Группа жертв

– Меньше право! – повторил тот рулевому.

– Руль право тридцать градусов, – с облегчением выдохнул рулевой, уменьшая угловую скорость поворота судна.

– Отводить! – скомандовал штурман уменьшить угол перекладки руля.

Балкер сильно рыскнул в сторону, затем плавно стал на курс. Скрежет прекратился, плавающие льдины остались справа.

– Прямо руль, – с неохотой процедил капитан, подойдя к рулевому.

Рулевой задержал судно и зафиксировал курс в новом направлении. «Ламантин» на максимальной скорости запрыгал на высоких волнах, поочередно бьющих в борта и корму, и двинулся в сторону норвежской морской границы.

– Руль прямо, – отчитался рулевой.

– Так держать, – подтвердил Джек за штурмана и отошёл вглубь рубки.

Маскируя корабль, свет здесь убавили до минимума, рулевой же довольствовался подсветкой приборов и в полумраке мостика предметы отбрасывали глубокие тени.

Джек почесал мокрую бороду и вытер руку о штаны. Всё шло по плану, но расслабляться было не в его правилах.

Шторм усилился, снег повалил плотной стеной, ограничивая и так плохую видимость. Ветер ревел, как сумасшедший, начиналась снежная буря, но выросшие волны толкали «Ламантин» вперёд, придавая дополнительную скорость. Попутный ветер капитан счёл удачей. Приближалось расчетное время встречи.

– Свяжись с норвежцем, – распорядился Джек, обращаясь к штурману, и отвинтив крышку термоса, налил в нее содержимое.

Потрясающий аромат кофе разлился по рубке. Капитан не экономил на кофейных зернах, предпочитая самые элитные и дорогостоящие сорта, сам молол и заваривал их и никогда ни с кем не делился капитанским напитком. Термос Джека был священной реликвией на корабле и табу для всех.

– Встречу подтвердил. – Штурман отложил гарнитуру коротковолновой радиостанции и взглянул на радар. – Черт! Ты что молчишь?! – накинулся он на растерявшегося рулевого.

Джек вопросительно вскинул густую бровь, отпивая из крышки.

– Джек у нас попутчик! – воскликнул штурман.

8

Капитан подошёл к приборам. На дисплее радара зелёное пятнышко как приклеенное следовало за «Ламантином».

– Что за мелкая дрянь? – скривился Джек.

– Непонятно. Здесь никого не должно быть!

Прибор указывал, что преследователь медленно, но верно сокращает расстояние. Капитан нахмурился, подумал несколько секунд и скомандовал:

– Девяносто градусов право руля!

Рулевой испуганно посмотрел на штурмана.

– Артур ты сдурел?! – занервничал штурман, обращаясь к Джеку. – Ты думаешь, ты хренов ледокол?! Там айсберги!

– Выполняй! – Джек повысил голос.

Рулевой с тревогой наблюдал за перепалкой начальства, но вмешаться и нарушить субординацию не позволял ни морской закон, ни кодекс чести. Он коротко бросил: – Есть! – и переложил руль, сосредоточившись на показаниях аксиометра. Возникшее напряженное молчание разрезали периодические отсчёты рулевого, который через каждые пять градусов вслух фиксировал проходы через курсовую черту на компасе.

Стрелка аксиометра остановилась на указанной цифре.

– На курсе девяносто градусов! – Рулевой с трудом удерживал судно.

Гигантская волна толкала «Ламантин» в бок, заскрежетали льды, бьющие корабль по корпусу. Судно затрясло.

– Прямо руль! Машинному отделению: скорости!

Корабль вздрогнул и взревел двигателями, послышался удар, сильная вибрация сотрясла судно.

– Да твою мать! – штурман в бессильной злобе сжал кулаки и повернулся к Джеку. – Ты что творишь?! Льдина долбанула по винту!

– Так держать! – заорал капитан на рулевого. – Обходи лёд!

На радаре преследователь тоже сменил курс и стремительно приближался к «Ламантину».

– Они нас по локатору ведут! У них скорость больше нашей! Джек, мы сухогруз, а не крейсер! Прекрати! – воскликнул штурман.

– Бери бинокль, иди на корму, посмотри, что это за ублюдки!

– Я не увижу ничего, там шторм! – взвыл штурман.

– Дерьмо! – капитан сорвал с вешалки штормовку и начал натягивать на себя. Запутавшись в рукаве, он с яростью задергал рукой.

