Потерянный ребенок

Харви посмотрел на часы, висевшие в коридоре, где ходила из стороны в сторону детектив Галт, разговаривая по телефону. Он напряг свой слух, пытаясь расслышать, о чем она говорила. Очевидно, детектив старалась говорить потише, но Харви удалось уловить несколько слов: «Станция… замечена… свидетели…»

– Получили ли вы ответ на свое сообщение? – спросил детектив Патерсон, подняв взгляд с записей в блокноте.

– Что? – обернулся Харви.

– Ответила ли Джессика сегодня утром на ваше сообщение?

Харви взглянул на свой телефон, который лежал на кофейном столике.

– Нет, пока нет. Я не понимаю. Как это могло произойти? В больнице же есть охрана – вчера вечером меня проводили к выходу.

– Мы как раз пытаемся в этом разобраться. Она ушла в тот самый момент, когда больница открылась для посещений, и есть вероятность, что она выскользнула, когда кто-то заходил внутрь. А секретарь в приемной, должно быть, отвлекся… – сказал детектив Патерсон.

– Ну, в это нетрудно поверить. Там все постоянно отвлекаются – это не больница, а сумасшедший дом. Да вы хоть понимаете, что у девочки инфекция?

Харви обхватил руками голову и попытался развеять пелену чудовищной усталости, из-за которой невозможно было сосредоточиться.

– Да, нам сообщили об этом, мистер Робертс, и именно этот факт беспокоит нас больше всего.

– Мне сказали, что если не закончить курс антибиотиков, который ей назначили, то ее состояние может вскоре серьезно ухудшиться.

– Да, и мы работаем в тесном сотрудничестве с медицинским персоналом больницы Святого Дунстана.

– А что они сказали про лекарство? Сколько у нас есть времени на их поиски?

– Сложно сказать. Мистер Робертс, важно сохранять спокойствие.

– Сколько у нас времени, прежде чем мы потеряем Элизабет? – взмолился Харви. – Прошу, скажите честно.

– Примерно двенадцать часов с момента введения последней дозы антибиотиков, которую она получила незадолго до того, как Джесси ушла с ней из больницы около восьми утра. Врачи, с которыми я говорил, сказали, что по прошествии этого времени ее состояние станет стремительно ухудшаться. Поэтому мы и должны работать сообща, чтобы найти их в целости и сохранности и как можно скорее. В котором примерно часу вы ушли из больницы?

Харви кивнул.

– Время посещений закончилось в восемь вечера. Я хотел побыть с ней подольше, поскольку ее парень работает за границей, но мне не позволили.

Харви представил, как Джесси смотрела в окно, провожая его взглядом. Он обнял ее, прошептал «до скорой встречи» и сказал, что вернется завтра утром. Малышка Элизабет лежала в своей кроватке, и на ее маленькой ручке была толстая повязка, фиксирующая катетер. Охваченный дурным предчувствием, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Есть ли у вас какие-либо предположения насчет того, куда она могла бы направиться?

От детектива Патерсона пахло кофе. Харви смотрел на него и думал о том, как два офицера полиции попивали свой кофе навынос, когда им поступил вызов – нужно приехать к нему домой и сообщить эту тревожную новость о Джесси. Собрать информацию. Еще один день, еще один вызов. «Давай разберемся с этим поскорее, смена может выдаться долгая», – сказали, должно быть, они, выезжая из Чичестера в сторону района Саут-Даунс, в деревеньку под названием Уэст-Уиттеринг, где Джесси провела свое детство.

У Харви сводило мышцы икр. У него всегда подрагивали ноги, когда он был измотан. Это очень раздражало Лиз, когда они сидели на диване по вечерам, Лиз читала очередной сенсационный детективный роман, а он засыпал за просмотром вечерних новостей. «Да ложись ты уже в кровать», – вздыхая, говорила она, заметив, что он клюет носом. У него и сейчас стояла перед глазами эта картина: Лиз лежит рядом и следит, задыхаясь от изумления, за всеми поворотами и перипетиями сюжета книги, вытянув ноги и положив их ему на колени. «Я так и знала, – сказала бы. – Это ее парень. Мне не раз казалось, что он что-то скрывает».

Харви знал, что детектив Патерсон следил за ним, изучал, как он реагирует на его вопросы. Скорее всего, тот уже просмотрел его досье и, быть может, даже знал о том, как Харви был задержан на сутки в возрасте пятнадцати лет – в ночь, когда умерли родители Ребекки, – и выпущен с вынесением официального предупреждения. Словно он был каким-то преступником, когда на самом деле он не сделал ничего плохого.

