Полная версия
Мифшутки Древней Греции. Сатирический пересказ античных преданий
Полюбит, к примеру, какой мастер сотворённую им статую – и оживит её богиня добрая.
Вот, мол, вам, гражданин Пигмалион, жена в подарочек. Получите и распишитесь в личном пользовании.
А тех, кто пренебрёг дарами её бесценными, наказывала богиня суровая.
И вот пример.
Влюбилась как-то лесная нимфа Эхо в Нарцисса прекрасного, а тот взял да и отверг душевные порывы девицы.
– Отвяжись, – закричал, – надоедливая! По пятам за мной всюду бегаешь. Повторяешь слова, как дурочка!!
Разгневалась на Нарцисса богиня златовласая и огрела его наотмашь любовью пылкою.
Склонился к луже испить водицы юноша. И влюбился в своё отраженье без памяти.
– Кто ты, красавчик писаный? – у самого себя спрашивает. – Больно уж мне твой лик божественный нравится.
А сам не ест, не пьёт – всё ответа ждёт да в лужу смотрится.
Так и зачах на болоте том гнилостном, превратившись в цветочек беленький.
* * *А вот из Адониса юного цветочек вышел аленький.
Как последняя девка, в того Адониса богиня втрескалась. Олимп ради него бросила, увлеклась охотой спортивною. За утками, за зайцами словно малахольная бегала. Но вот вспорол однажды Адониса кабан подстреленный, и истёк кровью чудный юноша.
Несёт его на руках Афродита ополоумевшая, а кровь из рваных ран в траву так и капает. И прорастают из тех капелек анемоны алые.
Увидал Зевс, как бедняжка по Адонису убивается, и упросил Аида на побывку отпускать любовника.
«Иначе совсем, – говорит, – баба тронется».
Вот и мечется с тех пор бледный покойничек. Полгода с Афродитой милуется, полгода у Аида отлёживается.
Впрочем, «златовласка» не скучает в его отсутствие. И Гефесту, супругу законному, от кого только не рожает деточек.
И от Ареса, и от Гермеса, и от Диониса, Адониса, Анхиса…
А Гефест смотрит на весь этот страх и ужас на примере Деймоса с Фобосом, да только головой покачивает.
– Эти-то уж совсем какие-то страшненькие!
А Афродита ему ласково:
– Иди куй, муженёк миленький! Иди куй!
И уходит бог-кузнец махать молотом.
А потом опять диву даётся по возвращении. Благо див всегда хватало в Древней Греции.
* * *Но вот сплёл как-то Гефест сеть золочёную. Подвесил в спальне супружеской. И поймал в неё Ареса с Афродитою.
– А чего это вы тут делаете? – пойманных спрашивает.
– Да вот, лежим, – отвечает ему супруга бесстыжая, – от трудов божественных отдыхаем!
– В неглиже-то?!
– Да, в неглиже. Неглижим, отдыхаем!
И сказал тогда Гефест Афродите ветреной: «Хоть и прекрасна ты, жена моя любимая, да только сердце твоё слишком уж изменчиво!»
На что ответила ему пеннорождённая:
– Иди куй, муженёк! Иди куй, миленький!
Гефест
Сам же Гефест неликвидным ребёнком выдался.
Покрутила его в руках Гера-маменька.
– А где тут у нас помойка? – Зевса спрашивает.
– Зачем тебе?
– Да так, кое-что выбросить.
И скинула с Олимпа дефективного отпрыска.
Долго летел Гефест вверх тормашками – благо погода выдалась лётная. Много о мамке успел дум передумать. А как додумал, грохнулся в море синее, и подхватили его Эвринома с Фетидою, дочери Океана и Нерея, старца кроткого.
Подхватили да в лучезарный грот вынесли.
И вырос в том гроте младенец всем грекам на зависть – хромым, кособоким да в кузнечном деле искусным.
Дни и ночи махал он своим молотом. Машет, бьёт да о мамке всё думает.
И как придумал, выковал ей трон золотой, с каменьями, да отправил его на Олимп до востребования.
Подивилась Гера подарку невиданному.
– От кого?! – вопрошает.
А никто и не ведает.
«От анонимного, – говорят, – воздыхателя».
Ну и села в него Гера властная. И обвили царицу путы крепкие. И не нашлось на те путы ни ключа, ни слесаря.
Уж и бил их Зевс громом-молнией – колотил-колотил, да всё без толку.
