Ветер в сердце

Мысли о красавчике мотоциклисте помогал не думать о том, что её ждёт по адресу. Она неосознанно замедляла шаги, готовясь к тому, что увидит, когда придёт. Она увидела полукруглый выпирающий козырёк, на котором было написано (стиль шрифта – ар-деко, без сомнения) крупными зелёными буквами «Артезия». Окна заведения забраны щитами. На одном изображена девушка с чёрными кошачьими ушками и хвостиком, а также узнаваемым оранжевым «нимбом» вокруг головы, на втором модный кролик в джинсах и свитшоте, при этом в красном гальском кушаке и старинном картузе2.

Выставленные у заведения столики не оставляли сомнения в том, что несмотря на претенциозное название и оформление, это всего лишь летнее кафе. Стоило зайти внутрь и сомнений не оставалось. Помещение было тёмным, так как окна были забраны щитами, и освещалось только разбросанными по столам недорогими лампами (тот же стиль ар-деко), но в одном конце помещения располагалась стойка кафе с выставленными в стеклянных витринах-холодильниках уже подсохшими пирожными, из-за чего любые попытки придать, хотя бы и в воображении, месту таинственности, должны были спотыкнуться, если и не о написанное мелом меню, то хотя бы о скучающее выражение лица девушки за стойкой, которая, не слишком скрываясь, слушала плеер. В глубине помещения дверь вела, судя по всему, в небольшой кинозал. Около двери стояла ещё одна девушка, что-то рассматривающая на своём телефоне. То, что на ней была красная жилетка, должно было подсказать, что она проверяет билеты. Хулии вспомнилась цитата из любимого рассказа: «Это совсем не то, что я ждала от неожиданного».

Справедливости ради, кафе было вполне хипстерским. Стены были забиты стеллажами и полками с книгами, хотя прочитать название в таком полумраке было сложновато. Запах крепкого кофе почти сбивал с ног. У билета не оторвали корешок, кажется, девушка на входе даже не слишком обратила внимание, на демонстрацию билета и какой-то бесёнок внутри Хулии прошептал, что в крайнем случае можно этим воспользоваться и при особой надобности войти вообще без билета, лишь продемонстрировав что-нибудь блестящее. Вместо рядов сидений, в зале были мягкие кресла, расставленные в почти хаотическом порядке и несколько диванчиков. Хулия быстро облизала губы, понадеявшись, что кинотеатр исполняет свою главную функцию – показывать фильмы, а не является местом для свидания парочек.

В зале уже сидело несколько человек. Кто в самом деле не обращал внимания, кто с деланным равнодушием оглядывался на Хулию, когда она проходила мимо. В целом, она немного вписывалась в антураж. Зрители были как раз её возраста. Разве что волосы у них были выкрашены в более радикальные цвета, чем скрученные темно-русые прядки Хулии. Многие были в очках, что лишний раз подтверждало: они пришли посмотреть нечто интеллектуальное. Или подтверждало то, что в наши дни контактные линзы носят далеко не все. Порой детективные наблюдения могут приводить к самым простым результатам.

Хулия выбрала кресло поближе к экрану и достала телефон. Если бы она не ожидала, что по адресу её ждёт, как минимум, маскарад фэйри с оживлёнными манекенами, разносящими прохладительные напитки, она бы загуглила адрес намного раньше. «Артезиа», как она и предполагала, позиционировал себя как центр искусств. То, что такое заведение располагалось в курортном городке было необычно, но обладало своей логикой. Далеко не все молодые люди, живущие в курортных городках или приезжающие сюда отдохнуть, хотели бы проводить время только в клубах или на пляже.