– Той ночью кто-то стоял у двери, Харви. Я помню, как отец с кем-то разговаривал. Сначала я думала, что это ты, что ты пришел за мной.

Голос Ребекки дрожал, когда она вспоминала о событиях той ночи спустя несколько месяцев после переезда к нему и его отцу.

– Но ты же сказала, что, когда ты спустилась вниз и нашла родителей, рядом никого не было, – говорил он Ребекке, беспокоясь о нанесенной ей той ночью травме. – Кто же это мог быть?

– Не знаю, наверное, мне и правда показалось, – отвечала она. Харви пытался обнять ее и утешить, но, как и всегда, она отшатывалась. – Ты мне не веришь, Харви.

Ее зеленые глаза наполнялись слезами, и он начинал отчаянно искать правильные слова.

– Конечно же, я тебе верю, просто не знаю, как тебя утешить, – отвечал он, обдумывая каждое слово. – Ты все время расстроена… Как будто ты винишь меня за то, что я не был тогда рядом.

Харви видел, как сильно она изменилась после той ночи, замкнулась в себе и больше не обращалась к нему за поддержкой. Что бы он ни говорил, он никак не мог до нее достучаться и вернуть себе прежнюю Ребекку.

Очнувшись от своих раздумий, Харви мельком взглянул в коридор и попытался расслышать, о чем детектив Галт говорила по телефону. «Хорошо… выполним… сейчас у отца Джессики». Детектив была невысокой и миловидной, с темными волосами до плеч и темно-карими глазами; казалось, она чувствовала, что Харви за ней следит, и отводила взгляд всякий раз, когда он смотрел на нее слишком пристально.

Детектив Патерсон задал свой вопрос еще раз.

– Мистер Робертс, возможно, у вас есть хоть какие-то предположения касательно того, где могла бы находиться ваша дочь?

Харви снова посмотрел на детектива Патерсона и понял, что, ожидая собственного ответа, задержал дыхание. Казалось, все его чувства обострились. От света зимнего солнца, проникающего сквозь окна гостиной, у него заболели глаза, часы в коридоре тикали как будто громче обычного, жжение от изжоги разлилось по животу. Любая мелочь вдруг стала причинять Харви боль, от которой изнывало все его тело.

– Вы пробовали говорить с ее матерью? Ребеккой Уотерхаус?

– Да, мы связались с доктором Уотерхаус. Полагаю, с ней сейчас офицер по связям с семьей.

– Честно говоря, Джессика с самого своего рождения находилась под моей опекой. Я не хочу видеть здесь Ребекку, это все лишь усложнит.

– Хорошо, мистер Робертс, но я должен сказать вам, что мы планируем провести пресс-конференцию в обеденное время в случае, если к тому моменту мы еще не найдем Джессику. Мы считаем, что было бы неплохо, если бы вы записали обращение вместе с ее матерью.

– Это исключено! – рявкнул Харви. – Об этом не может быть и речи. Тем более что ее появление только сильнее расстроит Джесси.

– Полагаю, в данный момент отношения между Джессикой и Ребеккой скорее натянутые?

– Можно и так сказать. Пару дней назад Джесси приходила к ней в гости, а после их встречи была очень расстроена. Не удивлюсь, если именно это все спровоцировало.

Детектив Патерсон медленно кивнул и записал что-то в своем блокноте.

– Не могли бы вы рассказать нам, что именно вам сказала Джесси о встрече с матерью?

Харви тяжело вздохнул.

– Увы, нет. Два года назад умерла моя жена, Лиз, мачеха Джесси, и Джесси было крайне нелегко справиться с этой утратой. Они были очень близки. Думаю, в тот момент, когда подходили ее сроки, Джесси как раз пыталась заполнить чем-то эту пустоту в сердце. Только вот встреча, как и всегда, прошла не очень хорошо.

– Что вы имеете в виду? – детектив Патерсон широко раскрыл глаза.

– Да не знаю я! Спросите Ребекку, – вспылил Харви.

– Мы непременно спросим, мистер Робертс. Я понимаю, что вы переживаете, мы все очень обеспокоены сложившейся ситуацией, но нам нужно собрать как можно больше информации, чтобы попытаться выяснить, что происходит с Джессикой, и найти ее.

