Ветер в сердце

Энджи Эфенди

Ветер в сердце

ПЕРВАЯ ГЛАВА

– Кто замуж выходит за ветер?

– Госпожа всех желаний на свете.

Федерико Гарсия Лорка «Школа»

– Вот оно!

Дядюшка Ансельмо водрузил машину на стол с таким непередаваемым почтением, что Хулия предпочла издать впечатлённое "О!". Высказаться информативней она не решилась. Быть может, скажешь "оно такое красивое" или "оно такое внушительное" и вызовешь взрыв негодования дяди, который уверен, что единственное назначение аппарата – это производить впечатление "изящного". Изящным механизм не выглядел. Он гудел и подмигивал синими лампочками, свет которых отражался от его хромированных боков. Служить он мог для чего угодно – от выработки плутония в домашних условиях до автоматической колки орехов.

– Смотри! Вот это моя любимая книга!

Дядюшка помахал в воздухе каким-то настолько зачитанным томом, что в звании "любимый" сомневаться не приходилось. Тётя Клара глубоко вздохнула и Хулии осталась только предполагать, сколько раз на дню она становится свидетельницей схожих сцен. На всякий случай выражение лица Хулия сохранила самое серьёзное – самое лучшее в такой ситуации, всегда потом можно сказать, что именно ожидаемую эмоцию это выражение лица и значило. Тем более, что дядя Ансельмо начал вырывать страницы из своей любимой книги. Оставалось только предполагать, что же он делает с теми, которые не входят в число его фаворитов.

– Вот эти страницы мы кладём на аппарат! Ты только посмотри, Хулия, что сейчас произойдёт!

Аппарат заработал громче, впрочем, не факт, что этому способствовали страницы, механизм явно считал, что главная его задача – нагнетать напряжение всё увеличивающимся гудением. Огоньки забегали по корпусу быстрее, в комнате заметно потемнело (видимо, скакнуло напряжение в сети, но впечатление при всём том создавалось вполне готическое). Хулия продолжала сидеть с каменным лицом, прикидывая, что раз тётя Клара не звонит в психиатрическую клинику, ничего ЧЕРЕСЧУР странного не происходит. Аппарат взвыл особенно громко, а потом обороты начали стихать, казалось, что механизм отдувается после долгой и эффективно проделанной работы. Дядя Ансельмо схватил страницы.

– Вот!

Для наглядности он помахал ими в воздухе прежде, чем погрузиться в чтение. По тому, как хмурился дядя, Хулия предположила, что результат, каким бы он ни должен был быть, не достигнут. В подтверждение дядя бросил страницы обратно на аппарат, громко вскричал "О, нет!" и выбежал из комнаты (на памяти Хулии это был первый раз в её жизни, когда кричали именно «о, нет», да ещё и столь драматическим образом). Одним словом, чем бы ни было происходящее, из этого получился интересный спектакль. Немного с элементами абсурда и символизма, но, в целом, занимательный. Хулия облизнула губы и попыталась решить, если она сейчас скажет, что пойдёт к себе в комнату, не будет ли это выглядеть, как запланированное жестокое издевательство. Но тут тётя Клара пришла ей на помощь:

– Не обращай внимания на Ансельмо. Он как ребёнок. Вечно возится со своими штуковинами. Что-то работает, что-то нет. Попереживает и забудет через пару недель. Уж извини, что в твой первый день приезда он побежал знакомить тебя со своими механизмами, но он так ждал именно появления племянницы. Я-то давно привыкла посмеиваться над тем, чем он занимается, и он надеялся на новых зрителей. Не беспокойся, можешь пойти в гостиную, там журналы, книги, телевизор. Я пока пойду успокою его.

Журналы, книги и телевизор – вовсе не главные развлечения для современной шестнадцатилетней девушки, но про то, что вай-фай ловится во всём доме Хулию предупредили едва ли не в первые десять минут по приезде. Дядя и тётя так пытались скрасить своей племяннице тот год, что ей предстояло прожить у них, что тётя Клара даже составила список всех молодёжных развлечений (от кинотеатров до дискотек), которые можно найти в их районе. Мало того, целый год, пока её родители в отъезде, Хулии не предстоит ходить в школу, правда, экзамены в конце года всё равно придётся сдать, но это уже такие мелочи.

