Два шага до проблем

– Прости, – пыхтит мне в затылок.

Я удивлена, но молчу, не веря в поведение мужа. Не понимаю, что он задумал.

– Варь, ну? Я же извинился, – прижимается к моей щеке с виноватым видом, отражение которого я вижу в стекле. С трудом заставляю себя не морщиться от ударившего в нос перегара. – Это было в последний раз.

– Ага, как же, – бурчу недоверчиво.

– Честно–честно. Я на работу устроился. Вот и отметил вчера, извини, не рассчитал дозу.

– Ты? На работу? Куда? – поворачиваюсь к мужу и пытливо заглядываю в глаза – шутит? Егорка успокоился и теперь просто лежит чернявой головенкой на моем плече, изредка громко вздыхая после плача.

– Охранником в крутой ночной клуб. С четырех дня до четырех ночи смена, потом два дня дома. И зарплату хорошую обещают два раза в месяц, плюс полный соцпакет. Заживем.

– Правда? – все еще не верю в то, что услышала. Но серо–голубые глаза напротив вроде не лгут. – А после смены опять пить будешь? Смысл идти на работу? Все, что заработаешь, будешь пропивать.

– Говорю же – последний раз вчера пил. Да, малой? – Виталий касается пальцем носика Егорки, на что тот улыбается и прячет личико мне в ключицу. – Вон, даже сын мне верит. А в выходные буду чинить технику. Может быть, удастся свой сервис открыть, как думаешь?

«Я думаю, ты давно бы открыл свое дело, если бы алкашкой не увлекался», но вслух я говорю другое:

– Если поставишь цель, то обязательно ее добьешься. Главное, не сбивайся с пути. Обедать будем?

– А на пиво дашь денег? Голова болит.

И если пару минут назад я вдруг поверила, что у нас с Виталиком все может измениться в лучшую сторону, то после последнего его вопроса я снова вернулась с небес на землю.

– Нет у меня денег. Вчера все потратила.

Ненавижу врать, но выхода нет. И первые отложенные сэкономленные деньги думаю отнести к соседке на хранение, чтобы Виталя вдруг не нашел.

Глава 5

Егор

Семь утра, а я на пробежке в парке. Холодное утро и ясное небо обещают солнечный, возможно жаркий к обеду день – бабье лето в самом разгаре.

По плану пять кругов. Два круга позади. Лицо максимально скрыто капюшоном, мокрая от пота футболка под толстовкой неприятно липнет к телу, и я ускоряюсь, мечтая поскорее выполнить ежедневное задание и добраться до освежающего душа.

В наушниках биты любимой музыки. Нападавшие за ночь красно–желтые листья мягко шуршат под ногами. Не слышу, но чувствую, как они сминаются под черной подошвой беговых кроссов.

На пути встречаются редкие прохожие кто с собакой, кто без. Как обычно ни на кого не обращаю внимания. Они для меня не более чем размытые пятна, попадающиеся на моем пути на неширокой асфальтированной дорожке. Иногда боковым зрением замечаю оранжевые жилетки дворников, убирающих с дорожек листья. Нос улавливает приятный запах жженой травы и листвы – то тут, то там тлеют дымящиеся кучки. Дым стелется по повядшей темно–зеленой траве серым туманом.

– Егор! Егорушка! – слышу женский, мелодичный голос, напоминающий мамин из детства.

Я замедляюсь. Делаю еще два шага и останавливаюсь как вкопанный. Оглядываюсь. Метрах в десяти от меня стоит девушка с коляской и, наклонившись над ней, агукает с ребенком. Как я мог слышать ее голос, если я в наушниках? Ничего не понимаю.

– Вы меня звали? – громко обращаюсь к девушке, вынимая один наушник.

 Она выпрямляется и с удивлением смотрит на меня. Утреннее солнце бьет ей в глаза и мое лицо, скрытое под капюшоном, скорее всего ей не видно, зато я девушку могу разглядеть во всех деталях.

