Гнездо желны

– Я пойду выброшу всё это дело. А вы пока давайте ищите пропавшее!

Мы втроём разбредаемся по всей квартире. Наступает самое интересное время – поиски спрятанных древоточцем вещей. Обыкновенно такие вредители ищут надёжные укрытия, где оставляют сворованные предметы, и подчас далеко не все из них удаётся отыскать. Но после изгнания вора с вещей спадает морок, и они становятся видны простому глазу. Это существенно облегчает нашу задачу.

Едва я переступаю порог детской, как сразу же замираю на месте с раскрытым ртом. Прямо возле люстры, размахивая своими углами на манер крыльев, порхает тётушкина белая пуховая шаль. Она летает кругами, медленно и плавно – эдакая большая красивая птица, случайно попавшая к нам в комнату через распахнутое окно.

До высоких потолков оказывается не так-то просто дотянуться. Первую минуту я пытаюсь своими силами поймать шаль, подпрыгивая на кровати Ольги, но терплю поражение. Приходится сдаться и идти за шваброй, а дальше уже её черенком ловить пропажу. Едва пуховая шаль оказывается в моих руках, она мгновенно успокаивается, окончательно лишённая всех сил, которыми её успел наделить вредитель.

Первый улов есть!

У остальных дела идут гораздо хуже. Дима бегает из одной комнаты в другую как заведённый, надеясь быстрее всех отыскать вещи, но ему всё не везёт. А вот Лера, бледная как моль, без движения стоит в прихожей возле входной двери и не моргая смотрит на вешалку, жмущуюся в тёмном углу к напольному зеркалу.

– Ты чего?.. – не понимаю я сперва, а потом мне и самой удаётся разглядеть то, что так испугало младшую сестру.

На вешалке на одном из крючков висит тяжёлое драповое пальто. Его вытянутые рукава безжизненно свисают вниз, воротник поднят, и почему-то кажется, что за ним скрывается чьё-то лицо. То ли венчающие вешалку шапки и шарфы создают такую странную иллюзию, то ли из тени воротника и правда кто-то глядит.

– Жутко… – тянет Лера, почти не дыша. И я её прекрасно понимаю! Сама чувствую, как холодеют пальцы на руках.

Внизу стоят старые резиновые сапоги тётушки Инессы – высокие голенища уходят прямо под пальто. Из-за этого ещё больше кажется, что в тёмном углу скрывается какой-то молчаливый чужак, не ясно как проникший в гнездо и прячущий своё лицо.

– Не бойся! – сипло говорю Лере, делаю короткий шаг вперёд и тяну руку к вешалке.

Едва только мои пальцы касаются пальто, как его рукав взмывает в воздух. Я вскрикиваю от неожиданности, где-то за спиной пищит от ужаса вжавшаяся в стену младшая сестра. Быстро – быстрее, чем успеваю об этом подумать – уже хватаю ткань и резко дёргаю на себя. Пустое пальто падает с вешалки и остаётся в моих руках. Под ним никого нет: только внизу старые сапоги, а наверху на крючках шапки.

– Ну чего вы тут копаетесь? – из приоткрытой входной двери показывается голова Ольги, вернувшейся с улицы. Она со смешком смотрит на наши с Лерой бледные лица и драповое пальто, которое я всё ещё инстинктивно сжимаю в пальцах.

В прихожую в очередной раз вбегает Дима, курсирующий по квартире как скорый поезд.

– Я ничего не нашёл, – расстроенно сообщает он и, заметив, что наш улов оказался куда весомее, обиженно надувает свои круглые щёки.

Весь следующий час посвящён поискам белых туфель. Мы тщательно осматриваем всё гнездо, заглядывая в каждую комнату, шкаф и тумбочку, но обуви просто след простыл.

– Ты уверена, что туфли были? – в который раз спрашиваю я Ольгу, на коленях ползая возле нижних полок в кладовке и пытаясь нащупать руками хоть что-нибудь.

Рядом сиротливо лежит закоптившаяся кастрюля, которую старшая сестра обещала выбросить, как только у неё дойдут руки. Но вот уже минула середина дня, а руки так и не дошли. И теперь испорченная кухонная утварь послушно дожидается своей участи, закатившись под полку и надеясь так там и остаться.

– Точно были! – твердит сестра, подпирая плечом косяк. – Ищи хорошенько! Кроме кладовки, им негде больше лежать.

