Ветра Пустоши. Книга 3. Возвращение

Дмитрий Литвинов

Ветра Пустоши. Книга 3. Возвращение

Глава 1. Кочевники

Нужно только решиться на переход через пески, а смелости отнять все это для себя нам не занимать. Право сильного – жить в достатке сытой жизнью. Мы сильны и тот край будет нашим по-праву!

Берег

Солнце, как и многие дни подряд, палило нещадно. Мощный морской бриз, срывавший пенные гребни с острых серых волн, не приносил желаемой прохлады и свежести. Человек отрешенно лежал на спине, его взгляд бессмысленно блуждал по натянутому полотну плотной ткани, сплошь покрытому дырами и порезами. Некогда, давно, еще в начале путешествия, это полотно служило парусом, но теперь оно более не способно ловить собою ветер. Мощную единственную мачту сломило сильным порывом ветра в одном из штормов, вместе с парусом повалило вдоль длинного борта двухслойного плота. Так она и осталась лежать наискось сверху вниз, уходя своей вершиной в воду. А некогда крепкий парус, дававший надежду на спасение четверым беглецам, теперь лоскутами беспомощно бился на ветру, давая изможденному человеку немного спасительной тени, образовывая некое подобие навеса над настилом-палубой плота.

Плот беспомощно скатывался с небольшого, в метр высотой, гребня очередной волны, чтобы снова вскарабкаться на следующий гребень. Им уже никто не управлял, рулевое весло понуро болталось из стороны в сторону, опущенное в соленую, как рапа, воду. Человек, безучастно лежащий на палубе, давно предоставил плот самому себе и воле ветра. Надежды уже не было, она давно оставила его. Сколько дней и ночей длилось это проклятое путешествие? Путешествие? – побег, попытка выжить! Фатальная попытка… Он уже и не помнил. Давно перестал считать дни. Судя по густой лопате спутанной бороды и отросшим свалявшимся волосам, счет дней уже перевалил за пару-тройку месяцев. А берега все нет…

Плот скатился с очередного гребня, уткнулся в основание следующей волны. От этого небольшого зарывания бревна, образующие его палубу, ожили, начали двигаться из стороны в сторону, как будто скользкие тела огромных змей, норовивших уползти из-под спины худого человека. От длительного морского путешествия, от постоянного намокания и высыхания под палящим солнцем, веревки, стягивающие бревна вместе, ослабли, а у мужчины на плоту не было уже ни сил, ни желания снова их подбивать и натягивать. Вот так от каждого нового толчка бревна приходили в движение, желая поскорее освободиться от веревок, расползтись в стороны, уйти в свободное одиночное плаванье.

Мужчина с впалыми щеками, повернул свое обветренное лицо в сторону небольшой единственной каюты. Двери, закрывающей вход в каюту, уже давно не было – ее использовали в качестве дров для приготовления незатейливой похлебки, когда закончился основной запас дров, припасенный с собой для похода. Никто тогда не знал, даже не подозревал, что этот поход окажется таким долгим, бесконечным. А для троих из них он оказался вечным.

Те трое так и остались лежать на настиле палубы в каюте, уснув вечным беспробудным сном. Первой на плоту закончилась еда, спустя несколько дней не стало воды, но дети, два мальчика погодки, к тому моменту уже умерли. Женщина несколько дней выла как раненная волчица, свернувшись калачиком рядом с двумя неподвижными телами. Иногда вой сменяли проклятия в адрес мужчины, за то, что впутал их в такую авантюру – пересечь большую воду в поисках лучшей доли. Все это время он, сидя на палубе, не решался войти в каюту, чтобы успокоить жену и попрощаться с сыновьями. Потом случился сильный шторм – мачту сломало ветром, парус разодрало в клочья. К утру вместе с завываниями буйного морского ветра, стихли завывания женщины. Мужчина целый день просидел в тишине на палубе, не решаясь войти внутрь, вслушиваясь в тишину – ничего. Даже привычных проклятий не было слышно. Тогда он все понял – но сил войти внутрь так и не нашел в себе, так и остался бессильно лежать на палубе, отрешенно глядя в сторону горизонта, ожидая своей участи.