– Что происходит с Джессикой… Ее жизнь похожа на ад, вот что. Она потеряла женщину, которая о ней с младенчества заботилась, она только что прошла через тяжелые роды, а ее парень в командировке, да еще она несколько суток не спала. – Харви почувствовал, как у него горит лицо, и все же продолжил. – Джесси насильно принуждали кормить грудью, пока ее девочка голодала. Когда я уходил, у нее начинался ступор, но меня никто не слушал. У Ребекки, ее биологической матери, было то же самое после родов. Но им просто дали выйти на улицу посреди бела дня. Сейчас ноябрь, черт возьми! Неужели у вас вообще нет идей о том, куда она могла пойти?

– Мистер Робертс, в данный момент полицейские изучают записи со всех камер наружного наблюдения. На последних кадрах, которые нам удалось найти, Джесси направляется к железнодорожному вокзалу Чичестера. Конечно же, логично предположить, что она села на поезд, но камеры не зафиксировали ее ни на одной из платформ, поэтому, скорее всего, это не так. И, разумеется, мы уже оповестили все железнодорожные вокзалы и автовокзалы, а также все сервисы заказа такси поблизости.

На этом детектив Патерсон попросил его извинить и ушел поговорить с детективом Галт. Недомолвки, переговоры – обычное дело в случае с полицией, подумал Харви. Вы рассказываете нам все, а взамен мы не говорим вам ничего.

Он ясно представил, как Лиз сидит на подлокотнике дивана, сложив руки на коленях, неодобрительно покачивая головой. Она всегда так делала, когда Харви терял самообладание. Ее спокойный голос словно зазвучал у него за спиной: Они просто пытаются найти Джесси. Тебе нужно им помочь. Однако его жена почти никогда не имела дел с полицией; ее опыт общения с офицерами ограничивался штрафом за превышение скорости и выговором за справление нужды в переулке после ночного похода в бар. «Почему ты всегда так к ним враждебен?» – спрашивала она то и дело, пока Харви провожал хмурым взглядом очередного проходящего мимо легавого.

Наблюдая за детективом Галт и детективом Патерсоном, Харви будто снова оказывался в том ноябре 1960 года.

Детектив Патерсон вернулся в гостиную.

– Появились сведения, что женщину с ребенком, совпадающих по описанию с Джесси и Элизабет, заметил кто-то в центре Чичестера. Кроме того, возможно, ее видели на одной из платформ, когда она садилась на поезд до Лондона. – Он говорил с такой раздражающей медлительностью, словно у него садились батарейки, и Харви пришлось бороться с желанием дать ему пощечину, чтобы вернуть его к жизни. Действительно, куда же им спешить?

– Хорошо, вы уже отправили полицейских по этому следу? Я поеду в Чичестер, помогу с поисками, – сказал Харви, надевая ботинки.

– Полицейские ищут ее в Чичестере и досматривают поезда, идущие в Лондон. Мистер Робертс, я думаю, пока что вы нам больше поможете, если останетесь здесь и ответите на наши вопросы. – Харви вздохнул в ожидании, пока Патерсон продолжит. – На записях камер у больницы видно, что Джесси вышла в платье, но была ли у нее с собой какая-либо другая одежда, куртка или что-то в этом роде? Это помогло бы нам дополнить ее описание и не упустить ее при встрече. Также нам необходимо знать, что происходит сейчас в ее жизни – какие-либо проблемы с психикой, финансами, может, с ее партнером?

Слова детектива Патерсона звучали невнятно, будто бы пробивались откуда-то издалека. Харви смотрел на движение его губ, словно пытаясь расшифровать, что тот говорит, однако мысли его занимала лишь одна картина: Джесси, бредущая сквозь ледяную ноябрьскую вьюгу с его любимой внучкой на руках.

– Нам нужно связаться со всеми друзьями, родственниками и коллегами Джесси, до которых только получится дозвониться, желательно в ближайший час. Вдруг она вышла с кем-либо на связь или направляется к кому-либо из них…

– …В больнице нам сказали, что ее парень, Адам, сейчас в Нигерии, видимо, он как-то с ними связался. Завтра в полдень по нашему времени он вылетит в Хитроу, значит, здесь он будет не раньше семи вечера. Полагаю, задерживать ради него пресс-конференцию нет смысла. Помимо того, нам нужно осмотреть квартиру Джесси, проверить дневники, тетради, электронные письма, чтобы выяснить, с кем она была наиболее близка.

