Король Севера. Война

– Вы прекрасно выглядите, леди Молдлейт, – сказал король.

– Спасибо, Ваше Величество, – прошептала Рейна.

На ней было бархатное платье темно-серого, практически стального цвета, украшенное жемчугом, которое ей весьма шло. Но в сравнении с королевой, облаченной в золотистый наряд, она смотрелась унылым воробышком. Так что комплимент был весьма сомнителен.

– Замужество идет вам на пользу.

– Я говорила ее величеству, я благодарна за такого супруга, как лорд Фадрик.

– Приятно это слышать. Молдлейты – род, ни в чем не уступающий вашему собственному, леди… Молдлейт. Разве что… в верности.

Рейна побледнела. Сердце чуяло – от этого разговора не будет ничего хорошего, а король, глядевший на девушку такими же жестокими глазами, как до этого его королева, продолжал:

– Моя любовь уже сказала вам: после гибели лорда Ластара войска Артейна последовали за Холдстейном. Вы считаете это правильным, леди Молдлейт? Считаете правильным, что… эээ… люди жены нашего союзника идут против законного короля?

«Это Моэраль – законный король, а не ты!» – хотелось закричать Рейне, но она ответила:

– Нет.

– Так почему же это происходит? А, леди Молдлейт?

– Я не властна над этими людьми, ваша милость… я в столице, а они так далеко… Их ведет дядин приказ, не мой.

– Безусловно, – криво ухмыльнулся Линель. – Не ваш. Но Клык Свирепого – ваш, и люди Клыка – тоже ваши. И вы, будучи столь же верной престолу, как и ваш муж, отзовете их. Не так ли?

– Разумеется, ваше величество, – одними губами произнесла Рейна. Она вновь, как до свадьбы, чувствовала себя не более чем мышью.

– Тогда пишите! – Король пинком подтолкнул к девушке письменный столик, стоявший неподалеку. Чернильница на нем качнулась, темная капля выплеснулась на бумагу, лежавшую подле. – Пишите, леди Молдлейт…

– Ваше Величество…

– Пишите, я сказал! «Всем вассалам Артейна. Я, леди Рейна Молдлейт, урожденная Артейн, законная наследница усопшего лорда Ластара Артейна, пребывая в вечной верности королю моему, Линелю Сильвберну, единственному законному повелителю нашей земли, отрицая над собой иную власть, кроме божьей, с негодованием отворачиваясь от узурпатора Моэраля Холдстейна, именуемого также королем севера, сим приказом велю…»

И Рейна писала дрожащей рукой, чувствуя на себе два жестких взгляда, писала, приказывая своим войскам обратить оружие против Моэраля, перейти на сторону ненавистного Сильвберна, а в голове билось: «Ты за это ответишь. Вы все за это ответите». И эта мысль придавала ей сил, а также мысль о том, что они поймут, должны понять, что у нее не было выбора, что ее принудили… Это приносило небольшое облегчение, которое прошло, когда она, закончив первый приказ, увидела перед собой новый лист бумаги.

– Одного экземпляра маловато, леди, – сказал Линель.

Рейна вновь взялась за перо.

Из королевских покоев она возвращалась опустошенной. Слезы, так и не пролитые слезы злости и бессилия, жгли глаза. Простят ли ее северяне? Простят ли дядя с отцом?

А Моэраль? О том, как любимый воспримет ее предательство, было страшно думать.

– Леди Молдлейт! Какая приятная встреча!

Рейна резко обернулась. Позади, возле спуска на узкую лестницу, ведущую на первый этаж, стоял Райсен Огден. Рейна не раз видела его в коридорах дворца и кое-что знала о лорде понаслышке. Среди придворных лорд-советник слыл человеком незамысловатым. Да и в самом деле, Райсен больше был похож на торгаша, чем на королевского советника: невысокий, коренастый, полноватый, с небольшим брюшком, на котором Огден имел привычку благообразно складывать руки; он лучше смотрелся бы в одежде простолюдина, чем в богато вышитом камзоле.

– Милорд. – Рейна поспешно присела.

– Вы прямо расцвели, миледи! – Райсен сально подмигнул. – Я всегда говорил, что лучшее место для женщины – замужем.

– Я счастлива, милорд.

– Это хорошо, Фадрик добрый мальчик. И умный. Вы заметили?

– Да, – сказала Рейна. Хотя проверить ум мужа у нее пока не было случая.

