Подсознательные гении и их неэволюционировавшие аналоги. В бездне безумия…

Внезапно веселье прекратилось, хотя на самом деле только начиналось. Машенька, зайдя в мужской туалет с Дионисом, увидела на полу кровь и сильно закричала. Она завизжала ещё сильней, когда из-под двери кабинки высунулась окровавленная рука. Дионис остановился, но Маша не переставала кричать.

– Маш, что с тобой, ты девственница, что ли?

– Нет… – ответила она дрожащим, сбивчивым голосом.

– Тогда, что?

– Вон в той кабинке…

– Что, ты хочешь, чтобы мы занялись этим там? – произнёс Дионис, держа перед собой ноги Маши.

– Нет!

– Я продолжу.

– Нет, не надо, я же сказала: нет! – возмутилась Маша, а Дионис с удовольствием вошёл в жаркое нутро.

Он кричала, что её насилуют, а он, пытаясь не обращать внимание на пустяки, слегка сопел под её забавный голосок. Когда он застегнулся и уже хотел выйти, мощный удар тупым предметом по голове остановил его. Дионис упал на пол. Алая кровь растеклась по свежевымытому белому кафелю. Она затекла в кабинку №4 и слилась с кровью трупа.

Через пять минут, а может, чуть позже, Андрей тоже вышел в туалет, но застыл в ужасе и страхе. Из санузла кровавые следы вели вниз по ступенькам. Он решил посмотреть, что там такое творится.

Кто-то, облаченный в красное одеяние с капюшоном, тащил два мешка вниз по ступеням. Мешки оставляли за собой много крови. Следы, оставленные на бетонных ступеньках, явно принадлежали не человеку.

Андрей ужаснулся и со стоном побежал оттуда. По пути он врезался в охранника, отчего закричал ещё больше.

– Смотри, куда бежишь, малец!

– Ой, простите, я не хотел… – задыхаясь и не останавливаясь, прошептал Андрей, побежав дальше.

Праздник Серафимы Ольговны продолжался. Долбили басы музыкального центра, все пили, ели, плясали, целовались и поздравляли учительницу. Неожиданно Оля Осинина заметила, что сверху на неё что-то капает. Она подняла голову и увидела красные разводы на белом потолке. Оля провела рукой по волосам, посмотрела на неё и душераздирающе закричала:

– И-и-и-и-и-е!

Кто-то подхватил крик, увидев его причину. Началась паника. Все побежали прочь из актового зала, но некоторые остались, потому что сильно напились и уснули за столами.

Брежнев Миша проснулся в актовом зале очень пьяным, у него болела голова. Он вышел из зала, в котором на всю катушку продолжала орать музыка, чтобы сходить в туалет. Громкий звук давил на раздражённую кожу черепа, вызывая слабые порывы гнева, вызванные похмельем. Кало- и мочеиспускание прошло удачно. После этого он решил прогуляться по школе и отрезвиться.

На третьем этаже у туалета Миша присел на корточки и, оглядевшись, закурил. Густой белесый дым медленно выпускался то из носа, то изо рта, клубясь вокруг. Мише казалось, что сейчас станет ничего не видно.

Тут он услышал какой-то шум. Из кабинета информатики донесся утробный визг Петра Валерьевича. Миша зажался в угол. В следующую секунду стальная дверь слетела с петель, снесла дверь кабинета напротив, выломала оконную раму и упала в проём. Миша обмер. Вдруг из кабинета под потоком крови поползло что-то большое и длинное. Оно взмыло, поднимая алые стоки вверх. Кровавое месиво размазалось по потолку и шмякнулось рядом с Мишей. Он испуганно задёргал ногой. Из-под огромного количества красноты вынырнуло призрачное существо. Кровь стекала по нему, как капля слезы по щеке девственницы. На нём начало проявляться лицо человека, в котором Миша узнал своего одноклассника Вову. Вместо рук и ног у Володи начали отрастать конечности в виде жирных, плоских, полупрозрачных червей. Одной конечностью тварь прикоснулась к Мише. Он вздрогнул от холода, а потом завизжал, почувствовав боль. Червеобразное существо начало соскабливать с него кожу и мясо; оно впитывало в себя плоть, поглощая Мишу, который тяжко визжал, отхаркивая ферментированную кровь, пока, наконец, его рот не успокоился. Последние куски мяса были съедены. Школа наполнилась многозначительной тишиной, нарушаемой лишь капаньем крови с последнего этажа.

