В иных мирах я тоже как-то шастал. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть I

Владимир Буев

В иных мирах я тоже как-то шастал. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть I

Поэт и зеркало

В средневековых восточных государствах было принято при дворе просвещённого монарха иметь своего придворного поэта. Писали стихи для услады монархов Рудаки и Хакани, Фаррухи и Унсури, и многие менее известные поэты.

Не скажу, что Владимир Буев – личный пародист Михаила Гундарина, но стихам своего со студенческих лет друга он уделил особое внимание. И вот перед читателями первая часть трёхтомного совместного собрания этих двух авторов.

Поэту и пародисту положено быть людьми с разными вкусами и разным пониманием литературы. Гундарин стремится к гомерическим чувствам и космическим катаклизмам, с ними связанным:

Разорви картонный чехол эфира,

Расскажи о том, кто сейчас в отъезде

(Сердцевину правит чужого мира

Сквозь густой холодок созвездий).

Покажи нам правила без награды,

Золотые лилии вне закона,

На пороге тяжёлого перепада,

На ступеньке плацкартного, блин, вагона…

Понять, где происходит действие этого стихотворения, увы, просто невозможно: с одной стороны, это может быть космос, где «разорван картонный чехол эфира», а «сердцевину чужого мира» правит некто, «кто сейчас в отъезде». С другой стороны, лирический герой требует показать ему золотые лилии (видимо, на гербе французских королей), причём, сделать это нужно «на ступеньке плацкартного, блин, вагона».

Всё это производит впечатление, хотя кажется, что автор пытается придать планетарный масштаб известной ситуации, описанной в своё время поэтом Михаилом Львовским в одной-единственной фразе: «Вагончик тронется, перрон останется». Впрочем, писал же когда-то Маяковский, что гвоздь у него в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гёте.

Владимир Буев же стремится перевести фантастику Гундарина в приземлённую картину обыденной реальности:

Не болтай о пустом, немая дева.

Раз ослепнув, не различай предметов.

Не дождёшься ты ни шального гнева.

Ни того, что люди зовут пиететом.

Шевеленьем губ меня не притянешь.

И морганьем в сердце не вкинешь зноя.

Я тебя провожу до вагона. Сядешь

Ты не в люкс, не в плацкарт, а поедешь стоя…

Нет ни чехла эфира, ни сердцевины чужого мира: лирический герой Буева провожает на поезд немую и, судя по всему, слабовидящую деву. Бедняжка не различает предметов и тщетно пытается соблазнить героя шевеленьем губ и морганьем, но тот непреклонен. Он запихивает свою спутницу даже не в плацкартный, а в общий вагон. Вот до чего доводит людей привнесённый в обычную жизнь космический хаос.

Надо сказать, что подобная ситуация в дуэте поэта и пародиста встречается регулярно, и на внеземные фантазии Михаила Гундарина следует скептический приземлённый ответ Владимира Буева. Но есть и другие варианты. Они появляются, когда поэт уходит от постмодернистского хаоса к классическому упорядоченью. А пародист, на самом деле, очень зависим от поэта, которого пародирует, и в случае Гундарина/Буева это прекрасно видно:

Ты устала, я тоже устал,

Новый день не несёт исцеленья.

Помутился июльский кристалл,

Жизнь крошится, как будто печенье.

Не стряхнуть эти крошки в ладонь,

Не скормить их на улицах птицам.

Что ещё? Угасает огонь,

Перевёрнута наша страница.

Посвежей-то метафоры нет?

Ничего уже нет, дорогая!

Только августовский полусвет,

Но и он догорит, полагаю.

Михаил Гундарин, внезапно перейдя к классическому стилю, написал стихи, которые не надо тщетно разгадывать и с трудом понимать хитросплетения сложных метафор. Оказалось, что говорить о простых человеческих чувствах можно просто и лирично, вызывая у читателя успокоение и симпатию.

Тема стихотворения привычна для любого поэта: лирический герой расстаётся с дамой сердца (помните, у Пушкина: «Я вас любил…».

