Киев не пропадет. Хроника киевских будней

–Группа The Rolling Stones

Во время проведения фестиваля Мик Джаггер был в Австралии на съемках фильма «Нед Келли», да еще и в главной роли. Поэтому на приглашение организаторов даже никто не ответил.

–Группа Spirit

Spirit отклонили приглашение играть, так как у них уже были запланированные концерты, и они хотели сыграть их вместо «Вудстока», не зная, насколько большим будет фестиваль.

–Группа Tommy James and The Shondells

Группа отклонила приглашение организаторов. Вокалист Томми Джеймс сказал позже:

– Мы отказались, и несколькими днями позже поняли, что мы пропустили.

Много позже Вудсток станет не только культурной легендой, но также и успешным, хорошо продаваемым брендом. Все права на имя фестиваля и его атрибутику будут принадлежать компании Warner Brothers. И на логотипе фестиваля место голубя на грифе гитары должен, по идее, занять жирный крылатый бакс.

А с миром и любовью…? С ними все те же проблемы.

Глава 7

Эту незамысловатую историю вся компания, включая и брата Мартона, слушали с открытыми ртами. Все знали о том, что где-то там, за бугром, был какой-то «Вудсток», но что это было такое….

Конечно, мы – почти все – были не хиппи, а, скорее, хиппи выходного дня – только внешне, но все же мы и не были этими мерзкими комсомольцами, которые только и умели стучать на всех подряд, да с утра до вечера нести полную ахинею про будущее и настоящее на всевозможных собраниях.

А откуда я о Вудстоке столько знаю? Да слушаю по «Вражескому голосу», как в шутку тогда называли «Голос Америки» тематическую передачу «Вудсток». Никто даже не сомневается в правдивости. Тогда слушали многие.

Здесь мама Мартона нас и накрыла. Женщина взрослая и понимает к чему может это всё привести, если прознают в органах или, что более вероятно, комсомольцы, которые органам нас и сдадут без колебаний. Ох, и летели мы из нашего бара! Поразбивала мудрая женщина все топором. Теперь вижу, правильно сделала!

Собираться больше негде. Попытались мы с Гнедым, моим одноклассником, ездить на Космодром – площадь Космонавтов. Там, в его бывшем дворе на Ереванской, всегда собиралась колоритная компания. Гнедой – поляк, а поляки всегда держатся вместе. Вот они и дружили с таким же поляком Зузаной.

Но руководили всем и вся на Чоколовке, конечно же, не они. Были там свои авторитеты. Самый главный, безусловно – это Вова Пуля. И хотя Пуля учился в сто семьдесят восьмой школе на Воздухофлотском, но свободное время, а его у Пули было предостаточно, проводил ближе к Космодрому. Чаще всего его можно было встреть на улице Донецкой, и тогда – прячьтесь, прохожие. Но к нашему там появлению у Пули уже было два срока и авторитет в городе. На нас он внимания даже не обращал.

На Ереванской проживал и Гарик Джиба, но отношения с ним у нас как-то сразу же не сложились. Зато сложились с Юрой Джибой и Попиком. Те ещё авантюристы. То рундук пивной откроют на базаре и, почему-то, им платят не только продавцы разливного пива, но и все остальные торгующие на базаре. То квартиру на верхнем этаже сдадут директорам местных магазинов, где те шпилят и приводят с утра до вечера проституток. А потом стали как-то обворовываться все магазины, директора которых посещали эту самую квартиру.

Но нас с Гнедым, Длинным и Сотником больше привлекает спорт и очень интересует рок-музыка, которая просачивается в виде пластинок из-за железного занавеса. Встречаемся уже больше на тренировках. А я начинаю еще и стучать на барабанах у себя на Борщаговке. То Макс сколотит группу, то играем вместе с Трафом и Васей Федяем. Вася – высокий интересный заводила из восемьдесят третьей школы.

Только у Лысого постоянный ансамбль. В группе играет мой школьный товарищ Софа – совершенно безвольная личность, но музыкант великолепный. Он и привел в ансамбль солистку Ленку Щербакову. Вместе учатся в Консерватории. Он же и явился ко мне со слезами на глазах и просьбой отстать от Ленки. Софа, видите ли, в неё влюблен. А я, идиот, взял и пожалел Софу – согласился.

Вот тут-то и случается трагедия. Дальше их будет много, но эта – первая в моей жизни – оттого так мерзопакостно на душе. В восемьдесят третьей вечерами проходят тренировки борцов. После тренировки они уже почти всем составом, с подключением блатных и бакланов из поселка «Победа» сидят на лавочках, играют на гитарах, кто пьет. В общем – клуб на свежем воздухе.

