Искажение

– В чем сложность? – спрашивала, бывало, Андреева. – Почему любая твоя цель на день всегда заканчивается тем, что тебя блокируют, и я на протяжении нескольких дней вижу мужа тупо лежащим на диване, отключенным от системы?

– У меня нет цели не только на будущий день, у меня вообще нет цели, – отвечал Андреев Андреевой.

Конечно, Андреев лукавил в том, что у него совсем нет цели. Иначе у него и Андреевой бы не было. Каждый день он активировал бесплатную для любой версии реальности цель – прожить день.

Но как от любой бесплатной функции, от нее было мало толку. Какой нормальный человек станет пользоваться всю жизнь бесплатной целью на день, когда в системе столько прекрасного за 9,99 цифройна в месяц?

Андреев стоял у подъезда и думал об идее на день, который уже два часа как начался. С бесплатной целью было куда проще. Андреев даже не совсем понимал, чем отличается цель от идеи. Андреев поклонился домофону, коснувшись лбом дисплея. «Квартира номер семнадцать, выход в город разрешен», – сообщил приятным голосом домофон. Андреев еще раз поклонился домофону, надеясь, что его спросят об идее. Домофон молчал. Молчала «Система». Молчал мир.

Мир был возле Андреева, но не проникал в него и Андреева не пускал в себя.

«Кто я?» – подумал Андреев.

«Неверный запрос», – выскочило уведомление перед глазами.

Пятница

Андреев шел к МФЦ. «Система» молчала, из-за этого Андрееву пришлось просто слушать, как под ногами скрипит снег. Он был уверен, что возле МФЦ найдет того мужика, который дал промокод на этот новый тариф, и тот сможет объяснить, как Андрееву жить с тем, что для жизни теперь нужна идея. На самом деле Андреев боялся не того, что ему нужна идея, а вот этого странного обстоятельства – «Система» не угрожала, отчего становилось не по себе. Не было уведомлений, дескать, не будет идеи – отключат, поместят в безынформационность. Андреев так не привык. Ему нужно было знать точно, за что его можно привлечь, а где у него есть место для маневра. В безнаказанность даже на этом тарифе он не верил. Все часть системы и ничего не может быть вне ее. А незнание алгоритмов не освобождает от результата их компиляции.

К МФЦ, как всегда, стояла километровая очередь. В очереди – шум, гам и мат. Вот бабуля бьется головой о фонарный столб, пытаясь оживить модуль, чтобы оплатить счета по квартире. Другая бабуля гладит ее по спине и успокаивает: «Да в первый раз, что ли, дорогая, ну не выселят. Куда тебя выселять? Ты же всю пенсию за счета и подключение отдаешь. Да на нас все и держится!» Вот мамаша тянет за руку сына-подростка к двери МФЦ и заставляет поклониться домофону, чтобы опездола поставили на учет. «Ты в армию хочешь? – спрашивает мамаша. – Собираешься год потратить, а на что? Скажи мне? Целый год сидеть в четырех стенах и визуализировать бомбометание с беспилотников? Я тебя для того растила?»

Андреев пристроился в конец очереди и простоял до обеда, так и не двинувшись ни на метр. Здесь, в конце очереди, он слышал, как кто-то возмущался: «Вот только у нас такое, как сто лет назад. В нормальных странах все дистанционно или с доставкой. Но Россия-матушка как всегда! В Европе уже от тел освобождают, у нас все ножками куда-то идти надо. Как вот так, а?» «А в Америке? – вторил кто-то. – Там не только от тел освободили, там можно снова в тела воплощаться. Они там и туда, и сюда, а у нас очередь, чтобы модуль поменять». «Да везде Цифрократия как Цифрократия, у нас же мудократия, по-другому не скажешь», – добавлял кто-то невидимый, но, судя по одобрительному гулу в очереди, выражающий мнение большинства.

Когда гул в очереди достиг совсем уж неприличного уровня, над толпой завис полицейский дрон. Стало тихо. «Смотреть в небо», – высветилось у всех перед глазами. Дрон сканировал эмоции и рассчитывал проценты лояльности. Кому повезло, у тех перед глазами появилось: «Ваша лояльность системе больше пятидесяти процентов, поздравляем, можете продолжать стоять в очереди». Кому не повезло… Андреев не знал, какое сообщение получают они, но видел, как некоторые послушно выстроились в цепочку и поплелись вслед за дроном. «Утилизация», – словно ветер по кронам деревьев, пронеслось по очереди. Дрон замер на мгновение. Все посмотрели в небо, постояли так пару секунд. Еще несколько человек вышли из очереди и пристроились за дроном. Остальные уставились под ноги. И Андреев уставился. Он знал, что у всех, кто остался в очереди, сейчас открыт бесплатный доступ к новому сериалу от «Нетмикс» и параллельно идет раздача кодов для доступа к пятничной распродаже. Только вот Андрееву ни игры, ни кодов не предложили. У него так и висело перед глазами: «Активируйте идею».