Какие у нее глаза! Большие,  красивые. И брови вразлет. И губки бантиком. И шейка тоненькая, хрупкая, как у фарфоровой статуэтки.

– Нет, я с сыном разговариваю, – отвечает тем же голосом, что я слышал минутой ранее, и вдруг улыбается мне – искренне так, открыто.

Чет растерялся я от этой улыбки.

– О, простите, а мне показалось со мной.

Разворачиваюсь, снова втыкаю наушник и бегу дальше, недоумевая, как я мог слышать ее голос сквозь песню. Мистика какая–то.

Пробегаю еще круг и совсем чуть–чуть замедляю темп, когда вижу впереди ту же девушку. Она медленно катит коляску по краю дорожки. Миниатюрные ручки держат коляску за поручень. Тоненькое обручальное колечко сверкает на безымянном пальчике. Еще бы такая красота и замужем не была бы!

Девушка смотрит по сторонам, очевидно, оглядывая полуобнаженные осенние деревья, иногда задирая голову к вершинам, любуясь утренним, еще бледным небом. Коса у девушки толстая, длиной до попы и волосы русые, видно, что натуральные, некрашеные. Фигурка худенькая, точеная, в узкие голубые джинсы одетая и легкую бежевую курточку. На ногах кроссовочки простенькие.

Я бегу мимо. Впереди еще два круга. Как раз что–нибудь смогу увидеть в этой девушке еще.

И вижу. Она снова наклонилась к ребенку, а из–под короткой курточки выглянул кусочек голой поясницы. Кожа белая. И это после жаркого лета. Совсем не загорала или загар не пристает? От поясницы взгляд скользнул ниже – красивая попа. Мысленно завидую мужу этой красотки – он счастливчик!

Пробегая мимо, ожидал услышать ее голос, обращенный к малышу, но забыл, что у меня в ушах музыка.

На последнем круге девушка повернулась ко мне чуть раньше, чем я успел пробежать мимо. Надеялась увидеть мое лицо? А солнце снова оказалось на моей стороне. Девушка улыбнулась мне кончиками губ, а потом смутилась и поспешно отвернулась. Пофлиртовать решила? Смешная. Молодая.

Замужняя. Ребенок.

Мимо.

Пробежка закончилась, и я спешу домой – душ, холостяцкий завтрак и на работу.

Не каждый день, но частенько бывает, что мы снова встречаемся с той молодой мамочкой – она с ребенком гуляет, я бегаю. Иногда она берет ребенка на руки и воркует с ним. Улыбается счастливо, а малыш ей в ответ что–то гулит, кулачками машет. Хорошенький, темноглазый. Сколько интересно ему? Не понимаю в возрасте, но думаю, малыш еще ходить не умеет. Против воли теперь взгляд ловит в парке знакомую фигуру. Это раздражает, будоражит, нервирует.

С девушкой мы теперь здороваемся при каждой встрече. Она улыбается в ответ, кивает. Красивая.

Как вижу ее рано утром в парке, так в голове роем крутятся вопросы, наслаиваясь друг на друга. Самый важный – почему она гуляет одна так рано? Могла бы мужа завтраком накормить, на работу проводить.

Странная она.

«Так, Курагин, – одергиваю себя, – ты слишком много думаешь об этой женщине. Еще и замужней. Еще и с ребенком. Тебе проблемы не нужны».

В очередной раз пробегаю мимо.

Глава 6

Варя

– Варенька, а в кого это у тебя сыночек такой темноглазенький? Что ты, что мужик твой светленькие, а Егорка в кого?

«Начина–ается. Мимо пройти нельзя, дай повод посудачить. Лучше бы дверь подержали» – ворчу про себя, выкатывая одной рукой коляску из подъезда, другой держу Егорку. Коляска как назло зацепилась колесами за порожек и не поддается.

– В деда, – бросаю бабушкам–соседкам, каким–то чудом усевшимся вчетвером на коротенькую лавочку. – И вам здрассте! Да чтоб тебя! – в сердцах громко ругаю Егоркин транспорт, мысленно взывая кого–нибудь на помощь. Только бабульки и думать не думают помочь. Наверное, боятся, что как только кто–нибудь из них встанет с лавочки, так на ее место тут же подвинется более проворная попа.