Однако по прошествии ещё одного часа поисков ничего не меняется. Туфель нет. Ольга злится, что порученная нам работа так и не доведена до конца, а в гнезде впору уже проводить новую уборку, поскольку мы подняли кучу пыли из всех углов.

– Может, хватит? – первой не выдерживает Лера. – Я уже устала. А я сегодня ещё хотела фенечку доплести.

– Мне тоже надоело. Скучно! – ворчливо признаётся Дима, падая на стул на кухне и доставая из кармана смартфон.

– Толку от вас нет никакого! – мгновенно вспыхивает Оля. – Идите отсюда все тогда! Посуду помою, потом сама буду искать, если от вас никакой помощи не дождёшься!

Я чувствую лёгкие уколы совести, впрочем, как и Лера с Димой. Но им это почему-то совсем не мешает разойтись по своим комнатам. А вот я остаюсь. Не люблю расстраивать старшую сестру. Она и так из всех нас тут самая ответственная.

– Дай помогу с уборкой, – бурчу я, бедром легко отталкивая её от раковины и сдвигая к себе грязную посуду.

– Ты чего это, Варька? – сразу же спрашивает она, хмуря свои прямые брови. – Иди уж тоже отдыхай с остальными.

– Не, я тебе сперва помогу. Потом пойду, – сбивчиво бормочу себе под нос.

Ольга только громко фыркает, но я вижу, что моя забота на самом деле ей приятна. Она прячет мимолётную улыбку в уголках губ и начинает протирать стол мокрой тряпкой. Я тем временем ставлю в раковину кастрюлю из-под подгоревшей каши, открываю крышку и тут же замираю, едва сдерживая рвущийся из груди хохот.

На дне кастрюли в остатках каши лежат белоснежные туфли тётушки Инессы.

– Что ты там увидела? – Ольга вытягивает шею и заглядывает внутрь. На лице её отражаются одновременно возмущение, злость и вместе с тем безумное облегчение.

– И когда только успел их сюда засунуть! – выдыхает наконец сестра.

– Тем не менее работу мы сделали, – улыбаюсь я. – Тётушка Инесса будет довольна!

* * *

Вечером за ужином на кухне собирается вся наша большая семья, как и заведено. Мягкий свет люстры падает на стол, где представлен очередной шедевр моей старшей сестры – слипшиеся спагетти, густо политые кислым томатным соусом с вкраплениями сухого базилика. В этот раз от блюда хотя бы идёт приятный запах, и никто даже не воротит нос, накладывая себе в тарелку разваренные макароны, гордо прозванные Ольгой «спагетти под соусом болоньезе».

Едва все немного утоляют свой голод, моя нетерпеливая старшая сестра сразу же гордо объявляет результаты охоты на древоточца.

– Ничего не забыли, – осмотрев свои возвращённые и почищенные вещи, резюмирует довольная тётушка. – Молодцы! Хорошо сегодня поработали.

Мы все сразу начинаем улыбаться, растаяв от заслуженной похвалы. Особенно млеет от восторга Дима, хотя он-то как раз ничего так и не нашёл.

– И где вредитель сидел? – сухо любопытствует Анфиса, наматывая на вилку одинокую макаронину оставшуюся на её тарелке.

– Сначала в шкафу, потом забрался в зеркало, – отвечает Оля, а после виновато добавляет, поглядывая на Инессу: – Нам пришлось его разбить…

Тётушка слегка вздрагивает, а потом окидывает племянницу хмурым взглядом:

– Нехорошо.

Вся семья тут же замирает. Никто не стучит столовыми приборами, не жуёт – все только молча переглядываются. Если тётушка так говорит – значит, действительно ничего хорошего мы не сделали. Она никогда попусту словами не разбрасывается.

– Дурное это дело – разбивать зеркала, – тихо продолжает свою мысль Инесса и, поставив локти на стол, упирает подбородок в переплетённые пальцы, унизанные массивными перстнями. – Много чего они видят на своём веку, много плохого в себе хранят – чужие слёзы, горе, сомнения. И едва разрушается зеркальная грань – всё это попадает в наш мир.

Лера громко ахает, хватаясь за скатерть. Я нервно сучу ногами и кусаю губы, думая над словами мудрой тётушки. Если всё действительно обстоит именно так, как она говорит, то в дальнейшем ничего доброго гнездо не ждёт.

