Полная версия
Праязык человечества
И эти факты сегодня есть.
ВНАЧАЛЕ БЫЛ ЖЕСТ
Льюис Морган в капитальном труде «Древнее общество», пишет, что возникновению языка звуков предшествовал язык жестов, он сослался даже на произведение философа древности Лукреция, где есть такие строчки: «… люди в самый ранний период своего развития сообщали друг другу свои мысли бормоча, звуками и жестами» V, 1021). Чем ниже мы опускаемся по ступеням развития языка к его наиболее грубым формам, пишет Морган, тем более растёт в количестве и разнообразии своих форм элемент жестов… [33. С.28]. Он считал, что человек осваивал звуковое общение примерно две трети своего существования на земле, а треть – развивал его. О зарождении языка с помощью жестов говорили многие мыслители Декарт, Руссо…
Французский исследователь К. Леви-Стросс и русский языковед Р. Якобсон являются авторами идеи возникновения языка как комбинации жестов и выкриков, которые превратились в фонемы.
Учёные Эми Поллик и Франс де Ваал, изучая жесты, пришли к выводу, что язык имел скорее жестовое, чем вокальное происхождение. Обезьяны, как заметили ученые, жестикулируют правой рукой, которую контролирует левое полушарие мозга. В том же полушарии у людей находится центр речи. Потом, когда области мозга во взаимодействии с языком, хорошо развились, люди стали переходить от символов к понятиям, развивать речь в геометрической прогрессии.
Последние выводы в исследовании нейрофизиологии человека также убеждают в том, что жест связан с речевой деятельностью.
Исследователь жестов обезьян и их взаимодействия с речью человека учёный Роджер С. Фоутс провёл важный эксперимент, который «…получил великолепное подтверждение, когда стал работать с детьми, страдающими аутизмом. Изучение шимпанзе и языка жестов позволило ему понять, что, когда врачи говорят о «языковых проблемах» таких детей, они в действительности имеют в виду проблемы с устной речью. Поэтому Фоутс предложил своим пациентам альтернативный канал связи в виде языка жестов – точно так же как в случае с шимпанзе. Методика оказалась исключительно успешной. Всего через полтора-два месяца общения жестами дети пробивали стену самоизоляции, и их поведение менялось до неузнаваемости.
Ещё более удивительным и поначалу совершенно неожиданным было то, что спустя несколько недель подопечные Фоутса начинали говорить. По всему выходило, что общение жестами инициировало возникновение способности к устной речи. Умение формировать точные жесты оказалось возможным превратить в умение формировать отчётливые звуки, поскольку и те и другие управляются одними и теми же мозговыми структурами.
«Всего несколько недель, – заключает Фоутс, – потребовалось этим детям, чтобы с успехом повторить эволюционный путь наших предков – путешествие, длиной в шесть миллионов лет, от обезьяньих жестов к человеческой речи». [48. C.16].
ОПЫТ – ПОПЫТКА
Принципы современных этимологических исследований разрабатывались во многих статьях академика В. Н. Топорова. Они не теряют своей актуальности, утверждая, что «понятие окончательной этимологии для целого класса слов является иллюзией… К сожалению семантика этимологических исследований во многих случаях лишь «бумажная» [41. С. 205—211].
Раздвигая горизонты исторического языкознания, он особое значение придавал развивающейся науке лингвистического моделирования на основе кибернетики, поиску критерия истинности в структурном подходе к этимологическому анализу.
Эти постулаты крупнейшего учёного-языковеда могут стать, своего рода, дорожной картой в переосмыслении многих аспектов исторического развития языка. Структурная лингвистика, типология, по теории Топорова, инициируют постановку новых решений: «Каждый опыт – попытка такой встречи-соединения языка и смысла, каким бы неясным и приблизительным он ни был, уже означает победу…» [40.С.13]. В своих статьях он неоднократно обращает внимание на словарный состав языка. Сегодня с помощью электроники выделяются в словах корни, суффиксы, префиксы, постфиксы… Но это лишь дробление слов в нынешнем формате с элементами субъективного толкования их структуры.