Бревна мерно покачивались в такт переливам небольших темных волн, темные высохшие мумии на настиле в каюте мерно покачивались в такт с бревнами. Мужчина отвернулся от них, не в силах больше их видеть. Он дал себе единственный зарок – дожить до того момента, когда плот ткнется своими просоленными бревнами в твердый берег. Когда он похоронит свою семью, как полагается, тогда он сможет, наконец, проститься с ними. Конденсат, выпадающий по утрам, пополнял его скудные запасы воды. Со временем и еду мужчине удалось добыть, подбив несколько чаек, прилетевших попировать его усопшими родными. Вот только пировали не они… Увесистый металлический фрагмент тальблока, с привязанным к нему куском веревки, с четвертого броска угодил точно в мощное тело пернатого стервятника. Жертва еще трепыхалась, пытаясь спастись, когда тот же металлический кусок с силой трижды опустился на нее. Желтые редкие зубы впились в нее, сплевывая перья, разрывая плоть. Алая густая струйка текла вниз по перепутанным волосам бороды, крупные капли разбивались о бревна палубы, глаза охотника горели безумием.

Только одна единственная цель – добраться до берега и предать их тела земле поддерживала в нем силы и заставляла бороться за свою собственную жизнь. Ведь это он виноват в их смерти…

Серые волны ненавистной морской пучины у горизонта светлели, переставали вздыматься покатыми волнами, сглаживались, стелились ровно и гладко, будто бескрайняя степь. Совсем как та, которую им пришлось покинуть несчетное время назад. Их небольшое поселение, как и немногие селения рядом, вымирало – земля перестала давать урожай, пригодной для питья воды становилось все меньше. Даже самые глубокие колодцы, из которых еще их родители черпали питьевую воду, сейчас не давали пресной воды, ее вытеснила морская соленая вода. Дети в семьях погибали, кто при рождении, остальные в возрасте до пяти лет. Выживали единицы. Его двое сыновей, его надежда и опора в будущем –единственные выжившие из семерых рожденных детей. Первая жена умерла, рожая четвертого ребенка. А сейчас не стало ни сыновей, ни второй жены.

Он еще не сошел окончательно с ума, он хорошо помнил тот день, когда принял решение уходить из гибнущего поселения, уходить далеко на полночь. Но там его путь преграждала большая вода, целое море, а может и океан, и насколько далеко он простирался, не знал никто. Мужчина умел читать, своим отцом был обучен ремеслу. Из тех крупиц информации, почерпнутых из остатков старых книг, планов и карт, ему не удалось выяснить, насколько большой морской простор ему предстояло пересечь. Зато он твердо знал, что там, на полночь, когда-то был огромный мегаполис и еще множество городов и небольших сел вокруг. А это значило, что если и есть шансы встретить людей и найти ресурсы, то шансы эти находятся именно там. Жена восприняла его идею как безумие, но мужчина был настойчив и упорен в своем решении. Не медля более ни дня, он начал разбирать бесполезные теперь постройки скотного двора и хранилища кормов – живности в них давно уже не было. Бревна мужчина, с помощью сыновей носил к воде и вязал их вместе, сооружая большой плот. Но даже когда плот уже был полностью готов, когда в поселении почти не осталось живых людей, его жена все еще наотрез отказывалась с детьми отправляться в неизвестность, на плоту пересекать большую воду. Свое решение она сменила лишь когда, спустя несколько недель, умерла их младшая дочь. Только тогда женщина согласилась взойти на бревенчатую палубу. Мужчина, при помощи сыновей, столкнул плот в воду и они все отправились вдаль, навстречу неизвестному.

Замершая светлая полоска воды приближалась. Только сейчас мужчина заметил, что эта вода заполняла собою уже весь горизонт. Горизонт был неподвижен. Неужели земля?

* * *

– Заводи!

Послышался из моторного отсека приглушенный поднятым металлическим капотом голос.

Смуглый остролицый парень с темными кудрявыми волосами, собранными в тугую косу, сидевший в кабине за рулем, перещелкнул тумблер и вдавил кнопку на приборной панели перед собой. Другой темноволосый крепыш, стоявший возле моторного отсека, налег на кривую рукоять, торчащую из небольшой дыры переднего бронированного листа, начал с усилием ее вращать. Послышалось визжание ремней, утробное тарахтение V образного прожорливого монстра, упрятанного в утробе, обвешанного ржавыми листами не то автомобиля, но больше все же несуразного металлического короба на четырех колесах. Мотор натужно нехотя закряхтел, выстрелил в небо через выхлопную трубу тяжелое черное облако, затем с громким хлопком снова смолк.