Люди в очереди прогрузились. Получили свой сериал и коды. Теперь стояли счастливые. Очередь потихоньку потекла. Над некоторыми стали зависать личные дроны с доставкой. Кто-то перекусывал бургерами, увлекшись сериалом, вот женщина радостно схватила пакет с обновками и уже примеряет туфли на февральском морозе. Коптер-дронов становилось все больше, и очередь понемногу стала рассасываться.

Единственный день в неделе, когда «Система» разрешает закончить цель на день к обеду, – пятница. Андреев понял, что смысла торчать в очереди нет. Он видел, как на крышу МФЦ садятся коптер-дроны с доставкой. Пятница – ничего больше не может быть, кроме бесконечных доставок, промоакций, скидок, доступа к сериалам за один цифройн. Мир умер. Мир радостно поглощает предложенные системой ценности, и даже реклама не тревожит людей, пока они жуют, пока примеряют, пока смотрят. За это им выдадут лишний сезон сериала, лишний бесплатный бургер с доставкой и еще одни туфельки, еще одно платьишко. Все будет хорошо в эту пятницу, как и должно быть в пятницу. И в этом есть что-то прекрасное: мягкое жужжание коптер-дронов, февральский снег, подкрашенный системой в те цвета, что предпочитает пользователь, – вкусно, тепло, уютно.

Только вот Андрееву уютно не было. «Система» не подкрашивала, не задавала чувств, не прислала ему коптер-дрона. Он стоял и смотрел, как те, что еще несколько минут назад стояли в этой очереди и казались людьми, теперь валялись на снегу, жрали еду, размазывая соус по лицу, смеялись, смотря у себя в голове новый сезон одного на всех сериала.

Андреева затошнило. Он присел на корточки и в этот момент почувствовал, как на плечо опустилась чья-то рука. Андреев встал. Перед ним стоял высокий худой мужчина. «Ну как тебе?» – спросил он.

– Я Васильев, – представился мужик.

Васильев осенил себя крестом, и его коптер-дрон послушно сел на плечо хозяина.

– Андреев… – начал Андреев.

– Знаю, – отмахнулся Васильев.

Васильев слегка коснулся пальцем лба Андреева, и тот рухнул на землю без сознания.

Суббота

Андреев пришел в себя. Перед глазами выскочило знакомое уведомление: «Активируйте идею». Андреев огляделся. Квартира, где он очнулся, была в плачевном состоянии. С трудом верилось, что здесь может жить человек: ни одного монитора, пол без зарядки, потолок без визуализации, вместо панели выбора вида – обычное окно. Андреев и подумать не мог, что где-то могут быть просто окна с жалкой и унылой действительностью за ними – убогое, не приспособленное для жизни жилье. Конечно, отсутствовала антигравитационная колонка, и кто-то положил Андреева, пока он был без сознания, на обычную кровать и даже заботливо укрыл одеялом.

Андреев запросил местоположение. «Система» молчала. Так быть не должно, и единственное, что успокаивало теперь Андреева, – уже привычное уведомление: «Активируйте идею». Значит, он еще в «Системе». Андрееву хотелось закричать: «Я активирую, твою мать, активирую, но можно мне хоть какое-нибудь меню выбора этой долбаной идеи?» Почему-то сейчас ему было безумно страшно оказаться вне «Системы». Всегда было страшно, но сейчас, когда Андреев не знает, где он и почему, – особенно. «Система» больше не оберегает, не подсказывает, и даже порядком надоевшие рекламные сообщения, сны, наполненные специальными предложениями и акциями, эдакие ограничители свободы версии реальности, Андрееву кажутся в этой ситуации родными, уютными, теплыми. Может, не так уж это и плохо – жить и не думать? С простой целью на день – прожить его до конца?

– Очнулся?

Андреев вздрогнул от неожиданности и вскочил с дивана. Васильев стоял с чашкой в руке.

