Багдад до востребования

– Это еще почему? – дался диву Семен Петрович, будто несколько воспрянув духом.

– Церемония требует, иначе не вручат, – многозначительно объявил «Коррида». В его глазах меж тем блеснул озорной огонек.

Талызин какое-то время глядел на визави с помесью скепсиса и снисхождения, точно на несущего всякий вздор олуха, невесть как объявившегося, после чего потряс головой и вновь потупился.

– Я о Нобелевской премии мира – при вручении фрак обязателен, Семен, – разъяснил наконец командир охотников за головами.

– Издеваешься или шутишь так? – парировал, морщась, автор недописанной докторской, по его убеждению, не только на «Нобеля», но и на рецензию в профильном журнале не тянувшей.

– До конца года далеко, – «Коррида» пожал плечами, – но конкуренты, не думаю, что объявятся. Ты идеальная кандидатура, с запасом даже…

– Ломая голову, как еще унизить, ты даже несуществующую премию выдумал! – вознегодовала тягловая лошадь соцхозяйства, никогда не помышлявшая и о премии отраслевой. Вполне удовлетворялась грамотами, да часами «Луч»…

«Коррида» застыл, точно сбит с панталыку, после чего несколько секунд на Семена Петровича недоверчиво смотрел.

– Семен, ты что, о Нобелевской премии мира не слышал? – спросил «Коррида» чуть погодя.

– Нет, – признался как на духу гонец самой читающей в мире страны, где и «Советский спорт» слыл дефицитом.

– Вот те раз! Горбачеву совсем недавно вручили, не мог не знать! – не верил своим ушам «Коррида». – Кстати, у русских всего две.

– Не до того нам сейчас… – неопределенно, но вполне миролюбиво откликнулся Талызин. – Как прокормиться, людей больше волнует, так что Горбачев давно не герой…

– Зато ты, Семен, настоящий! – пробасил «Коррида».

Семен Петрович поморщился. Чуть поиграл желваками и с ноткой стеснения обратился:

– Эта премия, за что?

– За что?.. – задумался «Коррида». – Достижения в сфере миротворчества или крупный гуманитарный проект…

– На голубей что-то вы не похожи… – обнаружил нестыковку Семен Петрович. – Суля мне Стокгольм, шутил, наверное?

– Осло, – строго поправил «Коррида». – Что касается «шутил», то вот, о чем подумал: когда сыграю в ящик, моим близким и друзьям не позволят и некролог опубликовать, не убежден даже, что на могильной плите будет моя фамилия. Таковы издержки профессии… Но суть от этого не меняется: что в аэропорту, что сегодня в посольстве ты выдал невозможное. И вовсе не потому, что в спину тебе дышали…

– Ладно! – Талызин хлопнул себя по коленям и живо встал. – Пойду я…

– Куда?! – осадил «Коррида», вмиг сменив личину – настроя поболтать за жизнь на тревожное ожидание непредвиденного.

– Как куда? – удивился Талызин. – Своей дорогой, коль, сам сказал, что делу конец. Но это так… Встреча у меня в министерстве – опазываю.

«Коррида» раздраженно, с налетом брезгливости, несколько раз махнул кистью, призывая садиться. Сложил на груди руки и Семена Петровича как нечто незатейливое осматривал.

– А ты, Семен, не так умен, как казалось вначале, – менторским тоном заговорил «Коррида». – Ведь говорилось уже: я твой проводник.

– Начинается… – проскрипел Талызин по-русски.

– Слушай, что тебе говорят! – гаркнул «Коррида» и вновь указал на стул.

Семен Петрович и не подумал подчиниться, с вызовом глядел на «опекуна».

– Разложу ситуацию на пальцах, – несколько смягчившись, продолжил «Коррида», но учти: больше повторять не буду. Скажи мне: куда тебя несет – в казематы «Мухабарата»? Тебя же из гостиницы мимо камер наблюдения вывели. Не сомневаюсь: ты уже в розыске, а к концу дня – твое фото у каждого патруля! Не врубаешься? Ну и что прикажешь мне делать – отпустить? Чтобы за полчаса из тебя все вытрясли: о после, операции, нас, наконец.

