Багдад до востребования

Оттого Виктор Викторович, несмотря на контузию духа, воспринимал инициативу антисаддамовского заговора не более, чем казус даже не политических, а бытовых недорослей, как нечто абсолютно невозможное, вследствие чего не подлежащее разбору в принципе. В итоге всячески обходил стороной дилемму, без решения которой было не обойтись: уступить нажиму или послать консорциум ко всем чертям на переэкзаменовку?

Ни одному слову шантажистов, не говоря уже посулам реабилитировать, он не верил. На ремарку в инструкции, что изделие не орудие убийства, про себя ухмыльнулся. Ночью же – то ли во сне, то ли в яви – промелькнуло: «Заколка, не исключено, маячок для ракеты, которая не только разорвет на куски представительный форум, меня включая, камня на камне от резиденции Саддама не оставит».

Раздался громкий стук в дверь. Посувалюк вскинул голову и, казалось, раздумывал: «Это, кто?».

– Виктор Викторович, вы у себя? – донесся голос Игоря Тимофеева, офицера по безопасности.

– Заходи! – пригласил посол.

– Война, похоже, началась… – объявил Тимофеев, прикрывая за собой дверь, и добавил: – Для нас, по крайней мере.

– В смысле?

– Судить не мне, – вспомнил о табели о рангах офицер, – мое дело докладывать…

Посувалюк энергичным жестом указал безопасности на кресло.

– Прямо таки эшелонированная атака, Виктор Викторович. Не знаю, с чего начать… – делился своей тревогой офицер.

– С самого начала, – предложил глава дома, испытывая необъяснимый прилив надежды.

– В восемь радист пытался выйти на связь – безрезультатно, сплошные помехи, – принялся излагать сводку с театра военных действий Тимофеев. – Сообща проверили аппаратуру – все норме. Так что оставалось последнее: антенны. На крыше мы с Валерой добрую минуту оглядывались: туда ли попали? Антенны, точно сосульки, растаяли. Но рассмотрели наконец: антенны спилены под корень, а точнее, перекушены. Лежат друг за дружкой в ряд…

– Подожди, – замотал головой посол. – Нас лишь восемь душ, деловая активность – почти на нуле! Кто-то да бы услышал!

– Поначалу и я своим глазам не верил – по той же причине. Но, успокоившись, сообразил, что серьезные кусачки практически беззвучны. Да и, надеюсь, понимаете, что дело было ночью. Вчера-то связь работала…

– Подожди, а с телефоном, телексом – что? – Посувалюк потянулся к аппаратам.

– В ажуре, но толку… Шифровку-то не передать…

В смятении чувств Посувалюк часто закивал.

– Но это пока цветочки, – призвал крепиться духом Игорь Тимофеев. – Мы изолированы и территориально…

– Это как? – Посувалюк прищурился.

– На нашей улице два блокпоста, останавливают не только транспорт, но и каждого прохожего. Не залезь я на крышу, не увидел бы.

– Что здесь нового, Игорь? Весь город в блокпостах, – резонерски возразил посол.

– Кто бы сомневался, Виктор Викторович. Только в поле зрения лишь те, кто нас блокируют, причем с обоих направлений, в ста метрах друг от друга. На соседних улицах – полная идиллия.

– Ну не знаю, Игорь… – то ли осторожничал, то ли дипломатничал, сторонясь выводов, Посувалюк. – Это их право – война на носу. Да и мародерство сплошь и рядом.

– По-вашему, с антеннами тоже мародеры подсуетились, заготовив на металлолом? – без экивоков пристыдил начальство офицер.

Посувалюк резво повел головой, словно нечто вспомнил, но промолчал и погрузился в раздумья. Тимофеев чуть поморщился, казалось, намекая главе дома заступить на должность наконец.

Бесхребетная позиция шефа его и правда дезориентировала. Даже если закрыть глаза на диверсию, то одно несанкционированное проникновение в посольство в мировой практике – случай из ряда вон. Так что, полагала безопасность, посол был обязан объявить тревогу, как только о неслыханном событии услышал.

Между тем в состоянии тревоги посол пребывал уже третий год кряду, а, прознав о явке с повинной бывшей пассии в Москве, икал от ее преизбытка. Со вчерашнего же дня, по предъявлении счета к оплате, перебрался в новую плоскость – теневой вовлеченности в заговор, отдавал он себе отчет в этом или нет. Инструкция-то с заколкой перекочевали в его личный сейф – на полку со сверхсеретными материалами, а не в бак для мусора.