– Дерганый ты какой-то, – сказал Васильев и протянул чашку Андрееву. Тот не без опаски взял ее и понюхал. Он ожидал, что «Система» предложит «Выберите желаемый напиток», но вместо этого почувствовал приятный запах кофе. Он замер в ожидании: «Запах кофе недоступен в этом тарифе», но никаких уведомлений перед глазами не появилось. Андреев сделал глоток. Кофе слегка обжег язык. Андреев и не помнил, обжигался он хоть раз за всю жизнь. Заботливая «Система» не могла допустить такой оплошности, обязательно предупредит, позаботится.

Васильев смотрел на Андреева с интересом, как наблюдают за только что освобожденным из клетки и выпущенным на природу зверем.

– Где я? – спросил Андреев.

– Может, тебе интереснее, почему ты здесь?

– И это тоже.

– Ты у меня дома. А здесь потому, что ты первый, кого я встретил с таким же тарифным планом, как у меня, – «Святейший». Точнее, не встретил, а нашел.

– Как ты отключил меня?

Васильев пошарил в кармане и протянул на ладони пулю-шокер, какими обычно стреляют полицейские дроны, когда нужно отключить человека.

– Я ничего не почувствовал, – удивился Андреев.

– Так она и работает.

– Зачем я здесь?

– Я не знаю, кто тот человек, что дал мне промокод для подключения этого тарифа, и ты, думаю, не знаешь, но мне кажется, он один из администраторов «Системы». Не думал, зачем ему это было надо? – Васильев не стал дожидаться, когда Андреев ответит, и продолжил: – Это проверка на уязвимость. Идея – вот что лежит в основе всего, даже в основе самой «Системы». Любая новая идея «Систему» разрушает, и потребуется время, пока та восстановится, включит эту новую идею в себя. Вот тебе и проверка – может ли человек сотворить новую идею, еще не являющуюся частью «Системы».

– А почему «Святейший»? – Андрееву удалось вклиниться в монолог Васильева.

– А разве идея бога – не первое, что должно было прийти в голову? Наша заботливая «Система» даже тут не может не предложить вариант выбора.

– Так что ты от меня-то хочешь? – Андреев допил кофе и протянул пустую чашку Васильеву.

– Ты единственный, кто может помочь мне. Я хочу достать из головы модуль. Сам я не смогу, а любому другому, кроме тебя, «Система» не позволит.

– Как достать – это же смерть? Настоящая!

– А в этом моя идея, друг, в этом моя идея. Смерть – это свобода. Свобода – это идея, вот я ее и активирую. Достать из головы модуль, только так можно умереть по-настоящему.

Васильев вышел из комнаты и вернулся с дрелью. Андреев и подумать не мог, что подобное устройство еще можно где-то найти – никак не подключенное к системе. Васильев протянул дрель Андрееву и показал на висок, где у него уже была поставлена метка.

– Просверли и достань, – сказал Васильев.

– Как я достану?

– Сейчас. – Васильев снова вышел из комнаты и вернулся с небольшим пинцетом. – Вот.

– А если просверлить и сам модуль?

– Странный ты, будто не знаешь, что «Система» тут же восстановит и модуль, и череп. Нужно достать.

Васильев лег на пол у ног Андреева, повернулся на бок и ткнул пальцем в висок.

«Может, он и прав», – думал Андреев. Он помнил, как в понедельник почти умер. Он помнил это волшебное чувство освобождения, даже не чувство, а предчувствие. Помнил злость от бессилия, когда «Система» не дала ему умереть. «Я помогу ему», – решил Андреев.

– На какую глубину сверлить? – спросил Андреев.

– Там на сверле метка.

Андреев приставил сверло к виску Васильева. «Активируйте идею», – прочитал он. Дрель взвизгнула. Васильев закрыл глаза. На губах его застыла улыбка.

Воскресенье

Андреев шел по городу, не сознавая, где именно находится. Похоже на окраину – спальный район. Над жилыми многоэтажками, над каждым домом кружил дрон-транслятор. Люди, что живут здесь, возвращаясь домой с работы, тут же погружались в сон: дроны-трансляторы следили, чтобы никто не бодрствовал, оттого эти районы и стали звать спальными.

Андреев слышал, что здесь «Система» выдает самые лучшие сны. Рабочие должны просыпаться отдохнувшими и счастливыми. Кто-то рассказывал, что им даже рекламу транслируют только в начале сновидения и в конце.

