Баба Нюра

И я потерял интерес к дальнейшим занятиям медициной, потому что они не давали ответов на волнующие меня вопросы. Мой жизненный тонус падал, началась депрессия. Затем один за другим умерли родители, сначала отец – от мучительно долго тянувшегося рака легких, потом, через полгода и мать – от очередного припадка неврастении, перешедшего в неконтролируемое поведение, и внезапно наступившего затем сердечного приступа. Меня не было дома, некому было успокоить маму и подать лекарство, и она умерла на полу в двух шагах от столика с таблетками, не дожив трех месяцев до пятидесяти.

Последнюю летнюю сессию я с грехом пополам свалил с одним хвостом на осень, и теперь не знал, что делать на летних каникулах.

Однажды после очередного пустого дня, поздно вечером ближе к полуночи я валялся на диване и листал книжку Амброза Бирса. Остановился на рассказе „Случай на мосту через Совиный ручей“, вчитался в него. Я был знаком с творчеством Бирса, читал, конечно, и „Случай“, но на этот раз что-то заставило меня раз за разом просматривать знакомые картины, возникающие в сознании, как будто они могли привести к ускользающему решению. Я интуитивно чувствовал, что где-то здесь кроется очень важное, краеугольное для меня, в очередной раз прочел последнюю фразу рассказа – „…вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него – затем мрак и безмолвие! Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей“, и вдруг мир вокруг меня взорвался.

Вот оно, конечно же, как я не догадался раньше, это так очевидно! Ничто не может дать достоверной информации о чем бы то ни было, кроме как опыт, то есть надо испытать все на собственной шкуре. Опыт, нужен личный опыт!

Я вскочил с дивана и забегал по комнате, пытаясь сосредоточиться и заставить хаотично мечущиеся в голове мысли выстроиться в некое упорядоченное состояние, позволившее бы мне начать более целенаправленные действия. Итак, Пэйтон Факуэр повешен, побег оказался мнимым, это лишь яркое видение в мозгу человека в краткий миг перед смертью посредством удушения. Да, было видение, но видение ли на самом деле? Картины так живописны, так жизненны, что производят полное впечатление реальности. Хорошо, это художественная выдумка писателя. Но возможно ли подобное выдумать? Я читал ранее о жизни Бирса, его участии в Гражданской войне и даже в подготовке казней. Изо всего этого вполне можно заключить, что писатель мог слышать подобную историю из уст человека, пережившего клиническую смерть и вернувшегося к жизни. Да, видения повешенного оборвались, когда наступила смерть в результате разрушения шейных позвонков. Да, яркие картины в мозгу могли возникнуть в результате наступившего кислородного голодания и острого расстройства функций центральной нервной системы. Да, существует и такое, банальное объяснение возникших видений в мозгу умирающего человека, но что мешает все это проверить самому, на собственном опыте? А что если это не просто видения, а отражение другой реальности? Необходимо только вовремя остановиться, не доводить собственное удушение до последней стадии, прервать опыт вовремя. Тогда я выживу и смогу восстановить в памяти момент перехода, момент клинической смерти. Но как это сделать, если во время асфиксии ты можешь отключиться и потерять контроль над своими действиями? Я задумался. Без участия третьего лица не обойтись, ведь должен же присутствовать внешний контроль, который позволил бы регулировать длительность процесса, вовремя останавливая механическое воздействие в области шеи. Нет, никого из посторонних людей я бы не хотел посвящать в свои экперименты, это исключено. Какой же тогда возможен выход?

И тут меня осенило. Безусловно, выход в данной ситуации возможен лишь один – изобрести и изготовить машину, которая бы, во-первых, эффективно воспроизводила асфиксию, во-вторых, позволяла бы задавать длительность процесса удушения, через определенное время автоматически отключаясь. Тогда эксперимент может пройти без особых последствий для моего здоровья.

На изготовление удушающей машины ушел ровно месяц, месяц упорного, практически круглосуточного труда. Я воспрянул духом, у меня, наконец, появилась конкретная цель. Я трудился вдохновенно, спал урывками, питался от случая к случаю, порой надолго забывая про голод. Я полностью отдался той работе, чувствуя, что занимаюсь сейчас действительно конкретным, понятным, логичным делом, тружусь над тем, что позволит достичь моей главной жизненной цели и, наконец, увидеть собственными глазами таинственную черту между жизнью и смертью. Увидеть и вовремя отступить, вернуться назад, к жизни.

