Группа жертв

Модно одетая темноволосая женщина кликнула кнопкой диктофона, останавливая запись, и перевела дух.

Обставленная в стиле американского модерна середины века, комната, казалось, подверглась бомбежке, следы которой безуспешно попытались скрыть. Мебель простых форм из темного дерева была сдвинута к одной стене, на диванной обивке с геометрическим рисунком темнели мокрые пятна – ткань явно подверглась очистке. Квадраты обоев внутри деревянных молдингов, стилизованных  в духе пятидесятых, также спешно замыли. Около дивана валялась настольная лампа со смятым абажуром.

Женщина сидела на подлокотнике и, болтая ногой, накручивала на палец край шейной косынки. При появлении Райенвальда она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

– Я из техотдела, – заявил следователь, – послали помочь.

– Да уж убрали все, – отмахнулась женщина. – Надо было ещё дольше идти. – Она устало смахнула с лица упавшие на него пряди волос.

– А что было-то? – поинтересовался Райенвальд, присаживаясь на второй подлокотник.

– Сомовский котяра, будь он неладен, шухер навёл! У них тут сервал огромный, с теленка ростом, на вольном выпасе гуляет, – пожаловалась визави. – Напрыгнул на осветителя, тот от неожиданности на софит упал, все трое – кот, осветитель и софит – повалились на стол с напитками, разбили все, разбрызгали и под финал грохнули какую-то дорогущую коллекционную китайскую вазочку династии Мин или династии Хрен… Это ещё жена Сомова не видела весь бардак, она наверху гримируется. И вазы она коллекционирует.

– Сорвалась, значит, съёмка, – сдерживая смех, улыбнулся следователь.

– Нет, время не ждёт, переехали в соседнюю комнату, там снимают, – возразила женщина. – А я тут пока для печатной версии наброски записываю, – она мотнула рукой с диктофоном и тоже улыбнулась симпатичному технику. – Неплохая колонка выходит?

– Немного подобострастно, – оценил Райенвальд.

– Таков наш фирменный слог, – не обиделась журналистка. – Мы же «Доминион». Журнал об истеблишменте и его стиле жизни.

– А съёмка в том же… почтительном стиле?

– Съёмка в нормальном стиле, снимаем видеоверсию для наших интернет-ресурсов.

– Схожу проверю, не надо ли чего, – поднялся с подлокотника следователь.

Женщина кивнула и продолжила бубнить в диктофон.

Райенвальд вышел из комнаты и сразу же наткнулся на мужчину.

– Должно быть, вас я и ищу, – обрадовался тот следователю. – Вы из Следственного комитета?

– Да, – признался Райенвальд.

– Приятно познакомиться, – протянул холеную руку мужчина. – Павел Большаков, секретарь Михаила Леонидовича.

– Взаимно, – ответил следователь. – А Михаил Леонидович и жена его где?

– К сожалению, придется немного подождать, – повинился секретарь, – съёмка интервью затянулась, но после ее окончания Михаил Леонидович сразу с вами переговорит.

– Мне он, собственно, не нужен, я бы хотел поговорить с его супругой, – сказал Райенвальд, оглядывая Большакова.

– Увы, она тоже участвует в съемке, – развел руками мужчина, всем своим видом выражая готовность помочь. – Вы можете подождать в кабинете на втором этаже, – предложил он.

– Я бы лучше поприсутствовал на интервью, – отказался следователь.

– Конечно, – излишне усердно кивнул секретарь и его каштановые волосы взметнулись надо лбом. – Идёмте.

Он провел Райенвальда лабиринтом комнат и вывел в зимний сад. Здесь, в стеклянной оранжерее, пристроенной к задней части дома, сидел в плетеном кованном кресле среди тропических растений Михаил Сомов. Журналист в таком же кресле упоенно слушал хозяина дома. Две камеры с разных ракурсов снимали происходящее. Осветительные приборы стояли полукругом. Штат техников, журналисты, гримеры, помощники и другие участники съемки молча выстроились за кадром.

– Я отойду на минутку, – шепнул следователю секретарь и исчез.

Райенвальд бесшумно присоединился к съемочной группе и стал наблюдать.

– …И присоединиться к экологической риторике даже не для блага нынешнего поколения, а для выживания на планете и будущего всего человечества, – услышал следователь конец фразы.

