Самая длинная ночь

–Да ладно? – Остап широко улыбнулся, – Добро пожаловать в клуб!

–Какой?

–Анонимных алкогольвят, – Остап загадочно округлил глаза, произнося это слово.

–Фу таким быть, – Марина сморщилась, – Короче, Чикаго. Ты уехал, я спать легла (ну это-то я в курсе, подумал про себя Остап, а ведь вполне могла и не лечь), проснулась где-то в семь утра, нашла еще текилу, выпила ее, водой причем запивала, зачем-то музыку включила, причем «Максим», ты понимаешь? «Максим», – Марина уставилась на Остапа своими, казалось, полными отчаяния глазами…

–Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой, – запел ей тихонько в ответ Остап, – Встречать рассвет…

–Тьфу, замолчи, – Марина выпучила глаза, поджав губы, а Остап откровенно заржал… – Так, соседи снизу прибежали, у них ребенок маленький, – Остап со смеха уткнул руки в ладони… – Говорят, вы что делаете, и я такая в мятом платье с размазанной косметикой, босиком, но зато с половиной бутылки текилы, бля, позорище…

Остап хотел ее подбодрить и рассказать какую-нибудь похожую историю про себя, нов этот момент в помещение гудящего десятками голосов актового зала, вошло руководство во главе с майором Алешиным.

–Ладно, потом, – Остап похлопал Марину ладонью по колену. Девушка смутилась, но ничего не сказала.

Следующий час прошел, как и ожидалось, великолепно, и Остап лишь чудом не захрапев, проснулся лишь один раз, когда сотрудник кадровой службы, ответственный за государственное правовое информирование, еще раз сообщил скупую сводку, касающуюся жестокого убийства, произошедшего на территории отдела. Майор Алешин к середине государственного правового информирования покинул актовый зал, но спустя десять минут вновь заглянул в двери:

–Марков, Сомов, срочно ко мне!

Вновь засыпающий Остап не обратил бы на этот вызов, если бы не Марина, которая от души приложила его локтем в бок. Оперативник осатанело уставился на девушку, и глупо смотрел на нее, пока та не пересказала требование руководителя отдела. Максим Михайлович, пыхтя и спотыкаясь, уже услужливо семенил на зов руководства. Остап аккуратно двинулся следом, причина вызова на девяносто пять процентов, ему была известна.

***

Не удостоив взглядом секретаршу, скучающую перед компьютером, Остап и Максим Михайлович проследовали из приемной сразу в кабинет Алешина. Тот являл собой просторное помещение с большим, почти панорамным окном, странным образом, не вязавшимся с общей архитектурой здания (как и сам номенклатурный Алешин – с руководством этой клоакой). Посреди кабинета стоял большой прямоугольный лакированный стол для совещаний, к нему вплотную, образуя букву «Т» был приставлен стол самого руководителя с небольшим ноутбуком марки «Яблоко» на своей поверхности. Было в кабинете несколько просторных шкафов, пара пальм в горшках. На подоконнике стояла пепельница (значит, не один я курю прямо в отделе, машинально отметил Остап). Алешин стоял возле своего стола был мрачен и даже слегка озадачен. Он машинально предложил Максиму Михайловичу и Остапу сесть, затем сел сам.

–Максим Михайлович, с сегодняшнего дня Остап Евгеньевич официально откомандирован для работы по убийству, – сбивчиво начал Алешин не то подтверждая данный факт, не то ставя его под сомнение.

–По пятничному? – старый бульдог, казалось, выглядел шокированным.

–Да соответствующий запрос, кхм-кхм, причем устный, поступил из Центрального аппарата Следственного комитета, руководство округа согласовало. Максим Михайлович, изымите материалы из производства Сомова…

–Так кому я передам Сергей Анатольевич? У людей и так по двадцать – двадцать пять материалов.

–Да я-то откуда знаю, передай Халитовой, все равно она ничего не делает, – Остап и Максим Михайлович одновременно помрачнели, а Алешин продолжил, – Остап Евгеньевич, что-то можете пояснить по данному поводу?

Остап начал вставать, но начальник движением пресек этот жест.

–Ну так получилось, что на место выезжал я, может, следователь оценил…

–А вы как бы и не в курсе? – вопрос руководителя отдела был скорее риторическим, и прозвучал не без доли холодной, как сталь ножа, иронии.