– Больше всего – с Лиз, – тихо произнес Харви. – Она похоронена на кладбище Шорхэма. Джесси иногда ходит ее навещать.

Харви мысленно вернулся в день похорон Лиз. В полной тишине они приехали на машине домой и заварили чай, едва ли представляя себе силу того горя, которое уже почти настигло их, словно огромный грохочущий состав, несущийся по рельсам.

– Хорошо, мы поручим кому-нибудь съездить туда и проверить. – Детектив Патерсон посмотрел на свою коллегу, та кивнула и вышла из комнаты. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело, но нам нужно получить как можно больше сведений о Джессике…

– …Вы бы нам очень помогли, если бы отвезли детектива Галт в квартиру Джессики, поскольку мы с ней приехали в одной машине. Я поеду обратно в больницу и поговорю с командой, которая искала там. Мы понимаем, что ситуация не терпит отлагательств. Мне только что сообщили, что подготовка к пресс-конференции уже началась. Мы считаем, что вам очень важно лично обратиться к Джесси. Трансляция будет показана на всех новостных каналах.

Харви взглянул наверх. Два часа назад он выгуливал собак в бухте Уиттеринг, размышляя о рождении своей внучки. Теперь же и она, и Джесси пропали, а от него ждут выступления на национальном телевидении, и он должен будет умолять Джесси вернуться, сдерживая при этом переполняющие его боль и тревогу.

Харви подавил гнев из-за отсутствия Адама.

– Конечно, – сказал он. – Я готов сделать все, что нужно.

– У вас есть ключи от квартиры Джессики? – спросил детектив Патерсон. – Пожалуй, нам пора ехать.

– Сейчас достану. Но сперва я хотел бы знать кое-что, и я был бы очень вам признателен за честный ответ. – Харви замолк, собираясь с мыслями. – Если вы их и правда найдете, заберут ли у Джесси дочку после всего того, что она сделала?

– В интересах всех нас сделать так, чтобы Джесси и ее ребенок остались вместе.

– Но соцслужбы вовлечены в поиски?

– Органы опеки связались с больницей, и дело было передано в социальные службы.

– Каковы шансы того, что Элизабет заберут? – снова спросил Харви.

– Никто не хочет этого, мистер Робертс. Органы опеки призваны сохранять семьи вместе. А теперь, если вы не возражаете, нам нужно поскорее добраться до квартиры Джессики.

С этими словами детектив Патерсон выпроводил Харви из дома в холодный ноябрьский полдень. Полицейские оставались по обе стороны от него, как будто он уже оказался на скамье подсудимых.

Глава седьмая

Гарриет

День подарков[2], 26 декабря 1945 года

– Мне очень жаль, Гарриет. На протяжении последних пяти лет вы были большим подспорьем в работе по дому, и нам очень жаль, что вы вынуждены покинуть нас. – Мисс Клара запиналась от волнения.

Гарриет стояла у дверного проема, ожидая, когда Джейкоб спустится по лестнице.

– Прошу вас, не беспокойтесь, мисс Клара, с нами все будет хорошо. С вашей стороны и со стороны мисс Этель было очень по-христиански разрешить Джейкобу пожить у вас.

Гарриет заметила, что голос выдает в ней беспокойство, и прокашлялась. Она едва сдерживала слезы из-за того, что была вынуждена покинуть этот дом, который стал ей почти родным.

– Мы старались проявить понимание, но мы просто не чувствуем себя в безопасности, когда в доме находится ваш муж. Мы с Этель уже не так молоды, и все это доставляет нам немало хлопот.

– Нет-нет, конечно. Не нужно ничего объяснять. Простите еще раз за вчерашнее. – Гарриет покраснела.

Между ними повисло неловкое молчание. События вчерашнего дня были по-прежнему свежи у них в памяти.

– Куда же вы отправитесь?

– Джейкоб слышал, что в поместье Норткот ищут нового смотрителя, мы собираемся сегодня туда поехать и посмотреть, что нам удастся разузнать.

Гарриет взглянула на лестницу и увидела Джейкоба. Он выглядел так, словно старался привести себя в порядок – его волосы были зачесаны назад и смазаны маслом, лицо было только что выбрито, но все же он казался потрепанным: его одежда была не отглажена, а тяжелые мешки под глазами на его смертельно бледном лице свидетельствовали о кошмарах, преследовавших его всю ночь.