Там же бывал и Вася, там же – Дэнык – щуплый отморозок, но всегда с ножом в кармане. Мне всё это не нравится. Через нашего общего друга Падишаха передаю ему все время предостережения:

– Я тебя очень прошу. Не ходите вы с гитарами на стадион. Дэнэк сейчас все время с ножом ходит. Вы можете держаться от Дэнэка подальше? Ходите на наш стадион к тринадцатой школе.

– Мы что, должны бояться этого придурка? У него еле душа в теле.

– Падишах, у него нож всегда с собой.

– Хватит чушь молоть, – уже кипятится Падишах. Он меня старше и здоровее. Уже и драться готов лезть. – Мы с ними со всеми справимся. Понял?

А Дэнэк все нарывается. И, как и следовало ожидать, засадил ножом Падишаха. Тот еле успел гитарой закрыться. Гитара вся разлетелась. Вася пытается заступиться и получает удар ножом в живот. Смерть.

Как только Дэнэк сел на десятку, на арену выходит еще один персонаж – Мартын. Он-то мне и нужен. Молодой, да ранний. Участвует во взрослых драках еще с шестого класса. Он моего возраста и с ним мне будет легче договориться. И у меня уже есть план.

На поминках Васи я оказался сидящим рядом с его девушкой Наташкой Сабариной. Наташка все время ревёт, зубы стучат о стенку стакана. Прямо жуть. Падишах поручает мне проводить девушку домой. А Траф добавляет:

– И ты, это, постарайся её как-нибудь отвлечь. Ты же, дурак, сам отказался от нашей певицы. Теперь свободен. Постарайся привести Сабарину в порядок. Ну, сам понимаешь….

Я понимаю, провожаю. Наташка реветь перестала, идет, держа меня под руку и прижимаясь ко мне. Возле подъезда останавливаемся.

– Спасибо, что провел. Зайдешь?

Я пока не готов к такому повороту событий.

– Давай в следующий раз.

– Хорошо. Жду.

Наташка живет рядом с восемьдесят третьей школой. Поэтому, не мудрствуя лукаво, в этот самый «другой раз», проводив девушку домой, подхожу во двор этой самой школы. В сумке у меня пять по 0,75 биомицина, как тогда называли вино «Бiле мiцне».

– Привет, пацаны, – как ни в чем ни бывало, обращаюсь я к ним.

– Здорово. Ты кто? – c нескрываемой угрозой в голосе отвечает мне из темноты какой-то штымп.

– Сережа Гималайский из тринадцатой, – как можно добродушней отчитываюсь.

– Что надо? – опять тот же совсем недоброжелательный голос.

Вижу, как к нам подтягиваются еще несколько человек, неизвестно откуда взявшиеся.

– Хочу с вами выпить, – и достаю вино.

Компания добреет, но знаю прекрасно, что с ними расслабляться нельзя. Да еще вижу среди них Лиму – это тот еще отморозок.

Сидим спокойно, выпиваем. Пошли в ход анекдоты.

– Ты зачем пришел-то? – наконец задает давно ожидаемый мною вопрос невысокий, но крепкий пацан с бородой, Юра Ленин.

– Хочу с Мартыном поговорить.

– Говори. Вот он и сидит.

Юра указывает на угрюмого парня, который очень внимательно на меня смотрит. Отошли в сторону на край стадиона, и я достал бутылку хорошего марочного портвейна. Володя, среднего роста, ничем не выделяется из толпы своих сверстников. Ну, разве что – и то, если присмотреться – в глаза бросаются очень крепкие, широкие в кости руки да «гранитный» подбородок.

Предлагаю Мартыну организовать команду бойцов, для которой я найду применение.

– А с какой стати мы должны тебе подчиняться?

– Не должны, но я докажу, что смогу всё организовать.

– Хорошо, если докажешь, то я согласен. Что я должен делать?

– Ничего. Живи своей жизнью и помни о нашем разговоре. Если хочешь, то будешь участвовать, время от времени, в наших делах. Деньги пока будут небольшие, но, когда надо будет, то я дам команду, и, главное, быть к этому морально готовым.

– Долго ждать?

– Нет. Пару-тройку лет.