Парадигма диахронического исследования не может не учитывать совокупность всех аспектов базового состава языка. И здесь нельзя не отметить особенность сравнения славянских языков. Так в русском языке слова ОРАТЬ (пахать), ЛЕПОТА – глубокие архаизмы, но в болгарском и других славянских языках – действующие, современные. Значит, и в русском сохранились подобные архаизмы, пришедшие из доисторического коммуникативного прошлого. Эта особенность могла стать для французского языковеда А. Мейе одним из аргументов, чтобы отнести славянский язык к архаичному типу. Но так как эта лексика представляет факт нынешнего словоупотребления, то лучше назвать их историзмами, по которым есть перспектива для поиска родословной языка.
Этимологический поиск определяет ещё один важный фактор. Не только у многих лингвистов возникает недоверие к капитальному труду М. Фасмера «Этимологический словарь русского языка», который почти всю родословную русской лексики сводит к глобальному заимствованию. Он как бы противоречит мнению А. Мейе, который также в капитальном труде «Общеславянский язык» делает один из выводов, что «в славянских языках почти нет древних заимствований, если же они и делали такие заимствования из соседних языков в более раннюю эпоху, то установить их происхождение весьма трудно…» [27.С. 396]. По мнению лингвиста В. П. Нерознака: «Общеславянский язык предстаёт как верифицируемая языковыми фактами реальность» [29.С. 26—43]. Всё это своеобразие даёт повод сосредоточить внимание на базовом составе славянских языков, и на одном из них – русском как метаязыке.
В лингвистике порой неисследованные субстраты или не замечаются, или искажается их суть. Пример тому – берестяные грамоты. Если бы академик А. А. Зализняк не доказал закономерность разночтений в этих грамотах, так бы и считались их неведомые авторы малограмотными, пишущими с ошибками, и древнее письмо не получило бы ещё одну интерпретацию в историческом языкознании. [7.б.г. 2015—2017]. К примеру, «берестяное» слово КЕЛО – «цело» так бы и числилось как лингвистический неопознанный объект, но учёный извлёк его семантику из далёкого прошлого, чтобы показать то, что не всегда предки ошибаются, возможно, чаще – их потомки.
АЗБУКА ДО ПИСЬМА
Конечная цель этимологии не только установить язык прошлого, но главное – найти фонетическое начало языка, доисторическую устную азбуку. Остаются тайной две берестяные грамоты (две! – не случайность), написанные славянским языком, но в них имеется смешение глухих и звонких согласных. На это особое внимание обратил А. А. Зализняк. Возможно, за этим «акцентом» стоит диалект некоей местности
Диалекты живучи. На Урал из северных областей России два века назад были переселены деревни с окающим говором, но в них до сих пор «окают». Диалекты – есть лингвистические останцы какого-либо языка, не придуманы же они узкой общностью людей. Это лингвохранилища, в которых сосредоточены б/у-словоформы. Но остальные слова – их ровесники – продолжают жить, иначе все языки окажутся бывшими. Как же определить возраст устойчивой лексики не от греческих календ, а от начала начал человеческой речи? Какие согласные появились раньше: глухие или звонкие? Или одновременно? Смешение в берестяных грамотах – может быть это признак завершающегося процесса трансформации раннего этапа языковой стихии, заката устной азбуки, которую именно письменность «устаканила». Все эти вопросы требуют ответа, который скрыт в огромном словарном составе языка.
Чем же не устраивает сравнительно-исторический метод? С его помощью строилась этимология прошлых веков, вплоть до наших дней. В разных языках находили близко звучащие слова, схожие и по смыслу. Обобщённый образ этой словоформы считается этимоном – первоначальным «зародышем» речи. Однако ещё в ХIХ веке многие учёные ставили под сомнение научную компетенцию этого метода. Он не мог обнаружить праязык, так как изучал языковую систему разных эпох и народов, а не эволюционное его развитие.
Язык как живой организм мог отразить свои особенности только в эволюционном конкретном развитии звукового и семантического состава. До сих пор сравнительно-исторический анализ истории развития языков не нашёл всеобщего признания, но не выходит из научного оборота, так как другого не существует, не оглянешься же в тысячи лет назад. Но раз уж нет фактоосновы, то будем создавать некий вербальный доисторический язык, сотканный из лоскутков разномыслия.