Отвечая на вопрос журналиста, Сомов поднял указательный палец вверх, подчеркивая важность сказанного. Его собеседник затряс головой, активно соглашаясь с бизнесменом. Казалось, приятный баритон Сомова заворожил интервьюера, вёрткого мужчину с искусственным загаром и в ярком полосатом костюме. На контрасте с журналистом,  бизнесмен в своей демократичной одежде смотрелся просто, но элегантно. Райенвальд невольно восхитился незатейливым, но работающим приемом. Благодаря ли самому Сомову или его имиджмейкерам, эта выверенная простота дорогого стоила, добавляя богатейшему человеку страны сто очков очарования в глазах зрителей.

– Такая благородная миссия безусловно требует самоотречения! – захлебнулся от восторга журналист. – А что отвлекает вас от рабочих забот, есть ли что-то, что приносит вам радость на уровне души?

– Благотворительность! – послышалось из-за спины Райенвальда.

В оранжерею вошла женщина с лейкой и, ловко пробираясь сквозь толпу персонала, вплыла в кадр. Одетая в светлые джинсы и легкую тунику, с волосами, отброшенными за спину, она словно внесла в помещение летнее солнце. Мягкие кудри золотом засветились в лучах прожекторов. Оператор нервно обернулся на режиссера, но продолжал снимать. Интервьюер застыл с глупой улыбкой на лице. Что-то явно шло не по сценарию, понял Райенвальд.

– Прошу прощения, но апельсиновое дерево требует полива по расписанию, – проворковала женщина. Голос ее журчал как горный ручей. Она зашла за спину Сомова и, ничуть не смущаясь, опустошила лейку в стоящую там кадку с растением. Затем присела на колено к бизнесмену и приобняла его за шею.

– Жена, – разведя руками, объяснил Сомов зависшему журналисту.

В тоне бизнесмена следователь уловил тщательно скрываемую гордость. Интервьюер, наконец, совладал с лицом и приготовился произнести свою реплику, но женщина опередила его.

– Вы спросили, что приносит нам душевное удовлетворение. Благотворительность. Возможность помочь нуждающимся. – Когда она начинала говорить, в воздухе словно звенели хрустальные колокольчики.

Райенвальд неотрывно смотрел на лицо женщины, перетянувшей на себя всеобщее внимание. Идеальная кожа, благородные черты, тонкие ноздри, большие глаза, пушистые ресницы. Да, это стоило признать, Светлана Сомова была очень, очень красивой.

– Светлана возглавляет благотворительный фонд, – улыбнулся Сомов. – Когда все началось, это было на уровне, не скажу, что хобби, но довольно любительском. Теперь это стало полноценной работой. Которая делает людей, оказавшихся в трудной ситуации, – и нас – чуточку счастливей.

Бизнесмен кинул на жену любовный взгляд. Она ответила ему таким же. Следователь, привыкший профессионально считывать чужие жесты и эмоции, не усмотрел в этой демонстрации чувств фальши. И сам этому удивился. Разница в возрасте у четы Сомовых, несмотря на моложавость бизнесмена, была довольно ощутимой. Но никаких признаков «трофейной» жены, Райенвальд, как ни силился, в Сомовой не обнаружил.

Журналист, окончательно пришедший в себя, выбрался из-под пресса обаяния Светланы Сомовой и вернулся к заготовленным вопросам.

– Сохраняя планету для будущих поколений, вы не можете не думать и о судьбе собственных детей. Как они? Где учатся? – перешел интервьюер к блоку «О личном».

– Наши дети учатся в Лондоне.

– Почему не на родине, не в России? – вздернул брови журналист.

– Мы не хотели, чтобы к ним было какое-то особое раболепное отношение из-за доходов их родителей, неизбежное в местных школах, поэтому отдали сыновей в закрытую частную английскую гимназию. Там довольно спартанская обстановка и суровый режим. Полагаем, эта муштра поможет детям выковать характер, дать навыки выживания, необходимые для дальнейшего обучения в университете и в жизни. Вложение в хорошее образование – единственное, что на данный момент мы может дать наследникам.

– Помимо наследства, – хихикнул журналист.

– Нет, – бизнесмен с женой переглянулись и он продолжил: – мы решили, что не будем завещать наследство детям. Это развращает. Они всего должны добиться сами. Кроме того большие деньги налагают большую ответственность перед миром. Капитал не должен свалиться внезапно на людей, которые не готовы эту ответственность понести.

