Столетовы. Часть 1. Верьте в любовь, девчонки!

Поднявшись в комнату, Елена никак не могла открыть этот чёртов прямоугольник, руки ходили ходуном. Сердце ухало как филин.

"Привет! Значит, ты уже дома. Я рад за тебя. Поздравляю с рождением сына. Польщён, что назвала Сергеем. Не пойму, почему ты решила, что мне не нужен твой ребёнок, почему скрывала? Я же не дурак, я же понимаю, что когда у нас с тобой всё случилось, ты ещё не знала о беременности. Или знала? Я сложил 2х2. Февраль плюс девять месяцев – это ноябрь. А октябрь, месяц рождения твоего сына, – радость для твоего мужа. Я желаю вам счастья!"

– Мама!!! – заорала Елена. – Мама!!!

– Господи, что? Что ты?

Влетели отец с Наташкой, Ольга чуть не подавилась.

– Мама! Он дурак!!! А я дура, дура, дура!!!

– Да что случилось?

Письмо спланировало из рук Елены прямо под ноги Ивану Ивановичу. Он поднял, спросил глазами разрешения и прочёл. Его дочь рыдала на груди у матери, и вместе с ней в унисон орал Серёнька.

– Господи, Ваня, что?

– Они меня в гроб загонят, эти два ненормальных, оба из ларца, одинаковы с лица. Кто-то сказал ему, что Серёжка родился в октябре, и он посчитал, счетовод. Откуда оно у тебя?

– Там, в комнате, – еле проговорила Елена.

– Так, всё, успокойся. Мы хоть теперь знаем причину. Будем искать способ вызвать его сюда.

Папа куда-то звонил, мама варила кофе, Ольга удаляла следы испачкавшей её еды, Наташка таскала еле успокоившегося Серёжку… А Елена всё ревела…Вот же рёва. Там в Италии, где так скучала, до одури боясь за Сергея, она не позволяла себе никаких слёз. И когда рожала. И когда хотелось выть от тоски и одиночества. И вот, нате вам…

– Ну вот что. Успокойся, хватит. Слава богу, все живы и здоровы. Вы с Натальей собирайтесь в магазин за кроваткой, немного отвлечёшься. По дороге меня завезёте, потом проводишь москвичку и заберёшь меня. Задача понятна?

– Папа, Виктор не может не знать…, – всхлиповала Лена, – ну ты понял…

– Я уже припёр его к стенке. Сплошные подпольщики, прямо серёжкино ополчение. Столетов и К". И эта сидит, жуёт. Полгода продержала письмо, отняла у своего племянника отца.

– Ты всё-таки проболталась? – Залилась слезами теперь Ольга.

– Я ничего не говорила.

– Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что к чему. Этого письма здесь не могло быть. Наша бабуля убирает каждую неделю, не оставляя ни пылинки. Да и не был Сергей здесь после возвращения. И нашлось оно именно после твоего вояжа в город, Ольга!

– Я слово дала. И сделала, как он просил. А Ленка про него знала, я ей почти сразу рассказала.

– Рассказала, но не прочитала. Ну ты же везде свой нос суёшь? Что тебя остановило именно в этом раз? Слово она дала… Поехали уже.

Кроватку выбирали долго, чуть не опоздали на поезд.

– Я подниму завтра наших безопасников, к министру пойду, чёрт побери. Ты, главное, возьми себя в руки, всё будет хорошо, – твердила Наталья Гусева, министерская дама, когда они бежали по вокзалу к поезду.

И укатила.

Вечером консилиум из трёх мужиков – папы, Вениамина Павловича и дяди Коли – заседал по поводу сбора детской кроватки. Мама уже десять раз протирала прутья боковушек, а спальное ложе всё так же находилось в разобранном состоянии.

– Запчастей не додали, что ли? – Роптал дядя Коля. – Ну вот что, надоели мне ваши заграничные штучки.

Он достал какие-то гвоздики-шурупчики, и через пять минут кровать стояла.

