Сумеречный Фронтир

Общепринято считать, что человечество зародилось сразу в двух местах: в тропическом раю, который ныне превратился в жаркие пески Абра'Фальского халифата, и в умеренном климате, где сейчас находится заснеженное королевство Вейхум, с которым мы сейчас, так сказать, на ножах. Люди начали свою первобытную экспансию около семи тысяч лет назад, постепенно расселяясь по всему материку. В этот момент дети Ахариама спустились с небес, чтобы стать к своим подопечным ближе по духу. Они взяли себе в жёны и мужья лучших из лучших, достойнейших из достойнейших, и появилось у них почти сорок детей, также наделённых божественным даром. Пятеро первенцев Афинора стали могучими первородными покровителями: Дхали – благодетельницей человечества, богиней любви, семейного очага и продолжения рода. Орфина – богиней плодородия, природы, также покровительницей всех женщин. Лоррей стал богом войны, покровителей царей и королей, по совместительству богом мужчин. Шадра взяла в свои руки власть над магией и знаниями, не только магическими, а также покровительница науки. Мариус по каким-то причинам довольствовался лишь ролью покровителя всех сухопутных животных и тварей морских. Дети этой пятёрки первенцев тоже имели какое-то предназначение, каждый – своё. Большинство людей выбирают в качестве своего личного покровителя только одного и все молитвы посвящают именно ему, но совместно с этим каждый почитает и Афинора, отдавая ему большую часть своего уважения.

Но люди не оправдали надежд богов. Они убивали друг друга за презренный металл, стали злыми, коварными, лицемерными и охочими до земных благостей, в то время как служение Афинору сулило гораздо большее богатство в виде вечной благодати. И боги со своими детьми и семьями ушли из мира, оставив человечество вариться в собственном соку.

Почти пять тысяч лет люди кочевали и воевали, проливали кровь себе подобных во славу ложных богов или своих собственных низменных интересов. Государств как таковых не существовало, были лишь небольшие княжества, которые постоянно переходили из рук в руки. Но всё изменилось, когда в наш мир пришли братья-пророки Ахарий и Омбий. Они выяснили, что за всеми человеческими злодеяниями стоит никто иной как Хаотик – порождение тьмы, тёмная половина небесного отца. Когда Афинор создавал вселенную из зерна, свет от взрыва быль столь ярким, что загнал все тени в одно-единственное место, до которого было не дотянуться даже вездесущему творцу. И из этих теней появилось абсолютное зло, воплотившееся в Хаотика – чудовище, живущее тысячелетия, странствующего по миру и подбивающего всех вокруг творить лишь плохие деяния. Хаотик был ростом в два человека, имел голову медведя и массивные лосиные рога. Но Ахарий и Омбий сразили ужасную тварь, и, хоть убить окончательно её не смогли, зато низвергнули обратно в Вечную пустоту. Хаотик выбраться оттуда не может, но его тёмные щупальца дотягиваются и до нашего мира, куда он посылает страшных монстров, порождений самых страшных кошмаров.

Братья-пророки навели во всём мире порядок. Они основали два самых узнаваемых королевства на нашем материке – Ахариам и Омбиан, а также помогли иным властным людям создать другие государства. И жили все в мире долгие годы, почитая своих покровителей, пока мрачная рука Хаотика не дотянулась до мыслей Омбия и не извратила его разум. Подвергнутый скверне брат пошёл на соседнее королевство войной и лично убил Ахария, после чего воздев его голову на пику. Богам это страшно не понравилось: они поразили предателя молнией, а душу его отправили прямо в Вечную пустоту, где её пожрал Хаотик.

После этих событий историки для удобства закрыли целую эру, длившуюся четыре тысячи девятьсот лет, назвав её Эрой Хаоса (для записи Э.Х), а наступившую нарекли Эрой Ахария, что продолжается и по сей день. Я, к примеру, родился в тысяча шестьсот девяносто восьмом году Э.А., пятнадцатого числа месяца Тёплых ветров – второго месяца лета.

Пока я лежал с закрытыми глазами, не осознавая, где нахожусь и что вообще происходит, на ум приходили мысли только об истории. Точнее, не то что об истории, а, скорее, о мифах, но иных предположений относительно нашего прошлого у нас нет. Многие учёные, историки и археологи пытаются выстроить свою картину того, что происходило последние несколько тысяч лет, но все их предположения разбиваются о незыблемую веру людей в своих богов и их существование. Поэтому для всех нас мифы и история – это одно и тоже. Порой у меня, конечно, возникают определённые вопросы относительно того или иного спорного момента в Книге Бытия, но более просвещенные сановники обычно говорят, мол, не принимай на веру сразу всё, многое в мифах необходимо считать за аллегорию. Вот я и считаю.