Первая неделя ушла на разработку идеи машины, обдумывание всех мельчайших деталей ее конструкции. Прежде всего, я продумал устройство удушающего обруча. Металлический обруч – это основной элемент гарроты, испанской машины для совершения смертной казни удавливанием, о чем я узнал, листая энциклопедию. Но у меня обруч будет другим, он должен быть достаточно мягким, чтобы не повредить кожу в области шеи, да и сами хрящи гортани во время опытов. И в то же время, обруч должен обеспечить плотное сжатие шеи для остановки дыхания и кровообращения и наступления клинической смерти. Непростая задача, надо сказать, но и она, пусть не сразу, но поддалась моим исступленным попыткам продвинуть дело всей моей жизни. Я знал также, что во время казней удавливанием после потери сознания человека иногда поражают конвульсии, то есть он совершает хаотические, беспорядочные движения. Опасаясь, что нечто подобное может произойти во время опыта и со мной, а я в подобном состоянии могу сорвать обруч с шеи и преждевременно прервать опыт, решил обезопаситься, используя предохранительные захваты для фиксации рук и ног. И я изготовил из кожаных полос затягивающиеся петли. Я не смогу затянуть их наглухо, а лишь ограничу себя, чтобы не дотянуться до шеи или повредить прибор. Небольшой, но достаточно мощный электромотор, резиновая трансмиссия, реле времени с часовым механизмом – вот и все нехитрые причиндалы моей Душки, как я в шутку обозвал удушающую машину.

После нескольких дней опытов с машиной в автоматическом режиме, я понял, что Душка полностью готова к проведению натурных испытаний. Машина останавливала сжатие обруча в соответствии с заданной программой, выдерживала определенное время, а затем быстро снимала нагрузку на обруч.

Но тут возник главный вопрос эксперимента: сколько времени проводить опыт, чтобы не переборщить, выжить и суметь вернуться обратно после окончания опыта в добром здравии. Я знал, что обратимой клиническая смерть бывает в большинстве случаев, если длится всего несколько минут, как правило, не более пяти. Однако, чем длиннее период полной отключки, тем больше вероятность повреждения коры головного мозга и, соответственно, сложнее последующие реанимационные мероприятия. Моя же планируемая процедура реанимации заключалась лишь в автоматическом наливании в блюдце у моего лица нашатырного спирта, что должно происходить сразу же после снятия нагрузки на шею. Не бог весть что, конечно, но, по моим расчетам, этого воздействия на верхние дыхательные пути будет достаточно, чтобы дать импульс нервной системе для начала ее полноценного функционирования и возврата меня в реальность.

После нескольких пробных опытов, позволивших подобрать величину удушающей нагрузки на шею, я установил на первый раз длительность выдержки при этой нагрузке в тридцать секунд. Я решил первый опыт провести ночью, когда ничто стороннее не сможет побеспокоить меня в течение пробного эксперимента. Сознанием я понимал, что во всем этом присутствует реальный риск, риск невозврата, смерти – в том случае, если я где-то ошибся в расчетах, что-то не предусмотрел, недооценил влияния каких-то иных факторов на течение опыта. Но страх за себя у меня полностью отсутствовал, я твердо верил в свои способности правильного, логичного анализа и умения поступать в соответствие с этим анализом. Сколько раз мои способности выручали меня в жизни, выручат и на этот раз. Моя Душка меня не подведет.