– Сегодня замаскируем шляпки гвоздей шпатлёвкой. Но спать укладывать ребёнка будете завтра, когда подсохнет. Ух, уже и не чаял…

– Намёк понял, – догадался отец, и они ушли на кухню обмывать покупку.

А Елена повалилась на кровать, обняла подушку, и такая глухая тоска накрыла её…

В комнату потихоньку поскреблась мама.

– Да, мамуль, заходи, – и поднялась, оставив на подушке мокрое пятно от избытка молока.

– Ты не кормила днём Серёжку, вот и собралось. Надо потихоньку отлучать. Вон он как лупит всё подряд.

– Да я уже думала, но жалко…Сейчас все больше от недостатка мучаются, а я как молочная ферма.

– А ты оставь утро и на ночь, чтобы в неурочное время не бегать с бутылочками. А там видно будет.

Эта милая мамина ворковня вернула Елену в реальность. Внизу хохотали мужики, и заливался Серёжка. Собаки во дворе устроили возню и перегавкивались. У Ольги из комнаты доносилась музыка. Да, она дома. А Сергей – нет. Опять кольнуло.

Прошло несколько дней. Елена утром уезжала вместе с папой в город. Надо было втягиваться в работу, возвращать долги за долгое отсутствие. Тем более, что мама была не против взять на себя Серёженьку. Константин развёл такое море деятельности, поняв какое сокровище теперь из себя представляет "по-европейски образованная" Елена Ивановна, что к вечеру от них оставались фантомы. Возвращаясь домой, Лена пожалела, что не дождалась папиной машины, а попёрлась сама, да ещё и на автобусе. Вдруг захотелось в народ. Был чудесный летний вечер, солнышко уже садилось за противоположный берег озера, отражаясь от поверхности водной глади миллионами солнечных бликов… Прямо, королевство кривых зеркал, нереальная красота… "Наверное, уже можно плавать. Как там водичка?" – и она живо представила, как опустит ноги, проскакавшие весь день на каблуках, в прохладную воду. "А что? Почему бы и нет?" – и, сняв свои замечательные итальянские туфли, пошла к озеру. Вода оказалась холодной, но всё равно было приятно бултыхать ногами.

Солнце почти зашло. Красивое оранжевое небо, как всполохи огня, отражалось на поверхности пруда. Елена откинулась на спину, приятно ощущая тёплые доски. Так хотелось подольше полежать. Но грудь болела, требовала вмешательства сына. Надо идти домой. Она и не поняла сначала, что произошло. Только ощутила какое-то движение, и вот уже в её губы впились…серёжкины, она узнала бы их из миллиона. И этот запах, вкус, эта нежность пополам со страстью… Сергей держал её, прижимая всё сильнее и сильнее.

– Серёжка… – Выдохнула Елена.

– Моя родная… – И опять целовать.

– Серёжка, Серёжка, – бормотала она, её сердце выпрыгивало из груди, ноги подкашивались, и она ухватилась двумя руками за его шею.

Сергей немного отстранил её от себя, его белоснежная майка промокла.

– Это…

– Я понял, что это.

Он ещё сильнее прижал её, и ещё сильнее целовал, целовал, не в силах оторваться от своей малиновой колдуньи. Уж и не чаял… И не понял, как он прожил последние дни, чуть не сойдя с ума от счастья.

– Ну пойдём. В машине есть другая майка, надо переодеться. А то предстану перед сыном неряхой. Ты чего?

Вид обнажённого торса (майку Сергей снял) уводил Елену явно не туда. Она осторожно потрогала его железные бицепсы.

– Разве такое может быть?

– Родная моя, золотая, пойдём. Всё потом, Золушка моя.

И подхватив босоногую Ленку, понёс её к дому. Не опуская свою девочку, вытащил майку, напялил на ходу и только на веранде спустил Елену с рук. Туфли и сумочка так и остались на пирсе.

На качелях сидел Иван Иванович, а под мышкой у него торчала белобрысая башка.

– Здравствуй, Сергей! Ну наконец-то, – поприветствовал он, вставая, и протянул ему руку.

Выскочила мама.