– Да твою ж аспида в душу мать!

Донеслось из моторного отсека. Коренастый крепыш отпустил кривую рукоять, обессилено опустился перед траком, привалившись спиной к горячему лобовому щиту. Остролицый парень, сидевший в кабине, только громко цыкнул.

– Терез, это все бесполезно, мы ничего не сможем сделать с этой проклятой рухлядью.

Обратился в сторону кабины худой перепачканный мазутом коротко стриженый мужчина, вылезший из моторного отсека и подошедший к небольшому окошку кабины управления. Послышался металлический щелчок, затем люк, в котором было это окошечко, с лязгом упал вниз, повис на петлях, стукнулся о борт трака, сбив с него облако пыли, затем несколько раз отскочил от борта и, по инерции, снова грохнулся об него, с меньшей силой. В образовавшемся проеме просматривался профиль остролицего темноглазого паренька лет семнадцати. Он невозмутимо смотрел в лобовую щель перед собой.

– Напомни мне, зачем мы здесь?

Худой стушевался, втянул плечи, опустил голову. Сидящий перед траком крепыш сплюнул на песок перед собой.

– Доставить послание Наму Ремков.

Наконец выдавил из себя худой. Остролицый юноша продолжал многозначительно молчать, глядя через щель в бронированном листе перед собой. В пучке солнечного света, падавшего через эту щель, перед лицом Тереза в воздухе витала пыль, заполняя собою весь объем кабины. Худой кивнул.

– Хорошо, я попробую еще раз.

Перепачканный мазутом мужчина развернулся на месте и пошел, прихрамывая к моторному отсеку, встал на подножку, рукой взялся за откинутую вверх крышку, перемахнул через бронированный борт и полностью исчез в утробе несуразного бесформенного трака. Спустя какое-то время оттуда послышалась возня, металлический лязг ключей, отборная ругань и проклятия, никому конкретно не адресованные. Время тянулось мучительно долго. Солнечный луч, пробравшийся в кабину через смотровую щель, медленно полз вправо по кабине, подальше от остролицего паренька, сидевшего, словно каменное изваяние, за рулевым колесом. В кабине было жарко и душно, все лицо Тереза укрыли капельки выступившего пота. Некоторые, выросшие и потяжелевшие капли, превращались в ручейки, стекали вниз по лицу, к шее, устремлялись по груди к животу. Но парень их как будто даже не замечал, сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Его совсем не пугала перспектива остаться среди песков с поломанным и нерабочим траком, куда больше его пугала перспектива не выполнить поручение отца, не вручить важное послание, вернуться домой с позором.

Терез был первенцем у своего отца – старшим сыном, но это не делало его особенным в глазах отца, не добавляло отеческой любви и снисходительности. Отец обладал крайне неуравновешенным характером, часто приходил в бешенство. В одном из своих припадков ярости он одним ударом убил свою вторую жену, за то, что та посмела перечить его слову. Случилось это спустя три года после того как она родила двойняшек, оба мальчика оказались слабы здоровьем, и сильно болезненными с самого рождения. Отец от них отказался и выгнал из семьи, их мать отказалась бросить детей, вступилась за них, и вот тогда, все и произошло, на глазах у Тереза. Потом, во время родов, умерла и первая жена – мать Тереза. С тех пор отец не брал больше себе жен, место в его спальне теперь занимала Дерека – верная спутница отца во всех походах, прикрывавшая его спину во всех схватках. Верна она ему была всегда и везде – как в бою, так и в постели. Когда еще был жив дед, они с отцом не смели при нем показывать своей страсти – отец и Дерека были родными братом и сестрой, она была младше его на семь лет. За инцест дед убил бы их обоих. Дед – единственный кто по-настоящему любил Тереза, но он ушел из жизни в тот же год, что и мать мальчика. С тех пор мальчик стал сиротой – с одной стороны нелюбовь родного отца, с другой презрение со стороны Дереки. Она ненавидела Тереза за то, что он сын, наследник, от другой женщины, а она сама не способна родить потомка и наследника, причиной тому – ее бесплодие. «Порченная», так за глаза называли ее люди, но в лицо произносить этого при ней не смел никто. Помимо того что Дерека, как и ее брат, обладала неуравновешенным и вспыльчивым характером, она была чрезмерно злопамятна и мстительна.