Я прилег на кушетку, надел на шею обруч, оглядел машину на столике у изголовья, бросил взгляд на настенные часы – перевалило уже заполночь – и нажал красную кнопку на пульте, который держал в правой руке. Эта кнопка была единственной на пульте ручного управления машиной и позволяла как включать, так и отключать машину в случае крайней необходимости простым нажатием. Легкий зеленый свет ночника наводил умиротворяющее настроение, я прикрыл глаза и сосредоточился на собственных ощущениях. Мягкое кольцо под подбородком охватило верхнюю область шеи повыше кадыка и мягко начало поддавливать на сонную артерию и трахею. Лицо как будто подогревалось извне, щеки пылали, дышать становилось все труднее, в ушах возник и начал нарастать тонкий свист, напоминающий свист чайника при кипении воды. Перед внутренним взором начали проступать багровые пятна, а все тело как будто постепенно немело, становилось ватным, не моим. Как ни странно, особой боли я не чувствовал, неприятные ощущения в области шеи перекрывались другими, довольно странными ощущениями, которые в разных своих точках испытывал мой организм. Особенно выделялась на этом фоне голова, которая, помимо горения яростным пламенем, все тяжелела и тяжелела. Она буквально наливалась свинцом, ее с такой неудержимой силой тянуло вниз, что у меня мелькнула мысль, не проломит ли она кушетку и не прервет ли тем самым только что начавшийся опыт. Хотелось броситься ей на помощь и руками поддержать многотонную болванку от неминуемого падения на пол сквозь проломленную кушетку. Остатками разума я удержал себя от этих бессмысленных действий и крайним усилием воли вытолкнул из легких остатки воздуха. Тут же легкий ветерок освежил мне лицо долгожданной прохладой, повеяло такой невыразимой свежестью, что я сразу распахнул глаза, и невольная улыбка раздвинула мои пересохшие губы.

Передо мной простиралась до горизонта пустынная каменистая местность, над головой синело тусклое небо, и солнце палило с неумолимой, всесокрушающей силой. Но, обернувшись, я увидел, что нахожусь в двух шагах от окруженного пальмами небольшого озерка, от которого и веяло спасительной прохладой. Подивившись причудам матушки-природы, я с удовольствием прошел к озеру, опустил горячие потные ладони в прохладные струи, омыл лицо и жадно сделал несколько глотков. Блаженство разлилось по телу, наступило невыразимое облегчение от окружающей жары, и я решил передохнуть в тени пальм перед тем, как продолжить свой путь. Развалившись на пушистой зеленой травке, я огляделся и сразу понял, что окружающий меня оазис совсем небольшой. К нему вплотную подступала пустыня, иссушающее дыхание которой ощущалось и здесь, рядом с озером полным прохладной воды. Пора двигаться дальше, но как не хочется покидать это благословенное место. Я поднялся на ноги и взглянул напоследок на спокойную озерную гладь.

Но что это? Поверхность озера покрылась рябью, и слабая волна накатилась на берег. Вода подступила к самым моим ногам, но тут же отошла прочь, как будто устыдившись своего неожиданного порыва. Однако за первой пришла вторая волна, значительно выше первой; она уже по колени омыла мои ноги, намочив штаны. Я в растерянности отступил на несколько шагов, но это не помогло. Подступила третья волна, которая была еще выше и мощнее. Она с размаху ударила мне в грудь и опрокинула бы наземь, если б я не ухватился за спасительную ветку пальмы. С ужасом я наблюдал, как вздымается передо мной стена воды, как неумолимо надвигается этот высоченный, пенящийся вал и накрывает меня с головой. Я взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но не устоял на ногах, и меня как легчайшую песчинку понесло в бурлящем водовороте. Я беспомощно барахтался, искал и не находил ногами точку опоры, но ее не было, и, смирившись, я прекратил борьбу и отдался на волю судьбы.

Стремительная волна несла и несла меня куда-то, на мгновение я забылся, убаюканный мерным качанием, и вдруг почувствовал, что окружающая вода как будто рассеивается, исчезает. Но, несмотря на это, я все же продолжаю движение в полной пустоте, а мир вокруг как будто начинает сжиматься, солнечный свет меркнет, и постепенно наступает ночная мгла.

Далекий женский голос выводит нежную, чарующую мелодию, я даже могу разобрать отдельные слова песни, но никак не уловлю их смысла, они лишь странно бередят душу и заставляют сжиматься сердце от предчувствия далекого, но такого возможного счастья. Кто она, эта загадочная ночная незнакомка, почему меня так тянет к ней? Я устремляюсь на голос, он приближается, я тянусь, тянусь к нему, но нет, это обман слуха: голос по-прежнему звучит в недосягаемой дали, где-то там, в непроглядной тьме. Но я хочу увидеть ее, хочу приблизиться к ней, этой таинственной поющей женщине! Где ты, моя прекрасная мечта, мое счастье, моя любовь?