Вызвал он тогда к себе Гермеса-посланника.
– Ты уж сыщи, – говорит, – мне того воздыхателя! Да не мешкай, царице не можется!
И примчали сандалии крылатые бога к двери Гефестовой кузницы.
Но послал кузнец Гермеса до матушки.
«Будет знать, – ревёт, – как детями расшвыриваться!!!»
Передал отцу сын то послание, и призвал к себе Зевс Диониса-пропойцу – бога водки, вина, алкоголиков.
– Перепьёшь кузнеца? – сына спрашивает.
– Перепью! – тот отцу ухмыляется.
А затем, взяв вакханок две дюжины, к брату в кузню на тройках отправился.
* * *– Первый тост предлагаю за папеньку! – молвил Гефесту лужёный пропойца, до краёв наливая амброзии.
А потом: за сестёр, за племянников… Так споил брата-бога до обморока.
Погрузил в колесницу, сонного, и помчал на Олимп с песней звонкою.
Как узрел Зевс Гефеста сомлевшего, подлетел, да и грохнул раскатисто:
– Отпусти, твою мать, мать несчастную!!!
И не смог сын папашу ослушаться.
Извлёк мамку из трона отмычкою.
И обняла его царица, расплакалась.
– Где ж ты был, хромоножка пропащая? Мы же с папкой ужасно соскучились!
Ничего не сказал Гефест матушке. Только пить с тех пор стал не закусывая.
Так и ходит, то с кубком, то с молотом. Таким греки Гефеста описывают.
Гера
А вот Геру, богиню верховную, греки величают властной ревнивицей.
Ох и страдал, говорят, Зевс от её выходок. На какие только ухищрения не шёл, кем не прикидывался – и быком, и орлом, и лебедем.
Ничего не помогало эгидодержавному. Всюду слышал он глас повелительный: «Ты куда это, лебедь, намылился?! Куда хвост свой навострил, бычара поганая?!»
И кричал ей Зевс:
– На минуточку! Разгоню пару туч! Кину молнию!
Но неслось в ответ: «Перья выдеру! Хвост загну! Шкуру выверну!»
Громыхал небосвод. Содрогался Олимп от скандалов в семье небожителей.
Но сильней всех страдали любовницы. Будто гнид их ногтем Гера щёлкала. То дракона натравит стоглавого, то змеюку нашлёт ядовитую…
* * *Так, однажды, спасая любимую, превратил Зевс юную Ио в коровище.
Но и тут Гера мужа унюхала.
– С кем ты?! – крикнула. – С этой безрогою?!
И отвисло у грешницы вымя. А у Зевса державного – челюсти.
В стойло Гера корову поставила. Приказала доить по-стахановски. А стеречь повелела стоглазому Аргусу.
Когда ж убил Гермес стража стоглазого, Гера овода на Ио направила.
Из страны в страну гнал тот овод скотину мычащую. Лишь в Египте бедняжка отмучилась – отелилась сыночком Эпафиком и обратно женщиной сделалась.
Фаэтон и Гелиос
Кстати, из-за сына того коровьего однажды вселенский конец едва не устроился.
Сказал как-то тот Эпаф Фаэтону, приятелю, что никакой тот не отпрыск Солнца-Гелиоса.
«Нагуляла тебя мамка! – посмеивается. – Не бывает от загара беременности!»
И разобиделся Фаэтон чувствительный. Кинулся мамку Клименту расспрашивать.
Отвечала ему невинная мамочка:
– Не мужик приласкал меня, а Сол-ныш-ко! Хочешь – сам спроси ясноликого!
И пошёл Фаэтон Солнце спрашивать. Отыскал его в храме сиятельном.
– Ты ль мой папенька? – бога спрашивает.
– Кто таков?! – тот в ответ настороженно.
– Фаэтон я, сын Клименты праведной.
А сиятельному «алименты» послышались.
Вот и дрогнул бог Гелиос лучиком…
Но затем, разъяснив ситуацию, не отрёкся от рыжего юноши и желание обещал его выполнить.
– Что? Любое?! – Фаэтон переспрашивает. – Тогда дай в колеснице проехаться. Клянусь Зевсом, не поцарапаю!
И уступил сыну лучезарный Гелиос.
Лишь сказал: «Не лихачь там, пожалуйста, не то оба в Тартаре сжаримся!»
Но ослушался Фаэтон отца ясноликого.