В этот момент заскрежетала рация, настроенная на ультракороткие волны: – «Судно „Ламантин“ остановитесь! Повторяю: судно „Ламантин“ остановитесь! Это Пограничная служба ФСБ России!» – металлический голос, искаженный помехами, поверг всех в замешательство.

– Какого черта они тут делают?! – взревел Джек.

– Остановиться? – подал голос рулевой.

– Нет!!!

– Джек, это ФСБ, они стрелять начнут! – урезонивал штурман.

– Давай в Норвегию! – распорядился капитан. – Лево руль! – заорал он.

– Это явная наводка! Они знали, что мы тут будем! – штурман попытался воззвать к разуму капитана. – Тебе ещё переход границы добавят! Джек!..

Капитан выдрал руку из бесполезной штормовки, отбросил ее и выбежал из рубки.

Штурман кинулся вслед и догнал капитана на корме, как раз чтобы увидеть, как из тумана, разрывая снежную пелену, сияя огнями, появляется высокоскоростной катер береговой охраны, ощетинившийся пулеметным установками на носу.

Штурман ахнул.

Патрульные сторожевые катера этой серии обладали улучшенными мореходными качествами в условиях сильного волнения и дополнительно оснащались ракетным комплексом с управляемыми ракетами. Такие катера использовались пограничной службой в операциях для борьбы с контрабандистами и диверсионными группами.

– «Судно „Ламантин“ остановитесь! Судно „Ламантин“ остановитесь и приготовьтесь к швартовке!» – донёсся приказ, усиленный громкоговорителем.

– Блеф! – фыркнул Джек. – Швартовка при такой волне?..

Он развернулся и заспешил назад. На капитанском мостике рулевой разворачивал балкер, постепенно отводя судно от границы льдов.

Пограничный катер неотрывно следовал за ними.

Внезапно капитан прислушался: к шуму двигателя, реву ветра, грохоту волн и звукам громкоговорителя добавился новый звук. Неясный гул уловили и штурман с рулевым. И вот уже  рокот, сначала слабый, но постепенно нарастающий, позволил определить его источник: вертолетные лопасти. Тарахтение усилилось. Громкий стук винтов слышался уже над самой головой.

Вертолет!

По палубе с неба зашарили световые лучи прожекторов.

– Откуда тут вертушка?! – воскликнул рулевой.

– Лёш, ты дебил?! – взорвался штурман. – Тут атомный флот базируется! Повсюду авианосцы!

– Суки! – разъярился Джек.

Он подбежал к оружейному ящику, выхватил ружье и принялся заталкивать патроны. Штурман повернулся на звук и оторопел. Капитан метнулся на палубу.

– Куда?! – Штурман схватил Джека за руку, пытаясь выбить ружье.

Капитан вырывался. Они вывалились на палубу в свет прожекторов. Джек вскинул ружье и тут же, взвыв от боли, уронил его. Пуля, выпущенная снайпером из вертолета, раздробила приклад капитанского ружья. Среди эмоций страха, злости и растерянности у штурмана невольно промелькнуло восхищение мастерством стрелка: выбить ружье, стреляя из движущегося объекта по цели, также находящейся в движении, и не ранить их с капитаном!.. Долбанные коммандос!

Тем временем вертолет завис над сухогрузом и выбросил трос, по которому, скользя быстрыми привидениями в маскировочных комбинезонах, десантировались на корабль бойцы. Достигнув палубы, они отбрасывали обвязки, и рассредоточивались по кораблю.

Через несколько минут все было кончено.

Экипаж, включая матросов, согнали на палубу и, заковав в пластиковые наручники, положили лицом вниз. Корабль остановили и, выбросив швартовы, состыковали с подошедшим патрульным катером. По соединившему суда трапу на балкер поднялись пограничники и отпустили вертолет. Десантники контролировали обстановку, держа экипаж на прицеле.

Капитан приподнял голову и тут же получил чувствительный тычок армейским ботинком в затылок.

– Так-так, – услышал он через секунду. – И кто из господ флибустьеров капитан Протасов?

– Я, – сказал Джек палубе, не рискуя оборачиваться.

– Поднять! – распорядился голос.