Герой принимает правила игры без всякой награды, которую автор упоминает в предыдущих стихах, а сам автор смотрит на ситуацию своих героев с лёгкой и доброй иронией.

И это настроение отозвалось в пародии:

Месяц август, и лету – конец

Я предчувствовать осень умею.

Вот метафоры свежесть – резец

Раскромсал нашу жизнь на затеи.

Взоры птиц обратились на юг.

Их куском пустоты не приманишь.

Без печенек теперь – как без рук.

Только сердце пернатым поранишь.

Прорицаю, что лету – труба!

Перевёрнута наша страница.

Не сорвётся в затеях резьба –

Сотни раз мне ещё пригодится!

У Владимира Буева на этот раз нет гротеска и тем более сарказма. Есть добродушная усмешка и не более того.

Сотрудничество с пародистом – вещь для поэта непростая, хотя в чём-то вполне естественная, как свет и тень, реверс и аверс, инь и янь. И Михаил Гундарин, судя по количеству совместных публикаций, согласен с тем, что взгляд Владимира Буева на его стихи вполне приемлем. Поэт получил своё в меру кривое зеркало. Как к этому отнесётся читатель, держащий в руках эту книгу?

Владимир Володин, журналист, литератор

От автора

Самые свои первые пародии/версификации/отклики я начал писать на стихи Миши Гундарина и Ани Шевченко (в обратной последовательности).

Случилось это спонтанно на рубеже 2020-2021 годов. За неделю-полторы до начала Нового года мы с женой приехали на дачу. Я развёл в камине огонь, лёг перед ним на диван, начал читать стихи (не помню, как они мне в руки попали, возможно, Миша прислал ссылку) и… Потом все дни вплоть до ночи с 31 декабря на 1 января так пародии рекой и лились.

Со временем появилось, конечно, много других поэтов, которых я стал пародировать, но вначале было именно слово Миши и Ани. К слову же: в тот период в творческом смысле они как раз ходили парой («мы с Тамарой ходим парой») – в соавторстве написали множество статей в жанре литературно-художественной критики.

Стихи Миши Гундарина в связке с моими пародиями, публикуемые в настоящем сборнике, ранее в большинстве своём белый свет уже видели (правда, нет уверенности, что они снискали себе всемирную славу или что хотя бы привлекли к себе внимание какой-то группы читателей – ну, разве что Мишиных друзей, фанатов и просто поклонников): публиковались в еженедельниках «Литературная Россия» и «Истоки», литературных журналах «Вторник», «ЛитеrRRа Nova» и «Камертон», в альманахах «Vita» и «Ликбез». Да и вообще где только ни публиковались (хотя, пожалуй, кроме перечисленных изданий больше и нигде, но надежда есть – коль вошёл в эту реку или ступил в кучу, зачем её, надежду, оставлять? она же – «компас земной, а удача – награда за смелость»).

Миша Гундарин – мой однокурсник и даже одногруппник по факультету журналистики МГУ (к слову: когда я в 1988 году вернулся на «гражданку» после срочной службы в Советской армии, то именно тогда и попал в одну с ним группу; те же, с кем я начинал учиться, выпустились парой лет раньше).

Человек Миша – жизнью битый, калач тёртый, а потому не просто умный, но весьма и весьма мудрый. К любой иронии, сатире, стёбу, «подколкам», конструктивной (и неконструктивной) критике относится философски (то есть сверху вниз с высоты своих лет) и с доброй профессорской усмешкой, включая такой же взгляд поверх модных очков с толстыми линзами. Ведь не зря же он вдобавок ко всему ещё и дипломированный философ (целый кандидат философских наук)! Ну, и преподаватель высшей категории качества: читает лекции студентам (уверен, что и аспирантам) по маркетингу и рекламе в одном из лучших вузов России и мира – природный ум и профессия обязывают к мудрости.

Так сказать, ум, честь и совесть нашей эпохи. Что-то вдруг вспомнилось.

Потому у нас с Мишей никогда не было проблем ни по части личного общения, ни по части юмора/стёба несмотря на, казалось бы, полную противоположность наших взглядов. Не всякий поэт в жизни философ плюс «морально и стрессоустойчив».