Самой Хулии нравились фильмы или книги, которые относились к Высокому Искусству. Но в школе она не принадлежала к компаниям молодёжи, которые проводили время в обсуждении философских идей и артхаусных фильмов. Ей казалась их преувеличенная серьёзность чем-то инфантильным – те же попытки играть во взрослых, только более изысканные, чем у тех, кто спешил попробовать всё то, что запрещено детям. После пары попыток в этих компаниях покритиковать кого-то из «признанных» (потому что сдержанность и умение вовремя молчать не относились к числу её достоинств или пороков), и после того, как эти попытки были грубо оборваны собеседниками (деликатностью и умением прислушиваться к чужому мнению они тоже не обладали), Хулия предпочитала держаться подальше и даже втайне называла любителей «искусства не для всех» – недлявсерость.

На сайте было сказано, что сегодня в кинозале демонстрируют инди-фильм «Колодец». Никаких иных данных о фильме не было. В «Рассказах без конца» была одна история, посвящённая кинотеатрам. Герой смотрит разные фильмы, замечая указания, какой фильм ему смотреть следующим. Так в последнем фильме он видит некий полузаброшенный дом, понимает, что это указание на дом, который находится на окраине его города. Он приходит на место, заходит в дом и эпизод на этом заканчивается. Сколько прошло времени между этим эпизодом и последним не сказано, хотя, судя по изменившейся погоде, не менее недели, если не месяц. Описание идёт так, будто читатель превратился в око кинокамеры. «Ступени ведьминого дома завалены пожухлыми листьями. Трещина на штукатурке дала поросль веток и стала достигать окна. Дом скрыт в вечерних сумерках. Проём двери тёмен, но внутри дома не так темно, как может показаться снаружи. По дому иногда проносится ветерок, но тишина всё равно столь плотная, что движение воздуха не ощущается. Балки у ведьминого дома крепкие, они не скрипят, даже не смотря на груз, подвешенный к одной из них. Несмотря на спокойствие в доме, тело Аугусто постоянно раскачивается, будто дом в центре неощутимого землетрясения. Глаза Аугусто застыли, но на лице по-прежнему читается блаженное выражение». Хулия повела плечами, сейчас был не лучший момент, чтобы вспоминать этот эпилог.

Мотоциклиста она почувствовала раньше, чем услышала. Он прошёл где-то за её спиной, потом сел в одно из кресел в центре зала – если оглядываться, то Хулия могла его видеть. Но всё равно её угнетало то, что он не находится прямо в её поле зрения.

В зале не выключили весь свет, как это бывает в больших кинотеатрах, скорее, свет стал серым. Тихие разговоры в зале смолкли. Судя по всему, колонок было несколько, по окружности всего зала. Аудиодорожки у музыкального трека были разнесены в разные стороны и раздавались со всех сторон. От этого становилось очень тревожно и некомфортно. Хулия с удивлением узнала в начальном треке «Испанский караван» группы Doors.

Так как фильм содержал музыкальное сопровождение и случайные фразы людей на улице, но не реплики персонажей, сюжет фильма приходилось вычленять интуитивно. Как поняла Хулия, повествование шло от лица некоего существа, которое в первых кадрах вылезало из колодца. Камера ни разу не показывала руки (или лапы) существа, а также его тело или лицо, но вряд ли это был человек, так как двигалось оно по колодцу слишком громадными для человека рывками.

Выбравшись, существо оказывалось в городе. В какой-то момент Хулии стало так страшно, что внутренности похолодели. Она оглянулась на других зрителей. Наверное, остальные были слишком молоды, чтобы понять несоответствие, какая-то девушка исподтишка снимала экран на телефон, другая деловито что-то писала в тетрадке, несколько человек переговаривалось очень тихим шёпотом. Мотоциклист, который развалился в кресле и смотрел фильм, опершись локтём на подлокотник кресла, и положив руку под подбородок, заметил её взгляд и слегка приподнял брови – вполне приятельский жест, мол, что случилось? Хулия снова повернулась к экрану. Это инди-фильм. С крохотным бюджетом. Так как у кого-то хватило денег переодеть весь город по моде 70-х годов?