– Ему с вами повезло. – Огден начал улыбаться, причем, не только ртом, как делали до этого король и королева. Смех, казалось, плескался в его глазах, каждая морщинка на его лице говорила о смехе. – Конечно, статью не вышел, но что уж тут. А вы от королевы?

– Да, – ответила Рейна, и воспоминание о пережитом унижении заставило ее голос дрогнуть.

– Вы плакали, миледи? Или собираетесь заплакать? Что произошло?

– Ничего такого, о чем стоило бы говорить, милорд.

– В самом деле? Не кажется ли вам, что ее величество Селисса порой может быть весьма… жестокой?

– Кто я такая, чтобы обсуждать ее милость? – прошептала Рейна. Вновь появилось ощущение, что она всего лишь мышь, мышь, завлекаемая в ловушку.

– Ну разумеется. – Огден рассмеялся, вновь представ простоватым, недалеким мужиком. – Кто мы такие, чтобы обсуждать королевскую семью?! Но как она вам? Хороша, да?

– Настоящая красавица, – признала Рейна.

– Да, – ухмыльнулся Райсен. – Красавица. Очень-очень яркая женщина.

Лорд-советник снова подмигнул и, обогнув Рейну, посвистывая направился прочь.

А Рейне стало дурно.

Чего хотел от нее этот человек, столько раз просто проходивший мимо, а теперь решивший заговорить? Не сказала ли она чего лишнего? И как будет расценено то, что сказала?

Рейна прислонилась горящим лбом к стене и вздрогнула, когда в коридоре позади послышался топот.

Не желая, чтобы кто-нибудь видел ее в столь подавленном состоянии, Рейна отпрянула от холодных камней и поспешила вниз по лестнице. Но не успела пройти и пару ступенек, как услышала шаги поднимавшегося навстречу.

Рейна застыла, стараясь принять спокойный вид. Ей так не хотелось, чтобы по дворцу разлетелись новые сплетни. Это почти удалось – когда перед ней возник Хортен Борсенгьон, он увидел перед собой все ту же холодную северянку.

– Леди Артейн?

– Молдлейт, с вашего позволения, милорд.

– О, ну разумеется. – Перрье сделал вид, что невольно допустил ошибку, но готов исправиться. – Привычка, миледи, привычка. Как вы?

Этот вопрос, вроде бы совсем обыкновенный, но заданный таким теплым, участливым тоном, вновь вызвал у Рейны слезы. Чувствуя, что теплая влага вот-вот потечет по щекам, девушка торопливо отвернулась.

– Леди? Леди, что с вами? – Рейна ощутила теплую руку на своем плече. – Что случилось? Я вас чем-то расстроил? Тем, что упомянул вашего мужа?

Рейна только покачала головой.

– Так что с вами? Лорд Молдлейт…

– Да почему вы все говорите о лорде Фадрике? – не выдержав, всхлипнула наконец Рейна. – Разве мое горе в нем?! Разве он чудовище?!

– Ре…

– Он добрый, отзывчивый, внимательный человек! Так может хватит считать его монстром и сочувствовать мне?

Напуганный истерикой Перрье отступил на шаг. Но его пальцы, тонкие, изящные, теплые пальцы умелого фехтовальщика и музыканта, все еще касались ее плеча. И это прикосновение успокаивало.

– Леди Молдлейт, я ни в коей мере не желал оскорбить вашего супруга. Просто поймите, очень сложно поверить, что вы счастливы в этом браке.

– Потому что мой муж – урод?!

– Потому что вы любите другого.

Резкая боль в груди, последовавшая после этих слов, заставила Рейну пошатнуться, но лорд схватил ее под локоть, не давая упасть. Тихо, словно ведя беседу с ребенком, Хортен Борсенгьон заговорил:

– Я кое-что знаю о вас и Моэрале, Рейна, немного больше, чем вы полагаете, и могу лишь догадываться, что вы должны чувствовать. Мне жаль: жаль вас, жаль его, безумно жаль, что он выбрал путь, сделавший – без сомнения – вас обоих несчастными. Мне жаль вашего мужа, потому что верность долгу не всегда то, что хочется получать от жены. И мне очень печально, что сегодня довелось вызвать ваши слезы.

– Вы не виноваты. – Рейна вытерла глаза рукавом. – Просто я шла от королевы, и у нее мне пришлось несладко.

– Селисса чем-то оскорбила вас?

– Оскорбила? Нет! Разве вы, вы – член королевского совета – не знаете? Не знаете, что меня вынудили приказать моим вассалам оставить Холдстейна?

Перрье вздрогнул.

– Что вы говорите?