–Да оставьте вы у меня материалы-то, одно другому не мешает… – возмутился Остап (естественно мешает, но Марину было жалко).

–Максим Михайлович, изъять у Сомова материалы и передать Халитовой, это понятно?

–Может, между ребятами разбросать, не все же на нее? – Максим Михайлович развел руками, – ну человек работает, еще две линии ведет.

–Нееет, – протянул Алешин, от его показного спокойствия Остапа трясло, причем разумеется не от боязни, а от ярости, он представил, как ударом в челюсть сбивает руководителя под стол, но досчитал до трех, чтобы успокоиться. – Они же друзья у вас, вот Марина и поможет другу, прикроет, так сказать, спину, правда Остап Евгеньевич? («Люда – сука, она и это донесла», – мелькнула мысль в голове Остапа).

Остапу в начале разговора показалось, что руководство решение об откомандировании приняло, если не благосклонно, то, по крайней мере спокойно, но сейчас желчь и яд брызгали в его направлении, заливая стены и пол, а в воздухе стоял, казалось, кислый запах. Остап сделал глубокий вздох, и до боли прикусил нижнюю губу, чтобы держать себя в руках и не терять связь с реальностью.

–Руководству виднее, Сергей Анатольевич, – голос прозвучал пусто и как-то жалко, к явному удовольствию Алешина. Максим Михайлович хранил гробовое молчание.

–Задачи ясны? – Алешин, как ни в чем не бывало, скрестив руки домиком, обратился к сидящим за столом офицерам.

Старый подполковник мрачно кивнул. Алешин продолжил.

–Остап Евгеньевич, если результатов не будет, вы понимаете, что мы будем вынуждены принять определенные управленческие решения? Ведь, по сути, мы освобождаем ВАС (прозвучало, как обращение брахмана к неприкасаемому парии)от остальных обязанностей в пользу одного материала. Кстати, сопровождения убойного отдела не будет по делу, так решил начальник Управления, назвались груздем, действуйте, – Алешин снисходительно улыбнулся.

–Есть, – глухо отозвался Остап.

–Разрешите идти, – соблюдая протокол, спросил Максим Михайлович.

–Да, работайте.

Максим Михайлович и Остап встали из-за стола и двинулись в сторону двери. Лишь выйдя из кабинета руководителя, Остап почувствовал, что непосредственный начальник придерживает его за локоть.

–Пойдем, Остап…

Остап, молча, последовал за немолодым коренастым оперативником.

***

До сегодняшнего дня, ему фактически не приходилось общаться один на один с Алешиным. Да были оперативные совещания, да, там руководитель изредка задавал вопросы по нераскрытым преступлениям, да, несколько раз выдергивал к себе в кабинет, чтобы узнать судьбу какого-либо материала, но именно такого общения тет-а-тет, до сегодняшнего дня у Остапа с Алешиным не было. И он действительно был в небольшом замешательстве от того, как может подавать себя и какую линию поведения в итоге может выбрать этот с виду боязливый человек.

Они, молча проследовали в кабинет Максима Михайловича, благо тот находился совсем рядом. Остап встал в дверях:

–Мне б покурить, Максим Михайлович

–Да пошли, я с тобой подышу. – Максим Михайлович сам уже год, как не курил.

Они вышли на парковку перед отделом, вообще во дворе была своя курилка, в которой обсуждались сплетни и начальство, но идти к этому клубку змей у Остапа не было ни сил, ни желания. Они встали друг напротив друга, словно два уставших от жизни и постоянной травли волка, разница была лишь в росте и возрасте.

–Что скажешь, Остап? Ты знал, что тебя Большаков в группу хочет?

Остап глубоко затянулся сигаретой:

–Да, конечно, знал, Максим Михалыч, взял бы он меня без моей воли?

Старый оперативник невесело ухмыльнулся:

–Да этот взял бы, Остап, бульдог, а не человек, глыба, – забавно было слышать слова про «бульдога» от человека, внешне на него похожего, но Остап сдержал улыбку, да и с другой стороны, не до смешков ему сейчас было.

–Сталкивались?

–Дааа, пару раз, как говорят, от Бога – следак. Умный, грамотный, талантливый, сколько он всякой нечисти пересажал… – Максим Михайлович замолчал, как будто что-то вспоминая, а затем продолжил, – ну так, а чего не сказал-то?