– Что даже жильем не обеспечите?! – сбился интервьюер. – Даже трастовый фонд не оставите, чтобы они сами купили?

– Стоп! Стоп!

В кадр ворвалась женщина с планшетом и замахала руками, дав отмашку оператору прервать съемку.

– Саш, что ты такое спрашиваешь? – зашипела она на журналиста, нервно теребящего галстук.

– Вырвалось случайно, – начал оправдываться тот.

– Случайно! – дама с планшетом повернулась к публике за кадром. – Куда режиссер смотрит?!

– Работа режиссера следить за ходом съемки, – пробурчал мужчина из первого ряда. – Тема и суть вопросов – это зона ответственности сценаристов и продюсера.

– Вот я как продюсер и объявляю перерыв, – взъярилась женщина. – Поправьте участникам грим и дальше чтобы без амикошонства!

– Ничего страшного, я не обиделся, – сообщил Сомов, поднимаясь и потягиваясь. – Давайте сделаем небольшой перерыв и закончим уже.

Райенвальд почувствовал в кармане вибрацию – беззвучно звонил смартфон. Следователь достал его, посмотрел на экран и, решив, что ближайшие минуты не принесут ничего интересного, выбрался из людской гущи, вышел из оранжереи и ответил на звонок.

* * *

– А вы понравились нашему котику, – заметила Светлана Сомова, обращаясь к Райенвальду. – Родиончику мало кто нравится.

Она сняла с запястья пружинистую резинку, собрала с ее помощью волосы в хвост и эта новая прическа открыла следователю вид на изящную женскую шею, на которую он не мог не засмотреться.

Длинноногий пятнистый кот размером с рысь терся о штанину следователя и громко урчал. Райенвальд нагнулся и почесал сервала за ухом. Кот благодарно ткнулся головой в ладонь следователя, распушил усы и чихнул.

Съемка интервью закончилась, журналисты, галдя, собрали оборудование и уехали, оставив после себя беспорядок и уставших обитателей. Когда Райенвальд с хозяевами дома собрались в рабочем кабинете Сомова, уже близился вечер.

– Хотите выпить? – предложил бизнесмен, наливая в бокал коньяк.

– Я за рулем, – отказался следователь.

– Тогда я один, – отозвался Сомов.

Бизнесмен обошел наряженную игрушками елку, стоящую на полу, и сел за стол. В кабинете, обставленном ореховой мебелью, Сомов смотрелся как необходимая и неотъемлемая его часть. Портрет современного руководителя в интерьере, вспомнилась Райенвальду расхожая фраза. Отсутствие сусальной росписи и вездесущих завитушек, так любимых большинством обеспеченных людей, добавили в глазах следователя симпатии к хозяевам. Он предпочитал минимализм в меблировке, но модерн середины века, в котором был решен дизайн дома Сомовых, тоже был приятен глазу Райенвальда. Он подошел к дивану, на котором, поджав одну ногу, уже сидела жена бизнесмена и присоединился к ней. Кот как приклеенный просеменил за следователем и, грузно вспрыгнув на диван, удобно устроился на коленях Райенвальда. Следователь рассеяно потрепал сервала по спине.

Сомов пригубил бокал и откинулся на спинке кресла. Странным образом ничего не изменилось в его внешности, но если  во время интервью это был демократично одетый моложавый бизнесмен, то сейчас следователь увидел уставшего немолодого мужчину, выглядевшего почти на свои. Вероятно, лет Сомову добавило тусклое точечное освещение комнаты и упавшая на лоб челка, преодолевшая силу укладочных средств.

Светлана протянула руку, собираясь приласкать сервала, но тот с ворчанием пнул ее задней лапой и снова прильнул к Райенвальду. На стороне Светланы у дивана стоял торшер и в его свете кот и женщина отбрасывали на следователя причудливые тени.

– Павел сказал, что вы из Следственного комитета и хотите задать какие-то вопросы Светлане о фитнес-инструкторе, – намекнул Сомов. – Мы всегда готовы содействовать власти, но сегодня целый день прошел в суете, все устали, давайте перейдем сразу к сути.

– Конечно, – согласился Райенвальд и выпрямил спину. – Суть в следующем. Сергей Чащин трагически погиб в Египте и последний человек, которому он звонил, была Светлана. Буква закона требует опросить свидетеля, последнего, кто застал… слышал погибшего живым. Чистая формальность.