Вот, к примеру, есть такой великий (или «великий») поэт Игорь Караулов, с которым я даже не успел познакомиться и который на мой вопрос, заданный пару лет назад в мессенджере, можно ли показать ему пародию на один из его стихов, просто взял и мою персону в Фейсбуке1 заблокировал – вот уж больное самолюбие так больное! Кстати, такой пассаж случился в моей «пародической» жизни в первый и (пока) в последний раз. Никто из поэтов больше так себя не вёл – все мудрые. Или мудрят, что мудрые.

Вот какой замечательный поэт и человек мой друг Миша, прошу любить и жаловать!

Как-то прочитал у другого замечательного поэта и гражданина Виталия Пуханова, что «пародия – наивысшая награда автору при жизни», ибо «не позавидует никто».

Вот награда и нашла своего героя.

Целый сборник наград (в трёх частях).

Какого героя, спрашиваете?

Мишу Гундарина, конечно.

Почему-то вспомнился Твардовский с его Василием Тёркиным:

Нет, ребята, я не гордый.

Не загадывая вдаль,

Так скажу: зачем мне орден?

Я согласен на медаль.

Владимир Буев

Стихи и пародии/версификации/отклики

Швецов и жнецов с пьедесталов – долой!

Михаил Гундарин

Прочим – композитор, дуде – игрец,

обрати вниманье на город! Он

чужой судьбой распалён вконец,

а своею собственной занесён,

декабрьским снегом.

Следов объём

заполняет воздух, бездомный, как

беломоро-балтийский. Грустишь о нём,

и не делаешь новый шаг.

С высоты заминку не разгадать.

а всего-то дела: прищурить глаз,

разглядеть, как будто слепую печать,

уходящий город, идущих нас.

Владимир Буев

Швецов и жнецов с пьедесталов – долой!

Иные нам грады потребны!

Судьбы мирские мы мажем смолой,

Свои и чужие. Плюй на молебны

декабрьской слюной.

Подошва размером

больших сапогов: кирза – словно

хрусталь башмачковый. И как литосфера,

со всех сторон обласканная любовно.

Не стоит рваться в высокие дали,

как делали это Икар и Дедал,

а лучше всего мы все бы взяли

да сляпали сами себе пьедестал.

Враги не оставят шанса

Михаил Гундарин

Закрыли от нас комету

полночные облака.

А дальше – пора рассвету,

и снова ты далека.

Лежи, где тебе сказали –

на дне далёкой грозы,

увиденная глазами

полуночной стрекозы.

Покуда не время миру

окутываться огнём,

небесному командиру

ломиться в земной проём…

Владимир Буев

Враги не оставят шанса

на небо ночное взглянуть.

Из медитативного транса

Сподвигнут опять драпануть.

Приляг, стрекоза, есть пределы!

Сказали – так, значит, лежи.

Коль летом ты песен не пела,

так лютой зимой не пляши!

Так нет же – метнуться в небо

и с боем на землю упасть

Тебе, стрекоза, потребно!

Ты хочешь кометой стать?

Забыли за собой убраться

Михаил Гундарин

Вот мы уехали, а облако осталось

растить себя на вертикальном фоне,

изображать то горб, то шестипалость,

являться птеродактилем в короне.

Показывая то, чего не знает,

жемчужное, оно сочится белым.

Тяжелая перина опадает,

клочки её летят во все пределы.

И быстро тают в изумрудной бездне,

пестрящей кружевными лоскутами.

Во много раз пустынней, бесполезней –

прекрасней мира, созданного нами…

Владимир Буев

Мы, убираясь сами прочь, убраться

Забыли за собой. Повсюду мусор.

Когда грядёт надзор, то постараться

Туристу лучше поиграть роль труса.

Надзоры, сторожащие природу,

всех могут штрафануть, не замечая

ни шестипалых, ни других уродов,

и скидок инвалидам не давая.

А коль красотка-дева попадётся,

А не беззубый птеродактиль старый,

Периной для несчастной обернётся

Поимка. Несогласной – нары.