После захвата корабля пограничники включили освещение на полную и капитан, щурясь, рассмотрел обладателя голоса. Это был худой и подтянутый гладковыбритый мужчина средних лет, в форме со знаками отличия полковника ФСБ. Яркий свет, заливающий палубу, искажал цвета и казавшиеся белыми, сверкавшие сединой коротко стриженые волосы полковника резко контрастировали с коричневыми бровями.

– И что же вы, капитан, так корабль затемнили? – ехидно поинтересовался полковник.

– Экономим, – процедил капитан.

Он хотел было сплюнуть кровавую слюну, но сдержался. При задержании военные не сильно церемонились с судовой командой, которая сейчас лежала вокруг него, приходя в себя от ударов. На Джека же, угрожавшего десанту ружьем, пришелся основной горячий прием возмущенных невежливой встречей пограничников. Капитан извернулся и вытер стекающую с виска на подбородок кровь о плечо.

– Понимаю, – протянул седой. – А убегали от береговой охраны зачем? Вынудили нас ловить вас тут, мы вот катер льдиной поцарапали, – с сожалением заметил он. – Придется красить.

– Мало ли пиратов ходит! – сдерзил Джек.

– Разумеется, – подтвердил полковник. – Места-то гиблые, нехоженые, всегда здесь торговые караваны грабят. – А предупреждение по УКВ вы, конечно, не слышали?

– Нет.

– Ну а в вертолет зачем стреляли?

– Нервы.

Полковник прищурился, сдерживая порыв гнева, но взял себя в руки и улыбнулся.

– А на север вы махнули, потому что решили на островах выходные провести, да? На островах Франца-Иосифа? – продолжил он издеваться.

– Заблудились.

– Ах, какая неприятность! А должны были куда направляться? – полковник сделал паузу и протянул руку назад. Военный подскочил к нему и отдал маршрутный лист, изъятый из рубки во время обыска «Ламантина». – Смотрю: судно следует в порт Архангельска с грузом металлолома. Что, в норвежских водах пункт приема вторсырья открыли?

Полковник демонстративно поднял ладонь козырьком над глазами и повертел головой.

– Не вижу что-то. Майор, прибор ночного видения!

Оборудование молниеносно образовалось в руке полковника. Закрепив его на голове, он вгляделся в темную морскую гладь.

– Вижу только уходящий норвежский корабль в водах Норвегии. Наверное, тоже заблудился. Такой туман стоит ведь, – посетовал он.

Джек повернулся в сторону моря. Ему показалось, что какие-то слабые огни и очертание судна действительно мелькнули сквозь пелену снега, но туман опять сомкнулся завесой и в море снова воцарил мрак.

Полковник снял прибор и повернулся. На этот раз на лице его уже не было улыбки.

Джек внутренне напрягся.

– А везёте вы вторчермет?

Капитан пожал плечами, насколько позволили связанные за спиной руки.

– Вот и славно, что мы во всём разобрались, – подытожил полковник. – Последняя просьба. Вижу, у вас балкер с бортовым разгрузочным оборудованием. Вы же не будете возражать, если мы чисто формально груз посмотрим. Начальство, понимаете, требует отчетов. Служба…

Не дожидаясь ответа, он отдал распоряжение, и уже через мгновение служащий береговой охраны, управляя стрелой с грейфером, перекладывал металлолом с одного края палубы на другой.

– Ой, что это? – преувеличенно удивился полковник, заглядывая в получившийся «раскоп».

Очередной заход ковша обнажил усиленную упаковочную пленку, покрывавшую ровные кубические фигуры. Кубы были надёжно закреплены крепкими металлическими тросами.

Полковник махнул подчинённым и вниз спустились пограничники. Открепив тросы, они надрезали пленку с одного края. Показалась обрешётка, скрывающая содержимое, стоящее на деревянных паллетах.

– А вон, там и ломик валяется, – услужливо подсказал полковник подчинённому, указывая пальцем куда-то в груду металлолома.

Ящик вскрыли. В нем тускло засветились слитки покрытого патиной серебристого металла, уложенные слоями.

– Ну и как вы, мой капитан, это объясните? – картинным жестом обвел «это» полковник и повернулся к Джеку.

– Груз титана. Не запрещено.

– Ага, не запрещено. Хотя странная тенденция – сдавать титан в металлолом, не находите? Да ещё несколько тонн, – на глаз прикинул полковник. – Прекрасных, штабелированных, свежих отливок… Что-то он для титана желтоват.