– Боже мой! – воскликнула Сомова, нервно прижала руку ко рту, затем уронила и вскочила с дивана. – Как это произошло?! – дрожащим голосом спросила она у следователя.

Большие голубые глаза женщины наполнились слезами.

– Он… утонул, – помешкав, ответил Райенвальд, с трудом отвлекаясь от хрустальных слез Светланы.

Кот ревниво дернулся, привлекая внимание следователя. Он успокаивающе погладил животное. Светлана отошла к окну и замерла там, смотря на падающие хлопья снега за стеклом. Все помолчали.

– А какой тогда интерес у следствия, если это был несчастный случай? – спросил Сомов. – Это же был несчастный случай?

– Скорее всего. Но процедура такова, что если смерть произошла заграницей, требуется открыть формальное расследование, – на ходу придумал Райенвальд. Ему не хотелось еще больше расстраивать хозяйку дома, да и посвящать посторонних в странные обстоятельства смерти он также не собирался.

– Странно, что этим рядовым… происшествием… занимается следователь по особо важным делам, – задумчиво протянул бизнесмен, отпивая коньяку.

Он поставил на стол бокал и немного погонял его по ореховой столешнице. Спиртное вихрем взметнулось внутри пузатого бокала, но не выплеснулось и упало на дно.

– С каких пор утонуть стало преступлением?

– Ничего странного, – успокоил его следователь. – Так вышло, что я был там же в отпуске и стал свидетелем того, как утонул Чащин, поэтому пришлось иметь отношение к следствию. Как открыли дело, так и закроем, – пообещал он и практически не погрешил против истины. То, что дело закроется после его полного расследования, сообщать потенциальному свидетелю Райенвальд не был намерен.

– Ужасно! – Светлана двумя руками резко задернула плотные шторы и вернулась к Райенвальду. По пути она зажгла все настенные светильники, зябко поежилась и обхватила сама себя. – Так что вы хотели узнать?

– Характер ваших… отношений, – запнулся следователь. – И содержание телефонного разговора.

–О Господи, – всхлипнула женщина. – Какие могут быть отношения, Чащин мой персональный спортивный инструктор, занимался со мной по индивидуальному плану, в спортзале, но чаще дома. У нас домашний зал, – объяснила она.

Сомов вышел из-за стола и обнял жену за плечи. Она прижалась к бизнесмену и замолчала.

– А разговор?

– Ну о чем он мог быть? Сергей интересовался моими спортивными достижениями, ругал, что без него я забросила тренировки. А когда тренироваться, если мы полностью поглощены подготовкой к аукциону, – пожаловалась Светлана.

– К аукциону?

– Да, каждый год мы проводим благотворительный новогодний аукцион, собранные средства идут в фонд. Приходите тоже, я скажу Большакову, чтобы внес вас в списки! – смахнула она подступающую слезу.

– Павел уехал в командировку, – предупредил Сомов.

– Ну, как вернется, сразу вышлет вам приглашение, – пообещала Светлана Райенвальду.

Повисла многозначительная пауза.

– Тогда не буду больше обременять своим присутствием, – поднялся следователь с дивана.

Пригревшийся на коленях Райенвальда сервал недовольно фыркнул и слез на пол. Лишившись теплого кота, следователь ощутил бедрами холодок. Он стряхнул с брюк налипшие шерстинки.

– Всего хорошего, – попрощался следователь от самой двери.

Чета Сомовых грустно улыбнулась и попрощалась в ответ. Похоже, эта симпатичная пара на самом деле была обескуражена печальной новостью. И изо всех сил стремилась поддержать друг друга невербально. Райенвальд почти в это поверил. Но бизнесмен не учел – они с женой стояли напротив большого зеркала, висящего на стене, и следователю было отлично видно, как минуту назад Сомов больно до слез ущипнул Светлану за руку. Бизнесмену очень не хотелось, чтобы жена приглашала Райенвальда на аукцион.

7

– По времени, вроде укладываемся, – заметил Павел Большаков, наблюдая за погрузкой. До его ноздрей донёсся запах ржавчины и Большаков поморщился.

– Из порта выйдем точно в срок.

Его собеседник, коренастый крепкий бородатый мужчина, посмотрел на часы и сплюнул в воду.