Впрыгнул он в колесницу огненную. Крикнул коням: «Но-о-о, залётные!» И помчал, дороги не разбирая, по небу.
Понесли его кони огнедышащие – то к звёздам взмывая, то к Земле камнем падая. И запылала Земля от той аномалии. Да так, что из живописного Парнаса шашлык сделался, а из моря Эгейского тройная уха сготовилась.
И взмолилась тогда Зевсу Гея пылающая:
– Защити, сынок! Спаси от катаклизма природного!
«Клизма!.. Клизма!..» – разнесла то воззвание Эхо юная. И проснулся громовержец в ужасе. И метнул в Фаэтона инстинктивно молнию.
Разлетелась от неё колесница вдребезги. Разбежались кони огнедышащие. А Фаэтон промелькнул кометой стремительной да в безымянную речку с шипением и плюхнулся.
И назвали греки фаэтоном коляску конную – всем последующим лихачам в назидание.
Дионис
Дионис же, олимпиец младшенький, уродился не богом, а выкидышем. И опять же из-за царицы-ревнивицы.
Как прознала Гера, что Семела, дочь Гармонии, от громовержца ждёт ребёночка, так и спросила ту ласково:
– От кого дитя? От быка или лебедя?
И зашамкала пассия губками.
А Гера ей:
– Прекращай-ка ты зоопарк тут устраивать! Пусть уж ходит, как богу положено!
И засела та мысль занозою. И принялась Семела громовержца просверливать:
– Хоть бы раз пришёл ко мне в виде божеском! Не быком, не орлом, а суженым!
И явился к ней Зевс в полной выправке… да, запнувшись о порог, молнию выронил.
И шарахнула тут шаровая молния.
Заметалась Семела в пожарище. А как выкинула дитё недоношенное, так и сгинула в языках пламени.
* * *Подобрал Зевс плод преждевременный, да и вшил себе в бедро правое. «Тут пока, – говорит, – посиди, Дионис Бедросович».
И засел Дионис в ляжке папиной.
А как сделал Зевс себе сечение кесарево, вышел в свет Дионис новорождённый и к бутылке потянулся ручками.
– Ух, мордастенький! – отец-роженик ему улыбается. – Вижу, быть тебе богом вина, красномордому!
И наказал в Орхомен снести грудничка ненасытного – к тётке Ино на воспитании.
* * *И вот отнёс Гермес Диониса в дом тётушки.
Но наслала злопамятная Гера на мужа той Ино горячку белую. И схватил топор Атмант обезумевший. Да как начал крушить всех и вся, невзирая на личности.
Хорошо, Ино с младшеньким со скалы скинулись, не то бы и их порубал безумец горячечный.
А так утонули себе абсолютно целёхонькими и божествами морскими сделались.
Дионис же с той поры регулярно стал к бутылке прикладываться – за что и получил прозвище Бахуса.
Греки говорят, детской травмы последствия.
Хотя нрава Бахус был развесёлого. Круглый год он гулял по всей Греции да задорные вакханалии устраивал.
Веселился с ним народ, разлагался морально. А Дионис лишь на бесчинства людские любуется да упорных трезвенников карает.
* * *Не пожелали, к примеру, дочери царя Миния с ним в вакханалии участвовать, вот и крикнул им Дионис: «Мыши летучие!» И повисли девицы, крыльями хлопая.
До сих пор так, вниз головами, болтаются – в назидание всем девственницам несговорчивым.
* * *Или вот ещё случай примечательный.
Схватили как-то Диониса разбойники – в рабство продать удумали. Но заструилось вдруг вино прям по палубе, и перепились матросы до чёртиков. Разглядела окосевшая команда в Дионисе льва разъярённого и за борт в полном составе скинулась.
* * *Впрочем, не только кары раздавал Бахус праведный. Он и награждать умел великодушненько.
Например, виноделию обучил Икария гостеприимного. За что пьяные пастухи того Икария насмерть зарезали.
Вскричали: «Потравил ты нас, Икарий, бормотухою!» – и кишки хлебосольному выпустили.
Долго его потом Эригона с собакой Майрой разыскивала. А как нашла могилку отцовскую, так от горя над ней и повесилась.
И сделал Дионис из Икария Волопаса, всем известного, из Эригоны – Деву звёздную, а из шавки Майры Большого Пса вылепил. Да так в ночном небе всех и развесил созвездиями.