Исследователи последних веков пытались искать другие, «обходные» пути к протослову. Учёный Ренан утверждал, что законы языка, пришедшие из далёкого прошлого: «Это уже не гипотеза, а факт очевидный». Далее он пишет: «Так как произвол не мог иметь никакого места в изобретении и образовании языка, то потому не существует между нашими самыми испорченными идиомами ни одного, который бы не имел прямого генеалогического отношения к какому-либо из языков, коими говорили праотцы рода человеческого» [.33 С. 449—452]. В этом случае идиомами он считал те слова, которые потеряли связь с первородным значением и стали фактом современного языка, что наглядно демонстрируется во всём словарном составе. А если в целом, то всякое слово, потерявшее древнее значение – уже идиома.
Современные отечественные учебники по языкознанию как раз творят произвол, описывая процесс образования слова. Вот типичный образец научного объяснения профессиональными лингвистами происхождения слова, кочующий по учебникам языкознания. «Значение корня „рук“ не разлагается, конечно, на какие-либо элементы. Нельзя ответить на вопрос: что означает „р“ в слове рука. По отдельности ни р, ни у, ни к ничего не „значат“, значение имеет лишь всё сочетание р + у + к». [26.Стр. 31)
Что значит: «ничего не значат»? Кто же слепил такие сочетания звуков? Кто поставил Р, а после У, потом К. Произвол авторов этой теории – да и только! Откуда такая массовая лепка слов: нога, голова, вода, дом…? Ответа наши профессионалы-языковеды не дают. Как хочешь, так и думай! Миф? Уход от ответа? А на ум приходит единственное объяснение – мистика. Но учебники переиздаются с этой мистикой из поколения в поколение. Неприятие при прошлом режиме белоэмигрантов отрицательно сказалось и на научном взаимодействии с ними. Теория основателя фонологической науки князя Трубецкого Н. С. до сих пор находиться в негативном поле русской лингвистики. Он считал, что минимальные звуковые единицы, выполняющие смыслоразличительую функцию – фонемы. «Слово – ряд фонем. Каждое слово выстроено с таким инвентарем фонем и в такой их последовательности, чтобы его можно было отличить от другого. Слова различаются составом и последовательностью фонем, а фонемы друг от друга – дифференциальными признаками». Фонема (Р. О. Якобсон) – пучок дифференциальных признаков. Каждая фонема отличается от всех других хотя бы одним дифференциальным признаком. [44. С.6]
Всё ещё давит на российских лингвистов марксистское понимание языка. Маркс писал, что «название какой-либо вещи не имеет ничего общего с её природой. Поэтому объяснить непроизводные, взятые в прямом значении слова нельзя: мы не знаем, почему нос называется носом, стол – столом, кот – котом и т. П.» [35. С. 31]. Именно это «мы не знаем» – символ беспомощности науки, скреплённый авторитетами. Спонтанными или произвольными сочетания звуков не могут быть уже потому, что закономерность – основа функционирования и развития языка. Если бы не было системы образования первородных понятий, то речь не смогла бы состояться. Каждое слово сотворено по речевому закону, а не наугад и не своевольно. Языковеды всех веков искали корни языка и находили остатки каких-то забытых закономерностей, преображённые системы построения речи, типологические свойства фонем, их взаимозависимость с семантикой. Искали ту самую когнитивную суть, которая может вывести на сегодняшнее понимание доисторического языка.
ПОЧЕМУ ОКАНЧИВАЕТСЯ НА «У»?
Земля наша причудлива и даже фантастична. На планете есть немало пейзажей, которые легко можно принять за декорацию к какому-нибудь фантастическому блокбастеру о далеких необычайных мирах. Экзотические ландшафты радуют глаз и потрясают воображение, обогащая наш кругозор и расширяя представления о прекрасном. Одним из примеров необычных геологических образований, способных удивлять, являются так называемые останцы. Так именуют изолированный массив горной породы, оставшийся после разрушения окружавшей его ранее породы различными естественными факторами – выветриванием, воздействием воды и т. Д. Таким образом, останцы – это отдельно стоящие скалы или огромные валуны, часто имеющие довольно причудливую форму. ОСТАНЦЫ. Так метко нарекли геологи дошедшие до нас свидетельства прошлых веков.
