Свободные и любимые. Современный подход к воспитанию детей на основе безусловного принятия

Самоанализ. Барометр участия в принятии решений

Границы между отдельными стилями воспитания размыты, поэтому сложно подогнать свой опыт только под один из них. Для повседневной жизни такая жесткая привязка и не нужна. Однако, чтобы дальше работать с этой книгой и осознать свои установки, имеет смысл основательно поразмышлять над тем, как вы оцениваете право участвовать в принятии решений в вашей семье: вы как родитель/родители задаете тон, у всех равные права или ориентируетесь в основном на ребенка/детей? И как это было в вашем детстве?

Обозначьте на барометре место вашей семьи. Во многих семьях позиции со временем меняются. Пока ребенок грудной, при принятии решений во многом ориентируются на него. В раннем детском возрасте ситуация часто развивается в противоположном направлении, а позже колеблется где-то на середине. Такие наблюдения на протяжении длительного времени в повседневной жизни тоже полезны.

Какими мы становимся, кто мы и что чувствуем

Воспитание определяет всю нашу дальнейшую жизнь и отношение к себе: уверены ли мы в себе, положительно ли оцениваем себя и свои силы, ощущаем ли способность справляться со сложными и обременительными ситуациями. На формирование уверенности в себе сильно влияет привязанность, которая устанавливается у нас со значимым взрослым. Система привязанности складывалась на протяжении всей истории человечества: ребенок в первые годы жизни привязывается как минимум к одному человеку, который обеспечивает ему защиту[9], и своим поведением заставляет заботиться о себе. Младенец подает сигналы, благодаря которым в идеальном случае получает еду, защиту и уход. Плюс удовлетворяются его эмоциональные потребности, что необходимо для здорового психического развития. Едва появившись на свет, младенец обладает относительно небольшим спектром сигналов, чтобы требовать близости и защиты: он кричит или плачет. Позже он может активно искать близости, перекатываясь вслед за близким человеком, ползая и бегая за ним, а также цепляясь за него. Используются и другие возможности: например, лепет, а потом речь, мимика и жесты. Значимые взрослые реагируют на сигналы малыша в повседневной жизни – так возникает привязанность между родителями и ребенком. Она складывается в течение первых трех лет жизни. Эта система привязанностей так важна, что предваряет все остальные задачи развития[10]. С точки зрения ребенка, эти защищающие его значимые взрослые – самое важное, что у него есть, ведь они дают ему возможность выжить. Но это также означает, что ребенок в первые годы жизни абсолютно не сомневается в действиях этих близких людей: они все делают правильно. Если в этот период малыш испытывает насилие в какой-либо форме (физически, эмоционально, в виде лишения любви или оскорблений и т. д.), он начинает обвинять себя и берет на себя ответственность за поведение взрослых[11]: «Я сам виноват в том, что со мной так обращаются, потому что всегда был слишком шумным, надоедливым, глупым…» Он формирует представление о том, каков он есть и каким должен быть. Узнав, что у него есть право существовать только в определенном качестве, он попытается этому соответствовать. Это могут быть такие представления, как «мальчики не должны играть с куклами, они всегда активные и смелые» или «девочки играют только с куклами, любят розовый цвет и всем сочувствуют» и т. д.

Под защитой эмоциональной связи ребенок начинает исследовать мир и постепенно развивает навыки, чтобы действовать все более самостоятельно и самому обеспечивать свое выживание. Важную роль играет при этом и понимание собственных чувств. Ребенок и тут поначалу ориентирован на значимого взрослого, чтобы получить компетенции в обращении с чувствами, которые позже понадобятся ему в обществе. Ребенок учится воспринимать себя отдельной личностью и действовать на основе этого опыта. Поэтому первые годы жизни очень важны для формирования собственного «я» и образования определенного типа привязанности в дальнейшем. В зависимости от того, как значимые взрослые реагируют на сигналы ребенка, формируются разные типы привязанности. Если сигналы были восприняты, правильно интерпретированы и на них последовала реакция, опыт ребенка показывает: о нем заботятся хорошо. Взаимодействуя со взрослыми, ребенок учится яснее выражать свои потребности. Складываются надежная привязанность и положительный образ «я». Ребенок знает, что другие люди его поддерживают и при необходимости всегда готовы помочь. Он постепенно начинает понимать, на какую реакцию родителей может рассчитывать, и согласует с ней свое поведение. Он уверен, что стабильно окружен заботой, даже если ему приходится дольше ждать удовлетворения своих потребностей. Если же, наоборот, сигналы часто уходят в пустоту, не получают регулярного отклика или сознательно игнорируются, надежная связь, как и доверие, не устанавливается. Образ «я» тоже развивается иначе, и ребенок усваивает, что необязательно получит помощь, защиту и поддержку. Его опыт не показывает, что отдельные потребности наверняка будут удовлетворены. Ребенок вынужден каждый раз снова бороться за это или сознавать свое бессилие.