Через некоторое время – может, через час или два – сквозь пелену сна мне удалось разобрать чьи-то голоса. Они были приглушёнными, но большую часть слов я понимал прекрасно.

– …оставь это, сержант, и не пудри мне мозги! Скажи мне спасибо, что твой любимый подопечный всё ещё живой, а не болтающийся в петле. Ему да и тебе очень сильно повезло, что я не успел покинуть лагерь. А ещё спасибо нужно сказать господину Этиолю, который первым делом усыпил этого… этого…

– Ваше величество, при всём моём уважении, – тут я узнал голос Кроули. Сержант явно был то ли сильно взволнован, то ли очень зол. – Этот юноша – всего лишь рекрут, сын известного в Лувеноре ростовщика и крупного землевладельца Эодара Веллера. И не забывайте, что Клод прошёл все тайные проверки Инквизиции, пока находился в лагере. Вы ведь прекрасно знаете, что под личиной некоторых офицеров скрываются ваши шпионы из храма, проверяющие, нет ли среди новобранцев любителей наколдовать из деревяшки золотой слиток. Да и я сам готов жизнью своею поклясться, что Клод – самый обычный парень, которому просто-напросто не повезло. Понимаю, что не имею права требовать многого, но, всё же, надеюсь на вашу благосклонность и благоразумность. По всем правилам его дело необходимо передать совету старейшин, да так, чтобы Инквизиторы разобрались во всём с максимальной дотошностью.

– Адреас, – вздохнул, по всей видимости, король. – Ты ведь неглупый мужик. Почто тебе рисковать своей карьерой, своим благополучием и даже жизнью из-за какого-то жалкого пехотинца, которого ты знаешь от силы два-три месяца?

Ну и грубиян наш король. Это я-то жалкий?

– Полноте, ваше величество. Мой ударный отряд уже готов, завтра с утра отправление в Ковенбург. У меня слишком мало людей, чтобы иметь возможность урезать отряд ещё сильнее. Вам прекрасно известно обо всех моих заслугах. Вы знаете обо всех победах, которые я принёс во славу Ахариамского королевства и лично вас. Доверьтесь мне – это всё, чего я прошу. Отправьте его дело совету старейшин, а мы пока поскачем на север. К тому времени как вернёмся – старейшины вынесут приговор. Можете даже приставить к нашему отряду одного из Инквизиторов для большего контроля.

– Я знаю, что я могу, не надо мне об этом напоминать! – повысил тон король, но затем, успокоившись, продолжил. – Совет уже позаботился об этом, час назад мне пришло донесение и я подписал приказ. С вами отправится дознаватель Джозеф Йонстеф. И приписан он к вам совсем не из-за этого, демоны его задери, рекрута и… клейма. Того требует ваше задание. И, богами клянусь, не будь оно столь важным…

– Мы вас не подведём, ваше величество, – перебил его Кроули. – Я лично прослежу, чтобы у господина Йонстефа было всё, что ему нужно, и, в первую очередь, защита. Также я, несомненно, буду приглядывать за новобранцем Веллером. Клянусь каждую неделю писать полный рапорт и передавать его вам через дознавателя. Он ведь будет отправлять почту в Лувенор?

– Несомненно, связь будет поддерживаться постоянно на протяжении всей миссии. Также под вашим эскортом в Ковенбург отправятся два десятка рабочих под управлением одного из самых знатных зодчих по эту сторону залива Орфины. Все инструкции ты, сержант, получишь от дознавателя Йонстефа. И помни, что от этого задания, возможно, зависит судьба всей северо-восточной границы нашего королевства.

– Судьба целой границы? – удивлённо переспросил Кроули. – Ваше величество, вы уверены, что ни с кем нас не перепутали? Ковенбург – всего лишь небольшая деревня лесорубов да каменщиков. Там нет ничего критически важного.

– Как я уже сказал, все необходимые лично тебе и твоему отряду инструкции выдаст сопровождающий вас дознаватель. Остальное – не твоя забота. Просто сделай свою работу, и сделай её так, как умеешь – то есть, идеально.

– Будет исполнено, – коротко ответил сержант.