Сзади послышались шаги и возня, в задний пассажирский отсек, через верхний откинутый огромный люк, влез крепыш, который крутил ручку кривого стартера. Он коротко взглянул на Тереза, опустился на ржавый металлический настил кабины и вскоре уже забылся крепким сном. Только ругань, да звон ключей, доносившихся из моторного отсека, наполняли звуками мир вокруг.

Терез тоже мог бы вздремнуть, делать все равно пока было нечего, но сон не шел. Мысли все витали вокруг прошлого, а о будущем думать совсем не хотелось. Если он не выполнит поручение отца – будущего у него уже не будет. Дерека только этого и ждет, чтобы он провалил задание отца, тогда она вольет яд раздора в уши отца, приведет его в бешенство, направит против сына, а дальше отца уже будет не остановить. Дерека прекрасно умела манипулировать и управлять отцом, как ей это было выгодно. Нужно гнать эти мысли прочь – еще ничего не потеряно! Он справиться, он выполнит поручение отца, он вернется домой как сын и наследник, а не как трусливый шакал, поджав хвост.

Что задумал отец, почему отправил его с посланием к Ремкам? Что находиться в этом конверте? К чему готовиться? С тех пор как его дед – отец его отца, вернулся с далекого похода на полночь, их клан стал почитаем, и разросся численно. Еще бы! – многие хотели породниться с великими воинами и завоевателями, дерзнувшими пересечь Пустошь, спалившими дотла несколько поселений, штурмовавшими огромный город в Пустоши, захватившими множество трофеев и пригнавшими огромное количество рабов. Рабы – самый ценный товар и ресурсы, особенно здесь – это и рабочая сила, это и еда, другой в этих землях попросту нет. Отец долго оставался в тени своего великого родителя, не смея претендовать и на частицу его славы. А когда деда не стало, отец, подогреваемый нашептываниями сестры, дал волю своим амбициям. Амбиции хлынули через край, залили белые пески Пустоши в крови года меж клановых войн, за ресурсы и оставшуюся технику. Но главное за беспрекословное подчинение соседних кланов единственной воле – воле его отца. За год резни много мелких и разрозненных кланов послабее удалось подмять под себя, но оставалось еще два больших и сильных клана. К одному из них, по поручению отца, и отправился с посланием Терез. Было ли отослано послание к Наму другого клана, Терез о том не знал. Что замыслил отец, чего ждать – новой войны или мира? Зная нрав отца и настроение Дереки, Терез скорее склонялся к первому варианту развития событий.

– Готово, можно пробовать заводить.

Голос сбоку раздался неожиданно, разом вырвав Тереза из пучины мыслей и раздумий. От неожиданности юноша вздрогнул, повернул голову влево. Рядом с кабиной стоял худощавый смуглый ремонтник, полностью перепачканный мазутом, и скалился Терезу. Юноша кивнул, повернулся назад в пассажирский отсек, сильно ткнул кулаком в плечо смуглого крепыша. Тот поднял голову, с трудом разлепил глаза, сонно уставился на Тереза.

– Подъем, за работу пора!

– А?

Не понял смысла сказанного крепыш.

– Я говорю, рукоять иди крутить. Заводим трак.

Пояснил Терез. Крепыш пришел в себя, кивнул и, кряхтя, полез в люк. Спустился на песок, обошел трак, взялся за рукоять.

– Готов!

Крикнул он Терезу. Юноша вдавил кнопку на панели перед собой. Крепыш мощно крутанул кривой стартер, затем еще раз. Снова визг ремней, утробное тарахтение мотора, сначала нечастое с перебоями. Терез вдавил ногой правую педаль до середины, мотор взвыл, выпустил из выхлопной трубы вверх густую черную струю. Терез отпустил педаль, затем еще несколько раз нажал ее – мотор отзывался раскатистым завыванием, каждый раз выплевывая в небо новую порцию черного дыма.

– Готово, по местам лишенцы!

Радостно скомандовал юноша. Худой ремонтник захлопнул крышку моторного отсека, закрепил ее. Смуглый крепыш убрал кривую рукоять ручного стартера. Оба мужчины влезли в большой люк сзади, разместились в пассажирском отсеке. Терез выжал до упора левую педаль, перевел рукоять справа от себя в переднее положение и плавно отпустил педаль, добавив «газу». Двигатель набрал обороты, трак мощно тронулся с места. На тяжелом бронированном траке Тереза было всего две передачи – одна для движения вперед, другая соответственно, для движения задом.