Мёртвое затишье пугало и сводило с ума. Потолки на втором и третьем этажах окончательно затопились. Где-то в дремучих коридорах и тёмных углах от неизвестности прятались люди. Та неизвестность, которая несёт смерть, которая всех обоготворит, которую создал Фролов.

Инна посмотрела на поцарапанное стеклышко часов и сказала:

– Уже полвторого.

– И чего из этого? Ты предлагаешь пойти по домам? – ухмыльнулся Коля.

– Да, иди ты, урод!

– Волдырин! Ты даже в такой ужасной ситуации не можешь куда-нибудь убрать свой юмор! Даже в такой обстановке тебе весело!

– Серафима Ольговна…

– Всё! Хватит! Сиди и молчи, пока тебя не спросят, понял?

– Да, Серафима Ольговна.

В живых остались только восьмеро: три девушки, четыре юноши и Серафима Ольговна Стушенко. Представительниц прекрасного пола звали Инна Галдырина, Лена Сардель, Юля Чесничко; ребят – Саша Монгол, Коля Волдырин, Лёша Хорошев и Рома Микшер. Внезапная тишина поразила Стушенко, и она хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, но не сделала этого. По разноцветной стене сквозь кровоподтёки пробиралась чья-то тень. Стоял отвратительный запах. Что-то огромное, сильно похожее на гигантскую гусеницу, ползло по окровавленной стене, как тень. Некоторым удалось спастись бегством, потеряв при этом руки или ноги, которые прожевывал мутант.

Сам Фролов никак не воздействовал на чудовище. Он просто сидел в своём кабинете и читал повесть Лермонтова «Герой нашего времени».

Ровно в четыре часа ночи из актового зала раздался будоражащий гул. За ним последовал бой часовни. Раньше поговаривали, что ещё до революции на этом месте стоял монастырь. Как рассказывали старые монахи, священник Матвей спустился в погреб, чтобы взять кагора, но не вернулся. Монахи утверждали, что там он нашёл свою смерть.

Минули десятилетия, и монахи написали исторический том, где говорилось о кончине Матвея и о его душе, которой завладел дьявол, обратив священника в демона. Ещё рассказывалось, что в селе бесследно пропадали люди и народ видел, как поздно ночью около церкви стоял человек в рясе и, смотря на часовню, громко смеялся. И однажды в ней зазвонил колокол. Обычно в это время он молчал. Крестьянин бил в него и громко кричал: «Беда, беда в селе! Церковь горит! Беда, беда!». Сбежавшийся народ наблюдал, как страшно полыхала старорусская деревянная церковь, и вместе с огнём в небо плыли души людей. Они звали о помощи и тянули свои руки к живым, а в небе над горящей церковью парил погибший священник.

Уцелела лишь старая часовня. Она стояла уже второй век и давно начала гнить. Страшно было забираться наверх по проваливавшимся трухлявым ступеням. Однажды ночью девять детей из богатых семей убежали из дома и направились туда. Это было уже после того, как церковь сгорела. С детьми был тот самый священник, теперь управлявший их разумами. Он хотел совершить обряд, который сделал бы его могущественным, а на земле настал бы хаос. И обряд во имя Сатаны был совершён.