Клочки по закоулкам и по лужам,

Жемчужины изъяты с изумрудом.

Два мира (что в душе и что снаружи) –

Как два соединённые сосуда.

Неужели я ослеп в эту ночь?

Михаил Гундарин

Я хотел бы эту ночь разгладить,

разглядеть её, зарифмовать.

Звёзды нарисованы в тетради –

я под вечер сжёг свою тетрадь.

И теперь почти неразличимым

в метрополитене тростника

простаком, подростком, анонимом

ночь переживу наверняка,

чтобы с наступлением рассвета

выскользнуть по тонкому лучу

за пределы старого запрета…

А про новый думать не хочу.

Владимир Буев

Неужели я ослеп в эту ночь?

Всё гляжу вокруг – не видно ни зги

Кто сумеет мне сегодня помочь?

Окулист? Но и ему не с руки!

Тут потребен раскалённый утюг,

виртуальный рифмовальный прибор,

чтобы выжечь в той тетради продукт:

звёзд небесных самый полный набор.

Я не видим из далёкой звезды

И с луны-то различим не вполне.

Где бы ночью отыскать мне бразды,

Чтобы дёрнуть их – и утро в окне!

Я схвачусь за луч и ввысь полечу!

Я смогу и солнце с неба достать.

Птицу счастья я за хвост ухвачу.

Моя старая сгорела тетрадь!

Скользко на улице с клавиатурой

Михаил Гундарин

Полдень декабрьский скользит и падает,

и застывает на миг в полёте –

кажется, в позе крылатой статуи.

Но в темноте её не найдёте.

Свет неисправный разъят по болтику –

пусть его чинит кому есть дело.

Но не механику, и не оптику –

корпус пустой, ледяное тело.

Владимир Буев

Скользко на улице с клавиатурой,

тянет поплакать в декабрьский месяц.

Скоро февраль, и опять без цензуры

и без чернил нам летать в Поднебесье.

Бюст раскололся, упав. Приговором

Стал ему в сторону шаг с подставки.

Зря он соскакивал с твёрдой опоры

в жажде полёта. Теперь под лавкой.

Времена уж не те

Михаил Гундарин

Три поэмы выходят в один тираж.

Но не время рассчитывать на успех -

добродушный читатель, мучитель наш

делит праздничный свой пирожок на всех,

оставляя кусочек на чёрный день,

оделяя оставшимся невпопад…

Но довольно того, что ему не лень

под бумажным дождём принимать парад.

Мы и сами закуска, фисташки-dry,

(для надёжности можно добавить бром).

Между этими судьбами выбирай,

допиши до конца и взмахни платком.

До свидания, волны текучих лун,

коридоры, сверлящие небеса!

Как ни строй календарь, каждый раз канун

обгоняет начало на полчаса.

Владимир Буев

Времена уж не те: на поэтов троих

Сохранился читатель всего один,

да и тот не читает поэм чужих,

если выложить надо за них алтын.

Или классику стырит читатель наш,

побродив по просторам глобальной сети.

А уж если войдёт он в священный раж,

то и сам накропает поэм ассорти.

Да, читатель пошёл совершенно не тот!

Не читает и денег не хочет платить.

А как в клубе гулять – там он мот и не жмот.

Там читатель умеет деньгами сорить.

Вот пиши для таких и старайся зазря.

Не дождёшься спасибо, не то что деньжат.

Но уверен поэт (пусть скорбя втихаря),

что поэмы чрез годы пойдут нарасхват.

Я дуло присуну себе к виску

Михаил Гундарин

Одиночество пеленает виски,

Развязывает шнурки,

Говорит, что нужно доплыть до конца реки.

Говорит, что свобода – лежать во рву,

Отсюда видно Сибирь, Москву,

Но не вздумай, покуда не позову.

Отвечает, что да, будет звезда,

Но она – обман, и ещё беда:

Дрянь её провода.

Значит, теперь навсегда.

Отвечаю: мы ещё раскинемся, как луга,

Дождёмся, пока растают снега,

Ведь должны же быть у той реки берега!