– Серёженька, мальчик мой. – И поцеловала его в обе щеки.

А Сергей во все глаза смотрел на маленькое чудо у деда на руках. И это чудо своими круглыми глазами лупатилось на дядьку.

– Ну, здравствуй, сынок. Это я, твой глупый отец. Пойдёшь ко мне?

Не тут -то было. Серёнька повис у деда на шее, на всякий случай, но глаз с Сергея не спускал.

– Ну дай хотя бы ручку.

Малыш дал.

– А ножку?

Тоже дал.

– А сам? – Заулыбался Сергей, и протянул руки.

И мальчишка сразу двумя руками, как-то по-хозяйски, зацепил отца за шею. И не сводил с него глаз, наклоняя голову то впрао, то влево, как бы рассматривая и соображая, кто бы это мог быть.

На веранде летнего дома стояли четыре взрослых человека и потихоньку роняли слёзы, чтобы не испугать пятого, маленького человечка. А он ладошками собирал слёзы своего папы, которых потом ни разу в жизни не видел. Его отец не умел плакать.

Вылетела Ольга.

– Серёжка! – Повисла у него на шее. – Ну как тебе мой племянник?

Обстановка разрядилась, все задвигались. Мама на кухню, Лена к себе, дед дрова колоть на мангал, шашлычное мясо у него было всегда припасено. А два Сергея отправились загонять машину во двор.

И когда Лена спускалась в гостиную, первое, что она увидела, это счастливые глаза такого родного и близкого, такого долгожданного и единственного мужчины на свете. На шее у него сидел и хохотал от восторга малыш с синими-синими глазами. Она остановилась на лестнице и невольно залюбовалась… А Сергей не мог отвести взор от неё – тоненькой, с выпирающей из кофточки грудью. И глаза, зелёные с золотыми звёздочками. Всё-таки, как прекрасна и удивительна жизнь!!!

Их оставили в доме одних. Тактичные родственники оказались нужны городу и умотали. Было уже довольно поздно. Лена кормила Серёньку, сидя на кровати, а Сергей расположился на полу, полуголый, чем очень смущал душевное состояние Елены, и улыбался.

– А ты и правда, Мадонна! – Как-то не очень по-доброму сказал Сергей.

Лена насторожилась.

– И этот лик, – он показал на амулет, любовно сделанный Витторио, и подаренный ей перед отлётом, – это ведь тоже ты? Мадонна, кормящая младенца.

Серёнька зачмокал и отвалился. Заснул. Положив его в кроватку, Елена тоже уселась на пол, положив свои ноги поверх серёжкиных. Взяла руками его лицо, и уставилась прямо в глубину таких сердитых, но таких родных глаз. Ну уж нет!

– Да, Серёжа, это тоже я.

– И тоже с натуры делали? Витторио или ещё кто?

– Это просто аллегория. Пожелание удачи матери и её ребёнку. И человек, подаривший мне это от души, смешной итальянец Вит, сделал такой же и для тебя, только с другим смыслом.

Она протянула руку под подушку Серёньки и вытащила маленькую иконку Николая-чудотворца. На торце Сергей прочитал: "Сергею-победоносцу и миротворцу".

Ему стало не по себе, стыдно за взрыв негативных эмоций.

– Я просто ревную тебя, родная моя, к тем дням и к тем людям, которые были с тобой. Сколько я пропустил: не видел, как ты вынашивала нашего сына, как рожала. Даже как кормишь, вижу первый раз. Я даже Серёжке завидую, что он…

Елена потянулась и закрыла ему рот поцелуем. Но нет у неё уже сил на разговоры…

Они не спали ни одной минуты, навёрстывали упущенное. Елена рассказывала, как она жила, как боялась за него и молилась, и общалась с космосом, и посылала ему частички своей души и веры через веси и туманы. Как рассказывала маленькому Серёжке сначала, когда он был ещё в ней, а потом, когда родился, какой у него папа. Да она ему всё про них рассказала. И как она тосковала и сходила с ума от неизвестности. Но всё позади, теперь он с ней. И даже, если его пошлют на Марс, то только с ней, с Леной.