–Да я только в субботу узнал, – машинально, но уверенно соврал Остап, – он мне ближе к вечеру позвонил и предложил, я, уж, не стал дергать в выходные.

–А, – глухо отозвался Максим Михайлович, – подвел ты нас, Остап, и так двух человек не хватает, еще сейчас и твое дерьмо кому-то подчищать придется.

–Да может не надо у меня ничего изымать, Максим Михайлович? Как-нибудь вывезу, – Остап пристально посмотрел на своего начальника.

–Нет, Остап, тут дело политическое, он ведь проверит, изъял я у тебя материалы или нет, да еще и Марину будет трясти по всем твоим делам.

–А что он так взъелся-то?

–Ну ты ему, по-честному, никогда не нравился, слишком, как это сказать, пафосный, слишком самоуверенный, слишком самовлюбленный, слишком резкий, хм, не знаю, мне кажется в тебе есть все качества, которые бы он хотел видеть в себе, но он их не видит, его это и злит.

–В смысле?

–В смысле, может он тоже хочет шляпу носить и девок соблазнять, вот только все люди разные, и у него таких черт характера или качеств нет. До поры у него не было поводов тебя нагнуть, а сейчас появился. Кроме того, насколько я понимаю, решение было принято без его воли, тебя на его месте такой расклад порадовал бы? – подполковник замолчал, а затем буркнул, -ну только это между нами, хорошо?

Остап кивнул, а затем выдавил:

–А Марина?

–На Марину я думаю, Люда капает, надо же ей за счет кого-то результат показывать, вот она и пытается на чужом горбу в рай уехать, что Марина, мол ни хера не делает, а я вся такая в трудах и заботах.

–В трусах и колготах, – передразнил Остап начальника и достал вторую сигарету, – А ведь и вправду на нее похоже. Так, Марину-то как-то защитить от нее бы надо.

–Остап, вот ты умный парень, но такой еще дурак, – старый оперативник поморщился, – ты же вроде помоложе, тебе управление персоналом не преподавали что ли? Менеджеры-хуенеджеры.

–Нет, – честно ответил Остап.

–Ну тогда и не загоняйся, просто есть такие процессы внутри коллектива, в которые лучше не лезть до поры до времени. Я ее прижму, она стуканет Алешину, и в итоге хуже будет всем, вот уж когда она начнет окончательно хренеть…

–Так вы Халитовой серьезно все мое добро распишите? – перебил Остап непосредственного начальника.

–Да нет конечно, вернее формально-то да, сам буду закрывать, а ей подсовывать подписывать, она ж и так, не поднимая головы, пашет, ей еще сейчас твои материалы, вообще вздернется, а хуже если уволится, – Максим Михайлович, как показалось не заметил абсурдности своей фразы и продолжил, – А ты чего ей так интересуешься-то?

–Да жалко просто, Максим Михалыч, – Остап ответил чересчур быстро, и от этого смутился еще больше.

Старый оперативник пристально посмотрел на Остапа:

–Ладно, пойдем в отдел, дурень. Надо совещание собрать, всем объявить, что ты нас временно покидаешь, – руководитель немного подумал, – а даст Бог, так и совсем…

–Вы настолько меня ненавидите?

–Да, я наоборот о тебе думаю, Остап, не твой далеко это потолок, краденые сумки искать, тесно тебе здесь, а так, может проявишь себя, чего и получится, повыше прыгнуть, хоть в Управление, а то и вообще в МУР или департамент, Большаков – мужик с большими связями, – на этих словах Максим Михайлович неопределенно поднял палец куда-то к дождливым серым небесам.

–А совещание-то зачем?

–Чтоб никто не говорил, что мы с тобой тихушничаем, стараниями Алешина и Оли, я думаю, и так весь отдел знает, что ты откомандирован, надо сообщить официально, чтоб хоть ненависть к тебе не плодить.

Остап кивнул, и мужчины не торопясь направились в суетливое, но теплое здание отдела.

***

Следующий час казался Остапу горячечным бредом. Во-первых, в своем воспаленном воображении, он каждую минуту ловил на себе оценивающие и, в основном, недоброжелательные взгляды своих коллег. В их зрачках читались презрение, неприязнь, холодное злорадство. Выражения их глаз молчаливо швыряли в него едкими фразами: «Выскочка… предатель… неблагодарный… карьерист… еще приползешь на коленях».