Эта причастность знала свои приливы и отливы, но с течением времени заявляла о себе все явственнее. А час выбора не наступал только потому, что установка на акцию и прихваченный исполнитель, будучи детищами разных миров, обречены на естественную фазу притирки.

При всем том, кроме как подчиниться диктату или наложить на себя руки, иной альтернативы у Посувалюка не было – столь круто замешал раствор шантажа злой гений Биренбойма. Обложить штрафника сразу двумя загранотрядами – могло прийти в голову лишь ему, грозе арабского Востока, эксплуатирующего синтез еврейского ума и присущего восточному генотипу коварства в качестве горючего его гибридного сверхдвигателя.

Таким образом со вчерашнего дня Виктор Викторович был обречен пропускать любое событие через процессор подряда, возникший вне его воли. Проурчав немного, тот выдал: диверсия и изоляция резиденции блокпостами – хоть и бусины одного ожерелья, но производители у них разные, очень похоже, противостоящие друг другу. Почерк у обоих набегов различался кардинально – безоглядный экстремизм и имеющая право на жизнь акция, непосредственный суверенитет посольства не ущемляющая. Если у Саддама сей момент и оставался союзник, то им был СССР, пусть, по большей мере, номинальный. Все нити пока не исчерпанного компромисса шли через Москву, вследствие чего лишать главного посредника средств связи было, мягко говоря, неразумно.

Значит, на крыше ночью промышляли не иракцы, а шантажисты, окончательно определился Виктор Викторович. Их цель: выставить третий загранотряд, вгоняющий исполнителя в безнадегу – чтобы не возникало и малейшей иллюзии выбраться из западни. При этом блокпосты, взявшие посольство в клещи, выстроили новую парадигму: суть акции шпионский консорциум засветил, вызвав мгновенную реакцию «Мухабарата». И теперь, чтобы выжить, ничего не оставалось, как все-таки просочиться через загранотряд, выставленный скрутить шею обоим – заговорщикам и их исполнителю, пусть предполагаемому…

Разумеется, Виктор Викторович посвятить Тимофеева в суть постигшего его катаклизма не мог. Хотя бы потому, что не видел смысла, считая себя уже дважды покойником. Оттого безмолвствовал, порой нервически почесывая подбородок.

– Вот что, Игорь, – нарушил наконец гнетущую тишину посол. – Прежде чем принесу иракскому МИДу протест, выждем до обеда – без развития не обойтись…

– Куда уж более! Красного петуха дожидаться?! – вскинулся офицер по безопасности. – Ситуация – серьезнее не бывает! Обязан доложить, даже не получив от вас добро… – Игорь Тимофеева потупился.

Расшифровки не требовалось, кого намеревался посвящать офицер. Разумеется, свое непосредственное начальство на Лубянке…

– По открытой линии? – едко укорил посол. От плодящихся как микробы оппонентов его подвигло рассмеяться, но он лишь осклабился. И то невесело.

Зазвенел телефон. Посувалюк слегка нахмурился, точно звонок некстати, но подхватил трубку внутренней связи прытко.

– Виктор Викторович, Тимофеев у вас? Тут такое… рабочие пробиваются… – судя по вступлению, докладывал с передовой военный атташе Дмитрий Хромов.

– Пробиваются – это как, Саша? – уточнил посол.

– Требуют, чтобы пропустили, – ответствовал атташе. – Якобы в нашем дворе участок местного водопровода. Прорвало, говорят.

– Подожди, как понимать «говорят»? Сам ты, что видишь? Когда рвет, настоящий фонтан или, как минимум, наводнение, – смекнул посол.

– Фонтана нет, но и воды в кранах тоже. Утром же, как известно, была… – сообщил, вздохнув, атташе.

– Что и воду? – чуть не поперхнулся от изумления посол.

– Ну да, – неуверенно подтвердил атташе, не понимая, при чем здесь «тоже». Тимофеев-то факт диверсии от персонала скрыл, приказав радисту помалкивать.

– Ты общался лично или по телефону? – углубился в подробности Посувалюк. – Да, на работяг хоть похожи?

– Вроде бы. Одеты, по крайней мере, по форме, – Хромов прервался, – но их полтора десятка…

Посувалюк лениво протер глаза, будто услышанное – дежавю, откликнулся:

– Инструкции через Тимофеева. Жди.

– Можно не пересказывать, Виктор Викторович, – предложил Тимофеев, едва посол разъединился. – Ясно все. Сколько их, только скажите…

– Откуда такая прозорливость? – смутился посол. – То антенны, то газопровод…

– Водопровод, – строго поправил Тимофеев.