До этого момента она никогда не пыталась расчленить фильм, смотреть не на сюжет, а на операторские приёмы, режиссёрские находки. С одной стороны, обнаруженное её слегка успокоило, с другой – ещё больше поразило. Это был художественный фильм, а не документальная съёмка. Длинные планы, съёмки с высоты птичьего полёта, определённые жанровые сценки, которые попадали в объектив камеры, пока существо шло по городу. Самым странным было то, что, хотя город точно был испанским, город опознать она не могла. У прохожих проскальзывали каталонские, галисийские слова. Город был очень большим, что становилось понятно, когда камера поднималась на высоту птичьего полёта. Намного больше Мадрида.

В конечном счёте, стало понятно, что существо следит за мужчиной в коричневой куртке. Коричневый, в свою очередь, следил за какой-то женщиной, временами сжимая нож, что не оставляло сомнений в его намерениях. Вечером Коричневый оказался около окна женщины, которая, не зная об опасности, совершала бытовые дела. Раздался свист. Из-за необычной акустической системы кинотеатра, Хулии показалось, что свистят у неё за спиной. Коричневый резко обернулся. Его взгляд рыскал вокруг, но несколько раз проскальзывал мимо камеры, судя по всему, существа он не видел. А существо, меж тем, приближалось к Коричневому. Камера сосредоточилась на одном из глаз Коричневого, глаз становился всё больше, пока не занял весь экран, словно существо погружалось в зрачок, будто в колодец. Полёт куда-то, кадр сменился. Большой, мрачноватый дом.

Хулия засунула ладони подмышки. Ведьмин дом она представляла совсем не так, но дом на экране вполне мог бы быть им. В окнах дома кто-то мелькает. Камера отъезжает, около дома ходят жандармы, лениво переговариваясь, хотя их слов вообще не слышно, всё заглушает мистическая музыка, мрачноватая, но с вполне очевидными испанскими мотивами. Один из жандармов Санчес. Снят довольно далеко, но это точно он. Он остановился и болтает с кем-то из приятелей.

Внезапно кадр сменяется и начинается полный сюрреализм. Причём под музыку народного танца. Явно, что на создателя оказал влияние Сальвадор Дали. Слоны на тонких ногах, стекающие часы, монументы, которые распадаются на части. Лицо Коричневого, которое искажено страхом. Коричневый, спиной вперёд, летит в какой-то колодец. На этом фильм заканчивается. Никаких титров нет.

Раздался щелчок и свет снова стал ярким. Хулия поднялась и подошла к мотоциклисту.

– Фильм закончился. Время вопросов. Кто ты?

Тот лениво поменял свою позу, откинулся на спинку кресла.

– Можешь называть меня Лукас.

– Мне это о многом сказало, несомненно.

Он медленно поднялся, чуть подвинув девушку, так как она стояла слишком близко к креслу.

– Можем пойти в кафе и поговорить. Только давай не здесь, не в «Артезии». Но и не далеко, мне потом ещё возвращаться к мотоциклу, я его поставил на соседней улице.

Они расположились в кафе «Звезда на волне» в паре кварталов от «Артезии». Когда они вышли из «Артезии», не сговариваясь, повернули и пошли в сторону моря. Ками де Мар имел два полюса притяжения – море и остатки крепости на холме. И любой человек, как намагниченая стрелка стремился к одному из этих ориентиров.

На солнце набежали облака и подул ветер, обдавая запахом йода уставшую от жары кожу горожан. Хулия и Лукас заняли один из столиков снаружи и заказали минеральной воды. Некоторое время молчали, как бы продолжая то безмолвное мировое соглашение, к которому пришли, когда вместе шли до кафе. Хулия тихо постукивала носком кроссовки по ножке стола. Для таких разговоров, как этот, не существовало правил этикета, а парень не собирался облегчить ей задачу и заговорить первым. Наконец, она решилась сказать что-то первой.