Джек шмыгнул замёрзшим носом. Кровавая юшка, капавшая из ноздрей, свернулась и засохла на усах, нос отёк, стало трудно дышать. Джек решил в дальнейшем использовать для дыхания рот и влажное облачко вырвалось из рта:

– Окислился.

– Понятно. Да это и не наше дело, как хозяйствующие субъекты распоряжаются своим металлом, – хмыкнул полковник. – Один момент, только проверим слитки. Всегда, знаете, возим портативную лабораторию на этот случай.

Пока с катера несли ящик с реагентами, Джек медленно вдыхал и выдыхал морозный воздух, стараясь успокоиться. Погранцы изображали чёртово шапито! Аж передвижной химинститут притащили. Что они ищут? Явно им что-то известно. Не дай бог, перехватили разговор с норвежцем… Знать бы, кто сдал «Ламантин». И о чем его не предупредил Большаков? Вот кому бы башку открутить…

Голос полковника грубо вернул капитана к действительности.

– Незадача. Экспресс-анализ показывает, что в слитках не титан.

Джек уставился на полковника.

Тот перестал притворяться и принялся холодным тоном перечислять:

– Попытка контрабанды в особо крупных размерах редкоземельного металла, запрещённого к вывозу за рубеж. Проход линии особо охраняемой территории. Попытка незаконного пересечения норвежской границы. Вооруженное сопротивление при задержании. – Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного, и подытожил: – Капитан, у вас больши-ие, о-о-очень большие неприятности.

9

Юнна Уци в последний раз прошла по залу, довольно осмотрела результат своих трудов, поправила и так идеально висевшую хвойную гирлянду и вытерла ладони о переднюю поверхность джинсов. Фойе Музея изобразительных искусств поражало великолепным новогодним убранством, и все это сотворили Юнна и ее маленькая команда за рекордно короткое время. Одному богу известно, почему Светлана Сомова выбрала для украшения своего благотворительного аукциона флористическую студию, открытую Юнной, малоизвестным дизайнером, только начинающим свой путь к восхождению на олимп цветочного декораторства, но звонок из фонда Сомовой перевернул в жизни Юнны все. Это был шанс запомниться и закрепиться в кругу самых взыскательных – и самых богатых! – клиентов, и Юнна не собиралась этот шанс упустить. Мысленно вознеся благодарственную молитву судьбе, христианскому богу и даже саамским богам своей лапландской прабабушки, Юнна с энтузиазмом принялась за декорирование зала. Строго говоря, помещение не было залом, это было огромное фойе музея, с колоннадой, широкой мраморной лестницей и конусовидной стеклянной крышей. Предстояло на один день превратить это утилитарное пространство, служащее пунктом перераспределения посетителей по окружающим залам, в благородное место проведения рождественского аукциона, украшенное живыми цветами и природным декором. И Юнна, по ее мнению, с этим справилась.

До сих пор клиенты Юнны в зимнюю пору традиционно выбирали букеты и дизайн интерьеров в рождественской красно-зеленой гамме. Светлана Сомова пожелала придать мероприятию атмосферу полярного Севера. Эстетика заснеженных горных вершин и чистейших сияющих льдов вдохновила Юнну на эксперименты с холодными тонами. Много белого, серебра, фиолетовые и изумрудные цвета Северного сияния, нежный розовый, приглушенный бежево-серый, добавить блеска глиттера и зеркального глянца, смешать, но не взбалтывать!

Свежесрубленная и доставленная самолетом седая голубая ель, установленная в зоне фотоколла с цветочной «стеной», украсилась серебристыми лентами, стеклянными прозрачными и пастельными шарами, «рождественскими звездами» —живыми цветами белой пуансеттии, и гирляндой, маленькие диодные лампочки которой дали нежное молочное свечение. На лестнице стояли керамические необожженные горшки с метровыми елочками и хвойниками поменьше. Перила украшали живые еловые гирлянды с вкраплением шишек, коричных палочек, игрушек и шаров, свисающих на бечевках. Похожие инсталляции из маленьких деревянных животных, веточек хвои, цветов, камешков и прочих природных даров декорировали столики, накрытые скатертями и установленные по всему центру зала-фойе. Дополняли сервировку сверкающий хрусталь бокалов, белейший костяной фарфор и начищенное серебро лаконичных столовых приборов – предполагался ужин-фуршет с шампанским. Разумеется, нельзя было использовать восковые свечи, все-таки – действующий музей, с картинами стоимостью на многие миллионы, начальственную даму из музейных, приставленную к Юнне, кондрашка бы хватил, но на такой случай у Юнны имелись искусственные свечки-фонарики на батарейках. Вышло даже лучше. Они стояли на столиках маленькими светлячками, чей блеск искрами отражался в хрустале и серебре. Грандиозные цветущие шапки белых горшечных амариллисов окружали место расположения камерного скрипичного оркестра, музыканты которого сейчас настраивали инструменты и переругивались, репетируя партии. Ветки падуба остролистного с кожистыми колючими листьями, но без ярких ягод, завершали флористический шедевр Юнны. Декор интерьера был роскошным, стильным, но не вызывающим. Если это не путевка в жизнь, то что тогда путевка?

