– А ты знаешь, сколько тысяч детей в «большом мире» умирают от инфекций, от вирусов, от рака – ежедневно? Идет война, самая жестокая за всю историю человечества – война на выживание. Мы с тобой солдаты, рядовые этой войны. Мы стоим на самом ее «передке», – что это означает, ты понимаешь не хуже меня. Если рядовой начнет раздумывать, какой приказ командира выполнять, а какой – нет, сражение будет проиграно, не начавшись.

Панкратьев застыл с открытым ртом. Потом плечи его поникли.

– И что теперь делать?

– Ты потребовал привести меня сюда, чтобы это спросить? Чтобы я решила за тебя?

Кирилл отвернулся. Помедлив, кивнул.

– Так не будет. Каждый решает сам, – твердо произнесла Быстрякова. – Для себя я решила. В своем окопе я останусь до конца. И выполню любой приказ. Если прикажут подняться на третий ярус и… – голос дрогнул, но она с этим справилась, – и зачистить все, что там есть, я и это сделаю.

Он медленно опустился на пол.

– Ты можешь с этим жить. Я – нет, я слабак.

Сунул руку за спину, вынул пистолет из-за пояса. Ответил на немой вопрос:

– Забрал у охранника. Кажется, я убил нескольких… Они первые на меня напали!

Скривился болезненно. Приставил дуло к виску. Виктория наверняка успела бы помешать, обезоружить. Она ничего не сделала. Потому что этот солдат уже был мертв. Их осталось семнадцать. Из тридцати.

Грохнул выстрел.

День 1634. Виктория

Младший лейтенант Дубич не верила, что в отделение интенсивной терапии можно попасть. Но превратившаяся в ниндзя офицер полиции это сделала, по обвалившимся перекрытиям вскарабкалась на третий этаж, – жутко становилось от одной мысли, какая температура у этих камней. Минуту спустя выглянула из окна, не обращая внимания на языки пламени вокруг. Крикнула:

– Ловите первого!

Они поймали. Потом второго, третьего. Потом Дубич потеряла счет. Кто-то из детей плакал, кто-то тихонько скулил или кричал в голос. Некоторые были без сознания. Внезапно она испугалась – это ведь тяжелые, на кислородной поддержке, как долго они протянут?! Но тут же услышала приближающиеся сирены неотложек. Упавших на простынь детей забирали медсестры, оглянуться, посмотреть, что делается за спиной, времени не было. Оставалось верить, что детям помогут.

Вопли неотложек заглушил басовитый вой пожарных машин, – наконец-то! Когда подполковник в очередной раз показалась в окне, Дубич закричала:

– Прыгай, сгоришь! Пожарные подъезжают!

Черная худи, прожженная насквозь в нескольких местах, дымилась, но женщина отрицательно качнула головой, крикнула в ответ:

– Еще не все! Лови!

День 1453. Кира

Офицер охраны сопел от возбуждения, но все же спросил:

– Почему здесь? Мы можем пойти к тебе в палату, вам же не запрещают…

Вместо ответа она мягко зажала его губы пальцами. Затем пальцы сменил язык, а рукам нашлась другая работа – стягивать штаны с себя и офицера. Заниматься сексом в узкой туалетной кабинке было неудобно и неприятно, но Кира не только терпела, а и старалась быстрее довести партнера до оргазма. В конце концов она же не изверг лишать парня удовольствия! Только когда тот заурчал по-звериному, заскрежетал зубами и выплеснул в нее горячую сперму, Кира вывернулась, коротко и точно ударила ребром ладони по шее. Упасть она ему не позволила, аккуратно усадила на унитаз. Минут двадцать в отключке наверняка пробудет, а больше и не требуется. Быстро натянула его форму, покосилась на рукоять пистолета, высунувшуюся из кобуры. Нет, это лишнее. Проверила карман куртки. Электронный ключ на месте. «Почему здесь?» Ответ на этот вопрос был очевиден: туалеты – единственные не оборудованные следящими камерами помещения на шестом ярусе, обиталище «подземных монстров».

Кира глубже надвинула форменное кепи, чтобы козырек закрыл лицо, вышла в коридор. Будем надеяться, дежурный на посту наблюдения не очень внимательно вглядывается в экраны. До самого лифта она не встретила никого. Год назад подобное было бы невозможно, но теперь жилой ярус превратился в мемориальное кладбище. Это палата Дмитрия, напротив – Олега, дальше – Анастасии… Она заставила себя не вспоминать ушедших друзей. Если священник из старой церквушки, куда в детстве водила ее бабушка, все же был прав, скоро они встретятся.