– Это было нечто вроде мультфильма. Фильм, что мы видели. Это как-то нарисовано. Очень реалистично, но нарисовано.

Парень легко отозвался.

– Думаю, это параллельный мир. Нет, представления не имею какой. Но, думаю, какой-то такой, что там легко получить разрешение на съёмку в городе прохожих, которые не вовлечены в кинопроцесс.

Хулия пару раз укусила нижнюю губу, раздумывая, пока не поняла, что парень разглядывает её и она выглядит глупо.

– Кто ты? Что это был за фильм? Зачем мне требовалось посмотреть его?

– Прости, но ты сейчас выглядишь так, что через пару секунд будешь кусать не губу, а перегрызёшь мне горло. Если я скажу, что у меня нет ответов на твои вопросы, ты в меня бутылку содовой не запустишь?

– Всё может быть. Уверена, что сейчас мою кровь вполне можно выразить в тротиловом эквиваленте. Давай начнём по порядку. Ты не можешь не знать, кто ты.

– Это я знаю, просто тебе это знание не слишком поможет. Наверное, можно сказать, что я человек. Хотя сам я в этом сомневаюсь. Я очень редко бываю в твоём мире или живу в нём.

– И где ты живёшь сейчас?

Лукас указал куда-то вниз, в сторону асфальта.

– В аду, – заключила Хулия.

– В тоннелях под городом, – мягко поправил он. – Хотел бы сказать, что это загадочное и таинственное место, но больше всего тоннели похожи на технические подвалы под многоквартирными домами. Представления не имею, кто и зачем их строил, но выглядят они запущенными. Не беспокойся, не испачкаешься, когда я выхожу по утрам, принимаю душ на пляже.

– Кто велел тебе передать мне билет?

Парень поднял ладони, словно пытался затормозить поезд.

– Остановись. Хорошо? Меня мучает любопытство не меньше, чем тебя. Я отвечаю на твой вопрос, а ты взамен отвечаешь на мой. Я не меньше хочу узнать, кто ты.

Она на самом деле остановилась. Перевела дыхание. Отпила минералки. Вблизи очарование парня уже не было таким уж сногсшибательным. Его красивому лицу подошло бы выражение надменности, презрения к окружающим. Напротив, Лукас был мягок и спокоен, даже слегка безмятежен. Он походил на красивого ленивого кота, свернувшегося на солнце. На такого кота, кто и забыл про свою хищную породу и растерял дикую притягательность.

– Хорошо. Договорились. Прежде, чем я сама скажу тебе, кто я, сперва скажи, что ты обо мне знаешь.

– Что тебя зовут Хулия. Что ты днём ходишь по улице Сегур. Хотя бы изредка, потому что я ждал там тебя три дня. И что ты ходишь по путям.

– Теперь поподробней. Что такое пути?

Он улыбнулся, потом начал улыбаться всё шире и шире, явно ожидая её реакции на свой ответ.

– Я понятия не имею.

Хулия набрала воздух, выпустила. Ещё раз.

– Вопрос вне очереди: не будешь ли так любезен, чтобы просветить, каким способом лучше всего таким существам, как ты, наносить болезненные травмы?

Он уже откровенно хохотал.

– Слушай, спокойней. Я понимаю, что тебе, наверное, совершенно не смешно, но ты так забавно злишься, когда не получаешь ответы. Прости, но я в самом деле не знаю. Давай так, я расскажу, что знаю, ты потом задашь вопросы, если появятся. Попробую объяснить, хорошо? Представь, что ты не можешь отойти дальше, чем на сотню метров от этого места. Это будет тем, что я называю локацией. Люди будут проходить мимо тебя и спокойно идти куда угодно. Это их мир, но для меня – локация. Ты можешь миновать границу локации, но ты окажешься не там, где остальные люди. Я… слушай, я не смогу объяснить, даже если попытаюсь. Там всё изломанное, воздух изломан. Ты должен сделать нечто мысленно, я не знаю, что именно, то есть знаю, но не могу выразить словами. Словно поймать ускользающую мысль. Тогда ты сможешь оказаться в новой локации. Легко перемещаться по тем локациям, которые знаешь, но иногда можно найти новые.