* * *А вот царю Мидасу за пьянство его доблестное Дионис любое желание обещал выполнить.
– Золота хочу! – прогудел хмельной Мидас в бороду.
– Сколько? – деловитый Бахус полюбопытствовал.
– Всё, чего коснусь, хочу, чтоб превращалось в золото!
И исполнил Дионис то желание.
И стали тогда Мидаса все звать «касатиком», ибо всё, чего касался царь ненасытный, в червонное злато превращалось немедленно. От бутерброда до последней крошечки.
Так, от голодной смерти, едва и не помер богач сказочный.
Насилу Дионис отмыл в речке тот самородочек.
– Золотце ты моё ненаглядное! – оттирая, бог ему выговаривал. – Что ж ты всё ручищами хапаешь?! А вилкой и ножом тебя что, не учили пользоваться?!
До сих пор греки в той речке намывают золото.
Прометей
Добрым был титан Прометей, отзывчивым. За то и поплатился, собственно.
Сперва, пожалев богов, предал титанов-родичей. Затем, пожалев людишек, изменил богам олимпийским.
За что боги с титанами его окончательно прокляли. А первобытные людишки воспели яростно.
«Ты наш герой! – заголосили неандертальцы неистово. – Воспоём же тебя как следует!»
И ну на весь мир языками чесать о том, как титан добродетельный украл для них огонь божественный, да как из неандертальцев никчёмных их кроманьонцами сделал продвинутыми.
Вот через песни те и лишился Прометей здоровьица.
Как услыхал громовержец, что титан людишкам способствует, так и приказал его приковать к горам Кавказским.
«Кол ему, – кричит, – вогнать по самые! Пусть повисит на Эльбрусе да подумает!»
И повис титан на цепях, к скале прикованный.
А людишки, добро помнящие, насочиняли про него новые песенки – о том, как висит на скале их герой доблестный да богов поносит самоотверженно. А ещё про изжаленную оводом корову Ио балладу выдумали. Дескать, приходила к Прометею скотинка мычащая, и он ей предсказал всё будущее – родится, мол, у той Ио сынок коровий, и пойдёт от него род величественный, и выйдет из того рода герой могучий, что освободит титана несчастного.
Услыхал о том громовержец неистовый и аж позеленел от ярости.
«Так он там что, – орёт, – на солнышке греется?! С моими тёлками любимыми заигрывает!»
И низверг Прометея на два века во мрак беспросветный.
А потом из мрака того жуткого вытащил и давай то лучами палить, то снегами студить мученика.
* * *А людишки всё новые баллады выдумывают и горланят их вовсю по пьяной лавочке.
«Смеётся над Зевсом Прометей мужественный! Знает титан от Фемиды-матушки, когда и кто низвергнет эгидодержавного!»
Тут и вовсе у тучегонителя крыша съехала.
«Лети! – орёт он Гермесу-посланнику. – Одна сандалия тут, другая – там! Да скажи этому неугомонному, пусть заговорщиков выдаст немедленно, не то орла накормлю его печенью!»
Прилетел Гермес к Прометею висячему. И замотал башкой титан-мученик.
«Клянусь мрачным Тартаром – не ведаю, о чём поют эти людишки бешеные – чтоб их тот огонь уж спалил к чёртовой матери!.. Спички, каюсь, приносил им из жалости. Остальное – наветы всё, наговоры лживые!»
Но не поверил Зевс Прометею на слово и наслал на него орла ненасытного. Каждое утро прилетал стервятник прожорливый клевать печень геройскую. (Поскольку это единственный способный к регенерации орган внутренний.) Так что каждое утро было орлу тому новое пиршество.
* * *А людишки меж тем вконец распоясались и пуще прежнего воспевают преступника.
«Ох, и силён! Ох, и крепок духом наш Прометей несломленный! Уж и орёл его печенью лакомится, а он лишь знай себе со скалы поплёвывает!»
Заблажил от тех баллад Прометей дурным голосом:
– Всё расскажу, – кричит. – Всех сдам тебе, Зевсушка! Не женись на Фетиде-предательнице – сыночка она родит тебе, выродка!
И смилостивился тогда тучегонитель отходчивый. Послал к Прометею Геракла с заданием – сразить орла кровожадного да кол из груди титановой вытащить.
И освободил Геракл Прометея истерзанного.
Освободил, а затем и спрашивает:
– Ну, куда теперь пойдёшь, титан поклёванный?