Точно также преобразовался язык человечества. Время причудливо преображало языковые формы в каждом сообществе, изменяя звуки, но оставляя коренную суть названия окружающего мира. Многое стало лингвистично непонятно, экзотично, бессознательно. Нам остались лишь останцы от далёких предков. Мы их не видим. Они скрыты новыми наслоениями, напластованиями. И тут нужны лингвоархеологические инструменты.
Никого не удивит, что изделие человека в виде большого ножа, скажем так, интернационально, имеет планетарный масштаб. Как до каменных скребков, так и до металлических ножей всё человечество додумалось самостоятельно и примерно в единый промежуток времени. Но, почему-то нынешнего академического лингвиста может удивить утверждение, что слова – меч (русское), мачете (бразильское), мессер (немецкое) – родственные, исходят из одного общего языка. Они донациональны, общечеловечны. Однако начинаются придумки о «заимствовании»: кто у кого взял данное слово «взаймы» и не отдал, выходит, похитил.
Поиск протолингвистических следов соотносится с идеями основателя структурной антропологии Клода Леви-Стросса, с его утверждением, что фонологическая система помогает вскрывать законы бессознательных явлений. Археолингвистический метод способствует возврату утерянных первоначальных форм языковой структуры, подтверждает его слова, что в антропологии «лингвист содействует решению проблемы, обнаруживая в современном словаре стойкие следы исчезнувших отношений».
Одним из главных направлений в структурной антропологии Клода Леви-Стросса является исследование бессознательных законов, которые управляют человечеством. К ним учёный относит и язык, речь. «Прежде всего, почти все акты лингвистического поведения оказываются на уровне бессознательного мышления», – утверждает он и сравнивает раскрытие бессознательных законов социальной жизни людей с фонологическими законами языка, опираясь на теории лингвистов Н. Трубецкого и Р. Якобсона. [23.С.21]. Вот как об этом пишет Леви-Стросс: «Фонология по отношению к социальным наукам играет ту же обновляющую роль, какую сыграла, например, ядерная физика по отношению ко всем точным наукам». В чем же состоит этот переворот, если попытаться выяснить его наиболее общие следствия?
На этот вопрос ответ нам даёт один из крупнейших представителей фонологии Н. Трубецкой. Он сводит, в конечном счёте, фонологический метод к следующим основным положениям: прежде всего фонология переходит от изучения сознательных лингвистических явлений к исследованию их бессознательного базиса; она отказывается рассматривать отношения как независимые сущности, беря, напротив того, за основу своего анализа отношения между ними; она вводит понятие системы.
«Современная фонология не ограничивается провозглашением того, что фонемы всегда являются членами системы, она обнаруживает конкретные фонологические системы и выявляет их структуру; наконец, она стремится к открытию общих законов, либо найденных индуктивным путем, либо, выведенных логически, что придает им абсолютный характер» [44. С. 243].
Обращение к языковому фактору в антропологии так или иначе ведёт к этимологическому поиску, что сродни археологическому. Если рассматривать язык как феномен природного явления, то в нём применим принцип феноменологического метода Э. Гуссерля: феноменолога не интересует та или иная моральная норма, его интересует: почему она норма? Перефразируя, можно сказать: этимолога не интересует слово как таковое, его интересует: почему оно стало словом, воплотившись в эту фоноформу? Почему оканчивается на У?
Каким же было слово – первородное? Конечно, непохожее на нынешнее, иначе бы учёные давно расшифровали родословную языка, но пока что ищут сходство слов разных языков, а это уже не совсем этимология, а больше сравнительное языкознание. В этимологии же нужна, своего рода, лингво-археология, начиная с забытого языка, который языковеды назвали «немотивированным слоем». Это самый употребляемый во все века и повсюду лексический фонд, без которого не обходимся ежедневно, ежечасно: рука, дерево, стол, слово, дом… Можно теоретизировать, фантазировать в словесной мишуре, препарировать, перекраивать слово, и даже приписывать ему всякую-на-всякую бесовщину, приписывать слову сакральный смысл и некую мудрость, ниспосланную из космоса. Но всё это – абракадабра. Заметим, что, если перевести это древнее слово на современный язык археолингвистическим методом, получим аксиому: пустотой не заполнишь пустоту.