И в момент крайнего отчаяния и мучительного сожаления о несбывшемся передо мной вдруг возникает светящееся лицо женщины. Оно медленно наплывает на меня из темноты, и этот женский лик настолько прекрасен, что дыхание перехватывает в груди, и никто больше не в силах остановить меня от желания прикоснуться к нему, соединиться с ним навеки. Я тянусь к незнакомке, она узнает меня, приветливо улыбается, подмигивает. Я невольно обращаю внимание на ее светящиеся зеленым огнем глаза и вдруг понимаю, что в них нет зрачков, лишь изумрудный овал радужной оболочки и ничего более. Как это необычно, как загадочно! Я вглядываюсь внимательнее в ее необычные глаза и вижу, как из них начинают выползать тонкие зеленые нити и, изящно изгибаясь, медленно приближаются к моему лицу. Они нежно касаются лба, щек, носа, их все больше и больше, они медленно входят в мою кожу, как будто врастают в нее, и вот уже все мое лицо покрыто вросшими зелеными нитями, исходящими из глаз незнакомки. Они щекочут кожу, волна возбуждения охватывает мои члены, это ведь так сексуально – глаза любимой в твоем лице! Я охватываю ладонями свою голову, не в силах преодолеть все нарастающее желание…

– А-а-а! – острая, мучительная боль вдруг пронзает мое лицо, и я захожусь в бешеном крике. Зеленые нити напрягаются и мгновенным усилием сдирают кожу с лица. Кровавый лоскут, покачиваясь, повисает у глаз, багровые капли крови томно светятся в темноте, озаряя своим светом мои выставленные вперед руки. Я инстинктивно отстраняюсь от женщины, но не тут-то было. Она тянется ко мне, распростерши свои объятия, ее руки становятся все длиннее и длиннее, вытягиваются как виноградная лоза при хорошем поливе, охватывают меня справа и слева, изящные ладошки с острыми лопаточками ногтей осторожно касаются моей спины, охваченной нервной дрожью.

– У-у-у! – новый звериный крик вырывается из моих окровавленных уст, и я начинаю дергаться в страшных конвульсиях, напрасно пытаясь освободиться от вонзившихся в спину ногтей. Чувствую, как сначала пальцы, а затем и ладони женщины медленно проникают внутрь тела и начинают теребить меня изнутри – почки, печень, желудок, как будто нащупывая там что-то. И вдруг толчок, рывок, и теперь уже мои внутренности уходят из меня! Я этого не вижу, все происходит за моей спиной, только ощущаю сначала чудовищную боль, а потом – странную пустоту внутри своего, как будто сдувшегося тела.

– Ч-что ты делаешь? – пытаюсь выговорить я остатками губ. – З-зачем?

– Ш-ш-ш, – успокаивает меня женщина, издавая тихое умиротворяющее шипение и поглаживая мне голову своей правой рукой. Левая же рука скользит вдоль моей груди, по животу, ниже, ниже, касается и нежно охватывает пенис. Я закатываю глаза в предчувствии невиданного наслаждения, но…

Ослепительная вспышка боли неслыханной силы пронзает нижнюю половину моего тела. Я вою разъяренным бизоном, пытаюсь оттолкнуть женскую руку, как вдруг чувствую справа сбоку страшный удар в висок, и перед глазами вдруг все завертелось в ускоряющемся темпе.

Я почувствовал, как моя голова отделилась от тела и, беспорядочно вращаясь, понеслась в пространство. Мои мозги трепыхались в черепной коробке, как кисель в стакане на столе в вагоне мчащегося поезда, поэтому размышлять о происходящем было весьма и весьма затруднительно. Я смирился, затих и покорно ждал продолжения действия, которое не заставило себя долго ждать.

Еще один страшной силы удар потряс мою голову, вокруг полыхнуло ярким светом, со всех сторон послышался мощный гул голосов:

– Го-о-ол!

Какое-то мгновение я трепыхался в сетке футбольных ворот после удачного удара форварда, но тут же точка зрения сменилась, и я уже нахожусь в сумасшедшей толпе зрителей, среди беснующихся болельщиков на трибуне стадиона, тяну руки к небу и вместе со всеми вою не своим, сорвавшимся голосом – го-о-ол!

Тут отвратительная резкая вонь пронзила горло и легкие, я поперхнулся, закашлялся и, неловко дернув локтем, опрокинул блюдце с нашатырным спиртом.