– Вот-вот, ты знал. Откуда-то… – Посувалюк исподлобья рассматривал подчиненного.

– Так сколько их? – напомнил свой вопрос Тимофеев, казалось, демонстративно пропустив намек на двойную игру мимо ушей.

– Больше дюжины, если Хромов с перепугу не напутал … – нехотя ответил посол.

– Тем более, в Москву срочно телекс отстучать! Хусейна – за жабры, это же произвол! – запаниковал Тимофеев.

Виктор Викторович сморщился – то ли на пафос, то ли на нечто неуместное. Потянулся к календарю и перевернул страницу. Жирная, выведенная красным карандашом запись, казалось, напомнила ему о чем-то важном. Вскоре однако он вернул листок четырнадцатого обратно, переводя взгляд на Тимофеева.

– Скажи мне, Игорь, что ты, советский офицер, пусть кабинетный, кроме как стучать, умеешь?! – окрысился вдруг посол. – Прок от телекса, когда целый взвод всеми правдами и неправдами к нам, на суверенную территорию, ломится! Родина не на митингах и не в бесплодной болтовне – она тут, вдоль забора Аль-Мутанаби 605, чью неприкосновенность наш долг отстаивать! Государственная граница – как юридическая, так и нравственная – здесь и сейчас, на этой улице! Я бы, на твоем месте, не телексом, как драной метлой размахивал, а АКМы из оружейки тащил, да с Димой план обороны продумывал!

Игорь Тимофеев, казалось, в неконтролируемом порыве, стал приподыматься.

– Да сиди ты! – осадил обескураженного гебиста посол. Сам вскочил на ноги и оперся руками о столешницу. Подавив волнение, продолжил: – Ступай к сантехникам, но не один, а с Димой. Погляди, вооружены ли, и жестко внуши: трубопровод через частные владения не прокладывают, его у нас быть не может. Так что пусть сворачивают провокацию и убираются вон. О реакции доложишь. Тем временем я свяжусь с иракским МИДом и заявлю протест. С сантехниками разберешься – готовь каждому боекомплект и составь круглосуточный график патрулирования здания. Еще… проведи занятие по навыкам обращения с оружием. Паче чаяния полезут – стрелять, не раздумывая. Не забудь включить в график и меня. Все!

Иракский МИД ни о каких ремонтных работах на Аль-Мутанаби слыхом не слыхивал, заверив, что на урегулирование инцидента уйдет, максимум, полчаса.

Обещание сдержали, правда, не совсем чтобы… Бригада сантехников не исчезла, а перебралась в канадское посольство, расположенное напротив. Там «работяги» заняли третий этаже, где, распахнув окна, установили пулемет и две снайперские точки. Сбросив робы, обнажили пятнистую форму спецподразделения.

Весьма похоже, что адресованная МИДу нота протеста возымела свое – ведь на требования Игоря Тимофеева разойтись «сантехники» не реагировали, тупо повторяя: «Весь район из-за вас без воды». В любом случае, подвижка обозначилась, внушив надежду, что с акцией иракцы, по крайней мере, повременят. Меж тем краны в посольстве по-прежнему травили воздух, МИД же на звонки перестал отвечать.

Посольский персонал с момента объявления осадного положения преобразился. Если еще вчера у всех тряслись поджилки от осознания, что до бомбардировки Багдада всего два дня, и им отведена роль где продажной девки, а где пушечного мяса подыхающего советского империализма, то ныне, перед лицом нежданной, зато овеществившейся угрозы, без громких слов, коллектив сплотился. Должно быть, не последнюю роль в климате моральной спайки и взаимовыручки сыграл шеф, естественно, без позы растворившийся в ополчении. Тем самым дал знать: на войне все равны, а командовать – Тимофееву и Кормову, профессионалам.

Виктор Викторович вовсе изумил коллег, когда инициировал вылазку за водой, заявив: «Мы с Петей (водителем) – идеальные кандидатуры. Убежден: нас не задержат».

И на самом деле не остановили, хотя отправили за «Чайкой» кортеж из двух машин. Эскорт чуть не покорежил друг друга, когда поднадзорное авто затормозило буквально в двухстах метрах от посольства, у водоколонки.