Лишь бы моё, твоё не забыло себя,

Встречу всех торопя,

Как в детстве, скатерть из-под стола теребя…

Владимир Буев

Я дуло присуну себе к виску

Забыв завязать шнурки,

Но спуска я нынче не дам курку –

Не время валяться во рву.

Уж лучше в Сибирь в кандалах из Москвы

Шагать босым наяву,

Чем сгинуть, упав в сухую ботву,

И звёздной не зрить синевы.

Не может погибнуть моя душа –

она широка, как страна.

Я дуло опять не спеша к виску

Приставлю чрез «не могу».

Никак не обман, не лукавство то:

Не пуст магазин, ведь в нём

Живёт не один холостой патрон.

А глаз мой косит на шнурки,

Не гордый пацан: склонюсь – завяжу,

ведь руки мои ловки.

Я их прямо щас на себя наложу.

И миру о том возвещу.

Я жму на курок, сделав выбор свой,

Ведь магазин… пустой.

Песнь во славу года

Михаил Гундарин

НОЯБРЬСКАЯ ПЕСНЯ

Белым золотом ноябрьской тоски,

Белой скатертью на пиру воровском,

Дни мои режутся на куски

Раздаются всякому кусок за куском.

Некому пожалеть меня, расстелить игру –

Клетчатый мир поверх дешёвых ковров.

Распахивается, подставляется маляру

Чёрно-белый свет, но больше нет маляров.

Пойти покрутить крышечку – покрути-покрути,

Ничего не выкрутишь: бутылка пуста.

Пойти поглядеть в дырочку – погляди-погляди

Никого не выглядишь:

– чужие места.

Владимир Буев

ПЕСНЬ ВО СЛАВУ ГОДА

Последует декабрь за ноябрём.

Скатёркой белою покроется земля.

Январь шагает вслед за декабрём.

Февраль потом. И вот уже весна!

Вот март с апрелем, а потом и май!

Июнь с июлем улетели вон.

О лето! Русский август – он не рай!

Почти осенний месяц – лета склон.

Сентябрь, октябрь – и завершился круг.

И снова на дворе ноябрь стоит –

Причина горьких задушевных мук.

И снова обнажённый нерв торчит.

Летят недели, рвутся в клочья дни.

Лишь у меня такое в жизни есть.

Душа трепещет и от беготни,

И от метаний. Может надоесть

И небо в решето, и в клетку мир.

Дизайнер нужен на один денёк,

Но не пьянчужка и не дезертир.

И чтобы дырок лишних не нажёг.

Щека прижалась к меху бурдюка,

Чтоб успокоить нерв наверняка.

Но там – лишь пустота и темнота…

В дурке

Михаил Гундарин

ДЕЖУРСТВО

как мясной недовешенный вес

распростёрт на базарном прилавке,

кто лежит опрокинутый весь

и ни палки ему, ни подставки?

«вы-то, старшие, знаете как

раздвигать черепную коробку

разрушая тифозный барак

амнистируя божью коровку.

не мечтая всерьёз умереть

я приму и такую свободу.

урезайте на четверть и треть

не забудьте подчистить с исподу»

нам-то что? напряглись как канат

коридоры районной больницы

и сегодня не перелетят

через ночь даже белые птицы

Владимир Буев

В ДУРКЕ

Ни богу свечка и ни чёрту кочерга:

не бедный плотник и не кочегар,

но запросто разденет донага –

он профессиональный санитар.

Как руки заломить, как спеленать –

обучен добрый мо́лодец пахать:

он в курсе, чью коровку обласкать,

а чью коробку черепа сломать.

Раздвинута коробка (божья) – то,

что стало расширением свобод.

в палате иль в бараках – всё равно.

Когда сдыхает ночь, грядёт восход.

В халате белом санитару спать,

глаз… не смыкая с ночи до утра.