Скоро должны были начать собираться гости и Юнна поспешила покинуть зал. Через несколько часов ей с командой предстояло разобрать зимнее великолепие: благотворительный фонд Светланы Сомовой арендовал часть музея лишь на несколько вечерних часов выходного для музея дня, завтра ничто не должно было выдать ранним посетителям выставок примет вчерашнего мероприятия.

* * *

– Это для вас, – хостес ловко нацепила Райенвальду на лацкан пиджака маленькую хвойную веточку на серебристой прищепке с изящным логотипом фонда. Девушка еще раз сверилась со списком и объявила: – Ваш столик – номер тридцать два, сейчас я вас к нему провожу.

– Спасибо, это совсем не обязательно, я хотел пройтись по залу, – ослепительно улыбнулся следователь. Когда он приехал, зал уже наполовину заполнился гостями, посмотреть на которых Райенвальду хотелось вблизи.

– Разумеется, – согласилась хостес, – Приятного вечера!

Следователь обошел девушку и влился в толпу.

Мало кто сидел за своим столиком, приглашенные предпочли гулять по залу среди колонн, общаться, демонстрировать свои наряды и смотреть на чужие. Оркестр наигрывал что-то легкое, из Вивальди. С ним по громкости соперничал умеренный шум, состоящий из гула голосов, звуков открываемых официантами бутылок и звона бокалов – часть посетителей предпочла отметить праздник и встречу игристым.

Райенвальд медленно обошел колонну, увитую хвоей, запорошенной искусственным снегом и белыми цветочками, и оглядел пространство. Всё блестело, искрилось и сияло вокруг – декор, фонари, гирлянды, свечи, посуда, блестки на одежде гостий, голые плечи, декольте и бедра в умопомрачительных разрезах вечерних платьев. Приглашенные делали селфи, фотографировали друг друга и беспрестанно снимали ролики для социальных сетей. В столичном светском обществе бытовала примета: если ты не выложил фото и видео с мероприятия в свой аккаунт, считай, не был на мероприятии. А рождественский аукцион Светланы Сомовой давно имел статус ежегодного события «хай-класс», куда стремились попасть многие, но звали лишь избранных. Райенвальд был немало удивлен приглашением от самой хозяйки вечера, но списал это на эмоциональное потрясение от смерти тренера. Тем не менее, воспользоваться приглашением следователь не преминул, в расчете на то, что любая, даже самая, на первый взгляд, несущественная информация в этом  мутном деле может оказаться важной зацепкой.

– Перестань липнуть к Петросовой, ты меня позоришь! Все спалят, что она твоя любовница! – зло зашипел женский голос за спиной. – Ты с женой сюда пришел!

Райенвальд оглянулся и с удивлением обнаружил чету актеров. Отношения мужа и жены, происходящих из почтенных артистических династий, слыли в обществе и в прессе образцом многолетнего идеального брака. Следователь усмехнулся и отошел за колонну, чтобы не смутить ненароком пару.

Оркестр перешел с Вивальди на что-то более бравурное.

Следователь обогнул еще одну колонну, миновал колоннаду, пройдя по ее внешней стороне, и вышел слева от мраморной лестницы. Здесь он обнаружил невысокую каменную подставку, на которой стояла переносная ювелирная витринка с запертой стеклянной крышкой. Возле объекта скучал мужчина в темном костюме. По напряжённой позе и «рабочему» выражению лица было очевидно, что это охранник. Заинтересовавшись, следователь приблизился к витрине и заглянул внутрь. Под стеклом на мягкой подложке покоилось изящное ювелирное изделие. Павлинье перо из серебристого металла с «глазом» из очаровательного переливчатого зелено-синего камня, отшлифованного, словно карамель.