На вокзале, несмотря на то, что мама постоянно посылала дяде Ансельмо и тёте Кларе (строго говоря, он был дядей папы, а не самой Хулии) фото подрастающей дочери, у пожилых родственников всё равно было недоумённое выражение лица. Последний раз они видели Хулию четыре года назад, когда приезжали в гости и дядя Ансельмо подарил племяшке штук двадцать "перманентных прыгунов" – мячики, которые отскакивали от стен практически вечно, при этом они как-то распознавали органическую ткань и огибали её. Хулии так понравилось стоять в комнате с прыгающими мячиками, без всякой опасности получить этим мячом куда-нибудь в чувствительное место, что она запустила их сразу все. Вечером маме пришлось вылавливать каждый, чтобы остановить. На следующее утро вновь запущенные мячики прыгали всё так же бодро, но к вечеру сами собой начали выдыхаться – надолго прилипать к стене прежде, чем отскочить от неё. К утру следующего дня все мячики превратились в неароматные комки слизи.

В гостиной с телевизором Хулия просидела около получаса, заглушив звук в достаточной степени приличия, чтобы можно было считать, будто она занята мельканием передачи не меньше, чем экраном телефона. Со своим новым изобретением дядя Ансельмо начал знакомить прямо после торжественного ужина, который закатили сразу по приезде с вокзала. Наверное, дядя был уверен в успехе, а потому планировал последующий вечер соответствующим образом, но тётя Клара была явно более реалистична, а потому стоило ожидать, что на вечер расписаны разнообразные планы развлечений, чтобы порадовать "малышку-племяшку". За короткий срок пребывания в гостях Хулия пришла к выводу, что пары без детей восполняют этот пробел тем, что сами остаются детьми. И планирование развлечений на каждый день для единственного появившегося у них ребёнка, им самим доставляет массу удовольствия. И подвести их для Хулии бы значило обмануть доверие кого-то невинного и не ожидающего подвоха.

Полчаса Хулия сочла достаточным временем, чтобы тётя Клара успокоила дядю Ансельмо после неудачи и решила поискать тётю, а заодно тихонько отрегулировать составленный график удовольствий с более реалистичным. В коридоре было темно и Хулия сразу определила, что если даже уговоры тёти Клары и подействовали, то оказались недостаточными. Дверь в кабинет дяди была открыта и было видно, как дядя лежит головой на письменном столе. Хулия робко постучалась:

– Дядя?

Дядя Ансельмо поднял голову. Он не плакал, просто быстро моргал.

– Но почему, если нейтроны первой группы продолжали ускоряться с андронной скоростью, модель не подействовала?

Хулия подавила желание пожать плечами. Если вступить в подобный разговор, дядя может счесть, что Хулия хоть на полмиллиметра понимает, о чём речь.

– Дядя, а что бы сделал аппарат, если бы работал правильно?

Дядя несколько раз моргнул в её сторону.

– Надеюсь, ты слышала про Валерио Антонио Санчеса? Это главный писатель нашей культуры!

Такая резкая смена темы разговора могла свидетельствовать о нелинейной логике. Или о приступе агрессивного безумия. Хулия решила сделать ставку на первый вариант. И понадеяться на свои успехи в беге, если второй вариант окажется более приближённым к истине.

– Ну, что-то вроде…

На самом деле Хулия впервые слышала это имя, но её робкое полусогласие дядя воспринял как безоговорочную просьбу рассказать больше. Он схватил со стола замусоленную книгу. Любой, кто был свидетелем спектакля в столовой, опознал бы дядину "любимую книгу", несколько листов из которой продолжали мирно лежать на аппарате.

– Валерио был величайшим мыслителем своего времени! Он был комиссаром жандармерии!

Дядя взял паузу, чтобы подчеркнуть значимость произнесённого, Хулия сделала мысленно несколько пометок в полученных в школе знаниях о жандармерии, решив, что сведения от дяди пойдут в разделе "Примечания".

– Валерио написал вот эту книгу, всего одну. Она называется "Рассказы без конца". Каждый этот рассказ обрывается на самом интересном месте, разгадок не существует. А ведь это всё – детективные рассказы. Многие исследователи думали, что все эти рассказы – из реальных дел, которые расследовал Валерио. Но на самом деле никто не смог найти точных аналогов. И если бы аппарат работал как надо, я бы смог докончить каждый из них!

В это время из коридора мимо Хулии прошла тётя Клара с подносом, на котором стоял дымящийся чайник и красная кружка с мультяшным мышонком Пересом, кажется, в отличие от уговоров, это было более действенное средство, потому что при виде чая, дядя расцвёл в улыбке.

– А чем бы мог помочь аппарат, дядя?