Глава 2

Кукольная хозяйка

С того самого дня всё в гнезде становится каким-то странным. Хотя тётушка Инесса всё ещё неустанно продолжает твердить каждый вечер, что семье ничего не угрожает, но мы-то видим, что в квартире происходят перемены. Древоточцы неумолимо наводняют все комнаты, прячась порой в самых неожиданных местах и очень портя нам жизнь. Мне, например, не повезло в четверг застрять в полу посреди прихожей. Ноги просто провалились сквозь половицы как в трясину и увязли там. Ни шелохнуться, ни с места сойти. Как назло, дома почти никого не было. Только Лера, которая по своему обыкновению купалась в ванне и из-за шума воды ничего не слышала, да Оля – она, надев наушники, половину дня сидела в своём планшете и переписывалась с кем-то из одноклассников. Так я и стояла четверть часа посреди прихожей, пытаясь докричаться хоть до одной из сестёр.

Когда хлопнула скрипучая дверь детской и на пороге показалась Ольга в наушниках, я уже знатно осипла. Но она лишь с задумчивым видом прошла мимо меня на кухню, будто и не заметив, заварила себе чайный пакетик чуть тёплой водой и двинулась обратно, вальяжно рассекая пространство, как крейсер – волны. Она даже не обратила внимания на свою сестру, по лодыжки увязнувшую в полу.

– Оля! – не выдержала я, когда она прошла мимо во второй раз, уже возвращаясь в нашу детскую с чаем.

Она явственно вздрогнула и обернулась. Её взгляд сосредоточился на мне и моих ногах.

– А как это ты так умудрилась?.. – спросила она, сняв один наушник.

– Не важно как! Важно, что ты наконец снизошла до меня, тетеря глухая!

Оля смутилась и стянула наушники на шею:

– Ты меня звала? Я не слышала. Извини… Сейчас тебя вытащим.

Она быстро сходила на кухню, налила в глубокую миску воды и вернулась. Холодная вода тонким ручейком полилась на мои босые ноги.

– Ты сегодня какая-то рассеянная, – уже остыв, беззлобно упрекнула я сестру. – Ладно Лерочка – она мелкая, ей можно. Но ты…

– Я просто переписывалась и забыла обо всём на свете, – невнятно пробормотала она себе под нос, а я заметила на её щеках розовые пятна румянца.

– Ты что, в кои-то веки с Антоном списалась? – догадалась я. Ноги у меня уже окоченели от холодной воды, которой их заботливо поливала старшая сестра, но вредитель всё не хотел отпускать ступни.

Оля покраснела ещё больше и кивнула. Я изумлённо присвистнула. Антон был одноклассником Ольги и её тайной любовью, идеальным, по её мнению, парнем, на которого она постоянно заглядывалась, обсуждала его попеременно то с нами, то со своими школьными подругами, но совершенно теряла дар речи, стоило её объекту обожания оказаться рядом. И тем удивительнее была новость, что она набралась смелости и вступила с ним в переписку.

– Я тобой, конечно, горжусь… – сказала я, – вот только не помогает твоя вода. Придумай что-нибудь другое! А то у меня сейчас ноги отвалятся от холода!

Ольга прекратила лить воду и унесла миску, бросив мне половую тряпку, чтобы я вытерла последствия. Пока я размазывала лужи по половицам, сестра вернулась из кухни с огромным тесаком.

– Ты что собираешься делать? – с опаской спросила я.

Она лишь молча опустилась на колени и стала разбирать половицы, поддевая их ножом.

– Понимаешь, он мне первый написал! – между делом поделилась Оля. – Сказал, что давно хотел пообщаться, узнать меня поближе, но боялся показаться назойливым. Представляешь?.. Знаешь, он такой милый…

Я закатила глаза, пока сестра не видит. Стоило Антону появиться на горизонте – она сразу становилась сентиментальной дурочкой. Не такой я привыкла видеть свою собранную и серьёзную сестру. Если эта переписка продолжится, то, кажется, Оля скоро окончательно превратится во влюблённо воркующую голубку, думающую только о своём голубке.

Когда две половицы уже оказались у сестры в руках, ноги стало потихоньку отпускать. Я медленно вытянула ступни из топкого пола и принялась их разминать.

– Ты смотри не забудь про всё на свете с этим своим Антоном, – строго упрекнула я Ольгу. – У тебя экзамены в этом году. В розовых очках их писать будет сложновато, знаешь ли!

Оля смерила меня недовольным взглядом из-за того, что я вздумала учить её жизни, но говорить ничего не стала, только молча вернула половицы на место. И мы разошлись в тот день как в море корабли, оставшись каждая при своём мнении. Она поплыла в страну любовных переживаний, а я занялась более приземлёнными вещами – взялась вытаскивать Леру из ванной и убирать потоп, который она как обычно устроила во время своего мытья.