– Ага, как же в деда. Нагуляла, поди, а теперь «в деда», – зашамкала баба Зина из четвертого подъезда и даже не стушевалась от моего красноречиво возмущенного взгляда, когда я развернулась к бабулькам. Зато остальные члены дворового серпентария дружно закивали бабе Зине, поддерживая ее гениальную мысль. У–у, бесстрашные. В следующий раз я вам сама дискотеку устрою.

– Вот–вот, я тут смотрела по телевизору, – подхватила за бабой Зиной престарелая женщина рядом с ней, с лицом, похожим на печеное яблоко. Кажется, ее зовут бабой Верой, и она из соседнего двора,  – девчонка по пьяни переспала сразу с двумя, а потом ребеночка родила не знамо от кого из них. К одному сунулась – не нужна, к другому – тоже. Так и осталась с довеском на бобах.

– С двумя? Тьфу ты, ни стыда, ни совести! Совсем девки ополоумели. Вот в наше время такого не было.

– Не было, не было, – поддакивают остальные собеседницы.

Чертово колесо! Чертова коляска! Чертовы бабки и их ядовитые языки! То глухими и слепыми  притворяются, а то все видят, все слышат, еще и придумают с три короба. Оставляю на минуточку коляску в покое.

– Подержите Егорку, пожалуйста, – сую сынишку тете Нюре – самой молодой из сидящих здесь женщин, от того и язык не поворачивается назвать ее бабушкой. Она больше всех из присутствующих здесь вызывает доверие. Я же снова иду вызволять несчастный транспорт из заточения.

– Ой, какой хорошенький мальчик. А куда это наш Егорка пошел? Гулять? А папа твой где? Дома? – приторно ласковым голосом залилась тетя Нюра, усаживая малыша себе на колени.

Как хорошо, что сын говорить не умеет. Лупает глазенками на незнакомые лица, хмурит бровки, но молчит, не боится чужих людей.

Надо бы отмолчаться, но природная вежливость…

– На работе наш папа, – отвечаю за сына, давая новую пищу для сплетен.

– Да ты что? Устроился? А куда, а кем? А зарплата хорошая?

– Охранником.

Большим делиться не хочется. Пусть пытают самого Виталика, как только увидят. Хотя у него с ними разговор короткий – не ваше дело и все. Это мне приходится быть вежливой, чтобы вот хотя бы так с Егоркой помогли.

– Варюша, а у тебя дед каких кровей был?

Ох, как ты мне дорога, баба Зина! Да что бы я еще хоть раз помогала  тебе сумки с гречкой из магазина тащить! Не дождешься!

– Русский он, русский, только черноволосый и кареглазый.

– А ты в кого тогда такая светлая?

О, боже, дай мне силы!

– Вы не переживайте так, баб Зин. Егорка мой сын. Мой и Виталия. А то, что он черненький, так это у природы надо спросить, она краски–то раздает.

Бабульки о чем–то зашушукались между собой. До меня донеслись только жалкие обрывки: «врет, нагуляла, а всем теперь лапшу на уши вешает».

– Знаете что? – от злости и раздражения меня заколотило, и я с трудом сдержалась, чтобы не выплеснуть яд в ответ на домыслы. Вместо этого после глубокого вдоха развернулась к местным сплетницам с милейшей улыбочкой на лице. – Услышал бы вас сейчас мой дед, он бы вас валенком отходил за сплетни, честное слово!

– Почему валенком? – вытаращила на меня черные как уголь глаза тетя Нюра, от удивления перестав качать моего сына на коленке.

– Потому что кочергой покалечить можно!

Коляска, будь она неладна, наконец, отцепилась от несчастного порога и дала выкатить себя на дорожку.

Под отвисшие до земли челюсти бабушек я с той же очаровательной улыбочкой чинно подхожу к тете Нюре, забираю Егорку из ее рук.