Сергей слушал, сердце его то выпрыгивало, то падало в пятки. Он так любит эту женщину! Сколько раз в разных переделках она спасала его. Её лицо, перемазанные малиной губы, зеленючие глаза…И Сергей вставал и шёл, ехал, полз, барахтался и выплывал. Теперь он точно знал, что ангел-хранитель существует. И это она, его Аленька.

Малыш спал всю ночь, не мешал своим родителям. Но поняв, что проспал завтрак, запищал от обиды. Ну как же так? Почему не разбудили?

Сергей подскочил, снял с него штанишки и подал матери. Голая попка устаканилась на её руках, а ручки малыша вцепились в "бидончик с молоком".

– Ой-ё-ёй… Ты что, дружок, съесть меня решил? Он растёт, у него зубки, и мне становится больно его кормить.

– Э, нет, малыш, так дело не пойдёт, девочек нельзя обижать. Давай поаккуратнее. Хочешь, покажу? Можно, Лен? Попробовать? – И залез с другой стороны.

Маленький Серёжка ошалел от такого вероломства, оторвался от своего бидончика, и изо всех своих маленьких сил начал отдирать отца. А когда у него получилось, он в одну грудь вцепился заново, а вторую закрыл ручкой. И всё следил за отцом, пока тот не ушёл в ванную.

– Не дали мальчишке толком поесть, – ворчала бабушка, выслушав ленин рассказ.

А им с Сергеем было очень весело и как-то семейственно: вот теперь все дома.

Оставив сына на отца, Елена уехала в студию. Константин Сергеевич не мог обойтись без неё, Елены Ивановны. А она чуть не заснула, ожидая начала встречи с нужными людьми, как говорил Костик. А потом клевала носом у него в кабинете. Пришлось отправить Елену домой. А там все спали. И мама с внуком. И Сергей. Лена подвалилась ему под бок, вдохнула родной запах и заснула. А когда проснулась, его не было. Она подскочила, слетела вниз. Никого. К маме. Тоже никого. Это что ещё такое?

– Ты чего переполошилась? – Услышала она голос отца. – Сергей с Олей уехали по секретным делам. А мама с Серёжкой у Доры.

– По каким делам?

– Узнаешь.

А вечером, попросив всех красиво одеться, в окружении моря цветов, Сергей сделал Елене предложение, попросив её руки у мамы с папой. Посадил всех в машину и повёз в ресторан над рекой. Туда же за ними пришёл катер, и до полуночи они катались по реке и наслаждались жизнью. И Сергей признался своей будущей жене, что влюбился в неё ещё тогда, когда увидел мелькающие пятки и полыхнувшие зеленью глаза. И Лена вторила ему, что не было дня с той встречи, чтобы она не вспоминала своего Серёжку. Серёжкозависимость – это вам не шуточки.

Свадебный вечер назначили ровно через неделю. Позже нельзя, Сергея ждала работа. Елена находилась в состоянии бесмятежного счастья, в предвкушении праздника и занималась всем подряд. Костик и Алиса сшили свадебные наряды за два дня. Благородный серый костюм для Сергея и жемчужное платье для Елены. Дополнено это великолепие было тёмно-брусничного цвета бабочкой и платочком в кармане пиджака, поясом и мелкой россыпью цветочков по низу платья. Два тонких платиновых кольца и тоненькая цепочка с жемчужиной. Такие же жемчужины в волосах у невесты. И когда Сергей вывел свою Елену из дома, чтобы ехать в Загс, счастливее не было никого на свете. Всю жизнь смотрел бы на эту женщину, не отводя глаз. Он чуть не задохнулся, когда увидел её, улыбающуюся, счастливую, его Леночку. В тот день всем было светло и радостно на душе, эти двое делились счастьем со всеми, кого любили, с кем их связала судьба. А над камином появилась ещё одна фотография: Лена, Сергей и маленький Серёжка между ними в таком же костюмчике, как у папы.