– Шикарно! – за спиной Райенвальда женский голос не сдержал вздох восхищения. – Папочка, ты же купишь мне эту брошку?!

Следователь обернулся и оглядел подошедшую пару. В мужчине он признал известного адвоката, построившего карьеру на бракоразводных процессах киношного истеблишмента и звёзд эстрады. Молодая женщина была следователю незнакома. Как трактовать покровительственные объятия адвокатом своей спутницы Райенвальд пока не определился. Обнимать за плечи тот мог с равной степенью и великовозрастную дочь и молодую «трофейную» жену.

– Да, тонкая работа, – подтвердил адвокат, склонившись над брошью.

– Это лот для аукциона? – догадался Райенвальд. Он старался не сильно глазеть на – в прямом смысле выдающийся – выдающийся далеко вперёд декольтированный бюст женщины. – Вам пойдет, к платью и… вообще.

– Слышишь, папочка? – просияла спутница адвоката. – Эта брошечка обязана стать нашей!

– Изделие из коллекции Светланы Сомовой, – поправил очки в проволочной оправе адвокат.

– Именно! – подтвердила женщина. – Это же как знак качества!

– Светлана коллекционирует броши? – спросил следователь.

– Она собирает опалы! – воскликнула женщина.

Адвокат покивал.

– У Светы одно из самых выдающихся собраний в нашей стране. Это перо, к примеру, состоит из эфиопского Павлиньего опала в белом золоте с чернением. Чудо, что она решила пожертвовать такую инвестиционную вещь.

– А что, опалы растут теперь в цене? – уточнил Райенвальд.

– Уж не дешевеют точно, – адвокат приобнял спутницу за талию, отводя от витрины. – Какие-то подоступнее, какие-то баснословно дорогие. Редкие прекрасные вулканические камни, капризные, нежные, склонные к образованию трещин, чувствительные к влажности.

– Их обязательно нужно носить, чтобы не высохли, – вставила женщина.

– Да, – прищурился адвокат. – Всего-навсего диоксид кремния и вода, а как восхищает. Старший Плиний считал опал посланником небес, объединившим в себе красоту всех существующих на земле самоцветов.

– Как поэтично, папочка!

Рука адвоката сползла с талии женщины в зону, окончательно убедившую Райенвальда, что «дочь» мужчине не дочь. Следователь усмехнулся про себя, сохраняя лицо игрока в покер. Светские порядки московских гостиных начинали его развлекать.

– О-о-о! – практически простонала адвокатская спутница.

Райенвальд проследил взглядом, куда она смотрит, и на секунду тоже оцепенел.

По мраморной лестнице спускалась Светлана Сомова. Следователь видел ее второй раз в жизни и контраст с первым – в домашней обстановке, непритязательно одетой – впечатлил его, привыкшего контролировать эмоции. Сейчас вниз сходила королева. В черном длинном бархатном платье, облегающем идеальную фигуру от подбородка до пола, открывающем лишь кисти рук и лицо, она напомнила об африканских эбеновых статуэтках. При движении ткань натягивалась, обтекала фигуру, на мгновение откровенно очерчивала то, что скрыто, и возвращалась на исходную, снова прятала тело, оставляя работу воображению наблюдателей. Сходство с древними царицами подчеркивало широкое круглое серебристое колье-воротник, резко выделяющееся на угольном бархате. Искусное плетение тонких белых металлических нитей напоминало морозные узоры на стекле. Металл обрамлял большие гладкие переливчатые камни. Такие же камни украшали парные браслеты-наручи на запястьях, венчая длинные рукава платья. Волосы Сомова заколола наверх, выпустив пару прядей у лица. Пряди выделили точёные скулы и подчеркнули длинную шею.

Райенвальд непроизвольно сглотнул. Посмотрев на адвокатскую чету, он увидел что пара также пребывает под впечатлением от эффектного появления хозяйки вечера. Сомова спустилась вниз и подошла к ним. Поздоровалась. Чмокнула воздух около щеки адвоката и его подруги, обняла их. Протянула руки Райенвальду и душевно пожала его ладонь двумя своими. Зарево зелёных, пурпурных и алых искр вспыхнуло в синих камнях ее браслетов. Перекинувшись парой необязательных фраз, Светлана, улыбаясь, удалилась к другим гостям. На ее спине сверкнула серебристая застежка-молния, разрезавшая платье от шеи до подола.