Когда он увольнялся с предыдущего места работы, он чувствовал примерно тоже самое, но сегодня все воспринималось в разы острее. Он сходил с ума от бездействия, от невозможности выяснить свои опасения точно, от корпоративной этики из-за которой, он не мог схватить кого-нибудь за шкирку и выяснить все по-мужски. В висках стучал проезжающий в лабиринтах мозга железнодорожный состав, ужасно болела голова, хотелось выпить. Казалось бы, да плевать на них на всех, но злость, обида, ненависть ежесекундно подтачивали камень спокойствия.

Далее было совещание, на котором он ощущал выжимку того, что чувствовал последний час. Он не слышал, что говорит Максим Михайлович, он раненым волком метался взглядом от коллеги к коллеге, пытаясь найти хоть какую-то поддержку, но Ольга смотрела – с неприкрытым ехидным интересом, одинаковые Антон и Михаил – безразлично, Олег – с неприязнью, а Максим – и вовсе враждебно. Поймать взгляд Марины у Остапа не получилось, девушка была в шоке от неожиданно упавшего на нее объема работы, ведь все до одной бумаги Остапа, должны были быть переданы ей, и смотрела в пустоту перед собой. Ему было гадко, она была его другом, а получалось, что его командировка вышла боком именно ей. По окончанию совещания, его коллеги стали постепенно расходиться, Ольга до последнего пыталась навязать Максиму Михайловичу какую-то рабочую беседу, чтобы иметь причину остаться в кабинете, но тот отрезал все ее попытки, велев зайти через двадцать минут.

–Ну что, делай акт передачи на Халитову, и относи, что-то на тебе лица нет, Остап…

–Да не пойму, толи хочется сдохнуть, толи напиться.

–Да, пройдет, такие вещи коллектив всегда тяжело переживает, но они привыкнут, а с Мариной я переговорю, и ты переговори, мы ее в обиду не дадим.

Остап вымученно улыбнулся.

Со всего оперативного состава отдельный кабинет был только у Максима Михайловича, Остапа и Марины, но если кабинеты мужчин, были хотя бы на оные похожи, то помещение, которое занимала молодая женщина более походило на архив, коим по сути и являлось. Было удивительно, как эта девушка сумела упорядочить весь рабочий процесс данного кабинета. Несмотря на обилие папок, дел, картотек, бумаг, распечаток и пыли, все (включая, казалось, и пыль) лежало на своих местах. Марина в этом царстве ориентировалась, как рыба в воде, и на поиск любой информации у нее не уходило больше тридцати секунд реального времени. Как бы не радела Ольга за то, что Марина не выполняет свои обязанности, небольшой архив темноволосой оперативницы по определению не мог вызывать нареканий хоть у кого-нибудь, хоть и формировался ей с нуля.

Сейчас девушка сидела с огромной кружкой растворимого кофе за своим столом посреди железных шкафов и сейфов, отчего казалась еще более маленькой и незащищенной.

–Я знала, что ты придешь, Чикаго, – ее слова прозвучали грустно, девушка поставила кружку с изображением Чипа и Дейла (подарок Остапа, единственная кружка во всем магазине, на которой имелось изображение шляпы, в которую был одет Чип) на какое-то старое и, видимо, ненужное объяснение.

–Марин…

–Остап, да я понимаю, что ты тут вообще не при чем, но просто, блин, – девушка замолчала, – почему я? Зачем так издеваться?

–Марин, там передача формальная, мы с МММ все будем сами закрывать, просто от твоего имени.

–Да тут вопрос-то не в том, кто будет закрывать, вопрос – почему? Я, наверное, заявление напишу, – девушка направила на Остапа бездонный радар своих серых глаз, – заебало!

Оперативник глубоко вздохнул, а затем продолжил:

–Марин, как бы то ни было, я тебя поддержу и пойму.

–Пойдем покурим, – девушка выглядела так, будто вот-вот расплачется.

Они вышли к парковке отдела, Марина накинула на плечи куртку, Остап предпочел выйти в кителе, который так и не переодел после утреннего совещания. Мужчина мысленно подумал, что окно кабинета Алешина, как раз выходит на парковку, и он, вероятно, уже заметил часто курящего оперативника, но прогнал от себя параноидальные мысли, кроме того, мнение руководителя отдела именно сейчас ему было безразлично.