– Начали с Осло, а закончили за упокой… – пробормотал под нос на великом Талызин.

– Что?

– Да ничего. Вот о чем подумал: чем со мной возиться, лучше шлепнуть – и мигрени как не бывало. Я и впрямь обуза… – будто прогноз погоды, уныло огласил Семен Петрович.

– Не твоего ума дело! – огрызнулся «Коррида».

– Ладно, – клонил, похоже, к компромиссу Семен Петрович. – Дальше что?

– В смысле?

– Ну завтра, послезавтра и главное: как домой доберусь, раз в нелегалы меня прочите? – заглядывал за занавеску дня Семен Петрович, наглухо задернутую.

– Приказано из Ирака тебя вывезти… Но в том маршруте Россия не значится… – нехотя сообщил «Коррида».

– А если не соглашусь?

– Поначалу свяжу, а там по обстоятельствам… – «Коррида» пожал плечами, но вдруг взбеленился: – Ты что, ум за разум, доктор инженерии?! Багдадскую электростанцию, куда тебя определят, при первом же авианалете с землей сровняют!

– А ну-ка выбирай слова! – возмутился Семен Петрович. – Пусть в ваших делах я ни бум-бум, в остальном же – обойдусь без твоих советов!

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– А что есть выбор? – осклабился Семен Петрович. – Веревок-то у вас хватает…

– Это не ответ: попутчик поневоле – хуже врага! – требовал безоговорочной капитуляции «Коррида».

– Хорошо, тебе видней… – подумав малость, капитулировал Талызин. С оговоркой, однако: – Одно условие: я в гостиницу должен заглянуть…

– Вещи забрать?

Талызин странно повел головой, будто подтверждая.

– Тебе компенсируют, – быстро проговорил «Коррида», казалось, желая свернуть тему поскорее.

– Вещи – не главное, познакомился я… – Талызин запнулся.

– С мухабаратчиком? – съязвил «Коррида» и провел пятерней по лицу снизу-вверх, будто разочарован донельзя.

– В общем-то, это мое дело… – отстаивал свой суверенитет Талызин.

– Да ты безнадежен! – забарабанил восклицательными знаками «Коррида». – Как слушал меня?! Или ты, точно женщина, внемлешь лишь тому, что по шерсти!?

– За женщин теперь… Обделили тебя чем? – уколол шпилькой психоанализа Семен Петрович.

– Постой-постой… – «Коррида» наморщил лоб. – Хочешь сказать, что в «Аль-Рашиде» у тебя свидание?

Семен Петрович застенчиво увел взгляд в сторону.

– Кто она?! – точно ревнивая жена, ринулся «Коррида» на поиски искусительницы. – Мусульманка, белая? Но, кто бы ни была, подстава, как пить дать!

– Так уже и подстава… – пробубнил Семен Петрович, казалось, укушенный комаром сомнений. – Женщина – как женщина… журналистка CNN Сюзанн Кларидж. Я даже о своей командировке – та, что по бумагам – не обмолвился… Она и не расспрашивала, хотя и знакомилась под предлогом интервью… За завтраком встретиться должны были… – Объект сплошных интервью нахмурился.

– Послушай, Семен, американка на самом деле в «Аль-Рашиде»? Не путаешь?

– Съезди, посмотри.

– Так и сделаю. – Сдерживая через силу улыбку, «Коррида» устремился к двери. Распахнул и, высунувшись в коридор, кликнул на арабском: – Закир, ты где? Снежного человека увидеть хочешь?

Вскоре в дверном проеме образовался едва знакомый Семену Петровичу субъект, с которым в ночь похищения он пересекся лишь мельком: парень, около тридцати, с умным, цепким взглядом.