Мисс Клара тоже посмотрела на Джейкоба.

– Что ж, удачи, Гарриет. Я желаю вам обоим всего хорошего. Ваша зарплата и рекомендательное письмо на столе.

Она наклонилась, поцеловала Гарриет в щеку, неловко похлопала ее по плечу и поспешила удалиться, пока Джейкоб не спустился к ним.

Глаза Гарриет наполнились слезами, однако было в этом и какое-то облегчение: вот все и закончилось. Безнадежные попытки скрыть поведение Джейкоба приводили к постоянному нервному напряжению и плохо сказывались на ее здоровье. Она вовсе не винила мисс Клару и мисс Этель за их страх.

Впервые Гарриет столкнулась с этим невыносимым напряжением, когда встретила мужа на железнодорожном вокзале Чичестера полгода назад. Наконец пробившись к нему сквозь толпу, она должна была сделать усилие, чтобы скрыть свой ужас.

Он так сильно похудел, что она едва его узнала. Его когда-то румяные щеки впали, стройная осанка сменилась сутулостью, уверенная походка исчезла без следа. Его правая рука была забинтована по локоть. Никто не сказал ей, что ему ампутировали два пальца после того, как у него из-за ожога развилась гангрена. Когда он обнимал и целовал ее, его объятья были слабыми, а губы – холодными. Казалось, весь свет и сила покинули его, оставив лишь пустой мешок с костями.

Мисс Клара и Мисс Этель радушно приняли героя войны, любезно позволив ему остаться в маленькой одноместной комнате Гарриет в обмен на помощь в саду. Но вскоре теплая атмосфера в их маленьком загородном домике стала исчезать, и беспокойство пустило свои корни. Джейкоб пил до беспамятства, был вспыльчив и не мог справиться с малейшими отклонениями от плана или трудностями, возникавшими в течение дня.

Все это время единственной отдушиной для Гарриет оставался ее дневник, и она исписывала его страницы в первые часы рассвета, когда Джейкоб окончательно впадал в пьяный ступор, сидя в кресле у окна.

19 декабря 1945 года

Дорогой дневник,

Я ужасно скучаю по своему мужу. Особенно одиноко мне по ночам, когда приходится засыпать одной, потому что Джейкоб отказывается ложиться из-за кошмаров. Вместо этого он пьет дешевый виски и разговаривает сам с собой. Если он и засыпает в кресле, то тут же просыпается, крича, словно раненый зверь. Я бросаюсь к нему, он весь в поту, у него отсутствующий взгляд, но это единственное мгновение, когда он делится со мной тем, что с ним произошло. Он рассказывает мне, что он снова там, на берегах Нормандии, и друга его детства, Майкла, только что разорвало на кусочки прямо у него на глазах. Он рыдает, и я укачиваю его, как ребенка, а он рассказывает мне такое, о чем я лучше бы никогда не знала. Что он поднял все, что осталось от его друга, и попытался собрать его по кусочкам. Что он никогда не простит себя за то, что он не смог спасти его. Прижавшись ко мне, он наконец засыпает на рассвете, но мы оба ужасно измотаны. За завтраком мисс Этель часто жалуется на ночной шум. Я пытаюсь успокоить Джейкоба, но он слишком силен, а его крики ничем не унять. Когда он просыпается по ночам, то в него словно вселяется дьявол, и я ничего не могу поделать, никак не могу его успокоить.

Мой когда-то добрый и веселый муж подозревает всех и каждого и говорит о немецких шпионах, которые до сих пор прячутся где-то в деревнях и ждут подходящего момента, чтобы вторгнуться в город. В последнее время мне очень не хватало общения, и я настояла на том, чтобы вместе выпить в местном пабе с надеждой на то, что встреча со старыми друзьями пойдет ему на помощь. Я осторожно спросила, чувствуют ли другие жены какие-либо перемены в своих мужьях, но мне дали понять, что задавать подобные вопросы – дурной тон; когда мужчины возвращались с фронта, вышестоящие офицеры настоятельно рекомендовали им не распространяться о прошлом, добавив, что было бы непатриотично рассказывать о том, что с ними произошло.

По мере того как продолжался вечер в пабе, я заметила, что Джейкоб очень угрюм. Другие смеялись и болтали, а он только сидел, мрачно глядя на меня. Девушки начинали чувствовать себя неловко. К тому времени когда мы собрались уходить, Джейкоб ни с кем из нас не разговаривал.