Марина курила на удивление крепкие «Parliament Night Blue», чем всегда удивляла Остапа. Некоторое время они стояли молча, затем девушка вздохнула и начала разговор вновь:

–Посмотрю еще недельку, как пойдет, и уволюсь…

–Уверена? – Остап посмотрел в серые печальные озера ее глаз.

–Да нет, конечно, ты, вот, Чикаго, сам посуди, – девушка выпустила огромный клуб дыма в холодный воздух, – Я сразу после академии пришла работать сюда, ну полгода в ПДН25, да, потом оперативная должность. Причем, хрен мне предложили линию Ольки, а она ведь куда ближе чем ей, но это ладно… (глубокая заятжка) И вот мне с двадцати одного года ломают психику переработками, дежурствами и постоянными упреками о том, как я все плохо делаю, до этого, кстати, еще пять лет Академии МВД с постоянными нарядами, недосыпами и курсовыми работами после тех же нарядов. Я все понимаю, тяготы и лишения26, бла-бла-бла, злит не это, и дело даже не в том, что можно сидеть на подсосе у начальства и иметь при этом человеческую нагрузку и нормальные премии, ты понимаешь? Злит то, – девушка сплюнула на мокрый асфальт, казалось, внимательно слушавший ее монолог, – что я, кроме этой вонючей оперативной работы не умею больше ничего, от слова совсем. Вот уволюсь я, хорошо. Кому я буду нужна? Куда я устроюсь, дай бог, если папа пробьет должность каким-нибудь клерком в Префектуре или НИИ27, а если нет? У меня не то чтобы мужа, парня нет! Кто меня будет обеспечивать? Папа, который еле до работы ходит от грыж межпозвоночных или мама на должности библиотекаря? Пиздец, Остап, меня это просто гнетет, я не знаю, что делать… Я, как поплавок барахтаюсь на поверхности пруда, и не могу ни нырнуть, ни взлететь, а просто плаваю на поверхности, как… ты понял. У меня высшее юридическое образование, казалось бы, круто, да, красный диплом, окей? Ага, но юридического стажа у меня – ноль, ибо в этом болоте он не засчитывается, и не могу я быть юристом не поэтому, а потому что я не знаю никакой юриспруденции, я могу только, как попугай запросы делать в морги и областные управления, трупы описывать, всяких алкашей под статью подводить в объяснениях, в прокуратуре делать щенячьи глаза, чтобы за материалы не трахали, дела шить не хуже типографии, а выхлоп какой от этого всего? – Ноль, без палочки! Ни говна, ни ложки! – девушка закончила, Остап прекрасно видел, что ее глаза полны слез, и она нуждается в его поддержке, но ничего вразумительного ответить на ее слова, к своему великому сожалению, оперативник не мог. Марина была права.

– Ну, может, помощником адвоката, поднаберешься опыта, и…

– Опять же нюанс, здесь, я, как бы, – Марина изобразила пальцами рук «кавычки», – «важный человек», и по мне, идти работать на «побегушки» к тем, кто находится на другой стороне – унизительно. Белый флаг… Я уж лучше на паперть…

***

Когда Остап вернулся в кабинет времени было всего половина одиннадцатого, хотя ему казалось, что прошла вечность. Он проводил Марину до ее рабочего места, к слову сказать, выговорившись, девушка немного успокоилась, и они совместно решили, что следует подождать какое-то время, а уже потом увольняться.

Еще около получаса Остап потратил на пересчет всех своих материалов, после чего подготовил рапорт и отнес макулатуру на подпись МММ.

Наконец, Остап приступил к работе над делом об убийстве Япуряну. Он созвонился со священником, телефон которого ему ранее дал участковый Евгений Ефремов и договорился с тем о встрече в обеденное время, после чего решил связаться с руководителем вновь созданной следственно-оперативной группы Всеволодом Ивановичем. Тот казалось был рад слышать Остапа.

–О, Остап Евгеньевич, как ваши дела? Как вас отпустили?

Осадок сегодняшнего дня был велик, но он сдержался. В конце концов, это было его личное дело.

–Да нормально… Тихо и спокойно. Всеволод Иванович, а куда и когда дело Вам завести?

–Давай вечером, Остап, я сейчас все равно в Департаменте, ищу совпадения с нашим сожжением, потом в прокуратуру совещаться, ты мне там тоже не нужен, а вот вечерком, надо бы пересечься, может даже по кружечке пенного выпить, кое-что обсудить…

–Конечно, без проблем, – почти семейный тон пожилого следователя, умиротворял, – а помимо меня кто еще в группе?