У первого встретившегося прохожего Андреев спросил, где находится ближайший многофункциональный центр. Мужчина в страхе шарахнулся от Андреева. Андреев понимал, почему тот так испугался – нет в мире людей, не знающих, куда им идти, и уж тем более ни у кого нет необходимости вот так запросто обращаться к незнакомому человеку. Все подскажет «Система».

Перед глазами, как всегда, висело уведомление «Активируйте идею», но Андреев уже не обращал на него внимания. Он думал об улыбке Васильева. Тот не корчился от боли, когда Андреев просверлил ему череп, не произнес ни звука, когда он пинцетом вытаскивал из его черепа модуль. Васильев молчал и улыбался. Он так и умер с улыбкой на губах. «Он был счастлив, – думал Андреев. – Какая простая идея, такая же простая, как идея бога и веры, предложенная «Системой», – свобода и счастье. Счастье оттого, что свободен. Потому Васильев так хотел умереть, только через смерть можно обрести свободу, а значит – быть счастливым». «Идея активирована!» – появилось перед глазами. И тут же: «Идет компиляция. До завершения осталось шестьдесят минут». Уведомление исчезло. Слева на периферии зрения появился таймер обратного отсчета. Андреев не знал, что будет после завершения компиляции. Он удивлялся обретенной пусть только на час легкости сознания, будто всю жизнь его кто-то крепко держал за горло, а теперь отпустил.

«До завершения компиляции осталось тридцать минут», – появилось рядом с таймером, когда Андреев вышел за пределы спального района. Он шел к дому. Шел быстро, расталкивая прохожих, которых в этой части города было куда больше. Они не видели его. Сейчас, когда «Система» молчит в голове Андреева, он невидимка для остальных. «Да и видят ли они хоть что-то кроме предложенного «Системой». В какой вообще из версий реальности все эти люди?» – думал Андреев.

«До завершения компиляции осталось двадцать минут».

Андреев стоял возле своего подъезда, не решаясь войти. Еще минуту назад он хотел увидеть Андрееву. Теперь, понимая, что для жены он тоже невидимка, Андреев не знал, почему хотел увидеть эту женщину. «Система» не напоминала о том, что она была выбрана для него как идеальный партнер для жизни. «Система» не замещала искреннее чувство визуальными подборками, подстегивая желания и эмоции. «Система» не корректировала поведение Андреева и Андреевой, как раньше, когда они были рядом. «Система» не впрыскивала в мозг необходимую дозу серотонина для пребывания в иллюзии счастья. Любил ли теперь Андреев Андрееву просто так, как должен любить человек человека? «Конечно, нет, – думал Андреев. – Да и она не может меня любить. В этом мире никто никого не любит на самом деле. Все и каждый: выбран, предложен, отстроен, напичкан».

«До завершения компиляции осталось пять минут».

«Кто она? Кто я? Кто мы? – неслось в голове у Андреева. – Что ж! Моя идея – свобода и счастье. Даже «Система» это приняла. Я тоже хочу улыбнуться хоть раз по-настоящему. Сам и оттого, что мне хорошо просто так, потому что я просто так счастлив. Как же я понимаю теперь тебя, Васильев!» Андреев сорвался с места и побежал в сторону ближайшего МФЦ так, как не бегал никогда. На самом деле он и не помнил, чтобы вообще когда-либо бегал. Ветер свистел в ушах. Глаза слезились. Легкие не справлялись. Андреев задыхался, но не останавливался.

«До завершения компиляции осталась одна минута».

«Смерть – свобода – счастье. Я найду здесь того, кто высверлит из моей головы модуль, и буду улыбаться, найду такого, как я, как Васильев», – Андреев не стал пристраиваться в конец очереди, где каждый надеялся на свое системное счастье, он стоял в стороне, крутил в руке пулю-шокер, захваченную из квартиры Васильева, и высматривал того, кто в своем поведении походил бы на него самого еще пару дней назад.

«Компиляция завершена».

Андреев зажмурился, ожидая чего-то ужасного, но увидел только, что таймер обратного отсчета обновился, и рядом с ним появилось: «Идет поиск обновлений – поиск может занять от десяти до двадцати минут».