Как и любая наука, этимология тоже должна опираться на его величество ФАКТ.
ПОГОНЯ ЗА ДРЕВНОСТЬЮ
В одной из статей академика О. Н. Трубачёва «Праславянское лексическое наследие и древнерусская лексика дописьменного периода». [43. С 535] перечислены топонимы с именными названиями: Старицкая Плота, Ржавая Плота, Долгая Плота, Сорочья Плота, Гнилая Плота и другие. Далее автор пишет: « … плот «средство передвижения по воде», с дальнейшим родством с плыть, плыву, что, в общем, естественно для обозначения водного тока или русла». Если иметь в виду натуральный плот как средство передвижения по воде, то почему эти места обозначены именами? Плот, он в любом месте плот как средство передвижения. Каждому топониму своё обозначение Старицкая, Ржавая.… Значит, это были места постоянных переправ через реки. А перебирались через реки не только на плотах, где можно было найти брёвна, но и вброд. ПЛОТ и БРОД. В чём единство разницы?
Учёный Эрнест Ренан в половине 19 века считал (и не только он), что гоняться за древней филологией не стоит, так как она ушла в недосягаемое прошлое, но какие-то процессы, следы древних законов, которые действовали в пору зарождения языка в той или иной мере сохранились, и должны изучаться. Учёные-языковеды по самым древним письменным источникам, диалектам установили тенденцию восходящей звучности. Теория слогораздела была разработана Р. И. Аванесовым, однако все его работы и работы последующих авторов исходили из существующей грамматики и её особенностей, хотя они стремились анализировать и протославянские изменения внутрислоговой звучности.
Это наводит на мысль, что тенденция восходящей звучности в широком смысле идёт от начала образования языка, а до современности дошёл лишь её отзвук: МЕСТЬ – ВОЗМЕЗДИЕ. Так эмпирическим путём мы находим признаки прошлых закономерностей.
Как появилась пара ПЛОТ и БРОД? Бросается в глаза то, что БРОД – состоит из звонких согласных, а ПЛОТ – из глухих. Отсюда приходит мысль о том, что раньше БРОД назывался ПЛОТ, затем понятия и звучания изменились по закону восходящей звучности.
При каких условиях можно пройти по дну реки, не утонув? Только тогда, когда вода позволяет дышать, когда плотно закрыт рот – ПО ЛОТ, по рот. Все понятия исходили из свойств человеческого организма. Но звук Р в те поры ещё не был освоен людьми и звонкого Б не было. Потому и ПЛОТ. Это свойство «плотность» именно от свойства плотно закрытого рта.
Но почему в топониме утвердилась ПЛОТА, а не ПЛОТ? Очевидно, было окончание ПЛОТО, где О перешло в А. Есть с чем сравнить: ПЛАТО – ровная поверхность. Значит ПЛОТО – неглубокая ПЛОТНАЯ поверхность дна реки, которую легче перейти вброд. Это и обусловило присвоение каждому БРОДУ – своё название, а, как говорится, не зная броду, не лезь в воду. Возможно, первые звуки были глухими, тихими. Таким образом, мы перебрались на другой берег русского языка – от звонких к глухим согласным. И, чтобы разобраться, стали переводить современный язык на первородный. Но не сразу.
ЛИНГВА И КИБЕР
На основании учений о первоначальном истоке языка из семиотики жестов, и что звуковой язык отражение жестового американский учёный Роджер С. Фоутс сделал вывод, что и знаковый язык, и устная речь – в каком-то смысле формы жестикуляции. По его словам: «Знаковый язык использует жестикуляцию руками; устный – жестикуляцию языком. Руки и пальцы останавливаются в определённых точках окрестности тела, тем самым порождая знаки. Язык совершает точные движения, останавливаясь в определенных точках ротовой полости, благодаря чему мы произносим вполне определённые звуки». [17.С.80—83]
Следуя этому выводу, была разработана система зависимости языка и ротовой полости при произношении смыслосодержащих звуков.