Чтоб выжить, так придётся пострадать

и санитару, пациентов матеря…

В офисах жалкий планктон расплодился

Михаил Гундарин

наночастицы компьютерной сажи,

въевшиеся в лицо –

вот что о нас обо всех расскажет,

если в конце концов

в новом столетье решим присниться,

выпрыгнуть из ларца,

продемонстрировав кровь на лицах

демонам без лица

Владимир Буев

В офисах жалкий планктон расплодился.

Слоем мертвецким покрыл

всё поколенье, кто нынче родился –

всех он, подлец, задавил.

Все поныряли в свой комп персональный.

Через столетия вдруг

Выскочит если чудак маргинальный,

станет понятным недуг.

Сколько в рюмке зрачков скопилось

Михаил Гундарин

Сколько зелени! Роща к роще.

Вот забава для чудака,

что сегодня весь день полощет

в изумрудном рюмку зрачка.

Получилось напиться пьяным?

Веселись, дурака валяй

на краю цветущей поляны,

солнце летнее замедляй.

Владимир Буев

Сколько в рюмке зрачков скопилось –

уничтожить следы пора!

Эта зелень мне ночью снилась.

Наяву ж реальность остра!

Боже! Рюмок вокруг десятки!

Сколько в них опасных улик –

Очи женщин и девок сладких

…Все они зазевались на миг.

Из мозга рвётся звук

Михаил Гундарин

когда движняк минут

расчистит все углы

пускай тебе споют

подземные битлы

не выучив Michelle

не поступить в МИ-6

а если есть мишень

то и пощада есть

(в черешневом саду

ритмическом аду

по каменному льду

я линию веду)

Владимир Буев

Из мозга рвётся звук.

О память! Я смешон!

Воспоминаний стук –

Как дивный давний сон.

– Michelle? Ну, что за бред? –

вдруг спросит молодняк.

Не получив ответ,

Оценит: «Вот дурак!»

Я стар, но не шпион.

И вовсе не агент.

Уликой уличён,

Но адом я прощён.

В черешневом саду

я в лёд, в огонь – прыг-скок!

И камнем приложу

предателя в висок…

Мы хотели построить себе гнездо

Михаил Гундарин

Мы разрушили мир, чтобы вышел дом,

но не вышло, как водится, ни гроша.

Вот и ночь прогремела пустым ведром,

мимо зарослей спящего камыша.

Завтра День Урожая. Пора в амбар

корешкам и вершкам довоенных снов.

Под испорченным душем смывай загар,

ожидай наступления холодов.

По любому выходит, что нет судьбы,

в этих улицах тёмных, но вот рассвет –

заправляет хозяйством и бреет лбы,

а не скажет ни слова тебе в ответ.

Да и ты позабудешь задать вопрос,

наблюдая, как делает первый взмах

наша полночь, летящая под откос

не сумев задержаться ни в чьих зрачках.

Владимир Буев

Мы хотели построить себе гнездо,

Но не выдержал ствол – и дерево в прах.

Надо строить из камня дома, не из снов.

Лишь на первых подходит камыш порах.

Год пустой, и амбар ровно так же пуст.

Просыпаться пора, и еду искать.

Ближе к полночи слышится снега хруст.

Поскорее проснуться – нельзя замерзать!

Надо счастье себе самому сковать.

До рассвета добраться, суметь дожить.

Даровать утро может чужую кровать

и любые откосы на год отложить.

Вот покушал – и радость опять в зрачках.

Где покормят, то там и Родина-мать.

А затем надо ноги делать и взмах,

И по новой искать чужую кровать.

Я не стану сам в прорубь нырять

Михаил Гундарин

Где комета хвостом не разбила льда,

побоявшись распробовать глубину,

там и я буду медлить и ждать, когда

торопливое сердце пойдёт ко дну.

Не оценишь, пока не начнёшь тонуть,

деловитую хрупкость ночных витрин –

открывая обзор, преграждают путь

торопящимся таять, как аспирин.

Расторопной шипучкой упасть на дно,

в тёмный трюм просочиться косым лучом –

одинаково хлопотно (всё равно,

что поддерживать тонущий мир плечом).

Полюбовный напиток семи страстей

разрывает на части чугунный шар.

Замолчи и высчитывай, грамотей,