Кабина лифта не стала ловушкой, и двери тамбура третьего яруса послушно открылись, подчинившись ключу. Яркий дневной свет ударил в лицо, заставил зажмурить отвыкшие за годы в красноватом полумраке глаза. Едва не заставил бежать обратно в первобытном, инстинктивном ужасе.

Кира перевела дыхание, пошла по незнакомому коридору. Номера на дверях ни о чем не говорили, оставалось полагаться на интуицию. Интуиция не подвела. За дверью, которую Кира открыла, была игровая комната старшей группы. Восемь детей двух – двух с половиной лет, мальчики и девочки, ползали по мягкому толстому ковру, катали машинки, перекладывали кубики. Нормальные, здоровые дети. Настолько здоровые, насколько еще не был ни один человек на Земле. Первые люди, которых дивный свет не убил, а сделал совершенными.

Рядом с детьми на полу сидела, поджав ноги, молодая воспитательница. Не в темно-серой форме охраны, не в лазоревом комбинезоне научного персонала, в обычной одежде: босая, в коротких клетчатых штанишках и оранжевой футболке. На коленях она держала большую книжку с картинками. Вопросительно улыбнулась, посмотрев на Киру. И – узнала.

Улыбка застыла, борясь с гримасой ужаса. Женщина быстро встала, желания бежать прочь и броситься на защиту подопечных боролись в ней. Не обращая внимания на воспитательницу, Кира шагнула на середину комнаты.

– Здравствуйте, дети! Чем вы занимаетесь?

Дети не испугались незнакомой тети. Кажется, они обрадовались новому лицу, загалдели наперебой. Кира опустилась на колени, пытаясь услышать и понять каждого. Потом сдалась, предложила:

– А давайте построим город? Все вместе. Большой-большой!

Кира слышала, как воспитательница вполголоса докладывает по телефону руководству, но ее это мало волновало. Куда важнее было то, чем она занималась с детьми. Они построили город, затем водили вокруг него хоровод, затем она рассказывала им сказки, а они – ей. Помешать, остановить никто не пытался. Когда девочка с розовыми круглыми щечками и охряно-рыжими волосами спросила вдруг: «Когда мы будем кушать?», воспитательница встрепенулась. Объявила:

– Дети, пора обедать! Давайте дружно скажем тете: «До свиданья!» и пойдем в столовую.

– До свиданья! – хором прокричали малыши.

Некоторые с явным сожалением, что игра закончилась. Но они были послушными детьми, гуськом потянулись вслед за воспитательницей к выходу. Уже в дверях крупный мальчик с вьющимися каштановыми волосами оглянулся, потребовал:

– Ты жди. Иля покушает и кажет казку.

Сердце тенькнуло. Она не могла знать этого наверняка, но почему-то решила: это ее сын.

Дверь закрылась. Кира осталась сидеть на изумрудно-зеленом ковре рядом с игрушечным городом. Спину нещадно жгло, не кожу – глубже. Во рту было солоно. Она то и дело сглатывала, но помогало ненадолго.

Минуты через две после ухода детей в комнату вошли взрослые – медики во главе с ее куратором. Кира грустно улыбнулась ему.

– Со мной – все? – спросила, и кровь выплеснулась изо рта, струйкой побежала по подбородку.

– Мы попытаемся стабилизировать твое состояние.

Что еще он мог ответить? Кира постаралась его успокоить:

– Оно того стоило.

День 1625. Инга

Система биоконтроля мертвой глыбой возвышалась у изголовья кровати. Ее отключили неделю назад, но Инга еще была жива. И каждое утро, закончив обязательные процедуры, Быстрякова заходила в ее палату со страхом, что не застанет подругу.

– Привет! Как ты? – Она пододвинула стул к кровати.

– Нормально. Какие новости? Их привезли?

– Ага. Барташова с Крамской вводный инструктаж начинают. – Внезапно Виктория уловила невысказанное желание подруги, вскочила. – Хочешь посмотреть? Я сейчас устрою!