Пророчество Люцифера гласило: «Девять детей и батюшка зайдут в старую часовню. Священник отрежет детям руки и сошьёт их в единое целое, а самих детишек разложит в часовне вокруг колокола. Девятого же повесит над колоколом, разрежет ему жилы, чтобы ручеёк стекал вниз на остальных. Потом священник вспорет себе брюшину и ляжет под девятым ребёнком, дабы его кровь смешалась с кровью дитяти. Тогда он станет могущественным. Но силы зла будут находиться в служителе не вечно, поэтому он ежегодно будет совершать жертвоприношение: класть младенца на полу и оставлять на сутки, за которые он успеет простудить внутренние органы и умереть. Затем тёмный властитель встанет из могилы и заберёт жертву. В итоге Сатана будет царствовать на земле, а священник займёт место Люцифера в аду».

И вот, сегодня пророчество совершилось. Школьные кабинеты наполнились холодом, всё в округе превратилось в лёд. На третьем этаже, в крови, в углу, дрожа от страха, сидели шесть человек. Учительница и её ученики. Они ждали свой мрачный конец. Откуда столько много крови, не ясно. Ясно было одно: третий этаж постоянно пополнялся ей. Эти шестеро видели лишь, как из конца коридора приближались тьма и холод.

Многие думали: как же выглядит Армагеддон? Как же выглядит Апокалипсис? Апокалипсис выглядит так, как выглядит сегодня.

Поглощённый тьмою и льдом посёлок Морковино навеки стал домом Сатаны. Околдованные холодом, закованные в цепи, люди и теперь работают на хозяина.

Шестиэтажные дома и забросанные гравием дороги навсегда стали ниже нуля. Зло всегда победит – верь в это, и ты останешься в живых. Вечная темнота заняла всю планету, и на Земле воцарился ад. Это всё, что теперь здесь».

Глава третья

«Предмет вожделенных исканий»

Трепет перед хулиганами пересилил боязнь темноты, и Настя с Фёдором пошли на странный и таинственный звук, доносившийся из глубины подвала. Когда они оказались в конце, то увидели широкий проход в стене, по-видимому, продолбленный бомжами за все годы жизни здесь.

– Ох, – дрожащим голосом залепетала Настя, – Что, полезем?

– Ну а что, поглядим, как там всё устроено, – хихикнул Федя, укрываясь от обеспокоенного взгляда девушки.

Фёдор первым пролез в дыру, а Настя, немного поколебавшись, последовала за ним. За проходом текла небольшая река, от которой невыносимо разило концентрированными испражнениями. Судя по всему, они оказались в канализации. С обеих сторон мутного протока лежали доски, по которым можно было свободно ходить. Потолок был высоким, так что пригибаться не приходилось.

Капанье экскрементов с потолка и леденящий душу звук, приведший их сюда, пронзительным лязгом доносились до ушей возлюбленных. Чем глубже они уходили, тем холоднее становилось. Они долго шли вперёд и дышали едким запахом, приговаривая «Фу, как здесь воняет!». По пути Фёдор о многом расспрашивал Настю, а она его. Когда практически все темы иссякли, Настя, чтобы не создавать тишину, спросила:

– Федь, ты веришь в бога?

– Нет, а ты?

– Не знаю, наверное да.

– Как это, наверное? Я вот если во что-то верю, то точно знаю об этом, а если у меня есть какие-то сомнения, я в это не верю.

Тут совсем недалеко что-то щёлкнуло, и Настя продолжила:

– А в Сатану ты веришь?

– Знаешь Насть, я вообще ни во что не верю.

– Как это так?

– Атеист я, атеист…

– Значит, в любовь ты тоже не веришь?

– Причём тут любовь? Любовь – это любовь, а религия – это религия. Разве ты веришь в Сатану?

– Нет.

– Ну вот, Насть, я вообще считаю, что никаких богов, всевышних и другой чуши нет. Всё это чепуха жрецов, живших в древности. Дьявол теоретически и физически не может находиться под землёй, а Иисус – на небе. И если он и был когда-то живым, то умер, зачем молиться мертвецам? Мне кажется, что какая-нибудь античная секта фанатиков придумала богов, чтобы занять на досуге себя и других. Или они всего-навсего хотели, чтобы люди выполняли их прихоти. То есть, манипулировали верующими.