Всё было готово, вылет завтра утром. Семья уселась за стол, прощальный ужин всё никак не начинался. Молчание прервал Сергей.

– Леночка, родная моя, любимая девочка. Ты же знаешь, мне без тебя не жить.

– И? – Напряглась Елена.

– Серёжке нельзя с нами. Он остаётся здесь.

– Что? Что ты говоришь?

– Я знал твою реакцию, поэтому не говорил до последнего.

Она попыталась выскочить из-за стола, но Сергей держал её крепко, пытаясь обнять.

– Всего полгода.

– Полгода? Да вы что? Эти мифические "полгода" превратились в проклятие моей жизни. Да ни за что!

– Дочь, прекрати. Это не наше решение. Туда, куда вы едите, детей не берут. И ты же не чужим людям оставляешь сына. Нет, ты можешь, конечно, остаться дома. Пусть Сергей едет один.

До Елены туго доходило. Но дошло: Сергея одного на полгода… Нет, никогда.

– Господи, да когда же это кончится!!! Я жить хочу без муки, без боли, без тоски…

Она чуть не упала, хорошо, что Сергей держал её.

Мама заплакала и ушла на улицу. Ольга тоже хлюпала носом. Наташка, приехавшая проводить своих друзей, молчать уже не могла.

– Послушай, дорогая моя подружка! Я не буду напоминать тебе больше никогда то, что сейчас скажу. Скажу и выкину из жизни и из памяти. В том, что сейчас происходит, вы виноваты с Сергеем оба. Наворотили, так наворотили. Вдвоём и разгребаете! Но ты, Ленка, задрала планку жизни на невообразимую вышину, с тобой очень сложно. Неужели нельзя просто жить и радоваться, ведь всё хорошо. Просто прямых дорог нет. Но есть грязные и разбитые, это не про нас, а есть с поворотами, развилками и перекрёстками, но зато чистые и ровные. Так иди уже по своей, теперь вашей совместной, вместе со своим Сергеем. И не забывайте, что есть мама, папа, Ольга, ваши друзья… Подумайте о них. Ведь все желают вам счастья, как никому другому. Вы заслужили быть счастливыми, как никто другой. И все этого очень ждут, как не от кого другого. Я очень тебя люблю, Ленок! И тебя, Серёжа. Но, пожалуйста, не рвите нам сердце.

Елена высвободилась из рук мужа, слова Натальи подействовали на неё как ледяной душ. Как она была права!

– Молодец, девочка! Сказала так сказала, за всех! – Похвалил Наташку отец.

Лена подошла к ней, обняла.

– Как мне повезло, что ты у меня есть. Дай бог здоровья тому куратору, который соединил именно наши вузы в той абитуре. Я тоже тебя очень люблю! И желаю тебе счастья, как никому другому.

Все опять расселись. Лена вцепилась в маленького Серёжку, ничего не ела. Мама рассердилась, забрала малыша, заставила её поесть. Потом объясняла на ухо Сергею, что надо делать, чтобы у Лены закончилось молоко. И он внимательно слушал. Елена уже обратила внимание, что Сергей не гнушается ничем, что связано с его семьёй. Серёньку раздевает и отмывает без проблем, маме помогает по дому, чистит санузлы, выносит мусор, вместе с папой борется с мышами, вылавливает крота. И даже успел помочь вычистить пруд, ныряя и вытаскивая всякую гадость. Причём делает это весело и сердито.

Вечер прошёл грустно. Елена уснула в обнимку с Серёженькой. А утром попросила не провожать их в аэропорт. Они простились дома. И уже в самолёте, убрав подлокотник, она прижалась, как могла, всем телом к своему мужу и до самой посадки не отпускала его. И плакала тихо-тихо… А у Сергея сжималось сердце, ведь он не мог ей помочь. И хотя ему было очень неудобно, и рука затекла, он не двигался, а только целовал её волосы и ручки, такие тоненькие и нежные пальчики, и ладошки, и запястья.

После Италии эта восточная страна не понравилась Елене. Ни город, ни люди, ни климат. Жарко и грязно. Но в посольстве, где им предстояло жить, было очень даже симпатично: зелёные дворики, чистые квартирки, и русский язык.