Они стояли неподалёку от дока, где электрогидравлический грейфер цепкими лепестками захватывал и наваливал на судно проржавевшие чугунные чушки, батареи, куски труб и рельсов, неопознанный металлический мусор и прочий негабаритный железный хлам. Из полувагона с низким бортом ковш, закрепленный на конце портового крана, методично зачерпывал челюстями металлолом и с грохотом ссыпал его на палубу мини-балкера.

– Ничего не сдвинется? Не потеряется? – переспросил Большаков.

Он привык контролировать все процессы от и до, вникать во все мелочи, был, что называется, маньяком контроля, хотя сам предпочитал называть себя перфекционистом. В конце концов, за умение предотвратить любую потенциальную неудачу ему и платят.

– Груз надёжно закреплён найтовами, – лаконично ответил крепыш и шмыгнул носом. Увидев недоумение на лице Большакова, он снизошёл до пояснения: – Из стальных тросов.

– Хотел спросить, почему вас все зовут Джек? – сменил тему Большаков.

В ответе ему послышалось лёгкое, едва уловимое раздражение, и он поспешил уйти от скользкой темы судоустройства. Джек был профессионалом и спорить с ним на тему судовых снастей не входило в планы Большакова. Он решил перевести беседу в более безопасную плоскость.

Чугунная отливка гулко рухнула на ванну, породив раскатистый рокот. Большаков вздрогнул от неожиданности. Джек не повел ухом. Он помедлил, поскрёб пальцами бороду и, наконец, ответил:

– В честь Каре на вальтах.

На этот раз терминологию Большаков понял: ему рассказывали, что свое каботажное судно капитан купил на выигрыш в покер, собрав мощную комбинацию из четырех валетов-«Джеков» и туза-кикера. Универсальный мини-балкер-однотрюмник, предназначенный для транспортировки всевозможных сыпучих грузов, Джек переименовал в «Ламантин» и с его помощью неплохо зарабатывал на жизнь, занимаясь коммерческими морскими перевозками. «Ламантин» работал трампом, курсируя без какого-либо регулярного маршрута, и не имел точного расписания, перевозя грузы по мере поступления подходящих заказов. В отличие от других «дальнобойщиков» капитан не брезговал никаким фрахтом, даже самым неоднозначным с точки зрения законности. Большаков украдкой оглядел капитана. Как у любого человека, посвятившего свою жизнь морю, возраст Джека сложно поддавался определению: ему можно было дать и сорок и шестьдесят. Красно-коричневое лицо капитана, изрытое морщинами и заросшее растительностью почти до глаз, в целом выглядело каким-то возрастным и… просоленным. Впрочем, недолгое общение с этим моряком создало у Большакова впечатление, что для его целей Джек – идеальный морской волк. Несуетливый, малоразговорчивый, с негромкой спокойной речью, он, двигаясь вперевалку, отдавал четкие и краткие распоряжения команде и распространял вокруг себя ауру профессионализма и надежности, которая встречается только у бывалых моряков, повидавших всякое. Так, по крайней мере, казалось. За эти качества, а еще за умение не задавать лишних вопросов, его и выбрал Большаков.

– Доплата за нестандартный структурообразующий груз, – щегольнул Большаков знанием терминологии и вынул из внутреннего кармана куртки полиэтиленовую сумку, обернутую несколько раз вокруг самой себя.

Джек развернул сумку, не вынимая из нее содержимого, пересчитал пачки внутри, помусолил купюры, проверяя на номинал, и, удовлетворённо кивнув, молча убрал в карман.

– Остальное – после передачи, – на всякий случай напомнил Большаков договоренность.

Джек скривил губы в гримасу, по всей видимости, означающую у него подобие улыбки.

– Хорошо.

Погрузка завершилась и капитан широким шагом направился к выходу из дока.

Пока завершались последние формальности, Большаков находился в порту, в мыслях управляя всеми процессами, происходящими вокруг. В Мурманске он планировал задержаться до конца операции. В благополучном исходе он не сомневался, но надёжней будет все проконтролировать самому.

Когда судно вышло в море, Большаков уточнил время: минута в минуту, как и обещал Джек.

* * *

Пологий береговой рельеф восточной части Кольского залива сменился высокими берегами на западной стороне. Впрочем, изрезанные обрывистые скалы вскоре скрылись в тумане, который плотным слоем устилал Баренцево море.