После речи Фёдора на улице ударил гром, потолок затрещал и, сверху посыпалась земля. Но Фёдор и Настя не придали этому большого значения, ведь грома они не слышали, а когда увидели сыплющуюся землю, то, стряхнув её с головы, посмотрели вверх.

– С тех давних времён так и пошло-поехало, – снова продолжил Фёдор, – я встану на колени в каком-нибудь сарае, поставлю свечку и стану молиться. Ты прикинь, а?

Настя после секунды молчания сильно рассмеялась:

– Федь, конечно, твоё мнение о религиях звучит убедительно, но это твоё мнение, и не стоит его навязывать другим.

– А, кому это, интересно, я его навязываю?

– Мне, например.

– Я не навязываю, я просто высказываюсь. А что ещё делать, ты можешь предложить заняться чем-нибудь более подходящим?

– Да, – девушка поцеловала Фёдора и занялась с ним любовью. – Закончим начатое. – добавила Настя и начала расстёгивать пуговицы на клетчатой рубашке Феди. Не будем впадать в подробности, это не эротическое издание Француазы Саган.

В тёмной подземке были лишь преющие крысы, Фёдор с Настей и глубоководное хлюпанье, доносившееся со дна. Канализация представляла собой длинные и запутанные коридоры, которые расходились во все стороны под районами столицы.

Они долго блуждали по развилкам в кромешной темноте, временами размышляя о сладкой жизни там, вверху, над ними. Настя остановилась, чтобы поправить бретельку на туфельках, Фёдор этого не заметил, потому что постоянно шёл впереди и не видел её. Он так и брёл, пока не задал вопрос:

– Насть, тебе не холодно? – но ответа не последовало, потому, что она была далеко позади.

– Насть? – снова повторил он. – Ты где? – добавил Фёдор, когда уже обернулся.

Вместо еле различимого силуэта можно было разглядеть лишь пузыри, поднимавшиеся из воды. Тогда он достал зажигалку и, светя ей, двинулся назад, но девушки нигде поблизости не было. Фёдор решил покричать:

– Насть! Ты где? Насть! Насть! Иди сюда!

Он запаниковал и начал метаться от стенки к стенке. Наконец из глубины подземелья послышался крик – это была она.

– Насть! Ты где? Настя!

– Я здесь. Иди сюда! – её крик приближался.

Фёдор шёл на голос. Через несколько секунд он остановился, чтобы ещё раз позвать. Настя отозвалась, голос был уже почти рядом, всплески воды говорили о том, что она близко. Фёдор шагнул вперёд и посветил зажигалкой. Во мраке он различил какие-то очертания.

– Насть, это ты? – ответом было молчание.

Фёдор моргнул, а когда открыл глаза, то увидел, что девушка, которую он увидел, исчезла. Он потёр уставшие глаза и снова позвал Настю. Спустя двухсекундное молчание она ответила. В канализации Федя ощутил что-то вроде злой энергии. Наконец он увидел мутные круги на воде, а за ними вновь показался силуэт, на этот раз это точно была она. Её глаза блестели в темноте, отражая тёмную воду. Синие тени размазались как крем для торта, а чёрная тушь потекла будто слёзы. Увидев её лицо, Фёдор радостно воскликнул:

– Где ты была, я думал, что не найду тебя!

– Я, – она делала глубокие вдохи, – я остановилась поправить туфлю, а когда встала, то тебя не было. Решила, что потерялась.

– Замёрзла, небось? – Федя снял куртку и передал её Насте, – На, одень.

– Спасибо, действительно подмораживает.

Рассудок мутился, клонило в сон, глаза слипались, хотелось есть. Судя по всему можно было сказать, что наступила ночь. Федя достал сигарету и прикурил. «Как плохо, когда есть деньги, но их нельзя использовать, потому что негде».