– В Тартар, – отвечает ему Прометей искренно. – Говорят, там людишек проклятых не водится…
– Не, – улыбается герой титану освобождённому. – Этих-то уж как вшей всюду понатыкано… А что касаемо Тартара, так за тебя в него Хирон сойдёт, я уж договорился заранее – рану ему отравленной стрелой организовал незаживающую.
Так и избавился Прометей от мук вечных.
А греки его печень до сих пор воспевают. Особенно после возлиянья чрезмерного.
Пандора
Вольготно жилось людишкам с дарами Прометеевыми. Огонь согревал их жилища холодные, быки к посеву землю распахивали.
Раздражало такое положение Зевса всесильного.
«Это что ж, – говорит, – такое получается? Теперь и они, что ли, как боги, на всём готовеньком?!»
И удумал громовержец бедствия с невзгодами наслать на человечество.
Раздобыл золочёный ларец по случаю. Начинил его пороками да бактериями разными и говорит Гефесту-мастеру:
– А сваляй-ка, сынок, мне бабу крепкую. Да такую, чтоб люди ахнули!
– Хорошо, – отвечает кузнец батюшке. – Глина есть, вода есть – сработаем!
И свалял Зевсу бабу ладную.
Афродита одарила её красой невиданной, Афина начинила деву мудростью, и назвали Пандорой новоявленную – что «подарочком» с древнегреческого переводится. Дескать, «от всех по дару» получила та девица.
* * *И влюбился в тот «подарок» Эпиметей, брат Прометея-мученика. Да так влюбился, что замуж за себя потребовал.
– Пойдёшь за меня? – Пандору спрашивает.
А та ему:
– Как не пойти за красавца эдакого?! Правда, у меня из приданного лишь ларец один, громовержцем выписанный.
И побледнел от тех слов женишок новоявленный.
– Не открывай, – шепчет. – А лучше вообще выброси! Мне мой братец Прометей сказывал: ничего хорошего не ждать от тучегонителя!
– Так я ж одним глазком! Всего на секундочку!
– Ни-ни! – замахал Эпиметей на невестушку.
– А если в темноте и захлопнуть быстренько?
– Нет! Нельзя категорически!
Как услышала Пандора «нельзя» окончательное, так на ящике том и зациклилась. Всё ходит вокруг него, рассматривает, ногти грызёт в исступлении. То потрясёт золотую кубышечку, то по крышке постучит пальчиком. А потом опять к мужу возвращается и пластинку заводит заезженную.
– А если я булавкой и глянуть в щёлочку?.. Или приподнять на миллиметр с краешка?!
И кричал ей муж: «Я ж сказал: НЕЛЬЗЯ!»
– Что, совсем нельзя?!
– Да! Совсем! Лучше выкинуть!
– Вот и выкинь!!! – в сердцах Пандора ему крикнула. Да и откинула с ящичка крышечку.
И рванулись в мир пороки и бедствия. Лишь надежда осталась на донышке. Стали люди хворать, чахнуть, стариться, истреблять друг дружку по-всякому. Словом, из первобытных да недоразвитых – в современное шагнули общество.
Часть вторая
Смертные и не очень
Данаиды
А у Эпафа, сына коровьего, внучата, говорят, были очень уж плодовитые. Внук Данай породил полсотни девочек, а его брат Египет полсотни пацанов себе выстругал.
Вот и решили те сыны Египетские с кузинами официально сблизиться.
– Нас пятьдесят, – говорят. – Вас пятьдесят… Давайте поженимся!
– А нам жениться не велит папенька! – отвечают египтянам скромные девицы.
– Ах, ну раз так… – вздыхают на то молодцы. – Тогда ладно, сэкономим на подарочках…
И, взявши мечи с копьями, войной на Даная двинули.
Хорошо, запасливый Данай кораблик на такой случай имел, пятидесятивёсельный.
Побросал он в тот кораблик пожитки нехитрые, да и уплыл с дочками в Аргос солнечный. Так что египтяне им лишь платочками помахали с берега.
Помахали да призадумались: «Нас пятьдесят. Их пятьдесят. Арифметически всё сходится».
И, построив корабли быстрые, за невестами следом ринулись.
А как прибыли в Аргос солнечный да разбили там царька местного, снова завели свои речи призывные: «Нас пятьдесят. Вас пятьдесят. Давайте поженимся!»
И согласился на сей раз Данай несговорчивый.