Мотор надрывно рычал, внутри бронированной утробы стального монстра, юноша крутил рулевое колесо, сосредоточено вглядываясь вперед, через смотровую щель-бойницу, выбирая удобный маршрут и петляя между небольшими песчаными холмами. Смуглый крепыш, перебрался вперед и уселся в кресло справа, рядом с Терезом, уставился вправо через еще одну щель-бойницу.

Потерять направление движения, и сбиться с пути здесь было невозможно – все движения к соседям и от них происходили вдоль морского берега. На сколько далеко на восход и на закат простиралась эта водная гладь, не знал никто. В месте обитания кланов еще до сих пор можно было добывать из-под земли нефть и перегонять ее в топливо для траков. На единственной гряде возвышенностей, где и обосновался клан Тереза, сохранились остатки древнего города. Все ценное, что можно было там собрать пошло в ход. Другим соседям повезло меньше – в их местности городов не сохранилось. Зато там, в огромном изобилии, были оставлены остовы автомобилей, кораблей и прочей техники, а также фрагментов зданий и конструкций, снесенные сюда водами отступавшего с полночи океана. Несколько таких ржавых остовов небольших кораблей, только что минул трак Тереза. Запасы нефти становились все скуднее, Терез помнил, что за последние пять лет полностью истощились шесть скважин на их гряде. У соседей была та же ситуация. А что они будут делать, когда нефть закончиться полностью? Как без своих бронированных монстров они смогут совершать набеги? Да и на кого они будут совершать набеги – все, что осталось известного им вокруг, это их кланы, остальные были давно покорены или разорены. А еще есть большой город далеко на полночи…

– Терез смотри!

Вдруг окликнул юношу, сидевший справа смуглый крепыш, и указал вправо в свою щель-бойницу. Терез попытался через нее рассмотреть, на что именно ему указывал парень, но из-за тряски и подпрыгивающего на кочках трака, ничего увидеть не смог.

– Что там?

Наконец спросил он, оставив попытки рассмотреть что-либо самостоятельно.

– Кажись человек.

Ответил смуглый крепыш.

– Один?

– Да, я вижу одного.

– Что он делает?

– Ничего, просто сидит на берегу.

Терез кивнул, вывернул рулевое колесо вправо и направил трак в ту точку, куда указал крепыш. Вот, теперь Терез уже и сам увидел впереди худую одинокую фигуру, человек повернул в их сторону голову, но остался сидеть на месте неподвижно. Не доезжая до одинокой фигуры пятидесяти метров, юноша остановил трак, перевел рычаг в «нейтральное» положение, мотор глушить не стал. Достал, лежащий вдоль сиденья АК-47, опустил вниз флажок предохранителя, дослал патрон в патронник. Смуглый коренастый крепыш и худой ремонтник проделали то же самое.

– Прикроешь меня.

Сказал Терез крепышу, тот оживленно кивнул.

– А ты страхуй нас с тыла.

Терез с крепышом откинули вниз вторую половину кормового люка, та, скрипя на петлях, нехотя провернулась, грохнулась вниз на песок. Пара, вскинув автоматы перед собой, устремилась наружу по наклонному металлическому настилу наружу. Худой смуглый ремонтник присел с автоматом в проеме, переводя дуло автомата вправо-влево, контролируя сектор перед собой.

Пара автоматчиков обошла трак с боков – Терез слева, коренастый крепыш справа, он отстал от Тереза на пять метров и пошел параллельным курсом, внимательно осматривая сектор справа от себя. Мужчина, сидящий на песке, не шелохнулся, он продолжал безучастно следить за действиями вооруженных мужчин, приехавших на диковинном рычащем металлическом монстре.

Терез остановился в нескольких шагах от худого мужчины – скелет обтянутый кожей, коричневая, покрытая солнечными ожогами и язвами кожа. Густая лопата спутанной бороды, отросшие свалявшиеся волосы, впалые щеки и ввалившиеся темные глаза довершали образ незнакомца. Незнакомец продолжал неподвижно сидеть на песке возле трех свежих холмиков песка. За его спиной, у кромки воды подпрыгивал на мелких волнах двухслойный плот со сломанной мачтой.