– Именно то, что вы услышали. Я написала указ, да еще и в нескольких экземплярах, в котором признала своим королем Линеля Сильвберна!

– А разве Линель не ваш король?

Рейну будто ледяной водой окатило. Как можно было так забыться, и перед кем! Она осторожно освободилась от руки, все еще удерживающей ее, и ответила:

– Ну разумеется. Нет иного короля, кроме Линеля.

– Но вы не желали писать приказ?

– Не под принуждением, да еще и таким сильным.

– Король мудро поступил, – словно говоря сам с собой, промолвил Перрье. – Несколько экземпляров, это очень мудро. Какие-то можно отправить с голубиной почтой, какие-то с гонцами… сколько вы написали приказов, леди Молдлейт?

– Пять, – холодно ответила Рейна.

– Король в самом деле умен! Не сомневаюсь, он поставит нас в известность об этом на следующем же совете. А вы зря расстраиваетесь, леди. Сейчас самое время показать верность своему королю.

– Я это уже поняла, – процедила Рейна сквозь зубы, натянуто улыбнулась лорду и, обойдя его по настолько широкой дуге, насколько позволила лестница, медленно пошла вниз. Симпатия, возникшая у нее к Перрье со дня свадьбы, угасла.

Фадрику о произошедшем она рассказала не сразу. Он, отдавший верность Линелю, не понял бы ее в полной мере.

И тем не менее, муж был недоволен грубостью по отношению к его жене.

Рейна испытывала благодарность и за это. Пожалуй, в Сильвхолле Фадрик был единственным, для кого она оставалась человеком, а не орудием в политической игре. Его мягкость, вежливость, осторожность – во всем, не только в словах – заставляли Рейну ощущать себя непривычно. Принцессой из хрусталя.

Неизменную вежливость проявлял он и в постели, и, возможно, именно благодаря этой вежливости, Рейна без возражений пускала его туда каждую ночь, точнее – каждую ночь, когда он считал возможным прийти.

Это всегда начиналось одинаково. Сначала, отправляясь спать, он мягко пожимал ей руку, словно давая обещание, и Рейна настраивала себя на близость. Целые бури происходили в ее душе, но внешне она всегда оставалась спокойной и ласково улыбалась мужу, когда он входил в спальню с затаенной робостью, со страхом ожидания в глазах. А ну как на этот раз она оттолкнет его, увидев, наконец, кто ложится в ее постель.

Но Рейна не отталкивала. Решившись один раз вопреки всему приобрести хотя бы некоторое подобие счастья, она шла к цели с упорством битюга, подавляя себя постоянно, ежедневно. Училась любить мужа, училась быть хорошей женой. Училась заниматься любовью с широко открытыми глазами, училась не сравнивать двух мужчин, в разное время имевших право на ее тело.

Разумеется, все происходящее между ней и супругом темными ночами, не приносило ни малейшего удовольствия. Но и отвращения тоже не приносило.

В остальном Фадрик был так же деликатен. Например, он никогда не заходил в ее покои без предупреждения. Рейна считала это его способом защиты. Она понимала, что весьма не многие люди могли прятать выражение неприятия на лице, внезапно увидев юного лорда Молдлейта. Все это – его ранимость, его стремление создать вокруг себя оболочку, защищающую от остального мира, отношение к нему людей заставляло Рейну испытывать жалость. И, скорее всего, именно это чувство в конечном счете вызвало в ней уважение к нему – первый камешек в фундаменте их отношений.

Отношений, которым много еще чего предстояло перенести.

Тем утром Рейна сидела одна в комнате мужа, совмещавшей в себе и спальню, и кабинет. Лишенная общества людей, общаться с которыми у нее не было ни малейшего желания, все свои дни Рейна отдавала чтению.

Глубокое мягкое кресло, специально заказанное Фадриком для своего комфорта, бережно приняло в себя ее маленькую хрупкую фигурку, большой оплетенный кожей фолиант удобно угнездился на ручке. Свет, падавший из окна, создавал в комнате ощущение уюта и тепла. Рейна задремала.

Разбудил ее дверной скрип. Рейна вздрогнула, непрочитанный фолиант с гулким звуком упал на пол.

– Так-так, что это мы тут делаем? Читаем?! – Брови стоявшего на пороге Линнфреда взметнулись ко лбу.

– Добрый день, милорд, – пробормотала не вполне пришедшая в себя от сна Рейна. – Вам нужен Фадрик? Его тут нет…

– Это я вижу, – хохотнул Линнфред и сделал шаг в комнату. Дверь громко захлопнулась за ним, заставив Рейну вздрогнуть еще раз. – А Фадрик позволяет тебе в его отсутствие бывать в кабинете?