Прошла ещё пара минут, прежде чем мне удалось разлепить казавшиеся свинцовыми веки. По всей видимости, я находился в лагерном лазарете на жёсткой кровати: надо мной колыхалась от ветра ткань крупной палатки, вокруг в два ряда стояли пустые заправленные койки, а рядом со мной на табурете сидел Кроули, смотря куда-то в пустоту. Собрав все силы, я кашлянул, привлекая к себе внимание. Сержант от неожиданности чуть дёрнулся и, переведя взгляд на меня, тепло улыбнулся:

– Всё-таки очнулся, рекрут. То есть, уже рядовой. – произнёс он и сделал долгую паузу, после чего добавил лишь один многозначный возглас. – Да уж…

– Сэр, мне очень жаль, – начал я. – Но я нехотя подслушал ваш с королём разговор несколько минут назад.

– Минут? – усмехнулся Кроули. – Его величество король Йозеф Дарф отбыл из лагеря по своим королевским делам четыре дня назад. Мы должны были отправиться на задание сразу после вашего посвящения. Но из-за того… инцидента мы вынуждены были задержаться. Я хотел уже собраться в путь, но кое-кто решил, что нам необходимо дождаться тебя.

– Что происходит? – задал я прямой вопрос. – Последнее, что я помню – как раскалённый металл прикасается к моей груди и отталкивает меня в поленницу, а Инквизитор мановением руки меня усыпляет. Затем припоминаю вашу беседу с королём, и всё.

Сержант медленно встал, подошёл к выходу из палатки и опасливо выглянул наружу. Затем вернулся, присел на табурет и, положив руку на моё плечо, сказал:

– Я тебе верю. Но гораздо больше тех людей, кто считает тебя каким-то предателем или преступником. А посему я просто обязан спросить, и, клянусь, это останется только между нами. Мне надо знать. В случае чего – защищать тебя придётся именно мне.

– Спросить о чём? – недоумевал я.

– Ты… владеешь какой-нибудь магией? Ну, скрываешь от государства, что имеешь колдовские способности?

– Нет, разумеется! – меня такой вопрос даже несколько оскорбил. – Клянусь богами, сэр, я чародейства в жизни не видал, только слышал и знаю то, что слышат и знают все вокруг. Клянусь! А в чём, собственно, дело?

– Пойми, – замялся сержант. – Всё это выглядит очень странно. Настолько странно, что ты привлёк к себе внимание всех вплоть до совета старейшин и самого нашего повелителя. Вот, посмотри…

Кроули стянул с себя рубаху и указал на герб Ахариамского королевства, выжженный у него на груди. Выглядело внушительно: на меня смотрел величественный крылатый лев, от вида которого в душе немного потеплело.

– Видишь эту пернатую кошку? – спросил сержант. – А теперь взгляни-ка на своё клеймо.

Я недоверчиво посмотрел на свой голый торс, чуть приподнял голову для лучшего обзора и открыл от изумления рот: вместо гордого льва на моей коже ещё не зажило изображение скалящейся медвежьей головы с огромными лосиными рогами и глазами с горизонтальными, как у козла, зрачками. От этой картины мне стало совсем не по себе. По телу пробежали мурашки, меня бросило в дрожь, а лёгкая испарина на лбу стремительно переросла в настоящий ливень.

– Ч-то… что это?! – едва вымолвил я.

– Это, рядовой, лик тёмного бога. Хаотика, которого когда-то отправили в Вечную пустоту братья-пророки Ахарий и Омбий. На тебе клеймо самой тьмы, такое частенько делают те, кто втайне молятся своему падшему богу и приносят ему на своих кровавых алтарях человеческие жертвы, чтобы взамен получить малую частичку той силы, что ещё хранит в своём духе Хаотик. И, честно говоря, я всё ещё не до конца понимаю, как мне удалось отговорить его величество от немедленного твоего умерщвления. По каким-то неведомым мне причинам он, совет старейшин и все сановники храма Ахариама решили оставить тебя в живых и даже позволить тебе отправиться на твоё первое задание в составе моего отряда. Не знаешь, отчего тебе так повезло? Ты точно не колдун, а?

– Сэр, прошу, не оскорбляйте меня такими предположениями. Можете использовать любые методы дознания, и я всё равно скажу вам то же самое.

– О, не волнуйся на этот счёт. Дознаватель в нашем отряде будет. И он однозначно станет проверять тебя на каждом шагу. Чуть что – сразу убьёт на месте, а нас всех потом подведёт к плахе якобы за содействие тёмному культу. Поэтому ты должен знать, Клод, что от твоей честности зависят жизни всех твоих боевых товарищей.