Когда Пит сделал мне комплимент по поводу моего нового пальто, я улыбнулась ему. В мгновение ока мой муж протащил Пита через весь стол, стаканы оказались на полу, и, чтобы оттащить Джейкоба, потребовались силы почти всех работников паба. Владелец пошел звонить в полицию, но Джейкоб с Питом давние знакомые, поэтому Пит просто отправился домой, зажав рукой свой окровавленный нос. Я отчаянно извинялась перед всеми, но это лишь больше разозлило Джейкоба. Он сказал, что это я виновата, потому что всю ночь напивалась и флиртовала.

Когда мы вернулись домой, он начал расспрашивать меня, был ли у меня с Питом роман. Он сказал мне, что я люблю Пита, потому что мой собственный муж мне противен. Что я считаю его трусом, раз он позволил своим друзьям умереть. Что я больше не люблю его. Он так кричал, что я не могла его успокоить. Совершенно неожиданно он ударил меня кулаком. Мой рот наполнился кровью, я закричала. Мне было так страшно, что я зарылась под одеяло, чтобы защититься от новых ударов, я совсем не знала, что делать. Он никогда раньше и пальцем меня не трогал. Мисс Этель услышала переполох. Я сказала ей, что мне очень жаль и что все уже в порядке, но, увидев мое лицо, она пришла в ужас, и тогда я поняла, что их доброй воле пришел конец.

Во время долгой автобусной поездки Гарриет и Джейкоб сидели молча, вспоминая недавнее Рождество. Глядя в окно, Гарриет будто снова видела, как Джейкоб пошел в сад нарубить еще дров, а она, начинив индейку, поставила ее в плиту и стала зажигать огонь. В тот день их судьба была предрешена.

Услышав крик Джейкоба на кухне, Гарриет мигом бросила все свои дела и ринулась к нему. Он стоял на коленях перед плитой и держал мясо голыми руками. Жир шипел на его коже, а он кричал ей, что его друг горит.

Успокоить Джейкоба было совершенно невозможно. Он бросил индейку в раковину и включил воду, пытаясь остудить ее, но сам продолжал кричать и звать на помощь.

Выбиваясь из сил, Гарриет наконец смогла оттащить его прочь. Когда она уложила его в кровать, он сквозь слезы рассказал ей, что скворчащая кожа индейки вызвала в его памяти воспоминание о том, как на берегах Нормандии прямо у него на глазах горела кожа на теле его друга. Кое-как Гарриет удалось спасти рождественский ужин, но затем на кухне появилась мисс Этель и объявила, что им придется покинуть этот дом. В то утро они с Джейкобом не говорили об этом. Ей было невыносимо даже вернуться в мыслях к событиям того утра. От вида обожженных, покрытых волдырями рук Джейкоба слезы выступали на ее глазах.

Автобус с грохотом остановился у поместья Норткот, вернув Гарриет в настоящее.

– Ну же, пойдем, – сказал Джейкоб, бросив ей под ноги ее чемодан, но та лишь изумленно смотрела на огромные железные ворота и длинную покрытую наледью подъездную дорожку, ведущую к особняку в георгианском стиле.

Джейкоб ушел вперед, махая рукой жене и подгоняя ее, но Гарриет будто приросла к земле, несмотря на порывы свирепого декабрьского ветра. Она знала, что ей не хватит сил работать служанкой в доме, где, по слухам, было тридцать спален, четыре гостиных, две библиотеки и огромный банкетный зал.

Но она заставила себя идти вперед, к поместью, в двери которого им вот-вот предстояло постучать, прося взять их на работу, – но тем временем двери в жизнь, какой она была до возвращения Джейкоба домой, с треском захлопнулись за ней.

Глава восьмая

Айрис

11.30, среда, 19 ноября 2014 года

Айрис бежала, опаздывая на поезд в Чичестер, и, лишь только она скользнула в закрывающиеся двери вагона, ее телефон зазвонил.

На экране высветилось «Отдел новостей». Она взяла трубку.

– Привет, Майлз.

– Привет, Айрис. По всей видимости, ребенку необходимо лекарство, или по какой-то другой причине им нужно вернуться в больницу, – ответил он торопливо, проглатывая слова. – Кажется, к концу дня у нас будет довольно громкая история. По всей видимости, в полиции думают, что она спрыгнет с моста или бросится с малышом под поезд. Скажи еще раз, откуда ты об этом узнала?