– Представь себе, Хулия, что механизм мог бы проникнуть в фантазию Валерио. И если бы всё сработало, на этих страницах появилась бы концовка моего самого любимого рассказа.

Дядя Ансельмо вздохнул. Кажется, даже чай перестал оказывать своё целительное воздействие. Дядю надо было отвлечь. Или дать выговориться. Второе было предпочтительнее, так как помогало удовлетворить собственное любопытство.

– А что за рассказ, дядя?

– Стоит ли такие ужасы на ночь? – вмешалась тётя Клара, которая в это время подливала дяде ещё ароматного чая.

Дядя с племянницей ответили в один голос:

– Ничего страшного.

И дядя начал рассказ.

– Эта новелла называется "Водяной". В деревушке Манельяс в 27-м году жил некий молодой парнишка Паскуале. Было Паскуале лет двадцать, но он был худой и тонкий, словно ребёнок. Он был неприятный малый, воришка и врун. Ещё и бездельник. Потому, когда он стал рассказывать в таверне, что видел водяного, никто ему не верил, поднимали на смех, хотя кто-то всё же угощал его стаканчиком. И никто бы не обратил на это внимания, если бы Паскуале не пропал на следующий день. Паскуале стали искать и даже попытались порыскать на дне озера, в котором, как он говорил, видел водяного. Но озеро так заросло ряской, что и не скажешь был ли кто на глубине или нет. Вдруг один из ищущих, шестнадцатилетний парень по имени Эстебан, заорал, что что-то видел в воде. Поисковый отряд проверил всё на том месте, где указал Эстебан, однако, как и было сказано, ничего не нашёл. А на обратном пути над Эстебаном стал потешаться его младший брат, пятнадцатилетний Мигель. Следует заметить, что до того момента братья были очень дружны, они жили на ферме, близ деревушки, кроме них на ферме был только их отец Хорхе, который славился своими вспышками ярости, мальчишки часто ходили в синяках. Это их противостояние общему врагу, крайне их сблизило, потому в отряде сильно удивлялись, что же нашло на Мигеля. Эстебан угрюмо огрызался и вдруг взорвался, сказав, что да, если даже в озере есть водяной, он его изловит, потому что пойдёт этой ночью на озеро. Кто-то из деревенских приятелей составил ему компанию в этом ночном походе, но на самом озере они струсили и Эстебан пошёл один. Раздался крик, и перепуганные деревенские парни увидели Эстебана, бегущего к ним. Он рассказал, что видел утопленника Паскуале, а за ним стояла сине-зелёная нечеловеческая фигура, с которой стекала вода.

На следующий день Эстебан стал героем дня, уже ему наливали в таверне, чтобы он снова пересказал историю. К вечеру к таверне подошёл Мигель со своими друзьями. Тон задавал Мигель. Он не только обвинил Эстеабана во вранье, но и стал прилюдно раскрывать его тайны и насмехаться над ним. Смолкший Эстебан долго терпел это издевательство. Многие деревенские пытались успокоить разбушевавшихся подростков, но потом все сходились во мнении, что Мигель будто сошёл с ума. Когда Мигель назвал имя девушки, в которую был влюблён Эстебан, и поиздевался над ней, старший брат не выдержал. Он налетел на Мигеля и стал его колотить. В какой-то момент деревенским стало не до шуток, Мигель упал, защищая голову, а Эстебан принялся пинать его. Испугавшись за жизнь мальчишки, местные оттащили разбушевавшегося старшего брата. Мигель вытер кровь с разбитой губы и пообещал, что в эту ночь он сам пойдёт на озеро. Его пошли провожать уже многие и многие. Но в какой-то момент Мигель сказал ждать им на том же месте, а сам отправился в темноту. Вдруг с озера раздался крик, но Мигель не вернулся. Несмотря на страх, около получаса местные искали Мигеля, но так и не нашли.

Его нашли наутро. Наполовину утопленное тело лежало в камышах. Он был так страшно избит, что его узнали исключительно по одежде. Судя по всему, мальчишку сбросили с утёса, надеясь, что тело утонет, но убийца не рассчитал и тело осталось в камышах. Арестовали Эстебана. Он отрицал, что убил брата, но так и не смог объяснить, где был, когда пропал брат. Его отец Хорхе утверждал, что в ту ночь не спал и обоих сыновей дома не было.