– Милорд добр ко мне.

– Добр… Конечно. – Мужчина подошел еще ближе, и Рейна вместе с тяжелой вонью немытого мужского тела ощутила исходящий от него запах опасности. Внутреннее она вся напряглась, моля богов, чтобы сейчас, вот прямо сейчас, кто-нибудь еще зашел в эту комнату, такую тесную для них двоих, кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь… – Как не быть добрым с такой кошечкой. А ты, ты добра с ним, а?

Будь Рейна той неопытной девочкой, что когда-то покинула стены Холдстейна, имея за душой кусок хлеба да кобылу, она бы смутилась. Но она уже давно утратила ту душевную невинность, что излилась бы на щеки краской смущения. Она прямо встретила испытующий взгляд брата своего мужа.

– Почему вас так это интересует, милорд?

Линнфред не смог скрыть своего изумления:

– О, а ты, оказывается, с характером! Ничего себе! Жаль Фадрика, не сможет он тебя укротить… А вот Холдстейн мог, правда, леди?

Рейна только насмешливо улыбнулась. Никогда, никогда им больше не заставить ее плакать! Пусть не думают, что могут задеть ее своими оскорблениями, им, этим скотам, она не покажет своей слабости!

– Усмехаешься. – Линнфред медленно, нарочито медленно обвел всю ее фигуру плотоядным взглядом. – Правильно… Что может дать такой женщине мой младший братец? Ты хоть чувствуешь что-то, когда он лежит на тебе, жалко дергаясь? Право, он вообще ходит в твою спальню или только трогательно держит тебя за ручку?

Рейна нарочито изящным жестом подняла с пола упавшую книгу и встала с кресла, положив фолиант на сидение. Брат ее мужа возвышался над ней исполинской колонной, но она вновь хладнокровно выдержала его взгляд.

– Не смейте так говорить о моем муже, милорд!

И тут же поняла, какую совершила ошибку.

– Не смей орать на меня, ты, северная шлюха! – Крепкая пахнущая лошадью рука схватила ее за волосы, впрочем, не причинив особенной боли, и Рейна оказалась с Линнфредом лицом к лицу. – Крутить собой я тебе не позволю, как ты крутишь своим жалким калекой-мужем! Знаешь… – Взгляд Линнфреда приобрел иное, уже не злое, но еще более пугающее выражение. – Тебя, пожалуй, пора привести в чувство. Возможно, настоящий мужик заставит тебя вспомнить, кто ты такая есть, – и с этими словами он отпустил ее волосы, вместо этого схватив обеими руками за грудь.

И Рейна на миг потеряла связь с реальностью. «Сука, ты сука!» – зазвучал в ее ушах истеричный голос, и она на несколько мгновений почувствовала отвратительную тяжесть, навалившуюся сверху. Она была уже не в королевском замке, а в лесу, ночном заснеженном лесу, и по ее телу вновь бродили руки – руки насильника.

А потом она, как вживую, увидела перед собой Иогара Даттса. И обломанную ветку, черную от пропитавшей ее крови, торчащую из его живота.

И в этот самый миг ее рассудок превратился в лед, и Линнфред, только что лапавший ее грудь, отшатнулся прочь, должно быть что-то разглядев в ее лице. Что-то такое, что сильно его испугало.

А Рейна сделал шаг ему навстречу и медленно, очень тихо произнесла, приблизив свое лицо к его настолько близко, что ощутила запах лука, идущий у него изо рта:

– Еще раз тронешь меня, тварь, и я пройдусь по твоей могиле.

С силой толкнув Линнфреда, так что он невольно сделал шаг назад, запнувшись по пути о собственные ноги, она спокойно вышла из комнаты.

И только в собственной спальне, придя наконец в себя, дала волю слезам.

В этот день Фадрик пришел домой поздно, но жена в ожидании сидела у камина, и остывший ужин нетронутым стоял на столе. Виноватое выражение немедленно появилось на его лице, но оно быстро сменилось на изумленное, когда Рейна, стремительно вскочив, бросилась к нему и упала на колени.

– Рейна, это…

– Он душит меня. Этот город душит меня, я пленница тут, я словно в клетке. – Речь ее была сбивчивой, и ему пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать все, что она говорила. – Я больше не могу, мои силы на исходе. Пожалуйста, прошу тебя, все будет так, как ты хочешь, только увези, увези меня отсюда.