Мёртвую тишину нарушали всплески – это крысы, перебирая лапками, проплывали сквозь понос, и каждый раз сердце Насти готово было разорваться. Сверху капала конденсированная вода. Вдруг Фёдору захотелось сходить по-большому.

– Насть, подожди, я в туалет хочу, – Федя отошёл подальше, уселся на корточки, достал из кармана кошелек и вынул из него несколько десятирублёвых купюр. «Кстати, хорошая отмазка! Если от меня будет вонять, то я скажу: ты ведь в канализации!» – размышлял Фёдор, пока шёл процесс.

Он вернулся к Насте, и они снова двинулись вперёд. Было ясно, что довелось прочно заблудиться. Прошёл час нервного безмолвия, прежде чем Настя споткнулась и упала. Федя подхватил её:

– Ты вся грязная. Блин, чё это за запах?

– Вот чёрт, это ты во всём виноват.

– Что? Да я… – он не успел ничего сказать, как она его перебила:

– Да-да, теперь отнекивайся. Я теперь поняла, кто ты.

– Ну, Насть, я же…

– Слушай, в этом случае надо промолчать, тебе так не кажется? Куда ты меня привёл? Если бы не ты, я бы была уже дома, а вместо этого я тут шатаюсь непонятно с кем по канализациям! Это надо ж так, а! Ты всегда найдёшь доброе словцо! Все люди как люди, а ты меня вместо того, чтобы в кафе сводить, отвёл в канализацию!

– Настенька, почему ты меня обвиняешь? Я не думал, что так всё получится. Я не мог предвидеть, что мы наткнёмся на этих уродов, я думал, мы спокойно погуляем. Я тебе расскажу о себе, ты…

– Ну, ты же мне вроде про себя рассказывал, насколько я помню.

– Да, но получилось немного не так, как я предполагал. Ну, уж прости меня, пожалуйста…

– Ладно, не переживай так, – ответила она, немного отпустив гнев, – я просто уже психую.

Фёдор сполз по стенке и присел, рядом примостилась Настя. Некоторое время они так и сидели молча, а потом уснули. Их сон прошёл неспокойно: конечности стыли, их больно сводило; иногда, дернувшись, Настя просыпалась. Когда Федя очередной раз открыл глаза, то увидел перед собой почти прозрачную воду, на мели которой выделялся тёмный кругляшок. Он нагнулся и взял вещицу в руки – это оказалась старая потускневшая монета. На решке стояла едва приметная рельефная дата – 1926 год. Рассмотрев монету, он выкинул её обратно, встал на ноги, размял конечности, потянул спину и плечи, вздохнул и разбудил Настю. В сжавшихся животах было пусто. Неприятный запах изо рта внушал доверие, а урчание голодного желудка – преданность.

– С добрым утром.

– Ага, с добрым, – через силу ворочала языком Настя.

Фёдор помог ей встать, и они продолжили искать выход из коллектора. Чем дальше они шли, тем больше мусора плыло по течению, а это означало, что цивилизация находится где-то рядом. Сор плыл туда, куда двигались они. Прошло много времени, прежде чем Настя заметила, что над их головами слышен шум. Это проезжали машины и проходили люди. Вскоре замаячили небольшие лучики света, которые протискивались сквозь узкие отверстия в железных решётках. Постепенно шум умолк, а свет уже не падал люминесцентным веером. Наконец они уткнулись в стену: река далее уплывала в трубу, а в метре от них в поросшую копотью кирпичную стену были вбиты ржавые железные скобы, поднимавшиеся вверх. Федя полез по лестнице, но когда добрался до середины, его нога соскользнула, и он скатился вниз. Потом он повторил попытку, и когда долез до конца, то предстояла новая задача – открыть люк, ведущий на поверхность. Слабые руки с большим трудом приподняли чугунную крышку и отодвинули её на десять-пятнадцать сантиметров вбок. Собравшись с силами, он ещё немного сдвинул металлический блин, после чего вылез на свет и оглянулся по сторонам. Вокруг почти никого не было: выход из канализации привёл их на тихий двор, засыпанный пылью и обёртками от шоколадок. Федя несколько секунд вдыхал долгожданную свежесть, а потом опомнился и, встав на колени, протянул руки вниз.