– А как ты попал в реальный мир?

Лукас кривовато улыбнулся, словно сейчас расскажет отличный, хотя и не совсем приличный анекдот.

– Кто тебе сказал, что я попал в него?

Хулия неуверенно обвела рукой улицу, людей, небо, с которого ветер прогнал облака.

– Это реальный мир.

– Для тебя реальный. Для меня – локация.

– Ты же можешь отойти на сто метров.

– На сотню метров – могу, выйти за пределы города – нет.

Хулия смотрела на пёстро одетых людей, которые проходили мимо. Парочки, семьи, друзья. Улыбки, взрывы смеха. Жить в курортном городе, это всё равно, что жить на вечном карнавале. Их жизнь реальна, наполнена радостью. Можно встать из-за столика. Пойти вместе с ними. Не продолжать этот странный разговор. Желание сбежать от неприятностей, оставить себе пути обхода – ещё одна чисто человеческая черта.

– Кто велел тебе передать мне билет?

Лукас сделал жест как фокусник, чуть повернув ладони, что должно было означать, что он развёл руками.

– Есть одна локация. Я называю её Лабиринт. Лабиринт… лабиринт редко выглядит одинаково. Довольно часто он является библиотекой со стеллажами, забитыми книгами, – Лукас посерьёзнел. Он смотрел куда-то мимо неё, словно сейчас он пропускал свозь сердце все те локации, все те воспоминания, которые были связаны у него с прошлым. – Я всегда считал, что эта локация центральная. Я пытался дойти до центра лабиринта, но не уверен, что это возможно. Когда лабиринт становится библиотекой, там появляются служащие. Они одеты как монахи. И отвечают на вопросы ещё хуже, чем ты, – он, наконец, посмотрел на неё и снова заулыбался. – Несколько дней назад один из служащих сказал мне, что для меня есть письмо. Конверт лежал на одном из стеллажей и был подписан моим именем. Там был билет и твоё фото.

Лукас порылся в нагрудном кармане своей бледно-зелёной спортивной ветровки и бросил на стол блокнот, который принялся сразу же листать. Потом протянул ей её же фотографию. Хулия аккуратно взяла карточку в руки. Снимали явно не цифровым аппаратом. Цвета нереалистичны. В жёлтых и зелёных оттенках слишком много ядовитой зелени. Но этих цветов на фото маловато. Хулия испуганно оглядывается, стоит на фоне стены. Бордовые брючки, красно-белая водолазка без горла. Скорее всего, её первое погружение в рассказы. Она протянула фото Лукасу. Но тот развернул его и протянул обратно.

– На обороте. Твоё имя, фамилия. «Отдай билет Пролагающей пути». И название улицы. И никаких указаний, где и как тебя там искать. Я приходил к одиннадцати утра и ждал до семи вечера. Ненавижу тех, кто рано просыпается, решил, если ты бродишь по улице в семь утра, то обойдёшься и без билета в наказание. Да и всё равно я не мог там дежурить круглыми сутками. Я был уверен сегодня, что ты уже не придёшь и пропустишь сеанс.

Хулия снова протянула карточку ему обратно.

– Интересно, кто и как мог меня заснять…

– Слушай, мы вроде договорились. Теперь моя очередь задавать вопросы.

Хулия кивнула.