Глава 8

В это время на Матвеевском схожусь близко с хулиганами, живущими на Подоле. Они старше меня и гребут на восьмерке. Загребной у них и, по совместительству, второй человек в одной из подольских банд – Серега Шева, человек авторитетный на Подоле. Летом мы целыми днями на тренировке и только по воскресеньям встречаемся на Центральном пляже. Здесь весь Подол и Центр. Каждый уважающий себя киевлянин, за исключением разве что жителей Дарницы, отдыхает именно на Центральном.

В районе Золотоворотского, как называют этот сквер киевляне, обитает еще одна банда во главе с бородатым человеком, известным в Киеве, как Моряк. В банду входит и Вовка Лысый. Это высокий, плечистый, никого и ничего не боящийся пацан. И, как и положено музыканту, у него длинные волосы до плеч. Он бывал уже во Франции и видел там настоящих хиппи. Поэтому также иногда ходит босиком по улице. К тому времени он уже переехал вместе с родителями из одной комнаты в коммуналке в двухкомнатную брежневку на Борщаговке, которую приезжие почему-то называют хрущевкой.

Вовка Лысый руководит и всем хулиганским движением на Борщаговке. Он – мой сосед. Мы часто играем вместе в группах: он на гитаре, а я на барабанах, и, похоже, он меня уважает. Даже берет с собой на кое-какие разборки в центре. Во время этого выбивания долгов мы и получаем опыт и, по-моему, авторитет в Киеве.

В нашей подольской компании часто бывает и Лёсик. Небольшой, но очень наглый субъект, уже успевший отсидеть на «малолетке».

И как-то получается, что я, благодаря своим знакомствам и с Мартоном со Сталинки, и с подольскими, и с золотоворотскими, и с борщаговскими, постепенно втягиваюсь в постоянные выяснения отношений. Мало того – становлюсь и каким-то диспетчером по разборкам!

Сегодня мы помогаем выбивать карточные долги на Сталинке, а завтра едем бить зарвавшихся «чертей» на Борщаговке, послезавтра берем под защиту продавца пивом с Подола. Закрутилось. Пропускаю даже иногда тренировки и прекрасно понимаю, что близко знакомить всех со всеми не стоит. Зачем тогда я нужен? Будет руководить Мартон или Лысый, или Шева, например. Пока мне удается лавировать между всеми благодаря тому, что ко мне стекаются все пожертвования от потерпевших и принятых под нашу защиту, конечно.

Но вот что-то в центре у нас не заладилось. В доме Моряка поселился какой-то странный субъект. Начал с того, что написал на Моряка жалобу или донос участковому о каких-то личностях не комсомольской внешности, которые нигде не работают, целыми днями сидят с гитарой во дворе, а вечерами занимаются подозрительными делами. Это все мы.

Хочешь войны? Мы тебе ее дадим.

Сегодня ночью Лысый, Миха и я вышли из квартиры Моряка. Он живет сам. Поднялись на пятый этаж и быстро пролезли по лестнице на чердак, а оттуда – на крышу. Конечно, замок на чердачном люке заранее был сбит. Вся наша команда, неторопливо и не шумя, подошла к месту над окнами этого, как потом выяснилось, Васи. Они с Моряком живут в разных концах дома.

Окна на последнем этаже, и с земли их не достать. Прекрасно. Лысый опускает веревку с хорошо привязанным к ней кирпичом на уровень Васиных окон и закрепляет эту длину крепким узлом. Теперь остается только подтянуть кирпич наверх, а потом опять его бросить вниз, крепко держа инструмент устрашения за узел. Кирпич делает круговое движение и влетает прямиком в нужное окно. Затем, то же самое проделываем и мы с Михой.

Три окна вдребезги, а мы спокойно, без суеты, спускаемся в свой подъезд и выходим через второй черный выход во двор. Через проходняк перемещаемся уже на совершенно другую улицу, не забыв при этом положить кирпичи на место.

Дальше компания трех молодых людей спускается по знаменитой из «Адъютанта его превосходительства» лестнице на улицу Чапаева, а там спокойно стоит «тачка» с желтым огоньком и Калиной за рулем.

А где был в это время Моряк? Хороший вопрос! Моряк, как и положено по конспирации, перед этим напился пьяным, был оставлен товарищами на лавочке и преспокойно провел ночь в вытрезвителе на другом конце города, отделавшись штрафом в десять рублей.

Но товарищ не понимает. Видать, не одним нам он насолил и еще не знает, от кого можно ожидать такой подлянки. Он пытается продолжать выяснять отношения с Моряком и пишет заявление на имя самого начальника милиции, обвиняя Моряка и всю его подозрительную компанию во всех смертных грехах.