«Ламантин» вышел из Мурманска и на протяжении приграничной зоны держался края судоходного пути, не вызывая подозрений с берега. Несколько встреченных балкером военных судов также не обратили на сухогруз никакого внимания. Балкер счастливо избежал интереса со стороны береговой охраны, но, углубившись на достаточное расстояние к северу, едва покинув залив и выйдя в море, неожиданно сменил курс. Рассекая корпусом водное пространство, «Ламантин» заскользил к западу. Несмотря на позднее утро, вокруг царил мрак. В Арктике стояла полярная ночь и восхода солнца здешние жители не видели уже несколько недель. Недолгий интервал гражданских сумерек давал возможность увидеть что-либо без фонаря едва ли на протяжении часа в сутки. Теоретически в полдень можно было заметить небольшое просветление неба, фактически же в условиях пасмурной зимней погоды искусственный свет в населенных пунктах горел круглосуточно. В открытом море же все окутывала кромешная темнота.

Дверь рубки распахнулась и вошёл Джек, принеся с собой поток морозного воздуха, запах соли, моря и снега. Снежинки в бороде мужчины таяли, превращались в капли и блестели в тусклом свете. Капитан откинул капюшон мокрой штормовки. В помещении висела водная взвесь, влажность превышала все параметры комфорта даже для неприхотливого и ко всему привыкшего Джека. Но и это было лучше, чем быстро летящий гнусный снег, посыпающий капитана, пока он был на палубе.

– Надо взять северней, – прищурившись, сообщил Джек штурману.

– Право на борт! – моментально скомандовал тот, обращаясь к рулевому.

Судно начало поворачиваться.

– Скоро граница льдов, – предупредил штурман.

– Пройдем. Если что – возьмём на форштевень, – бросил Джек.

Он заметил несколько небольших плавучих льдин вдалеке, но не счёл их опасными. Несмотря на то, что, благодаря Гольфстриму, в этих широтах Баренцево море не замерзало, год выдался неблагоприятным и лёд подошёл довольно близко к берегам Кольского полуострова. Но лучше отойти подальше от цивилизации, решил капитан. Экспедиторские документы на груз были в порядке, «Ламантин» отправил надлежащие уведомления пограничникам на выход в море, однако береженого бог бережет. Судно уже штрафовали и Джек не испытывал ни малейшего желания нарваться на патруль, даже имея на руках – чего это стоило! – график дежурств и маршруты пограничных катеров.

Море штормило, но пока несильно. Ледяной ветер усиливался. Но это был самый безопасный план. Под прикрытием тумана и льда сгонять до границы с Норвегией, где будет ждать норвежское судно, скинуть груз и вернувшись, как ни в чем не бывало, спокойно следовать в заявленном и утвержденном направлении. Чернильная ночь, снег и хмарь, ухудшающие видимость гипотетическим погранцам, если их сюда занесет, – всё это только благоприятствовало делу.

– На курсе сорок пять градусов, – доложил рулевой.

Штурман вопросительно посмотрел на капитана и, не получив ответа, скомандовал рулевому:

– Одерживать!

Джек снял мокрую штормовку и повесил на вешалку. Под непромокаемой курткой обнаружился пуховик, надетый на шерстяной свитер с горлом. Не мёрзнет тот, кто тепло одевается, давно усвоил капитан. Но руки все равно заледенели на морозе. Джек поочередно размял кисти, растирая пальцы, разгоняя в них кровь.

Судно с максимально погашенными огнями незамеченным следовало в тумане. Тишину на корабле прерывал лишь ровный гул двигателей. Волны усилились, судно подбрасывало. Раздался металлический скрежет и треск – скуловая часть балкера коснулась льдины.

– Судно быстро катится вправо! – обеспокоенно напомнил рулевой о положении руля. Он немного встревожился, что штурман забыл подать новую команду, но не посмел повернуться в сторону руководства.

– Джек?! – воскликнул штурман.

Крупные тяжёлые хлопья снега сыпались на лобовое окно рубки, перекрывая вид на палубу. Капитан молча набросил штормовку и вышел. Сквозь мазки снежной каши на стекле был виден силуэт Джека. Сгибаясь под ожесточенным натиском шквального ветра, капитан изучал воду за бортом.

– Меньше право, – вернувшись, буркнул капитан штурману.