– Лезь сюда, я тебе дам руку.

Настя, как бешеная, начала карабкаться наверх. Перебирая ногами и сопя, она лезла всё выше и выше, а Фёдор тянул руки к ней. В конечном итоге он схватил её за запястья и вытащил наружу.

Фёдор отряхнул себя и помог Насте. На светлой юбочке виднелись чёрные пятна, будто от отработанного машинного масла, а короткая кофточка местами уже изорвалась. Денег не было, а ведь если бы Федя тогда не подтёрся несколькими десятками, то они бы сейчас нашли транспорт и были дома.

Высвободившиеся из плена коммуникаций прошлого века, они спустились по ступенькам в переход и перешли на другую сторону дороги, где находился вход в метрополитен. Фёдор перепрыгнул через турникет и позвал Настю, которая застенчиво стояла и боялась «козлить». Грузная контролёрша засвистела в свисток и окликнула Федю, а он, побоявшись, что его задержат или не пропустят, побежал вперёд и скрылся в толпе, а стеснительная девушка замерла в растерянности. Спустя какое-то время, заметив опешившую Настю, добрый бородатый дядя предложил ей воспользоваться его билетом. Она со счастливой детской улыбкой поблагодарила незнакомого прохожего и побежала вниз по эскалатору, где её дожидался Федя. Когда прибыл поезд, они зашли в вагон, сели на мягкие сидения и вздохнули.

Через сорок минут поезд прибыл на нужную станцию, и Фёдор с Настей вышли из вагона, направившись домой. От метро нужно было пройти пешком минут десять.

Дома было душно. Федя открыл настежь окна, а сам зажег на плите газ и поставил чайник. Пока тот вскипал, он ушел в комнату. Гремел душ: Настя отмывалась в ванной комнате.

Фёдор сделал к чаю бутерброды с сыром и пригласил уже вымывшуюся Настю к столу. После еды он порылся в ящике, нашёл денежную заначку и предложил снять накопившееся напряжение алкоголем. Недолго думая, он сбегал в супермаркет, где купил вина, коньяка и много хорошей закуски.

Приближался вечер. Настя накрыла на стол и зажгла свечи. Ужин при свечах – это самое романтичное, что когда-либо было в жизни Фёдора. Он радостно налил шампанское в высокий бокал и передал его своей даме, затем налил и себе.

– Ну, за наше знакомство, которое мы до сих пор не обмыли, и за чудесное освобождение, – он сразу вспомнил, как забоялся шпаны и как они лазали по коллекторам, – а самое главное, за то, что я встретил такую невероятно красивую и умную девушку, как ты!

– Как я? Почему как, чтобы обидно не было, что ли? – слегка недоумевала смеющаяся Настя.

Фёдор громко рассмеялся и ответил:

– Ну, что ты, так просто говорят. Я имею в виду только тебя.

– Я же пошутила, – в свою очередь улыбнулась Настя, а Фёдор, не теряясь, тоже подхватил.

Выпили, посидели, поцеловались, налили по второй. Выпили, посмеялись, пообнимались, налили ещё, выпили. Спустя полчаса, распив вино, они распечатали и разлили по рюмкам коньяк.

– За нас! – радостно подхватила Настя, и они выпили на брудершафт.

Прошёл ещё один час. Возлюбленные опустошили штоф коньяка. Пьяная Настя встала с дивана и направилась в ванную. А когда вышла, то подошла к холодильнику и открыла дверцу. Кроме продуктов, она разглядела бутылку водки, которая стояла в дальнем уголке нижней полки. Фёдор совсем о ней забыл, это неудивительно. Настя вошла в комнату и поставила бутылку на стол.

– Федь, смотри, что я нашла, – она радостно хихикнула и сама налила себе полстакана, не обделив и Федю.