Только у 50–60 процентов детей в Германии сформирована надежная привязанность[12], у остальных сложилась привязанность другого типа. Ситуация не слишком отличается и в нашем поколении взрослых. Многие из нас, не имея надежной привязанности, периодически чувствуют неуверенность, некомпетентность или некую «сломленность», обусловленные прежним опытом. То, как мы живем и реагируем, не определяется раз и навсегда в раннем детстве. И все же этот период – важная основа нашей жизни. Ненадежная привязанность необязательно приведет к нарушениям в дальнейшем, но может привести к проблемам с контролем поведения, склонности к приступам ярости и сложности в отношениях с ровесниками в дошкольном возрасте и позже. Тревожно-амбивалентная привязанность (которая может возникнуть в результате опыта насилия, депривации или при родителях с непроработанной травмой) может иметь психопатологические последствия: ярко выраженную агрессивность, неспособность успокоиться, проблемы с регулировкой эмоций, трудности в учебе, низкую самооценку и неприятие со стороны сверстников[13]. По данным Немецкого общества психиатрии и психотерапии, психосоматики и неврологии, в Германии у 27,8 процента взрослых диагностированы психические заболевания, а это 17,8 млн человек[14]. Не все из этих психических заболеваний связаны с ранним детством. Однако проблемы с привязанностью вдвое повышают риск депрессии и тревожных расстройств, а расстройств пищевого поведения – в 3–5 раз. У таких людей чаще проявляется склонность к суициду. У них выявляются расстройства, которые не сводятся или сводятся не только к органическим причинам: например, синдрому хронической усталости, фибромиалгии и синдрому раздраженного кишечника. Повышается вероятность и таких заболеваний, как сахарный диабет второго типа, инсульт и коронарная болезнь сердца. Из-за трудностей раннего детства изменяется реакция организма на стресс, что может привести к целому ряду физических осложнений и изменений, причем даже в мозге. Гиппокамп и префронтальная кора головного мозга уменьшаются, отчего могут ухудшаться когнитивные способности. Миндалевидное тело, отвечающее среди прочего за формирование страха, напротив, увеличивается и тем самым может провоцировать тревожные расстройства[15].

То, как мы обращаемся с нашими детьми, действительно важно для их дальнейшего развития и может повлиять на всю жизнь. Как мы увидим во второй главе книги, история детства – нашего и всех предыдущих поколений – изобилует серьезными стрессами. Многие из нас ощущают их последствия на физическом или психологическом уровне, даже став взрослыми. Анализируя свое детство (или просто чувствуя, какими несчастными детьми мы были), мы осознаем, что там корень той или иной проблемы. И в таком случае мы, став родителями, собираемся действовать иначе.

Помогает ли новый метод поступать по-новому

Сегодня хватает пособий, обещающих безотказные воспитательные решения в самых разных ситуациях: как наладить сон, как справиться с упрямством или как нам сдерживать свой взрослый гнев, если дети просто не делают того, чего мы от них хотим. «Вот так не надо, это вредно! А вот так делай!» Мы в отчаянии изучаем методику за методикой, но они не дают ожидаемого эффекта. Возможно, мы даже замечаем – особенно с детьми постарше, – как с каждой новой опробованной рекомендацией отчуждение между нами и нашими детьми растет. Мы больше не находим общего языка в попытке приспособиться самим или приспособить наших детей к чему-то новому. И в то же время ребенок теряет себя (или мы сами теряем себя), стараясь соответствовать всем запросам.

Это приводит нас к ситуации, которая на самом деле давно известна науке и обсуждается в исследованиях. Зачастую советы по воспитанию создают новую беспомощность, поскольку обещают родителям непременный успех, который на деле гарантировать невозможно. Рекомендации стимулируют родителей к самоанализу, что хорошо и необходимо, но польза от него тонет под лавиной обвинений и усредненных решений[16]. В результате мы в лучшем случае узнаем не больше прежнего, но зачастую у нас только возникают все новые вопросы и усугубляется чувство вины.