Как бы то ни было, а нас это уже раздражает. Участковый стал постоянно по несколько раз в день захаживать проверять наш двор. Моряку предъявлены требования в месячный срок устроиться на работу, а заодно и заложить всех своих друзей, околачивающихся возле него.

Хорошо. В нашем арсенале есть и более радикальные, и даже смешные затеи.

За бутылку «Московской» водки стоимостью в два рубля восемьдесят семь копеек уборщик из общественного туалета на Бессарабке в субботу готовит нам целый кулек… самого настоящего вонючего говна, и оставляет это изделие в укромном месте.

А в воскресенье с самого утра Моряк отправляется на Центральный пляж, где будет отдыхать целый день на виду у сотен киевских отдыхающих и многочисленных своих знакомых.

Утром в воскресенье Василий любит пройтись несколько раз вокруг Золотоворотского садика и поразводить руками в разные стороны. Кайфует от нового местожительства. Жлоб еще тот! Вот тогда они уже стали нас вытеснять из родного города!

Солнце недавно показалось из-за крыш старинных зданий, видевших здесь и Столыпина, и Багрова так, как видит сейчас Лысого и Василия. Не видело Светило здесь только Распутина. Побаивался Григорий Ефимович этого места.

– Уж не примеряешь ли ты на свою голову лавры Григория? – услышал я над правым ухом голос. – Не нужно. Он плохо закончил.

Я невольно вздрогнул и оглянулся. Никого. Только возле Золотых Ворот крутится пара-тройка зевак, да на одной из лавочек преспокойно сидит ВиктОрчик. На скамейке рядом с ним лежит коробка с «Киевским» тортом. Но руки, почему-то, в перчатках. Это летом-то! Хорошо, что на дворе солнечное утро, и зеваки еще не собрались вокруг развалин Золотых Ворот.

Во время этого променада Лысый не спеша подходит к Васе и с гримасой, которую позже освоят все киноактеры, играющие плохих парней, говорит:

– Чувак. Слушай здесь. Завтра пойдешь к ментам и заберешь свое заявление. Это если по-хорошему. Если же по-плохому, то будешь нам должен до конца дней своих в Киеве. Так что выбирай.

Ему бы и выбрать хороший вариант. Так нет же! Он, как мы уже выяснили, очень крут. Он директор большого нового гастронома на Русановке – распоряжается потоками дефицитных товаров. У него все влиятельные люди того времени отовариваются. Он новый хозяин жизни. Вася хватает Лысого за руки и кричит:

– Попался! Сейчас ты пойдешь со мной в милицию. Я тебе покажу, кто здесь хозяин!

Лучше бы он этого не делал и не кричал. Лысый преспокойно выкручивает свои руки и отходит в сторону, а со скамейки вскакивает ВиктОрчик, на ходу доставая из коробки известный нам кулек и с разбегу влепливает Василию этот кулек в рожу. После этого деловито насаживает и коробку из-под торта на голову остолбенелому начальнику дефицита. Лысый с ВиктОрчиком переходят Лысенко, углубляются в проходной двор и через Франко и Чапаева очень скоро оказывается на площади Победы.

Мы, по простоте душевной, подумали, что дело примет ментовской оборот и подготовили к этому всевозможные алиби. Не учли мы, по неопытности, самого главного: Василий, как и очень многие уже к тому времени распоясавшиеся от шальных денег и безнаказанности торговые работники, оказался… шпилевым. А раз шпилевой, то и вокруг них всегда крутится бесконечное количество всяких блатных, бывших спортсменов, охраняющих крупных игроков, выколачивающих карточные долги и оказывающих прочие подобные услуги нашим богачам.

Прошло совсем немного времени, и как-то поздним вечером Моряка и провожающего его Калину встретили возле подъезда. К этому времени Моряк где-то раздобыл переведенное на русский язык пособие по рукопашному бою для сотрудников Абвера, и они с Калиной усиленно тренировались. Да и при себе Моряк всегда имел нож. У Калины в этот вечер нож был тоже. На тренировке они отрабатывали ножевой бой.

Моряк с Калиной подходят к дому Моряка, поворачивают во двор, и тут дорогу им преграждают восемь человек уркоганской наружности. Урки двигаются в сторону Моряка и Калины, окружая их. Первый из них – с ножом.

Тот, который с ножом, бросается на Моряка. Моряк успевает достать из кармана свою финку и, увернувшись, бьет бегущего на него. Первый урка падает и не встает. Калина сбивает с ног второго нападающего и бьет финкой третьего. Тот падает и не встает.