Эстебан сидел в тюрьме уже почти неделю, как водяной стал являться его отцу. Сперва Хорхе не сознавался, но потом в таверне проговорился, что каждую ночь он видит потустороннее создание. Несколько его друзей напросились ночевать. Они не спали: выпивали и играли в карты. И тут увидели, как застыл Хорхе. Обернулись к окну и увидели чьё-то лицо, покрытое водорослями. Они кинулись наружу, но никого не обнаружили. Все гости (а их было пятеро) клялись, что никто не смог бы убежать так быстро на открытой местности, чтобы они его не заметили. Когда все вернулись в дом, Хорхе был бледный как полотно.

На следующую ночь Хорхе предложили переночевать в чужом доме, лишь бы не возвращаться на проклятую ферму. Но наутро выяснилось, что Хорхе нет в отведённой для него комнате. Он повесился в сарае, а в его кармане нашли записку "Я – убийца". Снова допросили Эстебана и он сказал, что отец крайне плохо относился к разговорам о водяном. Мигель, на которого что-то нашло в ту ночь, стал и вечером похваляться, что найдёт водяного, тогда отец сильно ударил его и снова начал буйствовать, как это часто бывало принято в их доме. Эстебан сбежал и прятался всю ночь. Наутро, когда нашли тело Мигеля, Эстебан не решился рассказать про отца, боясь, что тогда отец убьёт и его. Так Эстебана освободили.

– А водяной?

Хулия сама не заметила, как сидит в кресле, обхватив колени.

– Так и не нашли. Даже если кто-то притворялся этим водяным, зачем он являлся подряд всем членам семьи? Как он мог прятаться на открытой местности? Почему так странно вёл себя Мигель?

– А это не могла быть мистическая история? То есть с настоящим водяным?

– Теперь мы не узнаем.

Дядя Ансельмо глубоко вздохнул. Кажется, он стал успокаиваться, однако всё ещё сожалел о том, что финала любимой истории не существует.

– По-моему, мы уже утомили Хулию, – вмешалась тётя Клара. – Милая, если хочешь, можешь пойти выспаться. Или ещё посмотреть телевизор, как пожелаешь. Ты здесь дома.

Хулия предпочла выспаться. Ну, или просто пойти в отведённую ей комнату и посидеть в сети с ноутбука. Например, поискать сведения про этого таинственного писателя. Вспомнить бы ещё его имя.

Как и было сказано, коридор был тёмен. Потому яркие всполохи из столовой притягивали к себе, как свечка притягивает мотылька или как коротящая розетка притягивает к себе всех членов семьи, пока кто-нибудь не сообразит, что стоит вырубить электричество. Хулия остановилась на пороге.

– Дядя Ансельмо! – нерешительно позвала она.

Безумный аппарат снова начал вертеться и шуметь.

– Дядя Ансельмо! – позвала Хулия чуть громче.

Она наклонилась и подняла один из листков, который, видимо, от вибрации отнесло с корпуса машины прямо ей под ноги. От гула машины завибрировал весь дом. А потом, как показалось Хулии, дом исчез. И ей потребовалась секунда, чтобы понять – исчезла она сама.

– Знаешь, такая зелёная рожа. Весь в водорослях…

"Я бы ему тоже не поверила", – подумала Хулия. Парень за столиком был тощий, некрасивый и обладал фантастическим умением сочетать в разговоре одновременно энергию и лень. Говорил он быстро, но как-то без вдохновения, словно ему было лень выдумывать подробности.

– Ну-ка, детка, тебе не рано ходить по кабакам? Если разоделась как мальчишка, думаешь, что тут и стаканчик нальют?

Над Хулией нависла тяжеловесная женщина, уперевшая руки в бока. Тут Хулия осознала, что у неё и самой есть тело. Тело, одетое в бордовые брючки и красно-белую полосатую водолазку без горла. Вид не совсем из 27-го года, но вроде и инаковость не до степени, чтобы её брали в плен и везли на проверку местному колдуну. Одна только загвоздка, прямо сейчас Хулия стоит посреди деревенского кабака. Посетители бросают на неё неприязненные взгляды, а некто, кто выглядит как хозяйка, уже подталкивает её к двери.

– Давай-давай. И на месте твоих родителей, я бы хорошенько тебя выпорола.

Хулия оказалась на улице в темноте, хлопая глазами (всё-таки так моргать – это семейная привычка). Определённо, она очутилась в рассказанной истории. Значит этот Антонио Санчес (вот какие потрясения нужны для того, чтобы сходу вспомнить фамилию полуизвестного автора) не сочинил эту историю, она произошла на самом деле. А если всё-таки сочинил? Это же означает, что Хулия теперь в чьей-то фантазии и стоит фантазирующему проснуться, как Хулия развеется вместе с чьим-то сном. Тут ей пришло в голову, что этот писатель из жандармерии, скорее всего, несколько десятков лет, как мертвецки мёртв. Она схватилась одной рукой за горло, почему-то ей стало сложно дышать.