Одним махом выпили, закусили. Накал слов и мыслей был уже запредельным, и Настя захотела украсить тело Фёдора пирсингом.

– Слушай, Федь, а давай тебе, что-нибудь проколем?

– Давай, – засмеялся Фёдор, проглатывая следующую порцию горячительного.

– А, у тебя иголка есть?

– Да, была где-то.

– Какая?

– А какая нужна?

– Ну, какая-нибудь.

– Ну, какая-нибудь найдётся.

– Неплохо было бы для внутривенной…

– Чего? – Переспросил Федя, будто не расслышал.

– Ну, инъекции…

– Инъекции?

– Ага.

Фёдор плохо знал, что это такое, но сделал вид, что понял. Порывшись в ящиках, он нашёл несколько швейных игл. Насте совсем не хотелось мучиться, так как с ними действительно очень трудно работать.

– А, что ничего другого нет?

– Не знаю, пока ничего не нашёл.

– Ну, поищи ещё.

– Я искал, но нету, там только какая-то штука с пластмаской на конце.

– Какая такая штука?

– Ну, сантиметров пятнадцать.

– Покажи, где.

– Да, вот валяется. – Фёдор отодвинул ящик в столе и взял неизвестный ему предмет в руку.

– О, да, так это то, что надо!

– Так, ты про это говорила?

– Не, не про это, но эта тоже подойдёт.

Начали с уха. Настя взяла вату, плеснула на неё из бутылки и протерла место будущего украшения. Затем взяла толстую иголку и также смочила в водке.

– Дезинфекция, – с видом эксперта проговорила она, – Ну, что, готов?

– Давай, – махнул рукой мало что соображавший Федя.

Она вынула из своего уха колечко. Фёдор в предвкушении боли охнул и затрясся. Оттянув левую мочку испуганного Феди, Настя всадила катетер в плоть. Она продела замочек серьги в узкое отверстие иглы и аккуратно вынула инструмент из уха. Украшение оказалось в нём. Крови совсем не было. Всё оказалось не так страшно, как думалось Феде, процедура была закончена, и он любовался собой в зеркале.

– Давай тебе ещё что-нибудь проколем, – засмеялась Настя, разглядывая серьгу.

– Нет, не надо, пока хватит, – замотал головой Фёдор.

Выпили ещё, посидели. Подползала скука. Вконец напившийся Федя, размышляя о пробитом ухе и сексе, решил проколоть себе член, чтобы удивить девушку.

– Я пойду отолью.

– М-му…

Он заперся в туалете, прихватив рюмку водки и иглу, которую только что применяли. Там он вытащил кольцо из свежепроколотого уха, положил его наготове на край унитазного кресла, затем оттянул крайнюю плоть и пробил её иглой. Боль была несильной, но выступила кровь. Провозившись минут десять, расковыряв рану и случайно задев мягкие ткани, Фёдор с трудом вставил серьгу; он взвизгнул и ударил кулаком в стенку.

– Что, понос толкаешь? – глухо послышалось из комнаты.

– Да нет, всё, ща уже иду.

Макнув свой орган в рюмку Федя вышел из туалета. Увидев его произведение, Настя захохотала и уткнулась носом в подушку.

– Федь, ну ты даёшь!

– Давай попробуем с ним?

– Так прокол же свежий, надо чтоб зажил.

– Да ладно, я все водкой прочистил.

Настя на ногах стоять уже не могла, а лишь шаталась, падала и ползала по ковру. Фёдор сосредоточил своё внимание на том моменте, когда Настя заползла на диван, и повернулась к нему задом. Не теряя времени, Фёдор, будучи уже возбужден, подошёл к ней сзади и стянул её трусы. Девушка почувствовала сильные руки на своих ягодицах и одобрительно повиляла попой. Федя гладил её и ласкал, а Настя слегка постанывала и облизывала от удовольствия губы. Он притянул согнутые в коленях ноги девушки к себе.