Опрометью выбежала из палаты, спустя минуту вернулась с планшетом. Села, повернув его так, чтобы полулежащей на подушках парализованной Инге было хорошо видно. Подключилась к внутренней трансляции. На экране появился конференц-зал верхнего, публичного яруса. В зале сидели тридцать человек, – второй отряд добровольцев, в этот раз исключительно женщины. И за столом перед ними сидели женщины: моложавая, с первой сединой в волосах генерал-майор медицинской службы, возглавившая Проект полгода назад после смерти предшественника, и строгая профессор-генетик, ученица и преемница Аркадия Ионовича. Проект становился вотчиной женщин, и это правильно. Этап смертей и трагедий остался позади. И Виктория, и Инга на это надеялись.

Жизнь на Земле возникла и миллиарды лет существует под непрерывным ливнем солнечной радиации. Но Солнце не только источник энергии, оно регулятор развития каждого организма. Даже существа, родившиеся с одинаковой ДНК, не останутся идентичными. В эпигеноме, совокупности молекулярных меток, управляющих активностью генов, прописан личный код жизни. И код смерти. Потому что вечность, бессмертие – враг эволюции. Только в смене поколений залог устойчивости и разнообразия биосферы, залог ее победы над энтропией.

Как все эукариоты, человек – заложник круговорота жизни и смерти. Чем активнее техносфера заполняет планету, чем значимее антропогенный фактор, тем сильнее обратный прессинг. Просыпаются встроившиеся в геном миллионы лет назад ретровирусы, чужое ДНК преодолевает межвидовой барьер и запускает пандемии, необходимое для хромосомной стабильности метилирование генов отключает онкосупрессоры. Вариантов много, итог один. Код смерти – это оружие эволюции, защита биоценоза планеты от видов, явно доминирующих, угрожающих нарушить равновесие. Надежное, отточенное за миллиарды лет оружие. Ортоконы, артродиры, трилобиты, круротарзы, динозавры – кто следующий в этом ряду? Человек? Как избежать уготованной участи, разорвать цепи биологических законов?

Ответ подсказали биоценозы «черных курильщиков», голый землекоп, – существа, обитающие глубоко под землей и на дне океанических разломов. Может быть, изолировав организм от солнечного света, воздействуя на него лишь волнами определенного узкого диапазона, удастся перекодировать хранящуюся в эпигеноме информацию?

Лабораторные опыты над культурами клеток дали положительный результат. Но с переходом к экспериментам над целостными организмами исследователей ждал неприятный сюрприз. Кодирующая последовательность световых импульсов, эффективная для одного вида, была бесполезной, а то и смертельной для других. Потратив годы, ученые смогли бы создать популяцию супермышей или невосприимчивых к вирусным инфекциям морских свинок, но к выживанию человечества это не имело никакого отношения. И тогда родилась идея Проекта.

То, на что согласились добровольцы, больше всего походило на поиск тропинки через минное поле с завязанными глазами. Один неверный расчет, ошибочная интерпретация полученных данных, и дивный новый свет разрушит структуру хроматина, энхансеры активируют промоторы чужих доменов, гипометилирование запустит взрывную транскрипцию спавших генов. А когда минное поле было пройдено, впереди их ждала стена. Можно составить сколь угодно эффективный код, но если прекратить воздействие, «память Солнца» вернет эпигеном к исходному паттерну. Память света, заложенная в клетки организма еще до рождения.

Способ, как преодолеть эту стену, они нашли. Но займутся этим уже другие. Те, кто сидит сейчас в конференц-зале. Когда-нибудь оптическая пушка станет по-настоящему эффективной, безопасной и экономически целесообразной, появится ее прототип для промышленного производства, пойдет на конвейер. Когда-нибудь кодирующие эпигеном облучатели будут стоять в каждом перинатальном центре, в каждом акушерском пункте. И тогда человечество выиграет войну с Солнцем.

– Какие они красивые, – прошептала Инга.

– Мы тоже не были дурнушками, – возразила Быстрякова. – Просто мы были первыми. Мы должны были это сделать.

– Я об одном жалею. Напоследок не увижу рассвет. Я раньше любила встречать рассвет. Теперь поздно…

– Почему поздно?! Я сегодня же пойду к Барташовой, добьюсь для тебя разрешения. Я…

Виктория запнулась. Поняла, что серые глаза подруги смотрят в вечность.

День 1633. Виктория

Генерал-майор ходила по кабинету, нервно покусывая губы.