– Всё началось с книги…

Хулия собиралась что-нибудь утаить. Хотя бы то, что Санчес застрял в рассказах, но внезапно рассказала и это. В какие-то моменты она думала о том, что если Лукас врёт, то он и так знает эту историю. Если не врёт, то нет смысла таиться и самой пытаться что-то скрывать. Но это не имело значения. Секрет, который несколько недель жёг ей язык и нёбо, наконец мог выпорхнуть и перестать рвать её на части изнутри, пусть лучше он достаёт кого-то другого. Наконец, она говорила с другим человеческим существом (или хотя бы частично человеческим), благодаря чему могла сама оценить, как именно звучит её история. В какой-то момент Лукас достал гелевую ручку и принялся что-то строчить в блокноте.

– Это похоже на то, с чем ты сталкивался? – наконец закончила она.

Тот медленно, не отрывая взгляда от блокнота, отрицательно мотнул головой.

– Не то, чтобы я со многим сталкивался, но такого даже себе не представлял.

Он что-то подчёркивал, перелистывал страницы. Хулия почувствовала, как возвращается раздражение.

– А со сколькими событиями ты сталкивался? Сколько тебе лет?

Он поднял на неё глаза.

– Пятьдесят четыре.

– Сколько?

– Не у всех бессмертных возраст составляет трёхзначные цифры.

Он ещё некоторое время смотрел на неё, видимо, ожидая реакции, потом снова вернулся к записям. Хулия решила, что из всего произошедшего сегодня последняя информация была самой невероятной.

– Ты врёшь. Ты выглядишь младше меня.

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Ха! Тогда ты ошибаешься, я выгляжу на семнадцать, уверен.

– Ты ведёшь себя так, будто тебе тринадцать, придурок!

Лукас аккуратно дописал что-то в тетради и отложил ручку.

– Слушай, давай не ссориться. Я понимаю, что у меня богаче опыт столкновения со сверхъестественным, потому я могу не так остро реагировать на происходящее. У меня нет синдрома Аспергера или чего-то в этом роде, но я не часто практиковался в общении, если что. Если я тебя задел или что-то такое, то я не хотел. Я много читаю, смотрю кино. Но заводить какие-то дружеские связи, даже в локациях, которые являются частью какого-то мира, не просто. А тем более в тех, которые существуют автономно. Но мне пятьдесят четыре. Я знаю свой возраст и следил за изменением времени.

Хулия молча некоторое время смотрела на него. Дело было не в том, что он выглядел как подросток. Он был подростком. В чём-то наивнее, чем сама Хулия. Она искала в нём нечто иное и, быть может, только воображала, но, кажется, находила. Какую-то жёсткость, умение противостоять. Нечто, что, возможно, он даже сам в себе не хотел признавать.

– Ты можешь врать, – наконец тихо сказала она.

– Могу. Но не вру. Локации меняют тебя, я такой потому, что живу вне этого мира, – так же тихо ответил он. Он протянул ей открытую ладонь. – Мир?

Она пожала ладонь.

– Мир.

Рукопожатие вышло не крепким, но долгим. Как только ладони расцепились, он снова хватил тетрадку.

– Смотри, я записал сюда несколько вопросов. Первый: «Зачем Паскуале пришёл ночью к дому Хорхе?».

– Не знаю. Наверное, что-то украсть. Не зря Хорхе начал избивать его.

Лукас кивнул и продолжил.

– Если Эрман умрёт, долги издательства не исчезнут. Значит, есть нечто ещё, дополнительная сюжетная линия. Но локация не давала на это намёков. Третье: почему Бернарда была уверена, что на неё не падёт подозрение? Четвёртое: изменился ли рассказ только в твоей книге или во всех копиях? Понимаешь, все рассказы, которые ты пересказываешь, они очень похожи именно на рассказы, выдумку, где не все детали продуманы. С другой стороны, мои локации существуют реально, я могу в них есть, спать. Но и ты тоже ела во второй локации. Пятое: где твоё тело, когда ты в локации? Ты погружаешься в локацию полностью или твоё тело остаётся в твоём мире, и ты лишь теряешь сознание? И, кстати, не записал, но мне интересно: как твой дядя отреагировал на то, что книга изменилась?