Наконец, он увидел девушку. В отличие от остальных, она смотрела в небо, хотя никаких дронов сейчас над очередью не кружило. Андреев подошел и приложил пулю-шокер ей ко лбу. Она упала без сознания к ногам Андреева, со всего маха ударившись затылком об асфальт. Светлые волосы тут же окрасились кровью. Андреев наклонился послушать дыхание, девушка была мертва. Он аккуратно перевернул ее на живот и увидел, как восстанавливается проломленный череп. Модуль перешел в медицинский режим и вовсю трудился. Уже через минуту над ней завис личный коптер-дрон, и через мгновение она как ни в чем не бывало вскочила на ноги. Дрон сбросил ей в руки брендированный пакет сети магазинов «Тингам». Девушка радостно стала рыться в нем. Андреев пару минут наблюдал, еще на что-то надеясь, но когда девушка стала снимать с себя одежду, чтобы примерить подаренное платье, плюнул под ноги и побежал в сторону того спального района, где находилась квартира Васильева. Андреев помнил, что бесполезно пытаться вытащить модуль самостоятельно, «Система» не позволит, но оставалась надежда, что сейчас, пока ищутся обновления, у него все-таки есть шанс.

Труп Васильева так и лежал на полу, как его оставил Андреев. Рядом – дрель с окровавленным сверлом. Андреев лег, повернулся на бок и приставил сверло к виску. Он посмотрел на окаменевшую улыбку Васильева и улыбнулся сам. Взвизгнула дрель.

«Найдено одно обновление. Опасно для здоровья! Внимание! Модуль переведен в защитный режим!»

«Я успею стать счастливым», – последнее, что успел подумать Андреев.

«Запущено восстановление. Медицинский режим активен. Восстановление закончено. Обновления установлены».

Андреев открыл глаза: «Воскресная распродажа в сети магазинов «Тингам»! Успейте купить продуктовый набор со скидкой тридцать процентов! Обновите подписку для просмотра новой серии девятого сезона сериала “Стоячие живые”».

Андреев встал с пола, подошел к окну. Заканчивался февраль. «Система» выкрасила небо в ярко-розовый и накидала фиолетовых листьев на еще мертвые деревья. «Солнце», – подумал Андреев.

«Солнце недоступно в этой версии реальности», – выскочило уведомление перед глазами. «Выберите цель на день». «Прожить этот день», – выбрал Андреев.

Шесть окон

Первое окно

Горчинский сложил стремянку. Ткнул в смартфон. Камера видеонаблюдения послушно кивнула, посмотрела влево, вправо и замерла. Машины начинали собираться в пробку, будто кто-то неправильно поставил фигуру в «Тетрисе» и теперь судорожно пытается упорядочить падающие невпопад блоки. «Game over», – подумал Горчинский. К метро, постепенно набирая силу и скорость, переливаясь трелями телефонов, журча тонкими и басовитыми голосами, бежал разноцветный людской ручеек. Уже минут через двадцать, пока Горчинский крепит стремянку к багажнику на крыше машины, проверяет настройки камеры видеонаблюдения, ручеек превратится в бурлящую реку. Горчинский сел за руль. Боковое стекло бесшумно скользнуло вниз. Он еще минут пять смотрел на спешащих по своим делам людей. Ровно в восемь утра, сверившись с наручными часами, Горчинский завел двигатель. Рабочий день закончился. Июльское солнце уже разогнало утреннюю синь, выбелило небо. Горчинский зажмурился, пытаясь избавиться от песка в глазах. Машина тихонько тронулась и пристроилась в хвост пробки на шоссе Энтузиастов.

Сегодня Горчинский закончил монтаж на последнем неохваченном участке города. Когда-то ему все это казалось нереально сложным. «Невозможно так обложить человека, предусмотреть все маршруты, «снять» с пациента весь его день», – считал Горчинский. Позже он понял, что не стоило думать о человеке как о существе разнообразном. Изо дня в день, из года в год люди ходят или ездят одними и теми же дорогами, на одну и ту же работу, по пятницам посещают одни и те же кафе, бары, рестораны. У них есть любимый кинотеатр, любимый театр, друзья по одним и тем же адресам, и вот здесь, с друзьями, немного разнообразия – другие кафе, бары, рестораны. Такие, чтобы нравились всем, но снова это будут заведения, в которые люди ходят годами, не меняя привычек. Отдыхают на одном и том же море, на двух, на трех морях, в двух, трех странах. Так выглядит мнимая стабильность человеческой жизни. Все должно быть знакомо и привычно. Любое выбивающееся из привычного потока событие становится не причиной радости оттого, что жизнь полна сюрпризов, а причиной нервозности, беспокойства, а иногда и паники от потери контроля над реальностью. Если даже что-то изменится, совсем скоро и это станет привычкой. Исчезнет одна тропинка, побежит под ногами другая. И снова из года в год человек будет топтать ее, пока не утрамбует в колею, по которой можно уже не идти, а катиться, хотя бы на электросамокате, не боясь кочек и ям, катиться, поглядывая с опаской по сторонам.