– Товарищ подполковник, с первых дней моего руководства Проектом я старалась выполнить все ваши пожелания. Убрать самоликвидатор – с удовольствием, предоставить неограниченный доступ к информации – пожалуйста, организовать встречи с детьми – ради бога! Но то, что вы просите… Ладно, давай отставим субординацию. Виктория, твой организм стабилен, здесь тебе ничего не угрожает. Но подниматься на поверхность для тебя пока что опасно.

– «Пока что»? И как долго это «пока» продлится?

Виктория не хотела, чтобы в вопросе прозвучали нотки сарказма, но избежать этого не удалось. Генерал-майор отвернулась. Они обе знают ответ. Ей повезло пройти минное поле. Десятки, а то и сотни лет она проживет, не зная болезней. Может, она и вовсе обрела бессмертие? Во всяком случае, старение ей точно не грозит… в подземельях объекта, в багряных лучах дивного нового света.

– Ты можешь объяснить, зачем тебе понадобилась эта «прогулка при луне»? – попробовала зайти с другого края руководитель.

– Вы правы, это именно прогулка. Я же теперь что-то вроде почетного пенсионера? Вот мне и надо себя как-то развлекать. Что мне остается? В графиках экспериментов моей фамилии нет, и это правильно. Зачем исследовать существо с искореженным эпигеномом, если требуется отладить процедуру эмбрионального оптокодирования для нормальных женщин? – Руководитель Проекта хотела возразить, но Виктория не дала ей такой возможности. – Я видела ваш рапорт о награждении и прошу заменить это одной-единственной ночной прогулкой. Настоятельно прошу, товарищ генерал-майор. Иначе вам придется меня запереть. Некрасиво это будет выглядеть: держать героя под замком.

Генерал-майор куснула губу, помедлила, разглядывая подчиненную. Кивнула.

– Хорошо, вы получите свою прогулку. Надеюсь, вы не собираетесь выкинуть какую-нибудь глупость? Встречать рассвет, например?

– Я же не сумасшедшая. Обязуюсь вернуться в целости и сохранности.

Подполковник Быстрякова соврала командиру первый раз в жизни.

День 1634. Виктория

Худшие опасения подтвердились, – когда пожарные прорвались на пылающий третий этаж, спасать там было некого. Из огня вынесли пять тел: три детских и двух взрослых женщин. В одной сразу опознали убитую осколками медсестру, со второй могли возникнуть сложности, если бы младший лейтенант Дубич не назвала фамилию. От одежды погибшей не уцелело почти ничего. Как и от ее кожи.

Пожар потушили, когда солнце выглянуло из-за горизонта. Скорые давно развезли детей по больницам, затем, сделав свою работу, уехали пожарные. Комендантский час заканчивался, вот-вот заработает общественный транспорт, подтянутся зеваки. Но пока что в больничном парке был всего один человек. Сержанта Ковалева поставили охранять накрытые простынями тела. Неприятное задание, но служба есть служба. Зато можно спокойно перекурить после сумасшедшей ночки. Он сел на лавку, вынул из пачки сигарету, сунул в рот. Полез в карман за зажигалкой. И замер.

Простынь над одним из тел дрогнула, отодвинулась. Сигарета выпала у сержанта изо рта, волосы на затылке поднялись дыбом. Подполковница-зомби сдирала спекшуюся корку у себя с лица. Под черными хлопьями была не сукровица, – белая полупрозрачная кожа.

Женщина открыла глаза, их взгляды встретились.

– Рассвет? – спросила она.

– Д…да.

– Это хорошо. Помоги.

Ощущая теперь самого себя зомби, сержант Ковалев встал, подошел, наклонился, помог обгоревшей как головешка «покойнице» сесть.

– В…вы живы? – задал он самый разумный вопрос, какой пришел в голову.

– Уже нет. Но это не важно.

Солнце поднималось над городом.

Мария Соловьева. Когда принцесса очнется

Оранжево-белый курьерский коптер с трудом преодолел горный хребет и вылетел на гигантское плато, почти лишенное растительности. Сияющую под солнцем полусферу биостанции было видно издалека, будто исполинская черепаха хотела зарыть тут свое яйцо, но передумала и лишь прикопала в гранитной крошке на берегу озера.