– Слушай, Закир, если я поручу до вечера познакомиться с женщиной, осилишь? – обратился предводитель по-английски.

– «Коррида», ты что? Мы не на слете хиппи, здесь ортодоксальный ислам. – Семен Петрович тотчас смекнул, что «Коррида» – псевдоним предводителя.

– Подожди, Закир, не спеши, Багдад – столица, европейцев хватает… – упростил поручение, расширив контингентный диапазон, командир.

– Шеф, ты о чем? Европейцы давно разъехались. Опомнился…

– А вдруг застряла какая? Закадришь? – настаивал «Коррида».

Закир решительно замотал головой, казалось, не дав труда вникнуть, о чем речь. Но, будто опомнившись, выдал, во весь рот улыбаясь:

– Разве что встречей со снежным человеком соблазню…

– Ага, волочила ты наш, можешь, если захочешь! – воодушевился «Коррида», но уж явно деланно. – Тогда вперед, Закир, к вечеру доложи.

– Не понял…

– Йети – вот он, перед тобой, наш русский товарищ. Полдела в кармане…

– Да ладно, шеф, на понт не бери…

От разнобоя английского и арабского сленга, да еще неизвестно, по какому поводу, Талызин стал искать точку опоры, усевшись в итоге.

– Тебе, Закир, имя Сюзанн Кларидж знакомо? – продолжал каверзничать «Коррида».

Закир пожал плечами с опаской, казалось, полный дурных предчувствий.

– Лишь бы откреститься… – вздохнул предводитель. – Кларидж – журналистка и ведущая прогамм CNN.

– Конечно, как мог забыть! Секс-бомба с правой Майка Тайсона вместо языка. – Мечтательно закатив глаза, Закир стал ваять из воздушной глины женские прелести.

Тут «Коррида», стоявший к Семену Петровичу спиной, резко обернулся и ошарашил:

– Она, Семен?!

Нервно почесав подбородок, Талызин, казалось, личность медиа-звезды подтвердил.

– Так вот, Закир, Сюзанн Кларидж в Багдаде и, думаешь, кому благоволит? – вновь обратился к подчиненному «Коррида».

– Откуда мне знать, если она вообще здесь?

– Здесь-здесь, Закир, и ее бой-френд – наш Семен.

– Иди ты…

– Пойдешь ты, Закир, и прихватишь претендента на титул «Плейбой-91» и еще парочки в придачу. Свяжешь по рукам и ногам, не забыв забинтовать хозяйство, – а то, не ровен час, загрызет нас селебрити. И правда немудрено. Кларидж – всем зазнобам зазноба, в жар прямо бросает… – Сделав паузу, «Коррида» зазвал Талызина рукой. Не дождавшись отклика, скорректировал вводную: – Связывать, в общем, необязательно, в вот глаз с него не спускай. А то Кларидж на весь мир ославит. Не хватало еще…

Охотники за головами и их «улов» дружно рассмеялись.

***

13 января 1991 г. 14:00 г. Багдад, штаб-квартира службы безопасности «Мухабарат»

Директор службы Мунир Аббас не находил себе места – бросался то селектору, то к телефонам, но каждый раз одергивал себя. Между тем еще недавно деловая активность в кабинете зашкаливала: меняли друг друга докладчики, посыльные, соревновались в настырности точки связи. Наконец масштаб утреннего ЧП прочертился, обозначив сюжет, труппу лицедеев, но пружину действа не приоткрыв.

Собственно, сюжет, как таковой, громко сказано – сплошные домыслы, свившиеся в клубок заговора в мозгу бывалого провокатора, для кого воображение – словно парус для бригантины. Подуло бы лишь…

При этом сенсация из сенсаций: главный лицедей происшествия – Сулейман Хаким, родственник и приближенный директора, еще вчера казалось – один из столпов национальной безопасности, гордость «Мухабарата». Дергается же Мунир Аббас ныне лишь потому, что разработка, достигнув промежуточного звена, без упомянутой фигуры в распутице фактов забуксовала. Между тем метаться директору в этом чертополохе еще недолго – Сулейман явится с минуты на минуту – «хвост» по рации передал.