Факт в том, что все дети разные, все родители разные, проблемы у нас комплексные и не разрешаются тривиальными, общими для всех приемами. Вы помните, что воспитание – это всегда только попытка. Индивидуальная подгонка очень важна. Нельзя дать универсальный ответ на вопросы, возникающие в конкретных ситуациях. Дети – не аппараты, которые по нажатию кнопки выдают нужный результат. Дети – это люди, которые по-разному реагируют на раздражители, по-разному обрабатывают внешнюю информацию, у них разные темпераменты и способности. И поэтому различные действия и линии поведения на каждого ребенка воздействуют по-своему. Вспомните, как по-разному утешаются или успокаиваются младенцы и малыши до трех лет. Одних можно легко унять, заговорив с ними, покачав или устроив поудобнее, а с другими так не получится. Поэтому «метод» успокаивания «просто возьми ребенка на руки и покачай» годится не для всех. Нужно понимать, что требуется каждому конкретному ребенку. И это касается не только утешения, но и возбудимости, активности, склонности отвлекаться и выражения душевного состояния: дети очень, очень разные[17].

Чаще всего решение проблемы заключается не в каком-либо конкретном руководстве или методе. Для начала надо понять, что стоит за этой проблемой. Речь идет о нашем взгляде на ребенка, о его потребностях и наших отношениях. Речь о том, кто мы как родители и как действуем. Вопрос о методах второстепенен – и порой никогда не возникает после того, как мы однажды выяснили для себя, соответствует ли вообще концепция «воспитание» нашему образу ребенка.

У Катрин и Томаса всю неделю по вечерам одна и та же проблема с их четырехлетней дочерью Мией. Девочка выглядит усталой, но не засыпает. После напряженного рабочего дня Катрин хотелось бы, чтобы Мия спокойно засыпала в положенное время, и мама могла бы заняться своими делами. Чего только не испробовали родители, чтобы «усыпить» Мию: читали книги, делали успокаивающий массаж, подолгу лежали с ней в кровати – то Катрин, то Томас, то все вместе, – слушали аудиосказки и пытались организовать спокойный вечер после детского сада, чтобы дочка плавно переходила ко сну. Ничего не помогало: Мия снова и снова встает и хочет играть, хотя устало трет глаза. Педиатр посоветовал им продолжать укладывать дочь в одно и то же время, чтобы она в итоге все-таки привыкла к такому режиму. Только тогда она сможет спать столько, сколько требуется детям ее возраста. Катрин настолько выбилась из сил, что попыталась удерживать Мию в кровати против ее воли. Кончилось тем, что обе плакали и девочка уснула от изнеможения. На этом концепция врача для Катрин и Томаса себя исчерпала. Решение нашлось в разговоре с Мией, когда родители попытались выяснить, почему девочка по вечерам так настойчиво отказывается спать. В свои четыре года малышка хотела все больше участвовать в принятии решений, которые касаются происходящего с ней и вокруг нее. Мы называем этот период «фазой автономии». То, как проходили вечера, и принуждение ко сну было для нее слишком большим ограничением. После дня, проведенного в детском саду, ей не давали возможности для самоопределения и самоэффективности. А кроме того, ей просто хотелось еще побыть с родителями. Тогда родители дали Мии возможность активнее включаться в программу вечера. Ей также разрешали поиграть перед ужином, причем девочка сама выбирала игру, а Томас выполнял отведенную ему роль. Катрин в это время спокойно готовила ужин, и потом у нее хватало сил уложить Мию в постель.

Многие проблемы вытекают из того, что мы видим и понимаем наших детей не такими, какие они на самом деле. Мы исходим не из представления о нашем ребенке, а о ребенке вообще. И здесь далеко на задний план отступают вопросы вроде «семейная кровать или приставная детская», «домашний арест или нагоняй». Речь вот о чем: почему я, собственно, не вижу своего ребенка как безусловную индивидуальность, на которую ориентируюсь в своем поведении? Почему я считаю, что ребенок всегда должен отвечать моим представлениям? Пусть порой у меня и возникает робкое ощущение, что я не знаю точно, почему сейчас нужно действовать общепринятым образом, и отталкиваюсь только от того, что «ну детей же полагается воспитывать».

Если в моей памяти – и не только в моей, ведь подобный опыт получило довольно много людей – сохраняется столь отрицательный опыт «поломанности», возможно, проблема не только в воспитательных мерах. Дело еще и в том, что я в принципе оказался «поломанным» – неважно, в чем именно. Тогда следует спросить себя не о том, что действительно надо делать. Нужны другие вопросы. Как научиться по-настоящему понимать ребенка? Как освободиться от определенных мыслей и ожиданий? Почему по-прежнему пропагандируют воспитание с помощью определенных методов? Каким мне быть, чтобы мы с ребенком обращались друг с другом уважительно, справлялись даже с трудными семейными ситуациями и оба не чувствовали себя после этого ущемленными, выжатыми и превратно понятыми?