При виде пластмассовых емкостей, которые посол с водителем стали выгружать из багажника, стража растерялась. О том, что посольство отрезано от водоснабжения, им, рядовому звену осады, было неизвестно. Зато вменялось задерживать любое покидающее посольство лицо, лишенное дипломатического иммунитета, равно как и подозрительный груз. На удачу предприятия, резервуары были прозрачными, да объема небольшого – 20 литров. На троянского коня не тянули, к тому же за несколько минут заполнились Н2О.

Однако, когда мобилизационный импульс угас, ополченцы зашушукались: «Шеф, бесспорно, герой, но партизанщина зачем? Мы же посольство, а не караулка. Почему о провокации не трезвонит на весь мир? А главное: что мешает Москву подключить? Связь-то работает. И вообще: откуда напасть? До сих пор риторика Хусейна – исключительно антиамериканская. Мы здесь при чем?».

Между тем, по мере того как боевой дух ополченцев затягивала тина сомнений, Виктор Викторович, напротив, смотрелся убежденным в своей правоте. На укор Тимофеева «Да, связь контролируется, но обстановка – хуже некуда. Теряем что?» ответил: «Нас в чем-то подозревают, но руководствуются исключительно домыслами. Запросим помощь, свою мифическую причастность выдадим. И как ты не сечешь: ирако-кувейтский кризис – сплошная паранойя, и крупицы рационального! Так что отталкиваться будем от эскулапского «не навреди». Да и ясно: штурма не будет, иначе повязали бы нас еще ночью. Представляется, сами не знают, чего хотят…»

– Знают или нет, вопрос, надо полагать, открытый. Только, пытаясь понять, как нас угораздило в эту западню, на ум приходит ваш соратник по бардовской песне, пробравшийся в Багдад, должно быть, по дну Тигра. С него все началось! – Казалось, Тимофеев лишь ждал удобного случая, чтобы наболевшее выплеснуть.

– Ты бы еще Окуджаву в союзном бардаке обвинил, – вздохнув, откликнулся Посувалюк. – Пойдем лучше народ успокоим…

***

14 января 1991 г. 17:00 г. Багдад отель «Аль-Рашид»

Сюзанн Кларидж давно безутешно плакала, не припоминая уже почему. Ничего-то из ряда вон не приключилось. В полном здравии мать с отцом, в редакции обрывают телефон: когда «Бизнесвумен» Кларидж снова в эфире? Мерно пухнет счет в «Чейз Манхеттен Бэнк», смутно представляемого остатка. В списке «Самые влиятельные женщины США», на днях обнародованном, она на 37-ой позиции.

Горькие слезы мешались с шоколадом, безотчетно поглощаемым, совершая скорбный круговорот. В коричневых пятнах блузка от Армани, вздувшееся лицо, размытый макияж. Слезы иконы успеха и фетиша самцовых грез, канул в прорубь отчаяния образ неприступной «Мисс Элегантность». Папарацци и неделю бы не спали – лишь бы запечатлеть этот кадр.

Быть может, причина истерики война, которая вот-вот разразится? Коллеги-то буквально посерели, второй день не высовывая из гостиницы носа. Глубокомысленно вывели, что коалиции бессмысленно дожидаться пятнадцатого – Хусейн не сдвинул в Кувейте свой контингент ни на сантиметр. Потому наседают на администрацию отеля: «Переоборудуйте подвал в бомбоубежище, уже сегодня!»

Тут Сюзанн вспомнился Берт Рейнолдс, долго подбивавший к ней клинья, но отвергнутый в итоге. Самовлюбленный индюк, в своем узком кругу язвила она. Промелькнули в памяти и несколько бурных романов, кому только не поднявших рейтинг, но лишь усугубивших ее одиночество. Наконец хмурое прозрение, почему она здесь, в этом преданном остракизму крае: подсознательный позыв свести счеты с жизнью, утерявшей смысл. Тотчас навалилось, что родиться красивой – коварная западня. Прок от десятков воздыхателей, ею изведенных? Что это, как не садомазохизм? Или, в лучшем случае, патологическая тяга к унижению ближних.

Сорок два уже. Что в активе? Коллекция мумий, большая часть – неузнаваемых. Ни детей, ни интимной гавани, ни уюта домашнего очага. Убитая горем мурзилка у треснувшего корыта судьбы, импульсивно кинувшаяся в свинцовые объятия смерти.

Между тем встреча с нежданным пришельцем взбудоражила, а точнее, вспыхнула маяком откровения. При этом натура капризной сумасбродки, прозванной в CNN «черная вдова», ночью, после расставания с «вновь прибывшим», металась. Сюзанн то растворялась в природном обаянии человека-загадки, то кляла себя за опрометчивый, из сплошных подводных камней, контакт.