Жидкость разлилась на пледе и быстро впиталась, оставив темное пятно. Я поднял взгляд и оглядел комнату растерянным взглядом, постепенно приходя в себя.

Тишина, зеленый ночник. Душка рядом на журнальном столике. Побаливает шея, кровь мощными толчками пульсирует в теле, страшный гул в голове.

Я освободил руки из кожаных браслетов на запястьях, ослабил обод на шее и снял его.

Потрогал шею под подбородком, где прощупывался небольшой кольцевой рубец. Значит, на первый раз обошлось, я все-таки побывал там и вернулся невредимым в наш мир из другого мира, с той стороны черты. Но странное чувство охватило меня при этом: я как будто раздвоился, одна моя половина находилась со мной, в привычном, моем мире, другая же – продолжала оставаться там, в загадочном потустороннем мире, где, как и здесь, все так же убедительно реально, а с тобой еще и происходят удивительные, необычные, порой страшные события.

Я отчетливо помнил все, что произошло со мной во время опыта: оазис в раскаленной пустыне, озеро с прохладной водой, неожиданное наводнение, полет сквозь ночное пространство, прекрасную женщину в ночи, ее странные, довольно болезненные манипуляции с моим телом, приведшие, в конечном счете, к моему превращению в футбольный мяч…

По-видимому, я что-то сделал неправильно, если прекрасная незнакомка так неосторожно со мной обошлась. Хотя, в конечном итоге, ведь все закончилось благополучно, мои внутренние органы возвратились ко мне в целости и сохранности.

К слову, хотя я и не был заядлым футбольным болельщиком, но Лигу чемпионов по телевизору смотрел регулярно. Так что посещение на том свете футбольного матча очень даже легло в масть, пусть даже поначалу я поучаствовал в нем в образе нещадно битого футбольного мяча. Что касается прекрасной незнакомки, то в следующий раз я обязательно найду к ней подход, буду деликатнее, умнее и, уверен, смогу добиться от нее понимания и взаимности.

При воспоминании о незнакомке из запредельности у меня сладко заныло на сердце от несбывшегося, и вдруг страшно захотелось ощутить ее в своих объятих, проникнуть в нее и любить, любить по-земному, по-нашему…

Перебирая все это в голове, я вдруг поймал себя на мысли, что мне не терпится поскорее вернуться в волшебный мир, который оказался таким притягательным. Результаты первого опыта показали, что мир за чертой несравненно интереснее нашего. Значит, теперь можно ставить таймер на полчаса, чтобы исключить свое воскрешение…

Я взглянул в сторону удушающей машины – Душки, величайшего изобретения в истории человечества, предмета моей заслуженной гордости. Теперь открыт путь туда, в загробный мир, в неведомые, таинственные пределы, куда попадаем все мы после смерти. Теперь, когда путь найден, необходимо всесторонне исследовать тот мир, разведать все его закоулки. И я – первопроходец, я – первый танатонавт, я – Юрий Гагарин загробного мира!

В величайшем возбуждении вскочил я со стула и в волнении забегал по комнате. Но быстро взял себя в руки, подошел к Душке и положил руку на прозрачный корпус из плексигласа, в котором в три ряда располагались реле и другие механизмы.

Корпус был уютно прохладный, вызывая спокойствие и умиротворение.

– Умница! – вырвалось у меня. – Какая же ты умница, моя Душка!

Я чувствовал странное единение с этой прекрасной машиной, порождением моего разума, и мне казалось, что Душка отвечает мне взаимностью. От нее явственно исходили флюиды радости, ее прозрачный корпус таинственно и одобряюще мерцал зелеными переливами в свете ночника.

Но нельзя терять ни секунды драгоценного ночного времени, пора приступить к делу. Глубоко вздохнув, я опустился на кушетку и надел обруч. Взглянув на таймер, задумался. В прошлый раз длительность удушающей нагрузки составляла тридцать секунд, и за это короткое время успело произойти несколько событий. Из этого вытекает, что время здесь и там существенно разнится, а, если быть предельно честным, то я пока даже в принципе ничего не знаю о свойствах времени загробного мира. Может, его там нет вообще? Ладно, оставим пока слишком фундаментальные вопросы для будущих исследований, а сегодня для второго эксперимента я все же попробую увеличить время пребывания в запределье, не топтаться же на месте? Я выставил на таймере одну минуту и решительно нажал красную кнопку пульта.