– Спасибо, теть Нюр!

Усаживаю сына в коляску. Взмахиваю косой и гордо удаляюсь от подъезда.

Через некоторое время слышу в спину «Хамка».

– Тетя Валя, смотли какой у меня букет! – подбегает ко мне Аленка, Светина дочка, показывая букет из желтых листьев. Девочке шесть лет, а ее братику, Кириллу, три года, и он тоже торопится мне навстречу с букетом поменьше в вытянутой руке. Мама этих чудных, ярко одетых детей, сидит на лавочке, подставив солнышку конопатое личико. Отдыхает, пока дети развлекаются рядом.

Света старше меня на пять лет, а сдружились мы, еще когда я ходила беременной. Она сама подошла ко мне, пока я гуляла и, немного стесняясь, спросила, не нужны ли мне детские поношенные вещи. Так мы и дружим с тех пор, наблюдая, как растут наши дети, помогая друг другу по возможности.

– Очень красивый букет, – после стычки с соседками заставляю себя улыбнуться Аленке. – Привет, Кирюша. Ого, какие у тебя большие листики.

– Пливет. Я сам соблал.

– Молодец!

Сажусь рядом со Светой, принимающей солнечные ванны. Аленка оставила свой букет на соседней лавочке, забрала у меня коляску и с важным видом теперь катает Егорку, изображая мамочку. Напевает что–то себе под нос. Кирюшка продолжает копошиться в куче листьев, собранной дворниками.

– Чего пыхтишь? – не открывая глаз, спрашивает меня Света.

– Да… бабки достали! Пока коляску вытаскивала, весь мозг чайной ложечкой выели.

– Что на этот раз? Опять на шум жаловались? Виталику кости промывали, чтобы ярче блестели?

– Если бы. Пристали с вопросами в кого у меня Егорка такой темненький.

– А в кого у тебя Егорка такой темненький? – оживилась Светка, открыв глаза и развернувшись ко мне на полкорпуса. Любопытство и азарт узнать что–то тайное читалось на лице подруги.

– Ну ты, Свет, хоть не начинай, а? В деда он. Я же говорила тебе.

– Ага–ага, – надула губы Света. Прищурилась, пытливо глядя на меня. Не верит.

– Свет, ну сама посмотри. У Егора носик мой, губки мои, ушки маленькие, ровненькие как у Витальки. Подрастет, будет сильнее похож.

– Сама–то в это веришь? Он уже сейчас другой, а дальше сильнее меняться будет.

– Я же говорю – в деда.

– Ну, в деда, так в деда. Слушай, а может у тебя в роддоме детей подменили? Ну а что, бывает же.

– Света! – задыхаюсь от негодования. Ожидала от подруги поддержки, а получается наоборот.  – Егорка МОЙ сын! И не смей сомневаться!

– Ладно, ладно, – успокаивается конопатая, понимая, что другой информации не добьется. Оглядывается в поисках детей и, убедившись, что они рядом и в порядке, снова откидывается назад, прикрыв глаза. Я следую ее примеру.

Хорошо Светке. Ее Аленка – копия Ромки, а Кир похож на маму – такой же веснушчатый, круглолицый, с мимикой родительницы.

– Может мне в черный перекраситься, чтобы вопросов меньше было, а? – не открывая глаз, задумчиво спрашиваю совета.

– С ума сошла, Варька? У тебя такой цвет шикарный, свой, не вздумай трогать его, – не меняя положения, в тон моему отвечает Света.

– А как же Егорка?

– Егорка ТВОЙ сын, а все остальное, поверь, не важно. И всех любопытствующих шли в пешее эротическое без зазрения совести. Пару раз пошлешь, потом сами бегать будут.

И добавляет спустя паузу:

– Хорошо–то как!

– Это ты про пешее эротическое? – хмыкаю.

– Это я про солнышко и тепло, – со смехом отвечает мне подруга.