–Да ты знаешь, пока никого, начнем вдвоем, как только что-то наработаем, возможно, кого-то подключим.

–А мне сказали, что наше Управление отказалось сопровождать дело… – вставил свою ремарку Остап, но следователь на другом конце провода лишь хрипловато рассмеялся.

–Да в телефонном разговоре, они не были столь смелы, это я им сказал, что они пока не нужны, а не они отказались, – Остап почувствовал, что следователь улыбается, а самого оперативника изнутри щекотало злорадное ехидство осознания того, что при необходимости и желании, начальника Управления Большаков попросту размажет по стенке, не говоря уже об Алешине. Следователь продолжил:

–У тебя какие планы? Есть вообще новости?

–Да, образцы следов медики, пожарные обещали предоставить, поеду забирать, тут все не далеко, хотя есть ли смысл?

–Да скорее всего нет, – согласился следователь, – но перестраховка не повредит.

–Запрос по хозяину гаража я сделал, адрес из базы данных есть, съезжу, плюс, установлено, что наша девочка ходила в церковь, смотаюсь пообщаюсь еще туда.

–Неплохо…

–Людей опрашивать сразу под допрос или всех к вам?

–Конечно под допрос, если кто-то понадобится, я вызову дополнительно, примерный опросник я тебе завтра-послезавтра накидаю. А поручение о производстве следственных действий, это уже моя забота.

На этом они попрощались, впервые за долгое долгое время у него возникло мимолетное ощущение, что он занимается чем-то по-настоящему, важным, и желание поймать поджигателя возросло стократ.

***

Черт пребывал в странном унынии, обычно ненавистная работа, находясь на которой он был вынужден изображать закон и порядок, прогуливаясь среди толпы людей, сегодня наоборот убаюкивала. Было отвратительно на душе, он чуть не попался в один и тот же капкан дважды, а вернее даже трижды, и только чудо и сгустившаяся тьма спасли его от верной гибели. Черт понимал, что, если его настигнут охотники, дни его будут сочтены по той же самой причине, по которой волк гибнет в неволе, окруженный псовой сворой. По крайней мере так он рассуждал, однако, прекрасно отдавал себе отчет, что пресловутые псы за совершенные им дела, считающиеся здесь преступлениями, будут терзать его душу и тело годами, не давая принять смерть. От этого чувства, по телу от плеч до бедер пробежали мурашки.

Черт прекрасно чувствовал опасность, она терзала и угнетала его, вызывая приступы панического страха. Ему вновь и вновь снилось, как на пороге его дома появлялись охотники. После таких безрадостных сновидений он просыпался в холодном поту и не мог уснуть часами. Одежда липла к телу, вызывая зуд и панику. Эти терзания были обратной стороной медали того состояния, когда он выпускал своих скелетов из шкафа на волю, и эти эмоции стоили любого страха.

Черт неоднократно обдумывал план действий на случай своей поимки, и в конце концов нашел выход. Его чаяния и надежды были скрыты в шести маленьких ампулах с ядом, всегда лежащих в его одежде. Он перечитал про различные отравы тонны литературы, но проблема заключалась в том, что найти чистый стрихнин или цианистый калий даже в Москве было проблематично, причем даже в случае его находки, качество так и осталось бы для Черта загадкой. Как говорится, пока не попробуешь – не узнаешь. А вдруг ему подсунут пустышку, и яд не убьет его, а лишь вызовет кровавый кашель и нанесет травму желудку. Конечно, можно было опробовать купленную отраву на ком-то другом, например, на коллегах по работе, но Черт нашел вариант получше. В молодости, он некоторое время баловался героином и в вопросе качества данного наркотического средства разбирался прекрасно. Несмотря на то, что скучная молодость была позади, изредка, а особенно, как выяснилось, после охоты, Черт любил пустить наркотик внутрь себя, он будоражил его, ему казалось, что внутрь тела в такие моменты входит вся земная энергия, образуя внутри симбиоз с его кровью и духом. В шести же пилюлях, которые Черт носил с собой, содержалось около трех граммов высококачественного героина, который неминуемо убил бы его при необходимости, хоть и не моментально.

Черт не имел зависимости к наркотику, и это воодушевляло, ведь ему удавалось обуздать не только огонь и жажду жизни добычи, но даже дьявольское искушение.