Я положил сжатый кулак на сердце и твёрдо произнёс:

– Клянусь в своей честности, сэр.

– Ладно, я тебе верю, – кивнул Кроули. – А теперь скажи мне: ты встать-то вообще можешь?

Мне удалось приподняться на локтях без особых усилий, но когда я опустил ноги на землю и решил попробовать устоять только на них, очень противно заныла поясница. Не заболела, а именно заныла. Но больше никаких неприятных ощущений, кроме общей слабости, конечно, не было.

– Со спиной что-то, – заметил я. – Но всё в порядке, ходить смогу. Через пару дней оклемаюсь и смогу таскать на своём горбу любой груз.

– Естественно, со спиной что-то не так, – в палатку вошёл наш полуслепой медик Дукарий. – Я лично шесть швов накладывал. Знатно тебе поленья кожу разодрали!

– Рядовой Оверсон, разве ты не должен сейчас быть в Лувеноре и в последний раз как следует напиваться с остальными членами отряда? – спросил сержант.

– Никак нет, сэр. Я не прочь иногда опрокинуть кружку-другую, но напиваться до такого состояния, как это делает Громмер, например, мне совсем неинтересно. А там сейчас все вдрызг, так что мне захотелось вернуться в лагерь и проверить нашего ужасного сектанта.

– Не надо так меня называть, – пробурчал я.

– Шучу, шучу, не обижайся, – усмехнулся Дукарий. – Ну, что, как я понимаю, часов через десять мы уже отправляемся?

– Именно, – ответил Кроули. – Если уж не хочешь напиваться – то хоть выспись как следует.

Наш медик жестом попросил меня повернуться к нему спиной, что я и сделал. Он внимательно осмотрел рану, удовлетворённо хмыкнул и сообщил:

– Всё хорошо, никакого заражения, швы не гноятся и не кровоточат. Поболит ещё с недельку да пройдёт. Ладно, пойду я отсыпаться перед путешествием. Ну, что, Клод, готов отправиться на фронт?

– Как никогда раньше. Только вот с женой попрощаться не успел.

Дукарий с сержантом переглянулись, после чего Кроули сказал официальным тоном:

– Рядовой Оверсон, напишите в отчёте, что рядовой Веллер сегодня в себя так и не пришёл. Очнётся только завтра ближе к вечеру.

– Так точно, – кивнул Дукарий с хитрой улыбкой на лице. – Очень жаль, что придётся задержаться ещё на один день.

– Ничего не поделаешь, – пожал плечами сержант. – Но будем надеяться, что завтра Клоду уже станет лучше и он, наконец, поправится. Без него мы всё равно никуда не уедем. Также можешь передать дежурному санитару, что я сам проведу ночь в лазарете и прослежу, чтобы с ним ничего не случилось. Если что – сразу же позову врачевателей. Под моим надзором он уж точно внезапно не очнётся и не отправится в город, чтобы, возможно, в последний раз увидеться со своей женой.

На душе стало несколько теплее. Я всё ещё совсем не понимал, отчего Кроули относится ко мне настолько тепло, что готов подставлять свою шею ради каких-то моих желаний. Он ведь спокойно мог ответить, что, мол, не судьба, отошлёшь домой весточку с почтовым дилижансом, но вместо этого сержант отнёсся ко мне как к другу, причём очень старому и верному, которому можно доверять и которому нужно помочь во что бы то ни стало.

– Рядовой, – сержант повернулся к медику. – У тебя есть приказ, выполняй.

– Так точно, – отсалютовал Дукарий и покинул палатку.

– Ну, а ты давай одевайся и сваливай через лес, где мы обычно устраивали забеги на длинную дистанцию. Твоя одежда в том сундуке. Доспех брать запрещено, так что облачайся в гражданское. Оружие тоже оставь здесь, максимум возьми кинжал, чтобы не привлекать внимание. И если тебя каким-то чудом поймают, то всё вали на меня, мол, тайное задание, не имеешь права разглашать. Пусть, если что, приходят за разъяснениями лично ко мне.

– Так точно!

Я незамедлительно бросился к сундуку и за минуту облачился в свою одежду, затем ещё раз взглянул на сержанта. Он что-то недовольно пробурчал и указал на выход, а мне дважды повторять было не нужно. Напоследок я спросил лишь об одном:

– Сэр, вы не знаете, где можно найти наших ребят? Грому бы тоже не помешало свидеться с семьёй.