Моряк становится спиной к спине Калины и успевает нанести два удара набросившемуся на него четвертому урке, но в то же время пропускает удар сбоку от пятого и второй удар с другой стороны от шестого. Моряк падает.

Моряка начинают бить ногами пятый и шестой урки. Моряк закрывает лицо руками. Калина разворачивает и бьет финкой пятого урку. Тот приседает, держась за бок, потом заваливается в сторону.

Шестой бандит прекращает бить Моряка, разворачивает к Калине и вынимает свою швайку. Моряк вскакивает и сбоку выбивает нож у шестого. Моряк начинает драться с шестым бандитом, нанося и пропуская боксерские удары.

На Калину прыгают сзади седьмой и восьмой уркоганы, а с трудом поднявшийся второй урка, бьет Калину финкой. Калина хватается за живот и заваливается вперед.

Моряк добивает шестого соперника. Тот падает и не встает. Моряк хватает швайку, выроненный шестым уркой и бьет им в бок второго визави. Тот падает и не встает.

Моряка обхватывает сзади седьмой и восьмой уркаганы, а четвертый с подскоком бьет Моряка ногой в живот. Моряк теряет сознание, но четвертый бандит бьет Моряка ногой еще раз.

Раздается милицейская сирена, седьмой и восьмой уркоганы бросаются врассыпную. За ними, сильно хромая, убегает и четвертый бандит. На земле остаются лежать Калина, Моряк, первый, второй, третий, пятый и шестой уркоганы. Рядом резко тормозит милицейский уазик, из него с криками выскакивают четыре милиционера.

Такая некрасивая история. Моряк получил свои шесть, Калина – четыре. Почти не пострадали нападавшие. А седьмой и восьмой урки, вообще, были отпущены из зала суда.

Ну, это все нас взбесило! Прямо днем, когда дома остался один Василий, Кудя стоит на стреме на нижнем, я – на верхнем этаже. Там же и Макс в парике с длинными волосами, который мне привезла тетя из Польши. Миха звонит в дверь. На грозный оклик:

– Кто там?

Миха отвечает:

– Телеграмма из суда.

Видимо, это «из суда» действует завораживающе. Знает, сукин сын, что рано или поздно, но суд будет. Наш Вася открывает многочисленные замки на дверях, а в это время Макс спускается вниз по лестнице и, проходя мимо Васиной квартиры, заряжает ему в челюсть. Вася отлетает внутрь коридора, а подоспевший Миха швыряет туда же банку с бензином и бросает зажженную спичку. Не забыв закрыть дверь за собой, все вчетвером выходим из подъезда и расходимся в разные стороны. Квартира выгорела не вся. Вовремя подоспели пожарные, пожарка рядом. Вася в одном халате, чуть живой от страха и слегка обгоревший, успел выскочить.

Шутки закончились. Лысому набивают стрелку какие-то, похоже, спортсмены. Да еще нагло требуют, чтобы он был со своими людьми. Как они нас нашли, для меня до сих пор остается загадкой. Но загадка-то загадкой, а стукачи еще никогда и нигде не переводились. Но вот кто именно этим всем руководит? Я даже не подозреваю.

Вы хотите войны? Мы ее вам дадим.

Стрелку набиваем вечером в одном из центральных дворов на Большой Житомирской. Это одна из древнейших и красивейших улиц Киева. Возникла ещё в одиннадцатом веке во времена Киевской Руси на дороге в Житомир.

В начале девятнадцатого века состояла из двух частей – нижней (от Козьего болота до Михайловской площади) и верхней – как Житомирская улица. В 1830-е годы – неофициально, а в 1869 году – официально, нижняя и верхняя части улицы получили названия Малой и Большой Житомирской улиц соответственно.

Нас интересует верхняя улица. По фасаду это сплошь старинные здания великолепной архитектуры и разного цвета. Дворы же всех зданий выходят во второй двор, а вторая линия таких же красивых домов – на Старокиевскую гору, заросшую практически лесом и очень круто спускающуюся на Подол. В этом месте это Воздвиженка и Гончары-Кожемяки – старинный, с еще дореволюционными домами, Подольский район. Оттуда родом почти половина нашей подольской братии. Они знают здесь все входы, выходы, закоулки, подворотни и скрытые тропинки для крутого подъема на гору.