Встреченный в тот день вредитель оказался одним из тех нежеланных жильцов, которых мы просто не можем никаким образом выгнать из гнезда. Чтобы заставить незваного гостя уйти, придётся перебирать все полы в комнатах, а никому это делать не хочется. Но в последнее время таких вот основательно обустроившихся в нашей квартире древоточцев становится только больше. Никто им не рад, многих из них мы не способны выгнать, не разрушив при этом всю квартиру до основания, а тётушки всё продолжают каждый день по утрам ругаться на кухне, привлекая всё больше и больше тёмной энергии. Сколько бы я ни подслушивала, но суть их криков всё ещё остаётся для меня загадкой. Они попеременно друг друга в чём-то обвиняют, теперь ещё и постоянно возвращаясь к теме разбитого зеркала и нашествия древоточцев, но при этом я так и не могу разобрать, о чём же конкретно они спорят. Оля тоже пробовала подслушивать со мной, но успехов, как и я, не достигла. И вот мы уже просто не понимаем, что же происходит в нашем собственном гнезде и что с этим делать.

Очередная ссора заканчивается громким хлопком двери – это тётя Анфиса слабовольно бежит из квартиры и от всех нас. Я привычно очищаю гнездо свечой, обходя все комнаты по кругу и прогоняя клубы чёрного дыма, чтобы в конце концов в глубокой задумчивости замереть на пороге спальни Анфисы, где витает резкий запах каких-то дешёвых духов и пыли. Пыль вообще давно является здесь полновластной царицей, занимающей собой все горизонтальные поверхности и медленно порхающей в воздухе.

– Пыль – это частичка нас! – каждый раз уверенно твердит тётя Анфиса, нравоучительно выставляя вверх указательный палец, едва я начинаю прибираться в её комнате. – Это чешуйки нашей кожи, выпавшие волосы – они тоже обладают памятью тела и крохами нашей силы. Пыль способна на многие вещи, если знать, как правильно её использовать!

– И как же её использовать? – без устали пытаюсь я выведать эту страшную тайну.

Но тётя каждый раз лишь противно морщит нос, как старая, умудрённая жизнью крыса, почуявшая яд, и сухо отвечает:

– Вот будешь послушной девочкой – расскажу! А пока иди-ка отсюда со своей тряпкой, и нечего мне тут грязь по полу размазывать.

И я раз за разом ухожу – побеждённая, но не сломленная. И год за годом надеюсь однажды вызнать, что же такого удивительного в обычной пыли. Сегодня я решаю выведать этот секрет у тётушки Инессы, которая, выйдя из ссоры победительницей, явно крайне довольна её завершением и порхает по квартире как пушинка, несмотря на свои внушительные габариты.

– Ты больше её слушай. Она всё что угодно скажет – лишь бы её вещи не трогали! – даёт мне тётя довольно краткое и банальное объяснение.

– Так что же это получается, – я обиженно надуваю губы. – В пыли нет ничего такого? Но ведь ты сама постоянно твердишь, что всё в этом мире имеет свою силу!

– Это обыкновенная грязь. Ты лучше не забивай себе голову глупостями, а иди уберись у неё, пока Анфиски дома нет.

Выбросив почерневшую свечу и вооружившись веником и сырой тряпкой, я, понурившись, иду в комнату тёти. Пыли кругом и правда лежит такой слой, что кажется, из неё можно соткать целое одеяло. Но в одном тётушка Инесса права – Анфиса ох как не любит, когда кто-то трогает её вещи, а посмотреть в её шкафах и комодах как раз всегда есть на что.

Она давно славится собирательством всякой ненужной мелочи вроде нелепых разукрашенных фарфоровых статуэток, которые занимают все пять боковых полок её шифоньера. Комод завален старой косметикой, нечищеными потемневшими колечками и серьгами, брошками и браслетами, а под золочёной рамой овального зеркала висят старые выцветшие открытки, письма, чьи-то фотографии и записки. Копаться здесь можно бесконечно долго и всё равно каждый раз находить что-то новое, что-то неизведанное и интересное.

Я долго ползаю под кроватью, собирая клочья пыли и сдвигая старые коробки из-под обуви и связанные кипы книг, которые так никто и не распаковал после переезда, когда со стороны прикроватной тумбочки неожиданно раздаётся слабый гул.