– Ну, действительно, – говорит. – Раз вас пятьдесят и дочек у меня столько же – тогда, конечно, благословляю по-отечески!
Говорит, а сам с дочурками всё перемигивается.
Ну а перемигнувшись, свадьбу справили. Пятьдесят бочек вина на торжестве выпили. Пятьдесят быков зажарили. Пятьдесят баранов зарезали…
А наутро пересчитали – не пятьдесят, а лишь сорок девять получилось трупиков!.. Сорок девять женихов Данаиды той ночью по папиной указке прикончили.
А Линкея прекрасного Гипермнестра взяла да и отпустила живёхоньким.
«Люб он мне, – говорит, – пока хочу его тёпленьким чувствовать!»
И осерчал на дочку строгий папенька. Казнить велел строптивую ослушницу. Но вступилась за Гипермнестру Афродита златовласая:
– Не зарезала, – говорит, – значит, любит истинно! А недорезанный пусть теперь на спасительнице женится.
И женился Линкей на Гипермнестре влюбчивой. Да так удачно, что Геракл произошёл из их рода впоследствии.
А радостный Данай на поминках египетских Олимпийские игры устроить выдумал и вместо медалей дочерей своих повручал всем победителям.
* * *Да только не простили боги мужегубства коварного и обрекли Данаид на муки вечные.
Льют теперь, бедняжки, у Аида воду вёдрами. Льют-льют, а кувшин тот дырявый, оказывается.
Сизиф
Коварен и хитёр был Сизиф, царь Коринфский. Не было ему в изворотливости равных. Самого бога смерти Таната сумел обвести вокруг пальчика.
Как явился за ним посланник Аида мрачного, бросился к нему Сизиф с объятьями:
– Ну наконец-то! А то всё думаю: почему Танат ко мне не заглядывает?!
– Так ты ждал меня?! – удивился бог такому радушию.
А Сизиф:
– Да, конечно же!.. Конечно!.. Ну, рассказывайте, как оно – души-то забирать грешные?
– Работа как работа, – потупился бог необщительный.
А Сизиф на то:
– Но они же, небось, изворачиваются? Как вы их тогда? Чем заковываете?
– Оковы на сей случай имеются.
И всплеснул тут царь холёными ручками:
– Ах, какая прелесть! Оковы! Оковушки!.. А вы их, извиняюсь, не захватили случаем? Страсть как подержать в руках хочется.
И протянул гость хозяину оковы крепкие… И заключил в те оковы Сизиф Таната доверчивого.
* * *Нарушился во всём мире ход вещей обыденный. Перестали люди отдавать Аиду души грешные. И послал Зевс Ареса на задание.
Освободил могучий Арес Таната пленённого, а тот уж – всю душу выбил из Сизифа. С удовольствием.
* * *Но и в царстве теней сумела та душонка вывернуться.
Перед смертью шепнул Сизиф жёнушке, чтоб похорон по нему не устраивала, и заждались Аид с Персефоной подарочков.
– Непорядочно это, – ворчал Аид обиженно. – Не по-людски как-то, да и не по-божески.
– Так то ж жена моя, дура, запамятовала, – отвечал Аиду Сизиф изворотливый. – Ты б отпустил меня на сутки, Аидушка? А я б уж завалил тебя потом презентами…
И отпустил Аид Сизифа за подарками.
Однако не вернулся аферист в царство мёртвое. Живёт себе во дворце, поплёвывая, да роскошные пиры закатывает.
Лишь через десять лет Аид внезапно опомнился.
– Секундочку! – говорит. – А Сизиф-то куда делся с презентами?!
И почесав в затылке божеском, снова снарядил за ним Таната хмурого.
Только не стал на сей раз Танат с Сизифом разговаривать – с ходу выбил из хитреца его душу подлую.
– Вот ты пожалел нам тогда подарочков, – улыбнулся Аид Сизифу эфирному. – А мы к тебе со всем сердцем, с радушием… Смотри, какую булыгу подготовили… А ну-ка закати её вон на ту гору покатую… Закатишь – снова в миру окажешься!
И схватил тут Сизиф валун каменный, и покатил его на гору высокую… Но вот вырвалась из рук булыга неподъёмная и с грохотом вниз рухнула.
Так из века в век и продолжает скатываться. Мат, говорят, над той горой стоит – отборнейший.
Тантал
А вот Тантал, сын громовержца верховного, баловнем богов у греков считается.