Тут дверь распахнулась. В проеме Сулейман, будто пройти не решается. Но, присмотревшись, Аббас увидел: в лике племянника ни страха, ни сомнений, глаза же ненавистью горят.

Аббас ожидал от встречи с родственником чего угодно, только не публичного вызова, адресуемого без оглядки на адъютанта. Оттого опешил, не зная, как быть. Тем временем полковник решительно зашагал к директорскому столу, своим независимым видом афронт лишь нагнетая.

– Дядя, «хвост» как понимать?! – обрушился Сулейман, усаживаясь без приглашения. – Не будь экстренного вызова на твой ковер, о других еще мог подумать. А так, твоя работа!

– Лучшая защита – нападение… – тяжко вздохнул Мунир Аббас, оправившись от растерянности.

– Защита?! – изумился полковник. – С чего бы это? За что меня упрекать?

– В нашем деле такой категории, как упрек, нет… – напустил философской дымки Аббас. – Как и трибунал необязателен.

– Это ты мне, родственнику, преданному тебе как собака? – тряхнул генеалогическое древо Сулейман Хаким.

– Все! – грохнул кулаком по столешнице Аббас. – Я говорю, а ты слушаешь! Дойдет до ответов – повезло, значит!

Полковник в мгновение ока затравленно прогнулся. Не долго думая, Аббас «распахнул папку с обвинительным заключением»:

– Одиннадцатого после полуночи в «Саддам Хусейне» садится борт «Москва-Багдад», который ты почему-то решаешь встретить лично. Следует отметить, это был единственный за последнюю неделю регулярный рейс – уникальный мост между изолированным Ираком и внешним миром. Прибывших всего двенадцать, но крайне подозрительных лиц. При этом, оказалось, одиннадцать – бутафория, нацеленная отвлечь внимание от одного-единственного пассажира, объект твоей особой опеки. Дабы себя обезопасить, а главное – увести означенную фигуру в тень, ты скармливаешь мне миф о спецподразделении, будто охотящемся за архивом русского заговора. Если откровенно: способ инфильтрации объекта восхищает, ничего подобного я не встречал. – Аббас прервался и потянулся к коробке с сигарами. Небрежно извлек одну, самодовольно покрутил у носа и вернул обратно. С наигранной ленцой продолжил: – К вечеру объект поселяется в «Аль-Рашиде» и утром двенадцатого пытается пробиться в советское посольство, но безуспешно – «Аль-Мансур» перекрыт… Между делом одиннадцатого и двенадцатого наведывается в Министерство промышленности, куда, по легенде, командирован. Одиннадцатого служба портье регистрирует, якобы из Министерства промышленности, звонок, уточняющий, достаточно ли комфортабелен номер у объекта. На самом деле звонили из автомата в «Аль-Мансур». Вечером двенадцатого в «Аль-Рашид», под предлогом инспекции средств пожаротушения, проникает пожарник, причем в тот самый момент, когда оба наших парня из лобби отлучились. Вскоре на этаже объекта на минуту отключается камера видеонаблюдения, сам же «инспектор» бесследно исчезает, как сквозь землю провалившись. Тут, нелишне выделить, что «пожарник» прибыл в «Аль-Рашид» и убыл из него на полицейской машине – выявлен очевидец, садовник отеля. По его словам, «пожарник» покинул отель через хоздвор. Но самое важное здесь: по цвету и модели авто совпадает с полицейским «Фиатом», недавно исчезнувшем вместе с тремя патрульными, которых начальство поторопилось списать как дезертиров. Их и впрямь сегодня хватает… Ну и венцом всему: сегодня в четыре ночи объект из гостиницы исчезает, минув камеры наблюдения, службу портье, дозорных. Как и вчера, камера на его этаже отключалась, правда, на сей раз чуть дольше – четверть часа. Итак, горе-родственник, – Аббас заносчиво запрокинул голову, – сам все расскажешь или вниз спустимся?..