Фадрик попытался поднять ее, но Рейна кулем обвисала на его руках. Он немного напрягся, проклиная свою телесную слабость, и вздрогнул от боли, пронзившей спину. Рейна немедленно вскочила, и от этого он ощутил себя еще более жалким, чем обычно.

– Рейна, что случилось?

– Ничего. Ничего не случилось, – быстро ответила она, и он понял: лучше не настаивать.

– Давай поговорим.

Они вместе прошли к столу, и она сама налила ему вина. Выглянувшая было из-за гобелена служанка была отослана прочь.

Рейна нервно крутила свой наполовину полный бокал в руке, кусая губы. Было видно: эта эмоциональная вспышка, оставшаяся без ответа, обессилила ее. Фадрик, испытывая желание погладить жену по волосам, как погладил бы расстроенного ребенка, спросил:

– Тебе со мной плохо?

Она вскинула на него взгляд сухих, но лихорадочно блестящих глаз. Отрывисто, резко прозвучал ее ответ.

– Нет.

А потом, уже мягче:

– Мне плохо в Сильвхолле. Здесь меня ненавидят, хотя, видят боги, причина одна, и я в ней не виновна. Я задыхаюсь здесь.

Фадрик ее понимал. Он и сам чувствовал гнетущую атмосферу столицы. Города, в котором нельзя быть слабым. Чувствовал с самого рождения. Он посмотрел на жену. Она была расстроена и бледна. А для него важно, очень важно было, чтобы она по крайней мере не страдала.

А он? Разве он сам был счастлив здесь? Здесь, где он был не более, чем калекой, невезучим сыном благородного лорда? Рейна – вот единственная, кто принял его со всеми недостатками без единого слова, и он, все не желавший поверить в свое счастье, теперь видел ее боль. А ей было хуже, чем ему.

– Ты ненавидишь меня? – неожиданно для самого себя робко спросил он, в страхе ожидая ответа, но она лишь покачала головой. А потом произнесла:

– Ты ни в чем не виноват. Мы оба ни в чем не виноваты. Помнишь, что я сказала тебе тогда, в день нашей свадьбы? Я твердо намерена сохранить то, что осталось от моей жизни. Пусть все они подавятся, а я буду счастливой… насколько смогу.

И, словно желая немного сгладить свою откровенность, добавила:

– Ты хороший человек, Фадрик.

И в этот момент он понял, что любит ее, что, несмотря ни на что, он влюбился в нее в ту самую первую брачную ночь, и нет ничего важнее для него, чем их отношения, их брак.

Рейна с затаенной надеждой следила за тем, как меняется выражение глаз ее мужа. Ей было страшно: впервые за все время, что она была замужем, она о чем-то попросила и боялась, что он откажет, а потом еще и посмеется и скажет что-то вроде того, что сказал его брат. Чтобы не дергалась и знала свое место. Но вместо этого Фадрик обратил к ней просветлевшее лицо, одним залпом выпил вино, плескавшееся в бокале, и провозгласил:

– Прощай, Сильвхолл! Молдлейты едут во Фрисм!

Линель

Его задница, судя по ощущениям, была сбита до кости. А то и еще глубже.

Ноги замерзли, хотя на качество своих сапог он раньше не жаловался. Руки не отставали от ног, но ими он, по крайней мере, мог шевелить свободно – их-то стремена не сдерживали. За три дня пути Линель успел обморозить кончик носа, и тот теперь чесался и шелушился.

Ох, если б это осталось большей из его проблем!

Приречные лорды разбиты.

Гонец прибыл вместе с рассветом, и Сильвхолл наполнился слухами, удержать которые в стенах замка не получилось бы и у самих богов.

Мрачным было то заседание Королевского совета. Лорд Уолдер – бледный, только желваки играют на щеках – угрюмо молчал. Соблюдал тишину Хортен Борсенгьон – лорд Перрье только поглядывал то на одного, то на другого советника, да жевал ус. В огромном зале, увешанном гобеленами и картинами, с высокими потолками и мраморным полом, с длинным столом из мореного дуба, было слышно, как пролетает муха. Было бы слышно – мухи умнее людей, и холодными зимами не летают.

Напряженность в воздухе готовилась вспыхнуть пламенем и вспыхнула, когда лорд Эринн наконец не выдержал:

– Лорд Фисму – вот кто вина всему! Ему следовало войти в Каллье и держать оборону замка, а не шляться невесть где, ждать, пока разгромят союзника, а после изображать из себя героя! Гонец сказал – их разбили как детей! Расшвыряли как котят!