Ким залюбовался видом и спохватился уже почти над куполом. Он бодро сказал в микрофон:

– База пять-семьсот, это компания «Орбитал Экспресс», ваш заказ прибыл!

Эфир молчал. Политика компании предписывала уважать личное пространство заказчика и не парковаться без согласования. Ким пошел на второй круг. Ни вездеходов, ни трайклов на площадке перед куполом он не заметил. Только свежая колея убегала за край плато.

– База пять-семьсот, это курьер службы доставки, ответьте! База пять-семьсот!

Коптер описал третий круг над базой. Температура двигателя еще во время перелета через хребет поднялась до критической красной черточки на панели управления, и Ким начал уже подумывать о несогласованной посадке, но тут динамик отозвался детским голосом:

– «Орбитал Экспресс», это база пять-семьсот, здравствуйте!

– Эм… а взрослые дома есть?

– Нет, они поехали на реперную точку шесть-пять-восемь, но я вас встречу.

– Хорошо, захожу на посадку.

Пока автопилот производил поправку на ветер, Ким успел рассмотреть, как из купола вышла желтая фигурка. Длинные волосы девочки бились на ветру черным вымпелом, а походка казалась механической. Ким не сразу понял, что она облачена в серебристый экзоскелет, похожий на легкие рыцарские доспехи из далекого прошлого.

Девочка стояла на приличном расстоянии от посадочной площадки. Издалека можно было подумать, что ей лет десять. Она упрямо наклонила голову, но не отворачивалась от ветра. Пока винты вращались по инерции, сбрасывая обороты, Ким сверился с накладной. Обычный набор грузов для удаленных научных станций. Из списка выбивалась только одна позиция: «Экзоскелет микролаттисовый, модель ПД-2099, рост 140–150, цвет апельсин».

Прохладный воздух буйно завихрился внутрь кабины. Ким сделал глубокий вдох и задержал в груди свежесть высокогорья, которая растеклась по всему телу до кончиков пальцев. Последняя доставка на сегодня, день выдался просто отличным. Загрузив автотележку заказами, Ким пошел навстречу девочке.

Она улыбалась, то и дело смахивая волосы с лица.

– Вы привезли мне новые ноги?

– Ну… – Ким замялся, не готовый к подобной формулировке, – я много чего привез.

– Пойдемте внутрь, тут ветер.

Девочка приложила палец к сканеру и шагнула в разъехавшиеся двери, за ней вкатилась тележка с коробками, а Ким на секунду остановился. Толстые стены аэрогелевого купола были похожи на непрозрачный лед, и курьер не удержался, приложил к нему ладонь. Он знал, что руке будет тепло, но каждый раз удивлялся этому контрасту. Аэрогель мало использовался в городах, удешевить его производство до сих пор не получалось. Но в экстремальных условиях высокогорья или полярных областей только он гарантировал людям комфорт и безопасность. Всемирная Академия не скупилась на обеспечение своих баз.

Ким никогда не был в подобных строениях, но читал, что они сконструированы по принципу улитки. Огромный холл, заставленный оборудованием, сужался в сторону одной-единственной двери, ведущей, по идее, в спиралевидный коридор. Свет проникал сюда через своды купола, которые казались изнутри бледно-голубыми. Девочка шагала неслышно по слегка пружинящему полу, и только поскрипывание автотележки нарушало музейную тишину. Неожиданный слабый запах апельсинов вызвал у Кима ощущение загадочного аттракциона.

Девочка по-взрослому придирчиво рассмотрела надписи на каждой коробке и попросила Кима оставить в холле все, кроме одной, самой большой. Потом жестом пригласила его следовать дальше.

Узкий светлый коридор привел их в комнату, похожую на классическую гостиную. Несколько мягких диванов казались излишеством в диких горах, пока Ким не понял, что они надувные. Но мебель он рассмотрел позже. Огромный тубус аквариума с невзрачными рыбами занимал почти половину помещения и казался тут еще менее уместным, чем диваны. Девочка проследила его взгляд:

– Это часть эксперимента. Обычная рыба из горных рек. Тут удобно проводить исследования по реакции на смену химического состава и все такое прочее.

Ким кивнул и последовал приглашению присесть. Диван пружинил и уютно колыхался каждый раз, когда курьер менял позу.

– Хотите чаю? Или апельсинового сока? У нас свои апельсины, представляете? Мама выращивает в оранжерее.