На дворе бабье лето – моя самая любимая пора. В основном, гора заросла клёнами, они выкрасили её каким-то колдовским цветом. Буйство желтых тонов от золотистого до коричневого кое-где сменяет зеленый до салатового. В насыщенный зеленый оделась и хвоя старинных елей. Пятна ярко-красной рябины не дают застыть движению глаз по золоту кленов и даже на блеске великолепной Андреевской церкви, которая выглядывает в просвете старинных домов. А кусты, подступающие прямо ко-двору, окружают это великолепие багряным кольцом. Чуден и красив был Киев в те времена…!

Дом, выбранный нами для стрелки, вообще, закрыт и загорожен на ремонт. Отгорожен и от глаз ретивых соседей. Лучшего места для таких стрелок и засад в Киеве не сыскать.

Они было покочевряжились:

– Едьте к нам.

– Не хотите – как хотите.

Соглашаются, даже не изучив местности. Очень уж охота поставить каких-то молодых бакланов на место. А мы к такому ответственному мероприятию готовимся серьезно. Траф, Мамочка и Шамота уже окончили школу и работают таксистами. Приходится заплатить начальнику колонны и директору автопарка, и наши пацаны получают три далеко не новых, но фургона-такси. На них и приехали Лысый, Макс, Шуня, Баскетболист, Швед, Падишах, Кудя, Мэтр, ВиктОрчик, Мясник, Бара, Мартын, Жеша, Ленин, Мартон, Миха, Лёсик и я. Жаль, Иванушки нет с нами. Он как сдуру поступил в общевойсковое военное училище, так и никак не может вырваться из цепких лап невоенной военщины.

Стоим в глубине двора, когда откуда-то, как снег на голову, появляется… Кисель – невысокий, но очень крепкий борец, с десятком здоровенных, видимо, также борцов. Кисель к тому времени имеет свою банду, которая занимается выбиванием долгов со шпилевых. Отсюда знает нашего Василия, который к ним обращается за помощью. Вася наплел, что мы ничего не стоим, мелочь пузатая. Оттого они и неряшливо подходят к мероприятию, не подготовившись как следует.

Мы стоим, сгрудившись в тесноватый круг, и Кисель неторопливо направляется к Лысому, выступающему вперед из нашей компании. А борцы спокойно, без лишней суеты, окружают нас и становятся в напряженную стойку.

В это время бригада Моряка шарит по всем окрестным дворам в поисках киселевского подкрепления. Никого. Слишком они самонадеянны. Люди Моряка – все местные, и знают здесь каждый проходняк, куда выходит каждый подъезд. Очень быстро убедившись, что в ближайших дворах нет ни ментов, ни спортсменов, они вваливаются через арку во двор и в свою очередь деловито окружают спортсменов. Вход в арку тут же перегораживают две машины такси с нашими за рулем.

– Что это значит? – недовольно произносит Кисель.

– Это значит, что не нужно нас окружать. Мы и сами окружать умеем, – отвечает Лысый с известной уже всем очень страшной гримасой на лице.

Тут Киселя осеняет. Он проходит чуть вперед и заглядывает нам за спину. Внизу, под небольшим обрывчиком, в красивейшей роще, затаилась подольская группировка, состоящая из спортсменов Шевы. Все с крепкими колками в руках. Все это происходит в самом центре Киева. Сами мы все без оружия и ножей, хорошо помня историю с Моряком. Подольских в наступающих сумерках, среди кустов, не видно, но Кисель уже все понял.

Договариваемся развести силы в разные стороны и приступить к разговору, по существу. Но тут не выдерживают нервы у этого придурка Василия:

– Я тебя запомнил. На этот раз точно будешь в милиции, – взвизгивает он в сторону Лысого и еще косится на ВиктОрчика.

И это на практически криминальной стрелке он начинает угрожать нам милицией! Да еще история с Моряком и Калиной, которые сели, и мы трактуем это как ментовскую засаду, чем та разборка и была. Слишком уж быстро менты появились и чересчур безнаказанно ушли те, четверо. Мы, хоть и молодые, но уже отсидевшие Шуня и Лёсик разъяснили, какие в таких делах порядки.

Кисель хватается за голову. Удар по его реноме. А Лысый цедит сквозь зубы:

– Ну, все. Мы попишем его сегодня же.

Обстановка опять накаляется до предела. Присевшие в глубине двора спортсмены, да и наша братва, начинают шевелиться, встают, подходят ближе. Уже слышны и легкие запугивания друг друга. Макс и Кисель с трудом успокаивают своих. А Кисель заявляет Василию, что его дела теперь плохи.