Сосредоточился на собственных ощущениях. Рубец на шее немного ныл, поэтому обруч на этот раз я сместил чуть выше, ближе к подбородку. Опять быстро загорелись щеки, загудела голова, и тонко засвистело в ушах. Все происходило почти точно так же, как в первый раз, никаких багровых пятен я на этот раз перед собой не видел. И боли от давления обруча я почти не чувствовал, и тело почти не немело, лишь слегка покалывали кончики пальцев ног.

Что случилось, неужели что-то пошло не так? Я открыл глаза, приподнял голову и огляделся. Что сразу бросилось в глаза – в комнате стало заметно светлее, и ночник был выключен. За окном уже явно наступило утро, рассеянный свет проникал в комнату сквозь полураскрытые шторы, освещая разбросанные в беспорядке вещи и делая явным царящий в квартире привычный беспорядок, скрывающийся ночью за тусклым светом ночника.

В крайнем удивлении я поднялся, сел на кушетке и бросил быстрый взгляд на журнальный столик. Удушающей машины, моей Душки на столике не было!

Хлопнул рукой по шее – и обруч тоже исчез! Е-к-л-м-н, о-п-р-с-т – что все это значит, куда подевался мой уникальный прибор?

Я хлопал глазами, ничего не понимая. Неужели все мои последние научные подвиги мне приснились? Какая досада!

– Здравствуй, Алеша. Как ты себя чувствуешь? – раздался тихий женский голос из угла комнаты, где находился мой письменный стол. Ко всему прочему, в комнате еще кто-то был!

Я резко повернул голову и увидел сидящую за столом женщину с коротко остриженными светлыми волосами. Она приветливо улыбалась мне, но от ее улыбки меня бросило в холод, и противная мелкая дрожь охватила с головы до пят.

– Мама, ты? Откуда? – идиотский вопрос слетел с моих уст, но в следующее мгновение я уже правильно оценивал происходящее.

Душка исчезла, на дворе наступает день, в комнате находится умершая около года назад мама… Совершенно очевидно, что я опять там, в загробном мире. Совершенно незаметно переход призошел на этот раз.

Что ж, тем лучше…

– Я жив, мама, жив, всего лишь прибыл сюда погостить, как я рад тебя видеть!

– Я все знаю, Алеша, ты у нас такой молодец, мы с папой очень гордимся тобой.

– Папа… А где же папа, почему его нет с тобой?

– Папа варит кофе на кухне, сейчас подойдет.

Кофе, конечно, кофе, как я мог забыть! Это ведь было любимым папиным занятием и даже предметом особой гордости – собственноручно приготовить и напоить гостей хорошим кофе. Большой кухонный стеллаж до сих пор заставлен различными кофейными машинами и другими приспособлениями, имеющими отношение к процессу приготовления кофе. Отец хорошо разбирался в его марках и использовал только лучшие сорта, которые, по его просьбе или, зная его слабость, в качестве подарка присылали или привозили папины коллеги со всего мира.

Уже проникал в комнату чудесный кофейный аромат, и у меня во рту собрались слюни в предвкушении, так сказать. Я не то что бы фанатично преклонялся перед этим напитком, но в свое время очень любил иногда дегустировать различные сорта из папиных запасов.

– А вот и кофе! Здравствуй, сынок, – поприветствовал меня отец, вошедший с подносом, на котором благоухали три чашки.

– Очень рекомендую, сорт Кона, прислал профессор Густав Морнинг, мой друг с Гавайев. Совершенно особенный, ни с чем не сравнимый, мягкий и нежный вкус.

Отец в своем репертуаре: точность во всем – кто, что, откуда – в полном соответствии с профессией. Он был математиком, причем довольно известным и не только у себя на родине.

Я во все глаза смотрел на умерших, но сейчас как будто возникших из небытия родителей и не видел никаких особых изменений в их облике по сравнению со временем, когда они еще существовали в нашем мире. Они вели себя абсолютно естественно, как будто мы лишь вчера расстались, разошлись по своим комнатам почивать, а сегодня проснулись в добром здравии и, как обычно, собрались вместе за утренним кофе.