Самоанализ. По следам собственной деформации

Вы еще помните свои детские желания и цели? Чем вы точно хотели заниматься, но не реализовали это стремление? Кем хотели стать? Куда вам, подростку, хотелось отправиться в путешествие?

И, напротив, что вам приходилось делать / учить / посещать через силу? Чего вы вообще не хотели? Подумайте! Найдутся ли три вещи, которые вам не удалось осуществить? И три – которые вы были вынуждены делать? Что вы чувствуете сегодня, думая об этом?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Juul, Jesper (2020): Respekt, Vertrauen & Liebe: Was Kinder von uns brauchen. Weinheim, Beltz. Прим. авт.

2

В 1978 году Астрид Линдгрен получила Премию мира немецкой книготорговли. На вручении этой премии в церкви Святого Павла во Франкфурте-на-Майне она произнесла знаменитую речь «“Нет” насилию!», которая вызвала множество дискуссий в европейских странах. Астрид Линдгрен сделала заявление, прозвучавшее на весь мир: детей бить нельзя. Прим. ред.

3

Цит. по изданию: Стремстедт М. Великая сказочница. Жизнь Астрид Линдгрен. М.: Аграф, 2002. Прим. ред.

4

Издана на русском языке: Фромм Э. Иметь или быть? М.: АСТ, 2016. Прим. ред.

5

Heidrich, Mark/Aschermann, Ellen (2019): „Von Erziehungsstilen zu Erziehungskompetenzen“ // report psychologie 44 6–2019.

6

Vgl. Vollmer, K. (2012): „Erziehungsstile“ // Vollmer, K.: Fachwörterbuch für Erzieherinnen und pädagogische Fachkräfte. Freiburg: Verlag Herder. S. 125 f.

7

de Rodriguez, Aida (2016): Erziehung ist Gewalt! Warum es keine Graduierung gibt. http://elternmorphose.de/erziehung-ist-gewalt-warum-es-keine-graduierungen-gibt/.

8

Saalfrank, Katharina (2020): Du bist ok, so wie du bist. Beziehung statt Erziehung: Was Kinder wirklich stark macht. München: GU.

9

В нашей культуре значимые взрослые – это, как правило, оба родителя или один из них. Однако необязательно привязанность формируется только на основе биологического родства. Ребенок привязывается к тем, кто проводит с ним особенно много времени и удовлетворяет его потребности по большей части. Если есть несколько значимых взрослых, которые проводят с ребенком разное время или же по-разному реагируют на его сигналы, формируется иерархия привязанностей – часто (в зависимости от модели семьи) с каким-то основным значимым взрослым.

10

Подробнее об этом у Bowlby, John (2001): Das Glück und die Trauer. Herstellung und Lösung affektiver Bindungen. 2. Aufl. Stuttgart: Klett-Cotta.

11

Vgl. Forward, Susan (1993): Vergiftete Kindheit. Elterliche Macht und ihre Folgen. 20. Aufl. München: Goldmann, S. 31 f.

12

Cassidy, Jude (2008): The nature of the child’s ties. In: Cassidy, J./Shaver, P. R. (Hrsg.) (2008): Handbook of attchment. 2. Aufl. New York: Guliford Press, S. 3–22. Исследователь привязанности профессор Карл-Хайнц Бриш приводит данные о том, что в Германии у 60 процентов детей сформирован надежный тип привязанности: https://www.khbrisch.de/media/ph_05_2014_bindung_s26s30_2.pdf.

13

Powell, Bert/Cooper, Glen/Hoffman, Kent/Marvin, Bob (2015): Der Kreis der Sicherheit. Die klinische Nutzung der Bindungstheorie. Lichtenau: G. P. Probst Verlag, S. 48 f.

14

https://www.dgppn.de/_Resources/Persistent/154e18a8cebe41667ae22665162be21ad726e8b8/Factsheet_Psychiatrie.pdf

15

https://www.pharmazeutische-zeitung.de/ausgabe-042017/stressforschungfruehe-belastungen-wirken-lange-nach/.

16

Hopfner, J. (2001): Wie populär ist pädagogisches Wissen? Zum Verhältnis von Ratgebern und Wissenschaft. In: Neue Sammlung 41 (1), S. 74 und 77.

17

Подробнее об этом у Strüber, Nicole (2019): Die erste Bindung. Wie Eltern die Entwicklung des kindlichen Gehirns prägen. 6. Aufl. Stuttgart: Klett-Cotta, S. 156 f.