкнула его в объятия бородатой женщины. Вот такая скверная шутка жизни.

Что касается женщины-змеи, после силача Боба она встречалась с канатоходцем, акробатами, конферансье, наездником, клоунами и, даже, одновременно с двумя близнецами иллюзионистами, до некоторого времени считая их за одного человека. Что поделать – женщина-змея всегда была ветреной и любвеобильной, а вовсе не шлюхой, как ее за глаза называли злые языки. В жизни женщины-змеи когда-то давно случилась трагическая любовь. С тех пор женщина-змея очень сильно запуталась в себе и была несчастной.

Скитаясь вместе с бродячим цирком братьев Ричер, силач Боб встречал много других женщин-змей, глядя на которых вспоминал "свою" и тогда произносил долгое и тоскливое "ээээх!". Как и многие цирковые, силач Боб не умел читать, вследствие чего мыслил преимущественно междометиями во всём их интонационном разнообразии от "ах" до "эх". Например, наблюдая за выступлениями акробатов под куполом цирка, когда те совершали сальто, перелетая с перекладины на перекладину, единственное, о чем думал силач Боб, было восхищенное: "ух!", а потом – испуганное "ах!", если они вдруг срывалась с трапеции.

Сейчас силач Боб обдумывал злое "ах вот как!" представляя себе в красках сцену своей расправы над вероятным любовником бородатой женщины и сгибал в дугу очередной металлический прут.

В это время к частоколу, ограждающему уличный театр, подошел актер в костюме Шалтая-Балтая и закурил.

–– Поздравляю с успехом. – приторным голосом приветствовал его веселый Джо. В некотором смысле веселый Джо тоже был лицедеем. – А что это у тебя нарисовано на яичном костюме?

–– Так! – отмахнулся актер – Маски подчеркивают лицемерность натуры моего персонажа!

–– Ага… – прищурился веселый Джо, грим на лице которого полностью совпадал с изображением одной из "лицемерных" масок на костюме. – Скажи-ка мне, Шалтай-Болтай, а если, скажем, я присвою какую-то вещь, принадлежащую тебе, а потом буду выдавать ее за свою – будет ли это лицемерием?

Заинтригованные разговором веселого Джо и Шалтая-Болтая, к собеседникам стали стягиваться цирковые и лицедеи.

–– Не знаю. – курящее яйцо было несколько обескуражено вопросом веселого Джо – А ты что-то присвоил из того, что принадлежит мне?

–– Я-то – нет. Нам, цирковым, чужого добра не нужно. Чего нельзя сказать о вас, лицедеях.

"Да-да!" раздалось с той стороны частокола, где собрались цирковые.

–– О чем это ты, клоун?

–– А я о той кибитке, которую вы украли у нас. Вон, даже надпись сохранилась! Там так и написано, что это наше.

Джо показал пальцем на фургончик, на котором сам же вчера намалевал "Цырк – наш" поверх "театр Мефисто".

–– Мырк – наш?! – недоумевающе воскликнул Шалтай-Балтай.

И правда, за ночь не предназначенные для окраски вагончиков белила успели осыпаться и на фоне черной "Ц" отчетливо проступило красное "М" из слова "Мефисто".

–– Не "Мырк", а цирк! Вы попытались замазать надпись! – обвинил лицедеев веселый Джо, постепенно становясь злым веселым Джо.

–– Мы нашли эту кибитку брошенной в пустыне и починили! – возмутилось яйцо.

–– Вы украли ее! И мы требуем возврата циркового инвентаря!

С обеих сторон частокола раздался неодобрительный гул. Место действия стремительно обрастало зеваками из деревенских, привлеченных руганью и шумом. На пороге вагончика администрации цирка появился антрепренер Ричер и молча наблюдал за развитием событий. От еще одной кибитки он бы не отказался.