– Дядя, в одном ты прав: я человек конченный… – Казалось, подводил черту жизни полковник, горькую, безутешную. – Лажанулся так, что о прощении и не заикнуться. Готов ответить…

– Сулейман, о чем ты там квохчешь, беря на жалость! – взорвался Аббас. – О том, как скурвился, выкладывай! Лучше с самого конца! И не тяни время!

– Верно, дядя, время против нас, – ответствовал с некоей хитринкой полковник. – Узнай Хозяин о ЧП из независимого источника, не только мне – тебе несдобровать. Докладывая о высылке русского спецназа, не думаю, что ты мое имя упоминал. Тем самым на тебе вся ответственность, пусть своей близорукостью я тебя подставил. Предостеречь поэтому обязан…

– Что ты несешь, перевертыш-демагог? – Директор службы стал приподыматься. Кому-кому, а ему было известно, с какой легкостью Саддам расправляется даже с неприкасаемыми. Достаточно случайной фразы, сплетни, самого неправдоподобного оговора.

– Мунир, у тебя ум за разум, коль меня подозреваешь! – прорвало вдруг полковника. – Я глава русской шпионской сети – оригинальнее ничего не мог придумать?! Как версия даже не выдерживает критики!

– Почему? – округлил глаза Аббас, безотчетно усаживаясь обратно.

– Хотя бы потому, что выстроилась прежде, чем обросла фактами! Как говорится, была бы кандидатура, удобная и под рукой! А собак навесим… Я действительно дал маху, только в другом и без всякого умысла! Так что, себя выгораживая, не путай «плюс» с «минусом». Иначе, изжарит тебя Хозяин, для него ты самый что ни на есть громоотвод…

Будто для отповеди, директор вскинулся, но так и не открыл рта, казалось, прозревая.

– Дядя, ты слушать намерен? – перехватывал инициативу полковник. – Будем препираться или все-таки о деле?

Аббас состроил недовольную мину и вновь промолчал, на сей раз, будто в знак примирения.

– Мы в большей заднице, чем тебе, спящему и видящему одних предателей, кажется… – излагал свою версию ЧП Сулейман Хаким. – Ты главного не знаешь…

– Даже так? – ошалело проговорил Аббас.

– Инженеришка этот, сам по себе, никто, случайно привлеченный, – продолжил полковник. – И, скорее всего, его подрядили вслепую. А вот то, что он провез, меня загипнотизировав, – с непрофессионалами всегда так – раковая опухоль со СПИДом в одном анамнезе. – Сулейман Хаким прервался, казалось, решаясь. – Так вот, – подался вперед полковник, – была у него заколка для галстука, крупнее обычной раза в два. Я ее вертел и так и эдак, но в конце концов отдал, что объяснимо: Коля со своими бойцами не просто незримо давил как приоритетное направление, а заслонял горизонт. Так эта моська под слоном и проскочила…

– Подожди, Сулейман, не части, – перебил Аббас, – к заколке потом вернемся. Хочешь сказать, что инженер и Коля не из одной упряжки?

– Да я это еще до допроса понял, видеозапись их беседы в камере просмотрев. Но это так, между делом… На бровях прилетел инженер – слишком вычурно для самой мудреной операции. И даже этот аргумент – скорее лирика. Первый русский «Руслан», груженный бронетехникой, скоро сядет – узнал только что. Значит, сработал твой план! Стало быть, нет и не могло быть сговора, Коля и инженер – две непересекающиеся линии и, как мне кажется, концы инженера искать не в Москве…

– Стоп, довольно гипотез! У меня от своих голова пухнет… – оборвал штрафника, директор, казалось, в одночасье избавившись от всех подозрений. – Заколка, по-твоему, что?