К концу 80-х имидж русского на Западе преобразился. Насаждавшийся десятилетиями образ «медведя-надзирателя» гумманизировался в нахлебника из программы социального обеспечения, стоящего с протянутой рукой. Миллионы экономических мигрантов из СССР осаждали посольства благополучных стран, из всех сил костеря родину-банкрота. Западные же аналитики, приветствуя эпоху Горбачева, во внутреннем дискурсе и не думали укрываться эвфемизмами, называя «Большое Перемирие» капитуляцией русских вследствие крестового похода Рейгана на «империю зла».

Оттого в системе координат общества процветания, крайне корыстного в своей сути, слыть русским было не столько не престижно, сколько означало нести клеймо чужака-неудачника из бесполезной, а где – взывающей к бдительности галактики. Так что прихвастнуть связью с русским мог лишь маргинал, либо индивидуум крайне экстравагантного поведения. Что-то вроде причуды Элизабет Тейлор, в седьмой раз вышедшей замуж за работягу, с которым познакомилась в кружке анонимных алкоголиков…

Однако, невзирая ни на что, «русская комета» мистически к себе тянула, в последние два дня заставляя «черную вдову» раз за разом трепетать. Ей казалось, что впервые она встретила мужчину, чью книгу размышлений и эмоций подмывало от корки до корки освоить. Одновременно мудрый, независимый и толерантный, Семен обволакивал своей аурой, в дымке которой хотелось, свернувшись калачиком, мурлыкать. Но по-настоящему завораживала его естественность, чем он разительно отличался от западного обывателя. Ни дежурных улыбок, ни расхожих штампов, какой-то необыкновенно живой и настоящий – ни грамма фальши. Его мироощущение напрочь лишено стереотипов, что поражало вдвойне: как удалось сохранить духовную автономию в условиях тоталитарного безвременья?

Но, когда Семен вчера не явился к завтраку, женское начало Сюзанн, глубоко уязвленное, зашипело: «Приблизила зачем? Без роду, без племени, да еще с внешностью фермера в каком-то поколении. Изменила принципам – утирайся теперь от плевка! Мужчина лишь в одной позиции приемлем – на карачках! И чтобы милю хотя бы прополз…»

Вместе с тем, уже в номере, ее одолели сомнения: «Не случилось ли чего? Багдад – город на осадном положении, не так повернулся – кости не соберешь». Потянулась к телефону, но остановилась на полпути: «Не заигрывайся. Суждено – сам явится».

Но Семен не объявился ни так, ни эдак. И к вчерашнему вечеру ей чудилось, что он – фата моргана, рождаемая преддверием катастрофы. Ничем не намекнул о себе и сегодня до обеда – будто драпанул в свою галактику, израсходовав весь ресурс. Сюзанн было настроилась вышвырнуть его из своей территории, когда прозвучал звонок. «Он!» – подумала она тотчас. Но трубку взяла не сразу – подбирала для отповеди слова, входя в образ униженной и оскорбленной.

Между тем абонент – отнюдь не Семен и не получалось вникнуть, кто он и почему. Все же сквозь туман растерянности проступило – директор отеля, приглашающий, сама любезность, на беседу.

Покидала она номер в прострации, которой от нее сквозило в недавнем диалоге, если отрывочные мычания обнаруживали в ней собеседника. Но, оказавшись в том лифте, где после интимного ужина они с пришельцем жарко обнимались, Сюзанн, будто тряхнуло: «Скорее всего, причина – Семен»! Пока она искала директорский кабинет, это вещее предчувствие лишь крепло.

Директор, нечто промямлив и указав на инкогнито, почти сразу испарился. Собственно, к месту – его торчащие во все стороны усы порой побуждали выхватить из косметички ножницы. Зато мгновенно приковал к себе внимание гость. Внешне – туземец, но непривычно подтянут и атлетичен, явно не тутошних ослизлых манер. При этом подчеркнуто галантен, но никакого слюновыделения от встречи с женщиной-мечтой. Венчал же образ беглый и совсем не «международный» английский.

Интуиция не сфальшивила. Визитер – по Семенову душу, оказалось, не только с ее горизонта, а и с прочих исчезнувшую. А поскольку она последняя, в чьей компании г-н Талызин был замечен, то ее осмелились потревожить. Событие-то нешуточное: достойнейший, возглавляющий важный гуманитарный проект гражданин бесследно исчез.