– Тише, тише, – успокоила она себя. – Если бы это имело хоть какое-то значение, тебя бы здесь не было. Соображай, где ты, если не понимаешь, когда ты.

Вокруг была темнота. На чьём-то дворе заливалась-лаяла собака. Не приходилось сомневаться, что это та самая деревня Какбишьеёзвали. Значит в кабаке, из которого выперли только что Хулию, рассказывал о своей встрече с водяным Эстебан. Нет, стоп, не слишком-то это было похоже на Эстебана, да и толп насмехающихся подростков что-то не видать. Значит это тот первый, Паскуале? Почему Хулия забыла о Паскуале?

В этот момент в ответ на её мысли, дверь кабака распахнулась, и оттуда вышел, пошатываясь, Паскуале. На Хулию он не обратил никакого внимания и побрёл куда-то по улице. В голове Хулии что-то щёлкнуло, и она определила приоритеты. Первый и самый главный – выбраться отсюда. Второй – на всякий пожарный держаться поближе к главным действующим лицам истории, если Паскуале уйдёт достаточно далеко, будет ли трактир всё ещё существовать? На всякий случай стоит принять за рабочую версию, что всё это только фантазия Санчеса. Было бы слишком обидно внезапно раствориться вместе со всей этой улицей.

Она пропустила Паскуале достаточно далеко вперёд, чтобы он не заметил, что она, делая как можно более беззаботный вид, следует за ним. Заводить более близкое знакомство её не тянуло: ни в рассказе дядюшки, ни во внешности Паскуале не было ничего, что позволяло бы думать, что тесные отношения способны ей принести нечто дарующее комфорт и чувство защищённости. Вот зато посмотреть, как его будет утаскивать водяной – дело иное.

Однако, куда бы ни шёл Паскуале, его путь, кажется, лежал не к озеру. Они прошли всю деревню и тут Паскуале стал идти ровнее и много собранней. Кажется, до того алкогольное опьянение он просто изображал. Очень талантливо, но, думается, у него была богатая практика и щедрый опыт.

Они перелезли через забор (светила луна и Хулия видела, куда Паскуале идёт, а тот вроде бы особо и не думал, что кому-то настолько интересна его персона и не проверял слежку). По чьим-то чужим садам и задним дворам они добрались до довольно большого каменного дома. Окна были освещены, и Хулия остановилась, глядя на них. Высокая тень застыла с табуретом в руке – напротив тень поменьше и тоньше. Младший защищается рукой, но в него летит табурет, мальчишка падает, из дома доносится брань. Ещё одна тень бросается наперерез большой, но отлетает от сильного удара.

Хулия обняла себя за плечи. Всё то время пока продолжалось избиение, она не могла отвести взгляда. Понадобилось всего минут пять, чтобы драка прекратилась. Но это были долгие пять минут. Много дольше, чем экшн-сцены с неубиваемыми героями боевиков. Большой силуэт по разу пнул побеждённых и перешёл к отборной брани. Хулия обвела взглядом двор. Паскуале исчез. Она была уверена, что это дом Мигеля и Эстебана, но что Паскуале тут делает ночью? Она сделала несколько шагов, зацепилась за что-то ногой и полетела вперёд. "Ну, вот и всё", успело мелькнуть у неё в голове. Что именно "всё" она подумать не успела.

Сперва она решила, что всё обошлось только парой царапин. Но когда подняла голову, то увидела, что уже светит солнце. Медленно она стала подниматься, отряхивая колени и пытаясь сообразить можно ли упасть в обморок и пропустить несколько часов так, чтобы это было незаметно. С другой стороны, если она находится в чьей-то фантазии, то особенно придираться к происходящему не стоит. Для фантазии уже хорошо и то, что вокруг всё такое вещественное. Причём до такой степени, что может оставить вполне реальные царапины. А ещё рядом стоял мальчишка.

Мальчишка был примерно её возраста или чуть младше. Он смотрел на Хулию во все глаза. И сперва она подумала, что он потрясён её появлением из ниоткуда.

– Привет, – робко протянула она.

Выражение лица мальчишки не изменилось. Не факт, что его вообще интересовал способ её появления в данном месте в данное конкретное время.