– Ну, не знаю… – после некоторых колебаний откликнулся полковник. – Обмозговать надо, но как бы само собой напрашивается – маячок. Могу и ошибиться, разумеется. Сел уже с ней в лужу…

– Дела… – тоскливо протянул Аббас, после чего, будто нашелся: – Коль «Руслан» на подлете, весьма похоже, что Коля и инженер – отнюдь не братья и, скорее всего, даже не двоюродные – здесь ты прав. Тогда, получается, янки нащупали лаз, объехав все-таки «Мухабарат» на русской кривой козе. Надо же пройдохи какие! Через игольчатое ушко внедрились, под флагом нашего последнего, пусть по большей части морального союзника! Ты прав: Крючков ни при чем здесь, американцы подсуетились.

– Я бы так не сказал… – заметил вяло полковник. – Крючков, может быть, и не в курсе, но провернуть такое без КГБ, заарканив чуть ли не единственного спеца с иракской визой, маловероятно… Ну бог с ними! Ведь изделее у инженера уже изъято, как и он сам из оборота. Злоба момента – его опекуны, матерые профессионалы. Надеюсь, они не из местных, завербованных, иначе не достать.

– Зачем доставать? Сами объявятся… – само простодушие, замышлял нечто вслух директор.

– Думаешь, сдадутся, чтобы укрыться в тюряге от родимых бомб? – осклабился полковник.

– Видишь ли, Сулейманчик, маячок, как таковой, не забрось его на стратегически важный, законспирированный объект, пустышка, цацка для забавы. А таких сооружений, не просматриваемых со спутника, на пальцах перечесть: хранилища ОВ, «Скадов», еще парочка найдется. Не упустим, разумеется, из виду и объект, где за семью замками пылится архив русского заговора. «Русланы» – «Русланами», но то, что Крючков зубы точит от него одной ракетой избавиться, исключать нельзя, каким бы ценным архив ни был.

– Что-то не стыкуется у нас… – узрел противоречие Сулейман Хаким. – Если засланцам координаты того или иного объекта известны, на какой ляд им маячок? Разве что радиосвязи остерегаются или рацию посеяли, во что верится с трудом. Боюсь, другое тут. Заколка – не маячок…

– Тогда, что? – всполошился Аббас.

– Давай гадать не будем, Мунир, – предложил полковник. – Контрразведка, пусть функционально экстрасенс, но все же не ворожка. Время покажет, лишь подкинь мне людей и смени в операции вектор. Больше того, засекреть ее под тем или иным предлогом. Хозяин пронюхает – полетят головы …

– Говорили-ехали… Хочешь, чтобы я проглотил тот пшик, во что ты все наработки обратил?! – вернулся к первоначальному вектору директор. – За просто так, по зову крови, закрыть глаза на ужасный промах. Дай мне, Сулейманчик, что-то, дай, не поймут иначе! Оплошай ты еще раз или, того хуже, исчезни, не сносить мне головы! Понимаешь?

Сулейман пожал плечами, нечто невнятное изобразил рукой, будто сам с собой разговаривает. После чего нарочито независимо уставился на Аббаса и заговорил в унисон лику:

– Знаешь, мне как-то все равно, дядя. Переживи я даже войну, сулящую миллионы жертв, в «Мухабарате», по-любому, моя песенка спета. Проглотить, не поперхнувшись, такой провал и в сонном Люксембурге не смогли бы, пусть в нашем заповеднике от ошибок никто не застрахован. Ну да ладно… Ради тебя, семьи, так и быть, еще поишачу… – Полковник усмехнулся, продолжив вскоре: – В общем и целом, расклад такой: стая окопалась в «Аль-Мансуре» и, весьма похоже, у них какой-то интерес к посольству СССР – именно туда, по приезде, направил свои стопы инженер. Теперь о цели. Под что подкапывают, не узнать, пока не задержим их. То, что в руках, классическая задачка со всеми неизвестными – раздолье для кабинетных конспирологов – шпилька в твой адрес – зато бессонница для людей на местах. Главное сейчас: засланцев не спугнуть. Никаких облав! Прочесываем район точечно, прежде сняв тщательную рекогносцировку. Ежели о прогнозе, то ничего хорошего. Мало того, что филигранность подкопа изумляет, так еще и фарт на их стороне. И не выходит из головы посольство! Во-первых, диверсанты могли расквартироваться там, обретя уникальную экстерриториальность и напрочь нас запутав – кому придет в голову искать американский след у русских? Во-вторых, сам союз «диверсанты – посольство», пусть он пока гипотетический, меня просто шокирует. Не могу даже уловить чем…