Первое, что бросилось в глаза, когда Лена вошла в квартирку Сергея, её фотография на стене. Такая же как в доме у Борисова, но чёрно-белая. Эту фотку сделал Серёжа, она была его. А Игорь раскрасил, сделал своей. Воспоминание об этом, первый раз за довольно долгое время, не вызвало никаких эмоций. Да и не хочет она ничего вспоминать. Фотография на стене увела её в дни юности, туда, на озёра.

– Что, к моему приезду повесил?

– Давно висит. – Не стал развивать тему Сергей. – С первого дня. Так, там спальня, там кухня, здесь гостиная. Предлагали побольше, но зачем? Я здесь уже привык. Ты не против?

– Да нет. А когда сеанс связи?

– По пятницам. И экстренная. Но она нам не понадобится.

– Через три дня, – вздохнула Елена.

– У нас с тобой сегодня свободный вечер. Потом я буду много работать.

– А ночевать?

– Это всегда-пожалуйста.

Он старался изо всех сил отвлечь её, хоть чем-нибудь. И взялся разбирать чемоданы, объясняя куда всё складывать.

– Я завтра сама разберу. А сейчас давай отдохнём.

– Ты устала?

– Я к тебе хочу, под крыло, – забрала кое-какие вещи и несессер и ушла в ванную.

Вышла. Поставила чайник, открыла холодильник и удивилась – он был полон. Даже блинчики, их, русские, горочкой на тарелочке.

– Это Валентина Ивановна, жена нашего зама. Она всем мальчикам, которые без жён, готовит. Ну а нам к приезду. – Улыбался Серёжа.

Они попили чайку, Сергей куда-то звонил. Лена, свернувшись калачиком, улеглась. Сильно болела грудь. "Как он там, мой мальчик? Без мамы…"

Она позвала мужа. Он сделал всё, как учила Зинаида Васильевна. Процесс довольно болезненный, Елена морщилась, терпела. А потом залезла к нему под руку, подняла свои чудные зенки-зелёнки, пронзительно грустно улыбнулась.

– Ничего, Серёжа, я немного свыкнусь с этой мыслью, и всё наладится.

Конечно, он понял, что она скучает по сыну. А уж как он? Только ощутил себя отцом, и вот…

А через месяца полтора Елена поняла, что опять беременна. Как-то утром её сильно затошнило, и Валентина Ивановна подтвердила её опасения. Они очень подружились и почти всё время были вместе, пока их мужья работали. Этот ранний токсикоз Лена протаскала ровно до того дня, когда её строптивая дочь (она надеялась на это, уж больно по-разному протекали две её беременности) двинула её в бок, видимо, пяткой.

– Ой, дерётся.

– Что? – Не понял Сергей.

Он находился в состоянии перманентного счастья с того момента, как узнал о возможности стать отцом во второй раз.

– Твоя пумпусечка передаёт тебе привет. Давай руку, – и положила её на живот. – Жди.

Бац, бац.

– Видал, разбушевалась.

– А тебе не больно? – Заволновался папаша.

– Нет, всё идёт своим чередом, ровно и спокойно.

Насчёт последнего я бы поспорила.