– Я сказала ему, что видела сон. Я держу под подушкой лампочку от того механизма. Показала, как изменилась книга и сказала, что это остаточные проявления механизма. Он обрадовался, но сказал, чтобы я убрала лампочку из-под подушки. Это всё слишком опасно, даже во сне. При этом вроде как даже не удивился, что его изобретение дало эффект. Слушай, я ведь тоже, наверное, изменюсь? Эти рассказы… мне кажется, они не слишком похожи на твои локации. Но это как в мифе про Персефону или в рассказах про эльфов – ничего нельзя есть, когда ты там оказываешься. А я ела…

– Можешь счесть меня самовлюблённым придурком, – Лукас указал на собственное лицо, – но так выглядеть – это не самое худшее, что может произойти в жизни. А если ты окажешься пленницей локаций, то явно не потому, что ты много в них бываешь. В конце концов, Санчес туда попал совсем по иной причине. Это, кстати, главный вопрос.

Он повернул раскрытый блокнот к ней. Среди остальных вопросов, этот был несколько раз обведён ручкой. «Почему Санчес стал пленником этих историй?».

– Смотри, предполагалось, что загадки решит именно он. Иначе не было смысла помещать его в эти истории. Но загадки смогла решить только ты. Они не такие сложные. Нет, я не хочу сказать, что ты не умная и что каждый бы их решил. Если ты говоришь правду, то это просто ошеломительно, как ты умеешь быстро ориентироваться в ситуации и щёлкать эти головоломки. Но он уже годами ходит по локациям, он бы смог решить эти истории простым перебором подозреваемых. Я не верю ему. И тебе бы советовал быть осторожней. Санчес может знать, почему он стал пленником локаций.

– Ты просишь меня не доверять ему, а какие у меня основания верить тебе?

– Никаких.

Он смотрел на неё прямо, не улыбаясь, но и не пытаясь придать лицу излишнюю серьёзность.

– У меня к тебе тоже есть ряд вопросов.

– У тебя есть сведения, чтобы расплатиться за ответы?

– Ты издеваешься?

Лукас передал ей ручку и блокнот.

– Сегодня я вернусь в Лабиринт. Кто-то дал мне поручение, я его выполнил. Я хочу получить награду. Если, разумеется, мне кто-нибудь её выдаст, потому что мне никто ничего не обещал. Если смогу, то вернусь завтра и отвечу на вопросы, пока запиши их мне.

– С чего ты взял, что завтра у меня будет больше сведений для торговли, чем сегодня?

Тот пожал плечами.

– К чёрту сведения. Я пошутил. В крайнем случае, перескажешь мне остальные рассказы из книги, вдруг что-то совпадает с теми локациями, что я знаю. Книгу таскать с собой не обязательно, думаю, она слишком ценная. На всякий случай, сделай копию. Если ничего не расскажешь, не беда. Больше обмена не будет. Я что-то расскажу или нет по своему желанию. Если, конечно, мы ещё встретимся.

Хулия взяла ручку. «Кто ты?», – это было первым вопросом. Ей казалось, что больше вопросов она не придумает, но они словно самостоятельно стали заполнять страницу: «Как ты попал в локации, какие твои первые воспоминания? Что такое Лабиринт? Как он выглядит, кто в нём обитает? Какие локации ты знаешь? Что за тоннели под городом? Откуда у тебя мотоцикл? Ты что-нибудь знал раньше про фильм, который мы смотрели? Что-нибудь в нём показалось тебе знакомым? Что ты знаешь о тех, кто стоит за всем этим? Ты не мог не думать о том, что значат все эти локации, ты должен был пытаться найти тех, кто всем управляет. Ты знаешь тех, кто ещё путешествует по локациям?». Она отдала ему блокнот и ручку. Он медленно прочитал написанное. Потом вычеркнул один вопрос, поднял блокнот и показал ей лист. Вычеркнутым оказался вопрос «Какие локации ты знаешь?».