Проанализируем уже известное нам, понятное всем междометие, существующее в разных языках: «АУ!», справедливо полагая, что это одно из первородных артефактов человеческой речи. В древнем праязыке зафиксировано *au – которое по смыслу этимологи поняли как «принимать во внимание». Здесь физиологически А даже не звук, а лишь забор воздуха в лёгкие. Звук У – в сильной позиции. В этой позиции он находится по сей день. И сегодня мы вполне понимаем семантику архаичного междометия: «Я здесь!» или «Иди сюда!». Звук У, таким образом, получил осмысление, он обозначил сближение, как бы повторяя артикуляцию человеческих губ. У всюду означает «узость», «сужение», «схождение».
Но любая теория должна опираться на его величество ФАКТ.
Можно ли пробиться сквозь напластования языка к его истокам? Леви- Стросс утверждает, что можно: «Многие лингвистические проблемы могут быть разрешены современными вычислительными машинами. Если известны фонологическая структура какого-либо языка и правила, определяющие сочетаемость согласных и гласных, то машина легко могла бы составить перечень комбинаций фонем, образующих имеющиеся в словаре слова из слогов, а также перечень различных комбинаций, совместимых с определенной структурой языка». [23.С.62]. Именно этот путь выбрали авторы книги. Сделана попытка вникнуть в суть глоттохронологии практически, а не умозрительно. Опираясь на косвенные доказательства лингвистов, и по типологическим наблюдениям пришли к убеждению, что первыми в языке должны были появиться слова с глухими согласными, звонкие – производные: МЕСТЬ – ВОЗМЕЗДИЕ.
В лингвистическую сферу вошли учёные кафедры прикладной математики Южно-Уральского государственного университета: доктора физико-математических наук, декан факультета математики, механики и точных наук А. В. Келлер и заведующая кафедрой математического и компьютерного программирования А. А. Замышляева. Непосредственное участие в эксперименте принял кандидат математических наук, доцент М. Ю. Катаргин и его студенты. Была разработана программа на основе четырёх словарей русского языка Ожегова, Зализняка, Про-Линг и современного литературного.
Онтологическая сущность компьютерного лингвистического анализа заключается в том, чтобы найти структуру, определяющей древнее слово и определяющей ту, что существует в настоящем словарном составе. Из заданного множества слов кибер выдал результат, представляющий собой базовый слой русского языка. Выявил тот язык, которым обладал человек, возможно, задолго до нашей эры.
Здесь представлена часть словника около 400 слов: все они без звонких согласных. Сюда не вошли слова с неполным слогом, типа ЕЛЬ, ИСТИНА…
В – вал, валек, валенки, валовая, валок, валун, вас, вата, веет, век, велено, велес, великан, вена, веник, венок, весело, веси, вес, весло, весна, весть, весь, ветка, ветла, вилка, вильнуть, вина, висеть, висок, витать, вить, вкупе, вкус, власть, вникать, внук, воевать, воет, воин, вол, волк, волна, волокита, волокно, волос, вонь, вопьется, вопить, воск, воспаление, воспитать, восстать, восток, вот, воткнуть, впасть, впивать, вплоть, вповалку, вскинуть, вскипеть, всплески, вспотеть, вспять, вставка, встать, вталкивать, втулка, втуне, вулкан, вьётся, въесться, въявь.
К – как, калека, каление, калина, калитка, канава, канат, канва, канитель, канул, канун, капкан, капли, капуста, касание, катить, квакнуть, квас, квёло, кивать, кинуть, кипеть, кисель, кисло, класть, клевать, клевета, клеить, клекот, клен, клепка, клетка, клик, клинок, клок, клокотать, клонить, клоп, кнопка, кнут, ковать, колено, колесо, колокол, колоть, колос, колосник, колотить, колпак, колун, колупать, конопатить, конь, копать, копить, копна, копоть, копье, косина, косить, косность, кот, котел, котловина, кстати, кто, кукла, куковать, кулак, кулик, куль, купанье, купель, купить, купно, купол, кусать, кусок, куст, кутать, кутёнок, кутить.