– Ты видела, как кто-то перебирал камни в колодце?

– Чего?

Мальчишка перевёл взгляд куда-то ей под ноги. Невольно она взглянула туда же. Видимо, раньше на этом месте был колодец, но кто-то завалил его камнями.

– Ещё вчера они были все поросшие мхом. А ночью их кто-то перебрал, засыпал новые.

У мальчишки был высокий голос с какими-то плачущими интонациями. Хулия никак не могла понять, почему старый колодец вызвал у парня такой всплеск эмоций и почему стоит смотреть на камни в таком шоке. Ещё мальчишка был очень худ. С большим количеством синяков и кровоподтёков. Высокая тень с табуретом…

– Эстебан?

Мальчишка перевёл взгляд на неё и вдруг глупо хихикнул.

– Мигель.

Хулия вздохнула. Желудок сжался, кажется, она сейчас нарушит все правила, но она должна попытаться.

– Мигель, пожалуйста, это важно. Не надо злить брата и отца тоже. Не надо говорить про водяных и всякую такую муру…

Парень издал ещё один глупый смешок. Потом Мигель упёрся в колени и захохотал. Смеялся он тоже высоко и звук перешёл в рыдания почти сразу. Сквозь странные звуки своей истерики он выдавливал из себя:

– Колодец засыпали заново…

– Мигель!

Хулия успела увидеть фигурку повыше, а потом снова почувствовала, что исчезает. Какой-то невидимый великан словно стирал её ластиком.

На нарах лежал худой высокий мальчишка. Повыше Мигеля, хотя очень похож. Даже синяки и ссадины присутствуют. Запрокинув руку за голову, он спал.

Хулия сделала пару шагов к выходу и прикоснулась к тюремной двери. Значит Эстебана держали в одиночке. Возможно, в их деревеньке и не было столько правонарушителей, чтобы держать их всех вместе.

– Как ты сюда попала?

Парень проснулся и, опершись на локоть, сонно смотрел на неё. Хулии захотелось заплакать, значит предупреждение не сработало, этот мальчишка здесь из-за подозрений в убийстве брата. Но вместо этого она быстро отреагировала.

– Я журналистка. Из Мадрида. Хулия Мендес. Эстебан, почему ты не рассказал никому, что твой отец убийца?

Он не удивился, просто пожал плечами.

– А вы думаете, что на него раньше не жаловались жандармам? Всякий раз, как он нас избивал. Он дружит с мэром в главном городке. Никто не заводит против него дела, сколько ни жалуйся. Даже если бы он нас убил, и то ему бы ничего не сделали.

– Эстебан…

Хулия снова почувствовала странную лёгкость в рёбрах и отчаянно пыталась задать какой-нибудь важный вопрос. Но Эстебан уже откинулся обратно на нары и прикрыл глаза:

– Закройте дверь, когда будете уходить.

Чуть пощёлкивая аппарат затихал. Замедлялось кручение дисков на корпусе, меркли лампочки. Хулия лежала на полу, и щека её была прижата к половицам. Встала она медленно, тяжело опираясь на руку. Листы с машины разлетелись по всей комнате, и Хулия медленно стала их собирать, не отдавая себе отчёта, зачем же это делает. Механизм затих и в комнате остался только свет уличных фонарей. Где-то работал телевизор. Хулия заглянула под стол, проверяя не осталось ли там ещё одной страницы, а потом побрела по коридору. Тётя с дядей мирно болтали в гостиной, а по телевизору шла какая-то викторина. Чтобы ни происходило с Хулией и сколько бы это ни заняло времени, они не заметили.

Хулия тихо поднялась на второй этаж и бросила собранные страницы на стол, где стояла тарелка фруктов («Если ты ночью проголодаешься»), её заранее распакованный ноут и бутылка минералки. Чувствуя себя сомнамбулой, она прошла к своим вещам, рванула молнию на туристической сумке. Достала мягкий лётный шлем с большими очками, натянула по самые уши, села на постель, согнув ноги в коленях и схватив себя за щиколотки, и уставилась в окно. Дом её родственников стоял в престижном районе Ками де Мар, всего пара параллельных улиц отделяло их от цепи шикарных отелей, чьи окна и двери выходили прямо на пляж. Несмотря на то, что стояла ночь, Хулия слышала крики чаек. Улица была узкой, в доме напротив свет не горел, возможно, там сейчас никто не жил. Сидя на кровати, Хулия могла видеть тёмно-синее небо, подсвеченное жёлтыми уличными фонарями.