– Если пьяные головы не увели их демоны знают куда, то они должны быть в "Чести Ивандера", что восточных ворот Лувенора. Обычно там отдыхают все служивые, что ошиваются в этих краях.

Кивнув в знак благодарности, я покинул лазарет, а затем, спустя несколько минут, и сам лагерь. Солнце уже почти зашло за горизонт, так что продираться через лесные дебри, особенно с больной спиной, было очень непросто, но я справился и довольно быстро. Спустя полчаса передо мной уже горели огни восточных предместий, и по самым громким крикам мне удалось без труда отыскать искомую таверну.

Никто не знает, откуда взялось такое идиотское название, но оно существует с самого заложения фундамента этого здания. Двухэтажный трактир поприветствовал меня струнной музыкой и пением, шумным галдежом завсегдатаев и взрывной смесью запахов из разных блюд и хмеля. Таверна – это всегда место, где можно получить свою порцию почти домашнего уюта, и особенно уют этот ценится теми, кто дома как такового не имеет и постоянно находится в странствиях. Солдат также можно причислить к тем, чей дом родной везде, и одновременно нигде.

Ещё только подходя к двери, я услышал знакомые голоса. Войдя внутрь, сразу заметил почти весь свой отряд за исключением, разумеется, Дукария Оверсона, окружившего небольшой стол в углу таверны, заваленный пустыми тарелками и глиняными кувшинами. Команда неплохо отдыхала: все смеялись и травили друг другу какие-то байки. Дела у моих товарищей явно шли неплохо.

Я медленно подошёл к их столику, держась стены, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и, подставив ещё один стул, уселся рядом.

– Клод! – радостно воскликнул братец, хлопнув меня по плечу своей культёй. Остальные тоже радостно загалдели и мигом наполнили свои кружки. – А вот и ты!

– Потише, Гром, – попросил я его. – Меня здесь быть не должно. Если поймают – плохо будет всем. Со мной всё в порядке, но из-за моего долгого сна отбытие на задание опять переносят. Так что особо не торопитесь заканчивать, возвращайтесь в лагерь только завтра к вечеру. Но лучше всё-таки пораньше.

– Отличная новость! – возрадовался Алекс, наш капрал, залпом осушая свой стакан. – Ну же, налейте нашему раненому, да принесите пожрать.

– Нет-нет, – я замахал руками и немного замялся, потому как было не очень удобно отказывать сослуживцам, когда они с таким радушием предлагают мне присоединиться к дружеской попойке. – Сержант отпустил меня только для того, чтобы я попрощался с женой и родителями. Гром, я пришёл за тобой. Пойдёшь со мной?

– Ага, чтобы меня опять вышвырнули оттуда как старого пса? Вот уж дудки!

Брат оглушительно засмеялся, допил эль из кружки и потянулся к ещё не начатому кувшину, но я вовремя остановил его руку и произнёс чуть тише:

– Это твоя семья, Громмер. Нельзя держать обиду на родных, как бы ты с ними ранее не ссорился. Пусть отец был слишком строг, пусть мать, прости Афинор, поступала как дура, но нельзя уподобляться самым плохим качествам тех, с кем имеешь дело. Будь же выше этого, братец! Сделай первый шаг и ваши отношения наладятся!

– А если я не хочу эти отношения налаживать? У меня вон теперь новая семья, и почти вся она сейчас собралась за этим столом.

Отряд радостно чокнулся стаканами при этих словах.

– Есть братья по оружию, а есть родные по крови. Богам не понравится твоё решение.

– Да где те боги? – усмехнулся Гром, после чего неожиданно перешёл на более серьёзный тон. – Наши небесные покровители больше уделяют внимания тебе, а не мне. Меня они вообще бросили на улицу, в то время как тебе даровали сытую и богатую жизнь, своё собственное дело, красавицу жену и дитя, которое вскоре должно родиться. Почему же эти твои боги помогли тебе, но отринули меня? Чем я хуже? Я что, родился с меткой плохого парня? Ага, держи карман шире! Меня сломала жизнь, довела до воровства и грабежей, пока ты спал на своих перинах и трахал белокурых тощих служанок. А знаешь, кого я трахал? Знаешь, а?