Да, этот неприятный звук, к сожалению, мне хорошо знаком. Сначала он начинается как едва различимый шум, а потом, если к нему долго прислушиваться, перерастает в настоящий стон, полный мольбы. Но делать этого точно не следует, как и вестись на этот зов.

Когда я была совсем маленькой и ещё училась в первом классе, то однажды мне не повезло из любопытства забраться за тумбочку тёти Анфисы. Я играла в одиночестве в её комнате, потому что только здесь лежал достаточно толстый махровый ковёр, на котором было тепло сидеть. Стояла такая лютая зима, что я, как сейчас помню, дальше этого ковра вообще никуда не уходила. Там у меня были разбросаны куклы, обрывки ткани для их новых нарядов и старые растянутые резинки для волос, с помощью которых куклы обретали свои кривые косички.

И когда слева от меня вдруг раздался этот протяжный и лёгкий гул, я совсем не ожидала ничего подобного. Куклы выпали из рук, сердечко заколотилось в груди. А дома из взрослых была только Ольга, которую тогда даже взрослой толком назвать нельзя было – на год и девять месяцев меня старше, а мозгов едва ли больше. Она сама сидела в нашей детской и, слюнявя палец, листала книжки с картинками.

Позвать её у меня почему-то даже язык не повернулся. Но неожиданно захотелось посмотреть, что же там так страшно и в то же время завлекательно гудит за тумбочкой.

С трудом отодвинув рассохшийся предмет мебели, я во все глаза уставилась на чёрный лаз, который уводил куда-то в неизвестность. В нём гудел тёплый ветер: именно этот звук и доносился из-за тумбочки в минуты тишины в комнате.

Всё это было очень странно, ведь стена между спальней тёти Анфисы и кухней была не такой уж толстой, чтобы там хватило места для полноценного тоннеля, но тем не менее он там был.

Интересно, куда же он ведёт? Тогда я задумалась об этом совершенно серьёзно. И больше остального меня возмущало то, что никто в гнезде мне раньше о тайном лазе не рассказывал. Это было возмутительно! И, подбадривая себя подобными мыслями, я смело поползла на четвереньках в темноту прохода. Очень скоро слой бетона сменился холодными стальными стенками.

К моему удивлению, тоннель не только не заканчивался, но и начал по-змеиному извиваться, постоянно куда-то сворачивая и то сужаясь, то расширяясь. В конце концов, когда я уже содрала себе все ладони о шершавый металл, впереди появилась решётка. Судя по всему, это была вентиляция, и я без каких-либо проблем толкнула дверцу и выпала наружу.

Повезло, что пол оказался рядом и был устлан чем-то мягким. Приглядевшись, я поняла, что лежу в горе игрушек всех цветов и размеров, сваленных вдоль стен большой темноватой гостиной, посередине которой сама собой покачивалась колыбелька с оглушительно кричащим младенцем.

Ничего себе! Поднявшись на ноги, я оглядела комнату. Никак не ожидала, что тётя Анфиса любит забираться в чужие квартиры! Да ещё и таким непростым путём…

Гостиная утопала в игрушках, окон нигде не было видно, а из коридора тянуло тёплым воздухом, пропитанным совершенно отчётливым запахом кипятящихся пелёнок.

Кроме криков ребёнка, ничего не было слышно, но подходить и успокаивать его мне вовсе не хотелось. Не хватало только возиться с чужим младенцем! Да ещё так противно вопящим.

Осторожно ступая по игрушкам, я выглянула в коридор. Эта квартира была большой, мрачной и насквозь провонявшей каким-то резким запахом, который шёл буквально от всего – от игрушек, от мебели и, кажется, уже и от моей одежды тоже. На кухне явно кто-то суетился, стуча деревянными щипчиками по кастрюле с кипятящимися пелёнками и меня, к счастью, не слыша.

Почему-то я чувствовала, что встречаться с хозяином или хозяйкой квартиры не стоит. Кто вообще обрадуется, что в его жилище посреди дня забрался чужой ребёнок?!

Потому я собиралась лишь немного походить здесь и быстро убраться обратно, пока меня не заметили.

И всё-таки для чего тёте Анфисе нужен ход в эту квартиру?

Осторожно выскользнув в коридор, я прокралась в соседнюю комнату, которая оказалась спальней. Монструозного вида деревянная кровать занимала практически всё пространство, а остальная его часть была заставлена куклами одного со мной роста.

Было в них что-то жутковатое. То ли глаза казались слишком живыми, то ли головы и правда поворачивались вслед за мной. Я бродила между куклами, удивляясь реалистичным чертам лица, подмечая даже родинки и аккуратные реснички, которые заботливый мастер сделал своим игрушкам. Все они напоминали юных девочек и мальчиков, в пышных платьях и в костюмах, с перевязанными лентами волосами и с корзинками или муляжами фруктов в руках. Подойдя вплотную к одной из кукол, я стала рассматривать её глаза, пытаясь понять: слёзы тоже нарисованы или из игрушки действительно сочится влага.

И в этот момент плачущая кукла медленно моргнула.

От неожиданности я вскрикнула и отпрыгнула в сторону.

Куклы были живыми!

Эхо предательски разнесло мой крик по всему коридору, и тотчас на кухне стукнули брошенные на столешницу щипцы.

Меня услышали!

Едва успев подхватить свои тапки, я бросилась к кровати, надеясь спрятаться под ней. Грязи и пыли там, конечно, было целое море, но я, зажав нос, всё равно упрямо пробиралась дальше, пока не упёрлась головой в не видную в темноте преграду.

Когда на пороге комнаты показалась хозяйка, я уже забралась так далеко, что едва могла дышать и что-то видеть. Разместившись в итоге где-то между свёрнутым в рулон ковром и пустыми коробками, от которых шёл чудовищно ядовитый запах химии, я могла видеть лишь узкую полосу света над полом.

Наверное, это было к лучшему, ведь женщина, которая вошла в комнату и остановилась возле кровати, напугала меня до мурашек одними своими босыми ступнями, покрытыми какими-то отвратительного вида струпьями и болячками. Её жёлтые потрескавшиеся ногти выдавались вперёд, а толстые икры были испещрены вздувшимися венами и варикозными звёздочками. Ни у кого никогда я не видела таких ног, и отчего-то мне подумалось, что её лицо должно быть ненамного приятнее.

Закрыв рот и нос ладонью, чтобы случайно не наглотаться пыли и не чихнуть, я не шевелилась, слившись с темнотой. Судя по скрипящим половицам, хозяйка была крупного телосложения. Она медленно обошла всю комнату, и её тяжёлое грудное дыхание было хорошо слышно даже под кроватью. Будто хищник вынюхивал добычу с клокочущим в глотке хриплым рыком.

Только бы не вздумала наклониться! Только бы ушла как можно скорее!

В гостиной на одной ноте плакал ребёнок, но хозяйка будто его не слышала: судя по шелесту одежды, она перекладывала своих кукол.

Неужели ищет меня? Думает, я укрылась среди её жутких игрушек? А когда закончит их осматривать, то и под кровать заглянет? А что, если и правда?!

На кухне громко зашипела вылившаяся прямо на плиту вода. Встрепенувшись, женщина тотчас бросилась к забытой на огне кастрюле с пелёнками.

Это мой шанс! Нужно убираться отсюда, пока действительно не поймали!

Стараясь не шуметь, я выбралась из-под кровати и выскользнула в коридор, всё время поглядывая на распахнутую дверь кухни в самом конце квартиры.

Обстановка здесь, конечно, была странная. На всех стенах в коридоре висели старые чёрно-белые фотографии, где все эти куклы были посажены на лавки, диваны или в кресла как живые люди и смотрели прямо в объектив.

Я передёрнулась от пробежавших по лопаткам мурашек. Прокравшись в гостиную, я уже собралась выдохнуть, но не тут-то было. Младенец в колыбели внезапно закричал таким дурным голосом, словно его ошпарили кипятком. Он выводил рулады, переходившие в истерику, и почти сразу же с кухни вновь послышались торопливые шаги.

Да что же это такое! Нырнув как в бездонный омут в кипу игрушек, сваленных у ближайшей ко мне стены, я замерла. И в тот же миг на пороге возникла хозяйка. Она шагнула к люльке и стала молча укачивать малыша, но тот всё никак не желал замолкать.

В щёлку между игрушками я оглядела комнату, бросив тоскливый взгляд на противоположную стену, где меня дожидалась приоткрытая решётка вентиляции. Теперь до неё точно не добраться. Пока хозяйка здесь, я вряд ли сумею прокрасться мимо неё незамеченной.

Что же делать? Закусив губу, я стала ждать. Не может же этот ребёнок кричать без остановки целый день, в самом деле! Но через десять томительных минут выяснилось: может. Потому что время шло, а младенец не успокаивался. И моя надежда тихо выбраться из этой ужасной квартиры таяла на глазах.