От прежней Ленки остались только глаза. Весила она килограмм пятьдесят при довольно высоком росте и походила на беременную цаплю. От вида жены у Сергея сносило крышу. Ехать домой она категорически отказалась (далеко сидят в русских женщинах гены декабристок). Обманула, что всё прекрасно, ей не впервой, пока он не увидел в образовавшийся выходной, что именно прекрасно: её выворачивало наизнанку от любой еды или резкого запаха. Кое-как дальше желудка проскакивали только фрукты. К вечеру она оставалась без сил, и Сергей брал её на руки, как маленькую девочку и ходил по комнате, рассказывая, что происходит в мире. Женщинам не разрешалось выходить в город без сопровождения. В первый месяц они с Николаем Петровичем, мужем Валентины Ивановны, несколько раз совершали вылазки, чтобы хоть немного развлечь своих жён. А теперь Елене было уже и не до этого. Единственное, что чуть-чуть её отвлекало, это выполнение заданий, которыми снабдил Елену Костик, расстроенный её отъездом. Да и сама она много рисовала, придумывала, конструировала. Материалы, нужные ей для работы, привозила Валентина Ивановна, когда вместе с работниками хозблока ездила покупать продукты. Она очень ей помогала. Елена стеснялась выходить из квартиры, дабы не пугать немногочисленный контингент, состоящий, в основном, из молодых пацанов охраны. Мужиков тоже жалели, им приходилось работать чуть ли не круглосуточно. Все хотели как можно быстрее выполнить условия контракта и уехать из этой неспокойной страны. Валентина Ивановна выводила Елену погулять рано утром, пока все спали. А потом старалась хоть чем-то накормить будущую мать. И сидела рядом, вставляла нитки в иголки, точила карандаши, вырезала выкройки. И солила огурчики, которые Елена уважала с мёдом и орехами.

Мука закончилась в один момент. Лена не верила своим ощущениям: она очень хорошо себя чувствовала. Утренний моцион понравился и пумпусечке – она молотила мать в живот с каждым вдохом свежего воздуха. Жизнь налаживается, Елена Ивановна.

Больше всех радовался Сергей: его жена, его Леночка, смеётся, шутит и ест. Ест всё подряд. Им оставалось полтора месяца, к новому году будут дома. И Елена выпросила разрешения хоть один раз выйти в город, конечно, с Валентиной Ивановной и "сопровождающими их лицами", чтобы купить подарки и материалы, приглянувшиеся ей. И Сергей сдался. Он работал допоздна, отдыхал только ночью. Валентина Ивановна обещала держать Елену всё время за руку. Как получилось, что они потерялись в самой гуще базарной толкучки, не понял никто. Европейские женщины одевались так же, как и мусульманки, одни глаза торчали из-под платков. Найти Елену оказалось невозможным. Вызвав представителей посольства, Валентина Ивановна, выдирая себе последние волосёнки, объяснила ситуацию. Они искали её до вечера, подняли все дружественные представительства. Елены не было нигде.

Сергею показалось, что он умер. Его жена, носившая ребёнка, не вернулась домой. Комендантский час вступил в свои права, и вся русская братия собралась на совещание. Валентину Ивановну и двух мальчишек-охранников, пытали, заставляли вспомнить всё по секундам. Наконец, вырисовалась картинка: Валентина Ивановна выбирала гранаты и на секунду выпустила руку Елены. А пацанов немного оттеснила толпа женщин, орущих что-то на своём языке. Получалось, что Елена могла попасть в эту женскую толпу, и её зацепили. Ну кто, где, куда? Вопросов не уменьшилось. Всю ночь они рядили-гадали, звонили, собирали крупицы хоть каких-нибудь данных. Утром опять ринулись в город. А вдруг где-нибудь что-нибудь и проявится. И проявилось.

Елена услышала голос мужа. Наверное, показалось. Нет, не показалось.

– Серёжа! – заорала она. – Я здесь!

Камеру открыли, женщины, закрывавшие её всю ночь, расступились, и она увидела Сергея.

– Ты меня нашёл…

Елена распрощалась с жизнью, когда поняла, что её никто не слышит и не понимает. Попав в толпу этих восточных тёток, она не смогла выбраться, а голос её потонул в базарном гомоне. И они ещё что-то кричали и размахивали руками. На выходе их взяла полиция. Лена пыталась что-то объяснять, даже сняла платок, чтобы они увидели, что она не с ними. Но женщина, стоящая рядом, быстро напялила ей его назад. И показала пальцем, молчи. Что значит молчать? Но не успела Елена и рта открыть, как её запихали вместе со всеми в машину, а потом и в камеру. Единственное, что поняли эти женщины, что она беременна, затолкали в угол и сели вокруг неё кружком. Никто из них не знал ни одного слова даже по-английски. Но поняли и давали ей воду первой. И даже кусок хлеба.