– Утопили как щенят, раздавили как червей… – скучающе вставил лорд Бриенн, и Линель порадовался, что сам не начал обсуждение разгрома. – Это все слова, слова… Важно то, что Холдстейн громит наших союзников одного за другим, а наши основные войска настолько далеко, что ничем не могут помочь. Досадно, милорды. Сначала Кантор… А ведь было достаточно помочь лорду Эрею, и мы бы вырвали у змеи ядовитый зуб. Потом Калье… Но тут уже вина союзников, не обеспечивших Ансельму поддержки. Теперь Приречье.

– Мне показалось, или вы в чем-то упрекаете нас, милорд?

Бриенн вздрогнул – такой лед прозвучал в голосе Молдлейта. Обсуждение мгновенно закончилось. Лорд-председатель обвел присутствовавших тяжелым взглядом, обойдя вниманием лишь короля.

– У нас есть проблема, – веско промолвил лорд, – и с этим ничего не поделать. Все, что могло произойти, уже произошло. Холдстейн перешел Муор, и это – факт. Его поддерживает весь север, несмотря на гибель Артейна, несмотря на казнь Каллье. И неизвестно, как поведут себя другие лорды, когда нога короля севера ступит на их земли.

– Как они себя поведут, как поведут, – злобно пробормотал Эринн, – известно, как они себя поведут. Как ведет себя бродячая собака в чужой стае? Либо подчиняется, либо идет на мясо!

Лорды кивнули как один, словно сговорившись.

– А где сейчас наши войска? – скучающим тоном спросил Огден Райсен.

– Пару дней назад покинули королевские земли, – ответил Бриенн.

Линель мысленно застонал, да не он один. Этот богами проклятый Холдстейн побеждал их союзников, а все, что они могли ему противопоставить – посылаемые в воздух проклятья!

Ошибки, ошибки, везде одни ошибки. Громоздились одна на другую, нависали над головой, как готовый обрушиться свод. Он ведь все, все делал правильно: привлекал союзников, собрал войско, давал именно те указания, которые требовала ситуация… Ничего не получалось – все выходило из-под контроля, и проклятый Холдстейн неизменно оказывался на шаг впереди.

– Но мы ведь собираем новые войска, разве нет? – поинтересовался Хортен Борсенгьон, до сего момента молчавший. – Мне только вчера доложили, мой управляющий отправил в Сильвхолл еще две сотни воинов. Ульпрели, насколько мне известно, обещали восемь сотен, а дали пока только пять. Мы не можем предугадать, каким путем Холдстейн направит свою армию. Так может быть, поделить войска? Не отправлять вторую армию вслед первой, а повести ее иным путем? Так, рано или поздно, северяне окажутся в ловушке.

– Рассредоточивать войска? – Колисс Эринн всплеснул руками в настолько женском жесте, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, Линель едва удержался от смеха. – Что за глупость! Как мы можем с силой ударить по Холдстейну, если наша армия не будет единой?

– Северянину сложней будет уйти от двух, а то и трех маневренных групп, нежели от одной огромной и неповоротливой армии, – терпеливо принялся разъяснять Перрье. – Большое войско – это хорошо, но оно дольше будет ползти к цели. Наберись сейчас в Сильвхолле отряд тысячи в две человек…

– Наберется, – прервал Линель говорившего. – Мысль лорда мне ясна, и я согласен: пока наше войско идет к Муору, Холдстейн успеет подмять под себя не только прибрежных лордов. Чем дальше он продвигается, тем больше набирает союзников, время играет на его стороне. Поймаем подлеца в капкан.

– Что ж, я согласен с его величеством, – утомленно согласился Молдлейт. Весь его внешний вид, казалось, говорил: «Да послушайте вы этого сопляка, он все равно все сделает по-своему». – Мы действительно не знаем, куда направятся войска Холдстейна после Приречья, так что рационально было бы рассредоточить и наши армии. Кто поведет второе войско? Ваши предложения, милорды. Я рекомендую моего старшего сына – вы все знаете Линнфреда.

Лорд Бриенн открыл было рот, чтобы возразить, но Линель знал, что сейчас будет происходить. Каждый из лордов предложит своего кандидата, каждое из войск: группа Молдлейтов, группа западников, люди, предоставленные Райсеном, Бриенном Эринном – у каждого будет свой командир. В итоге второе войско, как и первое, поведет несколько людей. Король жестко прервал говорившего: