Сёстры меча и песни

Эвадна выпрямилась, поразившись тому, что сон оказался вовсе не сном. Она обернулась и неподалеку заметила своего отца. В его руке поблескивал кинжал. Огонь ярко освещал их лагерь.

– В чем дело, Грегор? – прошептала Федра.

– Хватай свой кинжал. Кто-то идет.

Эвадна вслушивалась, как ее мать роется в мешке в поисках клинка. Девушка не пошевелилась, но когда голоса приблизились, то ее сердце екнуло. Они заметили огонь. Значит, могли видеть и Эвадну с родителями, в то время как Эвадна, Грегор и Федра их не видели.

По ее рукам пробежались мурашки.

– Можем ли мы присоединиться к вашему огню, почтенные друзья? – выкрикнул мужчина, чей облик все еще был сокрыт в тени ночи. Он говорил со странной, но приятной интонацией. Грегор молчал, но Эвадна заметила, с каким отчаянием во взгляде отец всматривался в темноту, пытаясь хоть мельком увидеть незнакомца.

– Ну же. Мы не причиним вреда ни вам, ни вашей жене или дочери. Мы просто хотим согреться у вашего огня.

– Покажитесь, – потребовал Грегор.

Незнакомцы, казалось, задумались. Эвадна услышала шепот, а затем говоривший явил себя в свете костра. С ним находились еще два человека: по бокам от него стояли молодой мужчина и женщина.

Эвадна настороженно изучала говорившего. Он был одет в белый хитон с настолько богатой отделкой, что казалось, будто полотно окунули в расплавленное золото. На груди была накинута голубая мантия, скрепленная на плече фибулой в виде грозового облака – символом бога неба Ирикса, который, по всей видимости, был его предком. Одно только его одеяние кричало о том, кем был этот человек. Магом.

Взгляд Эвадны упал на его руки. После окончания Дестри каждый маг надевал серебряное кольцо. Сила их магии определялась по тому, на каком пальце они носили кольцо. Кольцо на мизинце свидетельствовало о весьма слабом магическом потенциале, но по мере продвижения кольца по руке сил становилось все больше. Кольцо на большом пальце носили величайшие маги.

Этот незнакомец носил серебряное кольцо на указательном.

Грегор опустил кинжал, и Эвадна почувствовала истекающий от отца страх. Что мог сделать простой мужчина с клинком против человека, владеющего магией?

– Ах, спасибо тебе, друг мой, – отозвался маг. И снова его голос прозвучал томно, отчего по спине Эвадны пробежала дрожь. – Меня зовут Макарий, а это писец Берилл и мой друг Сайрус.

«Писец?» Внимание Эвадны сосредоточилось на женщине, которая была одета не менее красиво, чем Макарий: в белый хитон, подпоясанный поясом из инкрустированных драгоценными камнями лепестков. На плечах были прикреплены золотые солнца, а спину покрывал плащ цвета индиго. Она ответила Эвадне холодным и надменным взглядом. Затем на ее губах заиграла улыбка, и Эва перевела глаза на юношу, что носил шафранный пояс, отличительный знак всех чиновников. Его лицо раскраснелось и покрылось бисеринками пота, как будто они прошагали много миль; на руке у него висела кожаная сумка, до краев наполненная вычурными держателями для свитков.

– Не подбросить ли нам еще одну ветку в огонь? – предложил Макарий.

Грегор повиновался. Эвадна следила за тем, как отец подбрасывает две сухие ветки в огонь, и как в ночное небо взмывают яркие искры. А затем ее отец пересел поближе к ней, так что Эвадна оказалась зажатой между своими родителями.

Маг и его писец устроились впереди, прямо напротив огня. Чиновник со стоном уронил сумку и, потирая плечо, неуклюже опустился на землю.

– Ты помнишь, что у тебя в сумке, Сайрус? – резким тоном спросила писец – Берилл, – глядя на чиновника из-под нависших век.

– Да, но я даже не знаю, зачем вообще согласился на это! – ответил Сайрус.

– Мир, друзья мои, – вмешался Макарий. – Нам еще предстоит познакомиться с нашими новыми товарищами.

Он взглянул на Грегора и, когда тот в ответ промолчал, перевел свой взгляд на Эвадну.

– Итак, ты?..

– Наши имена не имеют значения, – ответила Федра.

– Но лишь благодаря именам мы определяем себя, не так ли?

Макарий склонил голову. Его волосы цвета луны были длинными и роскошными. Но брови у него были темными, – этот контраст придавал ему небывалую красоту, от которой сложно отвести взгляд. Мужчина не отрывал глаз от Эвадны.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он.

– Эвадна, – ответила девушка прежде, чем успела подумать. Имя сорвалось с уст, словно дымок. Она даже задумалась о том, а не заколдовал ли он ее, вынудив заговорить, и горло сжалось.

– Эвадна, – повторил он, как будто хотел распробовать имя на вкус. – Куда ты и твои родители держите путь, Эвадна?

На этот раз она придержала язык за зубами.

Улыбка Макария стала шире. От этого его лицо выглядело перекошенным.

– Возможно, наши пути ведут в одном направлении, и мы не прочь присоединиться к другим странникам.

– Мы направляемся в Абакус, – ответил Грегор.

– Ах, великолепный Абакус! Такой красивый, древний город. Что ж, весьма жаль, что мы идем разными путями. Хотя, должен сказать, в Абакусе почти негде поразвлечься.

Последовала еще одна минута неловкого молчания. Избегая взгляда Макария, Эвадна задалась вопросом о том, что ему было нужно.

– Ну ладно, – продолжил маг, изящно подняв руку, словно предлагал что-то. – Быть может, Эвадна и ее безымянные родители, я выкажу вам свою благодарность за огонь, спев для вас короткую песенку?

– В этом нет необходимости, – сказал Грегор, в голосе слышался страх. Отец нащупал руку Эвадны и переплел их пальцы. Казалось, он начал беспокоиться, что Эвадна, околдованная, покинет своих родителей и отправится вслед за магом.

«Но такого рода магия – вне закона», – подумалось Эвадне, отчего ее пульс подскочил. Маги не имели права использовать свою магию, дабы зачаровывать кого-то, да и в целом причинять вред. И в поисках поддержки она взглянула на чиновника, но зевающий Сайрус совершенно не обращал внимания на происходящий рядом с ним разговор.

– Это меньшее, что я могу сделать для вас, – отмахнулся Макарий, взглянув на своего писца. – Что мне спеть для наших новых друзей, Берилл?

Берилл усмехнулась. Ее зубы блеснули в свете костра, словно лезвие.

– Может быть, Песнь о Яствах?

– Отличный выбор.

Эвадна мало что знала о магии, лишь те обрывки, которые почерпнула, читая мифы и слушая сплетни, что долетали даже до таких отдаленных мест, как Дри. Но она точно знала, что волшебство можно не просто произнести, а спеть. Магия, проявленная через песню, всегда сильнее, куда более опасна.

Ее взгляд сместился от Берилл к Макарию, к таинственной сумке со свитками, лежащей в траве у ног Сайруса. Эва, по-прежнему стараясь понять, как эти трое связаны, заметила, что Берилл хорошо знала заклинания мага. А затем Макарий запел.

Его голос оказался гладким, словно речной камень. Он пел на Языке Бога, древнем языке, в котором магия горела ярче всего.

Эвадне не хотелось, чтобы это вызвало в ней хоть какие-то эмоции, но песня, очарование мелодии пробудили страстное желание, – она почуяла голод, словно внутри ее образовалась пустота, которую нечем было заполнить.

Она внимательно прислушивалась к словам, зная, с какой тщательностью мужчина подобрал их ради того, чтобы магия подействовала. Сначала перевод песен давался Эвадне с трудом; прошли годы с тех пор, как она читала и писала на Языке Бога. Но вскоре слова сами собой начали всплывать у нее в голове.

Макарий пел о хлебе и вине, крови и мясе. Он пел об оливках, сыре и ягодах, что густо растут на виноградных лозах. О изобилии и сытости. О долгих путешествиях, в конце которых странника ждет целая чарка эля.

Песнь была преисполнена радости.

Но Эвадна совсем не чувствовала радости. Она вновь ощутила пустоту в душе, словно ее испили досуха.

Когда Макарий закончил петь, девушка насторожилась. Но он не причинил им вреда, не околдовал их. Ее мать, стиснув зубы, по-прежнему держала кинжал на коленях. А отец все еще сжимал руку Эвадны так крепко, что у нее заболели пальцы.

– Я считаю, что это достаточная плата за огонь, – сказал Макарий. – Если только вы не хотите послушать другую песню.

Грегор отказался.

– Хорошо, очень хорошо. Мы скоро отправимся в путь.

Эвадна наблюдала за тем, как Макарий встает. Он протянул руку Берилл, помогая той подняться на ноги. Сайрусу пришлось вставать самому, и он застонал, хмуро глядя на сумку со свитками, которую ему поручили нести.

С тем же заливистым смехом, что и прежде, они исчезли в ночи. И когда наступила тишина, когда не осталось ни единого звука, кроме ветра и потрескивания огня, Эвадна подумала о том, а не приснилась ли ей эта встреча.

Грегор прерывисто вздохнул. Он выпустил руку Эвадны, но остался сидеть рядом с ней, будто одеревенев от напряжения.

– Иди обратно спать, Куколка.

Как она должна была спать после случившегося? Как могла спать, когда веселая, но ужасно легкомысленная песнь мага эхом отдавалась в голове?

Эвадна легла, завернувшись в холодные одеяла. Закрыла глаза и до рассвета притворялась спящей.

Первой пропажу обнаружила Федра. Она рылась в дорожных мешках, чтобы приготовить завтрак, когда вдруг ахнула.

– Грегор! Все исчезло. Все!

Эвадна с недоверием наблюдала, как ее мать вывернула пакет с едой наизнанку. Который еще вчера был набит до краев провизией. И где сейчас не было ничего, кроме льняных оберток.

– А что с остальным?

Грегор вскочил на ноги, присоединяясь к ней у подножия телеги.

Они осмотрели другие мешки, но все оказались пустыми. Они открыли кувшины с элем, фляги с водой. В них не было ни капли. Кошелек с деньгами, который Грегор хранил на поясе у себя на боку, тоже был опустошен. Исчез даже овес, который они запасали для ослов.

Грегор рухнул на колени среди разбросанных по земле мешков. Он схватился за голову, и его глаза налились кровью.

– Может, нам повернуть назад? – спросила Федра. – Мы всего в дне пути от Изауры.

– Мы не можем повернуть назад, – ответил Грегор глухим голосом. – Мы пропустим суд.

Эва медленно подошла к отцу, чтобы взять в руки один из мешков. Она вновь обыскала его, зная, что он пуст. Прижалась лицом к ткани, вдыхая ароматы инжира и сыра, отчего у нее заурчало в животе, и вспомнила, какие чувства вызвала у нее песня Макария.

«Пустоту».

Маг не прикасался к повозке. Он вообще не подходил к ней. Эвадна даже не заметила, чтобы он хоть раз взглянул на нее. Но он спел свое заклинание и за один припев украл почти все, что у них было.

– Отец, – прошептала она.

Лицо Грегора смягчилось. Он протянул руку и коснулся ее волос, успокаивая. Девушка, потрясенная открытием, склонилась к нему.

Когда-то она была юной девушкой, мечтавшей о магии, верившей, что это нечто хорошее, благородное, достойное. Теперь она поняла, какой наивной была, как мало понимала.

Магия оказалась вовсе не такой, какой она ее себе представляла.

И Эвадна осознала, как много ей предстоит узнать о мире.

Дорога до Абакуса измотала Эвадну и ее родителей, их мучили голод и жажда. В зарослях терновника Федра отыскала кусты диких ягод, а Грегор выловил из реки двух рыб, но это – все, что им удалось добыть для пропитания.

Эвадна была так голодна, что едва замечала великолепие Абакуса, города воинов, где Хальцион провела часть своей жизни.

Это было светлое, просторное место, где терракотовые крыши блестели в лучах солнца. Здания были выложены из белых плит, уложенных друг на друга и простирающихся так высоко, что мощеные улицы казались извилистыми ущельями. Все двери – окрашены в красный, а на притолоках виднелись высеченные символы Никомидеса. Змеи, мечи и копья. Вдоль окон выстроились горшки и корзины с травами, а в воздухе витал стойкий запах дыма. Эвадна слышала доносящиеся с рынка крики, перекликающиеся с ударами кузнечных молотов. Горожане двигались быстро, уверенно.

У них не было монет, чтобы снять комнату, но Грегор смог-таки выторговать для них жилье с двухразовым питанием, пообещав прислать пять банок оливкового масла первого отжима.

Эвадна с родителями поели, а затем удалились в свою комнату, чтобы смыть с рук и лиц грязь. Они расчесали спутанные волосы и переоделись в свежую одежду – единственные пожитки, которые не понадобились Макарию.

Они пешком отправились к агоре, дабы переговорить с архонтом, судьей Абакуса. Поскольку преступление Хальцион было совершено в пределах Абакуса, суд над ней пройдет под надзором городского судьи. Суд должен был состояться в древнем здании, грандиозном сооружении, возведенном из белого мрамора. Его бронзовую крышу поддерживали колонны, каждая из которых изображала гоплита.

Поднимаясь по лестнице агоры, Эвадна ощущала себя крохотной: еще никогда ей не приходилось бывать в столь великом здании. Ее лодыжка начала пульсировать. Охваченная удивлением и страхом одновременно, девушка последовала за родителями в прохладный полумрак вестибюля.

Когда-то Хальцион тренировалась и жила в долине рядом с Абакусом.

Эва задумалась, нравится ли ей этот солнечный город с его постоянным шумом и суетой; ходила ли Хальцион теми же путями, через вестибюль направляясь в самое сердце агоры?

Архонт оказался стариком, чьи волосы были белыми, словно гусиный пух, а лицо, ввиду многолетних тренировок под солнцем, покрылось морщинами. В агоре у него имелась собственная комната, где он и сидел за столом, заваленным свитками, картами и письмами. Когда Эвадна и ее родители подошли к нему, он приподнял бровь.

Сразу стало очевидно, что архонт не рад их видеть. Он решил, будто они пришли по какому-то пустяковому делу. Старик вздохнул и жестом подозвал их ближе. Но взгляд его заострился, когда Грегор представил себя и свою семью. Родители и сестра Хальцион из Изауры.

– Ах да. Ваша дочь завтра предстанет перед судом за убийство, – произнес архонт. Он изучающе осмотрел каждого из них. – Если вы пришли повлиять на мой выбор, позвольте сообщить сразу, что любая попытка бесполезна. В моей юрисдикции взятки не принимаются.

Грегор был застигнут врасплох.

– Господин, мы пришли не для того, чтобы подкупать или уговаривать вас, а чтобы просить разрешения увидеть Хальцион.

Архонт вздохнул.

– Мне очень жаль, Грегор из Изауры, но это невозможно. Столь тяжкое преступление, как убийство, не предусматривает подобных привилегий.

– Но, господин… У меня не было возможности сказать моей дочери хоть слово. Пожалуйста.

– Невозможно.

Грегор выглядел так, словно готов был упасть на колени и ползти к архонту, готов был унижаться и молить. К счастью, Федра поддержала мужа, взяв его за руку.

– Милорд, – вымолвила мать нежным голосом. – Мы понимаем, что не можем посетить Хальцион. Но, быть может, нам позволят бросить на нее беглый взгляд? Последний раз, когда мой муж видел ее, она была публично высечена и пребывала в страшных муках.

Архонт смотрел на Федру и молчал. Эвадне казалось, что он сжалится, – ее мать могла убедить кого угодно, – но архонт лишь сказал:

– Повторюсь, мне жаль. Но я не могу этого допустить. Ваша дочь совершила два ужасных преступления. Она убила своего напарника, а затем сбежала от своего командора. Ее заклеймили как труса, а для воина это участь хуже смерти.

– Пожалуйста, господин, – взмолился Грегор. – Мы не разговаривали с Хальцион восемь лет.

Терпение архонта лопнуло. Он облокотился локтями о стол: свитки вокруг него задрожали, а свет, льющийся из окон, внезапно потускнел. Эвадна внимательно слушала, наблюдала. Едва дыша, стояла в этом сероватом свете и ждала.

– Складывается впечатление, что вы не осведомлены о масштабах преступления Хальцион, – устало изрек архонт. – И о том, кого именно она убила. Это так?

Грегор и Федра обменялись взглядами.

– Нам сказали, что она убила собрата-гоплита, – наконец ответила Федра.

Архонт встал. Несмотря на свой преклонный возраст, он был широкоплечим и высоким. Его руки – покрыты шрамами. На нем находились кожаные доспехи, а за спиной в ножнах висел меч, словно в любую секунду он готов был вступить в бой.

И тогда он посмотрел на Эвадну, сестру обвиняемой, единственную из всех, кто хранил молчание.

– Хальцион из Изауры не просто убила какого-то собрата-гоплита, – начал архонт. Его светлые глаза не отрывались от Эвадны. – Она убила сына своего командора, лорда Стратона.

8. Эвадна

На следующее утро, проснувшись после беспокойной ночи, Эвадна и ее родители устремились в главный зал агоры. Там уже собралась толпа, – наглядное подтверждение того, что Хальцион стала одной из самых прославленных воительниц армии Корисанды. Ее имя теперь сопровождалось словами трусиха, дура, убийца.

Сидя между родителями на скамейке в передней части зала, Эвадна силилась не обращать внимания на разговоры. Но шепот доносился до нее, заставляя дрожать.

Вскоре прибыл архонт и встал за трибуной, расписанной фазой луны. Его голову украшал венок из оливковых листьев; и это зрелище только усилило гнев Эвадны, пусть она и знала, что венок – лишь символ проницательности и знания.

Похожую корону носила богиня Аканта, когда столетия назад бродила среди смертных. Эту вечную корону, сплетенную из оливковых ветвей, сотворил для нее ее брат Эвфимий. Корона стала волшебной реликвией, которую она оставила на земле и которую еще предстояло найти. Лисандр был убежден, что однажды именно он найдет ее, стоит лишь набраться смелости и покинуть рощу. Дядя Озиас считал так же. Но никто так и не отыскал корону Аканты, и потому архонт явился на суд в обычном венке. Как символ богини, символ истины и знания.

С его прибытием в зале воцарилась тишина. Он развернул лежащий перед ним свиток и некоторое время молча читал. После появился Стратон, за которым следовала его семья: жена, дочь и еще один сын.

Эвадна слишком нервничала, чтобы посмотреть на них, хоть они и сели на скамейку, расположенную в поле ее зрения. Но затем она почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла глаза.

Это был не командор, который сидел неподвижно и тихо, словно мужчину выточили из камня, и не его отличающаяся холодной красотой жена. Ее бесстыдно изучали их дети. Они были ненамного старше Эвадны, но их лица осунулись, как будто они не спали всю прошлую неделю.

Дочь – отражение своей матери, со своими светлыми вьющимися волосами, большими карими глазами и бледностью лица. На ней был роскошный хитон, такой тонкий, что при каждом вздохе переливался всеми цветами радуги, а фибулы на плечах сверкали изумрудами. На ее лбу поблескивал серебряный венец, что указывало на то, что она была опытной целительницей, как и сидящая рядом с ней мать.

Девушка первой отвела взгляд от Эвадны, будто не могла вынести ее вида.

Эвадна перевела взгляд на брата девушки.

Его распущенные, доходящие до плеч волосы были темно-каштанового оттенка. Черты лица – резкими, но гармоничными, словно бог долго раздумывал над ними. Его брови казались изящными, даже когда парень хмурился, они нависали над парой необычного оттенка глаз. Один глаз был карий, но другой, казалось, был раздвоен: верхняя половинка радужки была коричневой, а нижняя – светло-голубой. Эти разные глаза пронзили Эвадну, и в ответ она лишь опустила взгляд и посмотрела на его наряд.

На нем был отороченный синими квадратами белый хитон и накинутая на плечи мантия цвета индиго, которая была пристегнута булавкой с божественным символом. Эвадна встревожилась, признав в нем мага, а когда посмотрела на его руки, увидела на среднем пальце блеск серебряного кольца.

Эва отвела от него глаза и сосредоточилась на одной из поддерживавших потолок величественных колонн. Но она по-прежнему чувствовала, что маг оценивает ее, и от его пристального взгляда кожу девушки начало покалывать.

Ее домотканая одежда промокла от пота, и Эвадна принялась считать свои вдохи, дабы укротить бешено колотящееся сердце.

Собрание накрыла еще одна волна тишины.

Тишины, которая буквально душила и которую нарушил металлический звон цепей, сначала слабый, но становящийся все громче и громче.

Наконец-то прибыла Хальцион.

Ее вывели из задней части зала, чтобы толпа могла следить за тем, как она приближается к архонту. Эвадне ничего не удалось разглядеть за головами людей, пока Хальцион не добралась до своего места. Сестру сопровождали держащие под руки стражники. Она была закована в цепи: даже после того, как ее выпороли и заключили под стражу, Хальцион излучала силу, и им приходилось искать способы подчинить ее.

Потрясенная, Эвадна увидела, что Хальцион лишилась волос, – ее побрили, и на голове осталась бледная тень, оставшаяся от ее темных волос. Мешковина, которую она носила, была выпачкана грязью и запекшейся кровью, а ноги – босы и покрыты грязью.

Эвадна могла только представить, насколько болезненным казался для нее каждый шаг, ведь рваные раны на ее спине так и не зажили. Но Хальцион не выглядела сгорбленной и сломленной. Она шла с высоко поднятой головой, словно не чувствовала боли.

Эвадна думала о том, как часто она гордилась своей старшей сестрой. Как Хальцион побеждала в забегах в горах, как одним ударом сбивала мерзких мальчишек с ног. Но этот момент, когда ее сестра, несмотря на ситуацию, сохранила свои достоинство и честь, затмил все предыдущие.

Сидящий рядом с ней на скамейке Грегор начал вздрагивать, и девушка поняла, что его душа совсем измотана.

Эвадна потянулась к его руке, переплела свои тонкие пальчики с его толстыми пальцами, и они прижались к друг другу, не сводя глаз с Хальцион.

Хальцион, однако, не повернулась, чтобы посмотреть на них. Эвадна знала, что сестра чувствует присутствие своей семьи. Но Хальцион отказалась признать их присутствие, не удостоила их даже взглядом. Она остановилась прямо перед архонтом и в ожидании уставилась на него.

– Хальцион из Изауры, – начал архонт, и его голос громом разнесся по залу. – Сегодня ты предстала передо мной, потому что против тебя выдвинуто два обвинения. Тебя обвиняют в убийстве Ксандера из Митры, твоего собрата-гоплита и напарника. Тебя также обвиняют в трусости: совершив преступление, ты сбежала, укрываясь от своего командора. Теперь три свидетеля дадут показания. Все это время ты должна хранить молчание, а затем у тебя будет время высказаться и ответить на вопросы. В зависимости от того, какие свидетельства будут сегодня услышаны, решение по твоему делу будет объявлено либо в конце судебного разбирательства, либо завтра в полдень. Ты понимаешь и принимаешь эти условия?

– Да, господин, – отозвалась Хальцион.

– Приковать ее цепью к стойке.

Стражники направили Хальцион к стойке, примыкающей к трибуне архонта. Когда цепи на ее запястьях приковали к дереву, Хальцион закрыла глаза.

– Будь сильной, Росток, – прошептал Грегор так тихо и нежно, что Эвадна едва его расслышала.

И она всю оставшуюся жизнь будет задаваться вопросом, донесли ли этот шепот боги по мраморному полу, направляясь вверх по трибуне и по цепям прямо к ушам Хальцион. Горькое утешение. Но девушка открыла глаза и посмотрела прямо на Грегора.

Черты ее лица разгладились.

Щеки налились румянцем, и она посмотрела на Федру, а затем перевела взгляд на Эвадну.

Уголок рта Хальцион слегка дернулся, и большинство людей никогда не заметили бы этого. Но Эвадна видела это, знала, что Хальцион пытается молчаливо успокоить ее.

– Ясон с Восточных островов, выйди вперед, – сказал архонт.

Вызванный гоплит отделился от толпы и встал перед архонтом. Эвадна заметила, что тот упорно не желает смотреть на Хальцион.

– Ясон, ты был тем, кто первым нашел тело Ксандера, – продолжил архонт, возвращаясь к своему свитку. – Расскажи, что ты знаешь об отношениях Хальцион и Ксандера, а также о том, чему стал свидетелем в тот день.

– На рассвете Ксандер сказал мне, что собирается попрактиковаться в борьбе с Хальцион, – ответил Ясон. – В этом не было ничего удивительного. Они были напарниками уже год. Поначалу они часто боролись на тренировочном ринге. Но потом стали заниматься в укромных уголках. Когда я поинтересовался у Ксандера об этом, он сказал, что так нужно. И больше я не спрашивал, потому что, чем бы они с Хальцион ни занимались, это было не мое дело.

– Ксандер симпатизировал Хальцион? – спросил архонт. – Была ли между ними какая-нибудь вражда?

Ясон покачал головой:

– Нет, насколько мне известно. Они хорошо ладили.

– У тебя есть какие-нибудь идеи о том, где они тренировались?

– Нет, господин.

– Ты когда-нибудь подозревал, что Ксандер и Хальцион были любовниками?

Ясон колебался. Он взглянул на командора и неуверенно ответил:

– Да, господин.

Эвадна нахмурилась. Ей в голову ни разу не закрадывалась подобная мысль.

Она посмотрела на сестру. Та с потухшим взглядом продолжала слушать показания Ясона. В ней, казалось, вот-вот потухнет последний огонек, и это заставило Эвадну запаниковать.