– Кажется, я знаю… – потупившись, едва выговорил белый, как полотно, Аббас. Нечто взвесив в уме, дополнил: – Но самое трагичное: чтобы нам с тобой выжить, Хозяин должен уцелеть. Перейди власть к другому, в первой же партии вздернут.

Глава 23

14 января 1991 г. 10:00 г. Багдад ул. Аль-Мутанаби 605, посольство СССР

Виктор Викторович корпел над «Венской Конвенцией», притом что со студенческой скамьи помнил Акт о дипломатических сношениях практически наизусть. Пройдя несколько раз русскую версию документа, обратился к английской редакции. Но и там холостой пробег – те же 53 параграфа с двумя приложениями, да аутентичный смысл.

Хватит сходить с ума, выискивая хоть какое-то обоснование «миссии», посол в конце концов одернул себя. Ее ни одним из фиговых листков дипломатии не прикрыть. Затея – не что иное, как «халтура» а-ля Харви Освальд. Пусть, сработай их план, человечество только вздохнет с облегчением, сотни тысяч, если ни миллионы жизней сохранив.

Между тем «повестка» шпионского консорциума тунгусским метеоритом для Посувалюка не стала. Он, зубр подковерных сношений, не тешился иллюзиями: его жуткая тайна рано или поздно вскроется. О явке бывшей пассии с повинной уже знал, по запросу МИД завизировав ее характеристику. С тех пор маялся от бессонницы, сменив три вида снотворного, и при разборе ведомственной почты неизменно прел. От нервного срыва пока удерживали лишь утренний кросс, с юных лет вошедший в привычку, да фактура крепкого духом и телом человека.

За сутки, минувшие с момента вторжения гонца шантажистов, Виктор Викторович не сидел, сложа в прострации руки: настрочил реферат (в надежде, что отчизна, разобравшись, простит и защитит), по размышлении здравом, забракованный, пробовал работать, по пустякам беспокоя персонал, и даже воспламенился стихом, на титуле «Грех, до востребования» оборвавшемся.

При всем том Посувалюк перед выбором до сих пор не предстал, а точнее, к нему вплотную не приблизился, топчась вокруг да около. Не потому, что потерялся или малодушествовал – во всей цепочке антисаддамовского заговора был единственным здравым, реально осязающим все последствия «миссии» звеном.

Оправившись от шока, Посувалюк открыл, что основа акции – отнюдь не гениальный расчет, а беспримерное вероломство, вдохнувшее жизнь в совершенно безумную идею. Даже если роду человеческому грозит исчезновение, заклад всех табу во спасение – несимметричная мера, приближающая Армагеддон быстрее, нежели прочие катаклизмы.

На заре 90-х, возвестивших о Великом Перемирии, покушение на главу государства явственно пованивало – каким бы одиозным тот ни был. Охотиться за лидером нации противника после объявления войны, как говорится, a la guerre comme a la guerre. Накануне же – ушат грязи на репутацию отстаивающей демократические ценности государственности. То, что Хусейна приговорило государство или некий межгосударственный союз, Посувалюк уже не сомневался, полагая, что прочему образованию столь масштабное предприятие не по зубам. Ну а впрячь в такого рода покушение диппредставителя, слугу народа и символ державного величия, не то что ни в какие ворота – ни в одну клетку разума не лезло…