Ким поблагодарил и попросил сок. Девочка казалась ему ненастоящей. Таких не бывает внизу, в городе. Он вообще в жизни не встречал человека с подобным физическим изъяном.

Она вернулась через пару минут и вручила ему высокий бокал, благоухающий апельсиновой цедрой.

– Как вас зовут?

– Ким.

– Приятно познакомиться, Ким. А меня Рина. Скажите, вы модл?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Мама говорит, модлы все ужасные, они неестественные.

Ким постарался спрятать удивление за улыбкой:

– Сколько тебе лет, Рина?

– Двенадцать исполнилось позавчера.

– А маме?

– Пятьдесят.

– Она ученый?

– Еще бы!

– Странно, откуда такая уверенность про модлов. Я очень даже естественный.

– Вот и я удивляюсь. Может, вы не совсем модл?

– Так не бывает. Модификация или есть, или нет.

– Но чем вы отличаетесь от нормалов?

Ким задумался. Людей, отказывающихся от модификации, осталось так мало, что понятие «норма» к ним уже давно не применяли. Про них вообще как-то забыли. Внимательные голубые глаза девочки требовали ответа, а ему на ум шли только рекламные лозунги компании «НейроДжет» многолетней давности.

– Рина, мы и есть люди. Просто скорость передачи нервных импульсов превышает исходную в десятки раз. Модлы быстрее, сильнее, умнее, не испытывают разрушающего действия негативных эмоций и обладают ускоренным обменом веществ, что улучшает регенерацию. Вот это сейчас норма.

– Почему ж вы такой сильный весь этот груз не сами несли, а тележку использовали?

– Это удобнее.

Рина некоторое время молча рассматривала рыб в аквариуме, а потом спросила, не глядя на Кима:

– А что взамен?

– Взамен чего?

– Мама говорит, ничего не дается просто так. Есть цена вашему совершенству?

– Ну, никто не совершенен. Компания «НейроДжет» постоянно ведет исследования новых возможностей препарата, и последняя версия не всем по карману.

– Я не про деньги. На что вы готовы пойти, чтобы получить свою ежегодную дозу?

Ким снова замешкался. Он не мог быстро ответить, и это было непривычно. Умение поддержать оживленный разговор с собеседником любого уровня – необходимое качество курьера лучшей в мире почтовой компании, иначе не видать бонусов. Долгий глоток сока отчасти замаскировал его смущение.

– Во-первых, корректирующую дозу эмрапида сейчас получают все модлы раз в пять лет, наука не стоит на месте. А во-вторых, право на получение бесплатной базовой поддержки закреплено за людьми в Конституции.

– То есть вы совсем не переживаете, что однажды это вещество кончится в организме и вам неоткуда будет его взять?

– Нет.

Рина открыла рот для следующего вопроса, и Ким уже напрягся в ожидании нового конфуза, но девочка вдруг встала и взяла у него из рук пустой бокал.

– Ким, а ваших способностей хватит, чтобы помочь мне подключиться к новому костюму? Не хочу ждать родителей.

– Разве это делают не специалисты по нейроуправлению?

– Ну что вы! Кто ж сюда полетит? Родители сами всегда меня подключают. Прочтут инструкцию и вперед. Как видите, я в порядке. Правда, они все же ученые… – Рина замялась. – Зато вы модл!

Ким решил не показывать, что разглядел хитринку во взгляде девочки. Он даже немного расслабился, увидев перед собой наконец ребенка, а не взрослого, заточенного в детском теле.

– Давай почитаем инструкцию.

Процесс затянулся. Ким с Риной долго освобождали экзоскелет от упаковочной пленки. Потом Рина с нежностью гладила ярко-оранжевые дуги и пластины, а Ким читал инструкцию. Специальные знания все же потребовались, и Киму пришлось потратить еще десять минут на усвоение базового курса нейрофизиологии, предложенного «Миропедией».

Новый экзоскелет почти ничего не весил, датчики крепились легко и удобно, и когда Ким кликнул последним замком на запястье девочки, она сразу же подпрыгнула на месте.

– Круто! Как же круто! Спасибо!

Рина пропрыгала на одной ноге вокруг аквариума, потом несколько раз присела, сделала наклоны в разные стороны и даже несильно пнула гору пластин и крепежей своего старого экзоскелета.

<1...3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

5 из 6