– Не знаю и знать не хочу, – вспыхнул я, вставая со стула. – Никто тебе, брат, не мешал жить нормальной жизнью, нужно было лишь не перечить отцу на каждом шагу и хоть немного учиться, пока тебе давали такую возможность. Ты сам выбрал свою судьбу, а я, если тебе память не изменяет, всегда тебя выгораживал и оправдывал. Так что не надо на мне срываться за всё, что с тобой произошло за последние годы. Никто тебе не мешал придти ко мне за помощью, уж кто-кто, а я точно никогда бы тебе не отказал. Но раз ты, пьянь, считаешь иначе, то можешь и дальше набивать брюхо дешёвым пойлом, хотя мог бы успокоить свою душу, простившись с семьёй.

Не ожидал от себя такого, но Гром сам нарвался. Я действительно прав, и если эта неблагодарная сволочь считает иначе, то пусть остаётся здесь и удовлетворяет свои животные потребности. Извинившись перед остальными членами отряда за испорченный вечер, я спешно покинул таверну и направился к западным предместьям, туда, где находилось моё семейное поместье. Только не через город, где на воротах меня могли задержать, а в обход. Пусть чуть дольше, но надёжнее.

И через час я уже стоял перед воротами, знакомыми мне практически с детства.

Глава 6

Поместье мой отец заслужил далеко не сразу. Но ещё в бытность свою простым каменщиком он уже знал, что однажды наступит день, когда он сможет, проснувшись ранним утром, выйти на крыльцо собственного особняка, заварить себе дорогого заграничного чаю и глядеть на свою плантацию, где уже вовсю трудятся бедолаги-рабы. К слову, отец мой никогда не отличался жестокостью в отношении тех, кому никогда не видать свободы, но и не отказывался от возможности почти бесплатно использовать чужой труд. Когда я был подростком, на плантации работало четыре человека, и все из западного жаркого королевства Гренуа, омываемого буйными водами океана Вечности. Ещё лет сто назад в качестве невольников могли быть лишь темнокожие из Абра'Фальского халифата, но последние войны несколько изменили политику работорговли, так что даже гренуацы, которые не особо-то лезли в конфликты, могли попасть к ахариамцам на поводок.

На воротах стоял один из самых старых наших невольников, который помнит меня ещё ребёнком. Старик Хорхе добро улыбнулся, завидев меня, и радостно впустил меня внутрь.

За пару месяцев здесь, конечно, ничего не изменилось, разве что грядки теперь пестрили зеленью уже слегка желтеющих вершков, а не навевали уныние мокрым чернозёмом. В самом центре участка, окружённого этими огородами, возвышался жилой комплекс, состоящий из двухэтажного, собственно, поместья, дома для прислуги, хлева, сарая и небольшой мастерской, в которой мой отец частенько пропадал, мастеря какие-нибудь полезные для хозяйства вещички. Хорхе провёл меня по протоптанной тропинке к центру плантации и, попрощавшись, отправился обратно – сторожить вход. Я же, ведомый радостным опьянением, что возникло, едва я ступил на родной участок, буквально полетел к крыльцу поместья, о чём вскорости пожалел – от такого напряжения снова заныла уже успевшая привыкнуть к надоедливой боли спина.

Я занёс руку над дубовой дверью и машинально остановился, представив, что весь дом сейчас погружён в глубокий сон. Ведь стояла глухая ночь, а все мои родные, насколько я помню, обычно ложились довольно рано, чтобы с утра первыми быть на ногах. С трудом преодолев странное чувство вины, я громко постучал.

Дверь почти сразу открыла Амелита – молодая гренуанка, которую отец приобрёл всего несколько месяцев назад. Девушка читала какой-то скабрезный роман в гостиной, а потому сразу же подошла на стук. Она совершила скромный, слегка топорный ахариамский реверанс, которому едва научилась, и, впустив меня, отправилась будить всех домашних.

Я повесил куртку на вешалку и прошёлся по дорогому дубовому половому настилу гостиной. Большое помещение напоминало скорее приёмную во дворце, потому что отец хотел, чтобы каждый посетитель этого дома сразу узнавал о достатке его владельца. По всем крашеным золотом стенам висели пейзажи и натюрморты известных художников нашего времени и времени прошедшего. По периметру стояло несколько мягких бежевых диванов со стеклянными журнальными столиками возле пышных подлокотников, на каждом из которых стоял тройной подсвечник с зажжёнными свечами. С потолка прямо над огромным абра'фальским ковром с высоченным ворсом свисала хрустальная люстра, стоившая целое состояние. Конечно, зажигалась она лишь на запланированных приёмах, потому что это было довольно сложное дело: подставить лестницу, поднести тлеющий огарок к семидесяти небольшим восковым лампам, при этом не оставив на хрустале ни единого жирного отпечатка пальцев.