Трудные решения

Ослепительно белый диск солнца только что полностью показался из–за горизонта. Оттолкнулся вверх от далеких бескрайних песков на восходе, устремился ввысь в голубую безбрежную бездну, чтобы заполнить все своим светом, согреть своим бесконечным теплом.

Высокий, широкоплечий мужчина задумчиво сидел на краю кровати, наблюдая, как по полу робко крадется яркий лучик света. Смуглую кожу мужчины, покрывали мелкие блестящие капельки пота, упругие мышцы бугрились под ней. Он замер на месте, не решаясь пошевелиться. Маленький утренний гость тем временем уже подкрался к кровати, принялся карабкаться вверх. Прыгнул на обнаженное округлое бедро, призывно манящее мужчину. Женщина пошевелилась. Ожила татуировка на ее крепкой спине – языки пламени и морские волны переплелись в диковинном танце противоборствующих стихий. Темные локоны жестких волос рассыпались по смуглым плечам, женщина приподнялась на локте, повернула к мужчине выразительное лицо, бездна карих глаз встретилась взглядом с темной бездной его глаз. Красавица улыбнулась ослепительной улыбкой.

– Таназ, давно ты не спишь?

Остролицый мужчина улыбнулся в ответ. Игра света и тени на его лице подчеркнули длинный, словно клюв, нос, усилили сходство с хищной птицей бескрайней Пустоши.

– Всего пару часов.

Отрешенно ответил он. Женщина поднялась, уселась на кровати перед ним, выпрямила стройную спину. Полная грудь призывно манила мужчину.

– И чем же ты занимался все это время?

Улыбка не покидала губ кареглазой красавицы, глаза все так же неотрывно смотрели в глубину его глаз. Мужчина отвернулся, посмотрел в сторону восхода, туда, откуда пришел утренний гость и разбудил его женщину, покой которой он оберегал.

– Размышлял.

Сухо ответил он. Улыбка покинула губы женщины, она задумалась на мгновение. Потом стремительно, словно вея, подалась вперед, отыскала своими губами его губы. Потом она нежно провела своей ладонью по жесткой темной щетине на его щеке.

– Все получиться, слышишь? Даже не сомневайся – это твое предназначение. И ты его исполнишь! Прошло еще слишком мало времени, гонцы даже еще не успели добраться до места.

Таназ поцеловал женщину в щеку. Встал, принялся одеваться.

– Я знаю Дерека. Меня сейчас не это заботит.

Женщина откинулась на спину, сладко потянулась всем телом – не дать ни взять – дикая своенравная кошка, такая же изящная и гибкая снаружи, такая же дикая и хищная внутри.

– О чем же тогда твои заботы?

– Я не доверяю звеньевым – с их лживых ртов лесть льется бурными потоками. Сегодня сам все проверю, времени на подготовку почти не осталось.

Женщина тоже поднялась, принялась одеваться – высокая, стройная, широкие плечи, крепкое телосложение под стать мужчине.

– Если вскроется обман, виновных нужно будет жестоко наказать в назидание остальным.

Буднично произнесла она. Таназ кивнул, заканчивая с пуговицами на плотной куртке. Женщина оторвалась от своей одежды, внимательно посмотрела на него.

– Это все причины, по которым ты такой хмурый?

Таназ повел плечами, как будто разминаясь перед кулачным поединком.

– Нам Ремков. Трусливый, хитрый изворотливый аспид, с ним будет не просто, если вообще будет.

Взгляд Дереки вспыхнул.

– Зачем тогда послал к нему Тереза? От мальчишки нет толка, ты ведь знаешь. Он загубит все дело. Нужно было ехать мне самой.

Женщина распалялась. Таназ спокойно посмотрел ей в глаза.

– Я Нам. Терез мой сын – сын Нама, ты же знаешь…

Мужчина не закончил.

– Я знаю, что ты хочешь сказать – что женщина не может говорить от лица своего мужчины, тем более она не имеет права голоса, не являясь его женой. Удел женщины – рожать и украшать собою его дом.

Таназ опустил голову – снова этот разговор, он знал к чему все идет и чем все закончиться. Так уже было сотни раз. Но он не смел просто взять и уйти, не мог повернуться к ней спиной. Сделать так – значило унизить ее, втоптать в пыль, которая под подошвами его сапог.