Сложнее было установить камеру в квартире на кухне «пациента», но и это перестало быть проблемой, когда люди сами и добровольно окружили себя видеонаблюдением. Горчинский научился подключаться к микрофонам и камерам телефонов, ноутбуков, телевизоров, но все-таки любил по старинке пробраться в квартиру «пациента» и поставить на кухню свою камеру. Только на кухню, ведь именно на кухнях своих квартир люди думают самые светлые и самые страшные мысли. Обсуждают и принимают решения, от которых может зависеть их жизнь и жизнь других. На кухне человек бывает перед собой честнее, чем в церкви, да что там бывает – всегда честнее. На кухне происходит самое ужасное и самое удивительное.

Спустя годы наблюдения Горчинский стал подходить к делу творчески. Теперь он не просто записывал «пациента», а снимал про него небольшое кино, не лишенное операторских изысков. Некоторые копии «фильмов» Горчинский оставлял себе и пересматривал. Бывало, заказчики пеняли на излишнюю кучерявость, по их мнению, отвлекающую от сути, но Горчинский был слишком влюблен в свое дело и не мог лишить себя радости творчества. Заказчикам же нужно было то, что всегда нужно людям, наделенным влиянием и деньгами, – больше денег, еще больше влияния. Ничто не дает столько власти над людьми, как информация. Когда осведомлен о каждом шаге, о пороках, о тайных желаниях и поступках, о которых человек, совершающий их, сам бы предпочел забыть.

Когда Горчинский в первый раз, исключительно ради эксперимента, устанавливал свою камеру на людной улице в центре Москвы, он опасался. Он боялся, что найдется какой-нибудь «ответственный» гражданин и поинтересуется, зачем здесь видеонаблюдение, кто вообще такой Горчинский и в чьих интересах работает. Он думал, что появится полиция и поймает за руку. Но монтажная спецовка с загадочным на спине – «СПЕЦСВЯЗЬ МОНТАЖ» и припаркованный рядом минивэн с такой же надписью по борту делали Горчинского невидимым как для граждан, так и для бдительной полиции. Горчинский верно предположил, что любая спецовка делает человека невидимым в городе. Люди замечают только оранжевые, желтые и зеленые пятна, непонятные аббревиатуры на спинах. Городская армия дворников, работяг, монтажников легко могла бы захватить за считаные минуты Кремль, и никто ничего бы не понял. Невидимые люди в спецовках, какое до них дело остальным? Пускай копают свою траншею, укладывают трубы, ровняют асфальт, метут улицы – они никто, всего лишь обеспечивают жизнедеятельность нормальных, занятых настоящим делом людей. Этих самых, спешащих в офис с картонным стаканчиком кофе в руке, с уставшими глазами, нервных и дерганых, с музыкой в ушах и бессмысленной информацией в мозгах, льющейся, минуя критический аппарат, с дисплеев смартфонов в метро. Невидимая армия города, которую просто пока еще никто не прибрал к рукам, не внушил целей, не сформировал для нее идеологию и не написал устав.

Все настолько привыкли к камерам везде, где только можно, что никто не обратит внимания на еще одну. Вот на дороге торчат три камеры, а завтра четыре, и что? Значит, так надо. Вот на улице была одна, завтра две. Да какая разница? Люди переживают, что мессенджер отправляет их данные на сервера в далекой Америке, и абсолютно не волнуются, что каждый день за ними наблюдают тысячи объективов. Это нормально, это нужно для обеспечения безопасности. Это для полиции, для МЧС, для еще каких-нибудь служб. Но бояться им нужно не Марка Цукерберга на самом деле, а Горчинского.

Идея устанавливать свои камеры пришла к Горчинскому, когда он работал монтажником в конторе, занимающейся развертыванием систем видеонаблюдения в интересах ГИБДД. Когда-то он приторговывал базами той же ГИБДД и понимал, что любая информация рано или поздно найдет своего покупателя, тем более запечатленная на видео. Десять лет Горчинский устанавливал камеры по городу. Десять лет он совершенствовал систему хранения данных и теперь мог бы потягаться с любой из государственных служб по объему информации. Теперь это его город. Он может узнать что угодно о ком угодно. Высший наблюдатель, кукловод, судья и палач. Зная самые страшные тайны человека, можно единолично приговорить и казнить его в эпоху тотальной социальной открытости.