Услышав «в компании» Сюзанн чуть ни разразилась филиппикой, но не успела – отвлек, заинтриговав, «важный гуманитарный проект». Между тем истец о бэкграунде Семена больше не распространялся, как, впрочем, кто такой, не сообщил. Принялся аккуратно выспрашивать о без вести пропавшем. Сюзанн отвечала, в основном, односложно, едва сдерживая гнев. Тем временем, ей казалось, инкогнито терял к разговору интерес. Будто учуял, что знакомство пары освятила божья искра, стало быть, на первом, полном трепета свидании о личных или профессиональных тайнах не могло быть и речи.

Сюзанн явно смутил вопрос: «Слышала ли она о контактах Талызина с посольством СССР?» Казалось, она нечто вспоминает. На самом деле ее тонкий лингвистический слух уловил разнобой между почти оксфордским английским и звуковой оболочкой русской фамилии. Инкогнито озвучил фамилию именно так, как ее произносил сам Семен, на романтическом ужине свою спутницу русской фонетике наставляя.

Однако до ответа дело не дошло – затрещал радиотелефон безымянного «посланца Красного Креста». Прослушав сообщение, тот отдал какую-то команду и резво направился к двери. Открыл и был таков, не прощаясь.

«Черная вдова» не успела и опешить, как ее настигло очередное вещее предчувствие, а точнее, с поправкой на обстоятельства, старое. Безупречно вышколенный мухабаратчик (в ведомственной принадлежности «интервьюера» Сюзанн не сомневалась) мог рвануть из кабинета, лишь узнав, что Семен обнаружен. И сей факт для иракской госбезопасности столь значим, что эмиссар не то чтобы не потрудился раскланяться, выдал вольную распахнутой дверью. Ее тотчас защемило, перехватывая дыхание: милому, бесконечно домашнему Семену, которого ей безотчетно хотелось целовать в широкий лоб, не поздоровится.

У двери своего номера Сюзанн разревелась, будто отчаявшись найти в сумочке ключ, застрявший меж страниц блокнота. Но и в своей обители слезы не улеглись. Точно удавка, давило: «Ты – апостол злого рока! Не встреть он тебя, не попал бы в переплет!» После чего все подряд и снова…

Сюзанн «штормило» до глубокой ночи. На багдадский берег выбрасывало обломки гордыни очень красивой, многих талантов и, не исключено, утерявшей свой единственный шанс женщины.

Глава 24

15 января 1991 г. 08:00 г. Багдад район «Аль-Мансур»

За последние два дня Талызин и Посувалюк не раз вспоминали друг о друге, ну а сегодня, разменяв шестой десяток, и подавно обречены пересечься заочно. Обследовав позавчера паспорт «командировочного», Виктор Викторович обнаружил, что Талызин – его «близнец»: родились они в один день и год – 15 января 1940 г. Это будто не весть какое открытие потрясло посла не меньше, чем сам, сродни выкидышу, визит, окутав драму – и без того безысходную – мистической хмарью.

Семен Петрович о парадоксальном «родстве», надо полагать, не знал, как, впрочем, о нем был несведущ и сам Биренбойм, архитектор авантюры. Иначе сей момент потирал бы в предвкушении успеха руки, а не вперился на карте в Месопотамию с видом и мыслями чернее тучи: «Самый безумный фарт рано или поздно спотыкается. Без мандата Горби Посувалюку к Саддаму не пробиться…»

Зато Семен Петрович, не в пример законспирированному кукловоду, в успех начинания верил, поскольку, находясь в эпицентре события, ощущал, когда зримо, а когда интуитивно, его пульс, нашептывающий: «Заберутся архаровцы в дамки, додавят. Не столь сверхлюди, как врожденные баловни удачи».

Так вот, проснувшись с первыми лучами солнца, Талызин и Посувалюк соприкоснулись в помыслах. Посол в очередной раз усомнился: «Неужели дата рождения посыльного подлинная? Или все-таки иезуитская насмешка, призванная, наряду со всем прочим, мою волю сломить? Если не мистификация, то это знак, в черную дыру заговора зовущий…»

Талызин, протерев очи, напротив, о юбилейном дне рождении даже не вспомнил, ибо памятные даты недолюбливал. Больше того, в последние годы воспринимал свое явление на свет обузой, бородавкой на теле рода человеческого. Однако тотчас перенесся в воображаемый стан заговора, где без встречи с послом не обойтись. Само собой выстраивалось: желтая майка гонки – у Посувалюка. Но все по-порядку.