Глава 7

Егор

Всю ночь и утро моросил мерзкий дождь. Похолодало, бабье лето кончилось внезапно, но своим привычкам я не изменяю. Утренняя пробежка по парку – ежедневный ритуал, отменить которые могут только какие–нибудь природные катаклизмы или суперважные обстоятельства. К счастью, таковых не имею, погода не пугает, поэтому пять кругов беги, Курагин, несмотря ни на что и на кого.

Ага. Как же.

На первом же круге снова встречаю ту девушку. Она в той же одежде, что и обычно, и мне кажется, ее потряхивает от холода. «Курточку можно уже и потеплее надеть» – как–то по–отечески ворчу про себя. В одной руке у нее пестрый зонтик, другой коляску толкает медленно. Коляска накрыта прозрачным чехлом. Хорошо хоть ребенок защищен от дождя и холода. И снова тот же вопрос: что за необходимость так рано гулять в парке?

– Здравствуйте! – пробегая мимо, поворачиваю голову, киваю девчонке. Она вздрогнула. Видимо, задумалась и я ее напугал. Ну извините, не хотел пугать.

Бегу дальше. Плечо жжет. Смотрит?

Дождь усилился. Ветра нет, слышен только тихий шелест капель о листву.

Второй круг.

Девушка на корточках сидит перед коляской, что–то пытается с ней сделать. Русая коса, напоминающая толстый пшеничный колосок, свисает вперед, мешает. Девушка откидывает ее назад, но она снова падает вперед.

Подбегаю ближе и вижу, что у коляски отломилось колесо. Не удивительно – она настолько древняя, что странно, как она до сих пор катиться могла.

– Проблема, – я останавливаюсь в двух шагах от коляски, оценивая ситуацию. Нарочито грубо говорю, сам себя ругая за то, что такой сердобольный, не мог пробежать мимо. – Я посмотрю?

Не дожидаясь ответа, в два шага приближаюсь и присаживаюсь рядом на корточки. Девушка испугано отскакивает в сторону, а я боковым зрением ее ножки стройные вблизи оцениваю. Зачетные. Переключаюсь все же на проблему. Колесо слетело с оси, а крепеж рассыпался в руках – старый пластик высох и раскрошился.

– Что же ваш муж за транспортом сына не следит? Технику обслуживать надо, а то вот видите – авария случилась.

Про мужа я специально удочку закинул. Просто чтобы узнать есть он или нет, а то может кольцо на пальце для вида, чтоб вопросов лишних не задавали.

– Она вчера у меня в подъезде застряла. Пока вытаскивала, наверное, колесом зацепила, – оправдывается девчонка.

– Что помочь некому было? Муж чем занимается?

– Работает.

А муж все–таки имеется.

– Столько работает, что времени на сына не хватает?

Молчит. Обиделась, наверное. Зря я разворчался, мало ли какой у нее муж.

– У вас коляска хлипкая, вот–вот совсем развалится, – говорю мягче и смотрю на девчонку снизу вверх. У нее губки подрагивают. Обидел я ее, да. А может, замерзла просто. – Лучше новую купить.

Поднимаюсь с корточек. Девушка ростиком на голову ниже меня стоит на расстоянии вытянутой руки. Глаза распахнула и теперь уже она смотрит на меня снизу вверх то ли насторожено, то ли испуганно. Но без флирта точно. А глаза–то у нее зеленые–зеленые, как трава майская, и с веером белесых ресниц без туши. На носу еле заметные пятнышки – веснушки. А на щеках, там, где у некоторых людей ямочки появляются от улыбки, симметрично с обеих сторон расположены черные точки – родинки. Мило так.

– Давайте я помогу вам ее до дома дотащить, а вы ребенка несите. Или нет. Вы катите коляску, вот так, – разрываю затянувшийся зрительный контакт, приподнимаю бесколесный угол, делая упор на трех целых колесиках, – а я ребенка понесу. Он же тяжелый, наверное.

– Не надо, я сама, – голос дрожит, сама трясется. И чтобы скрыть свое состояние, она аккуратно кладет зонтик на дорожку, наклоняется к коляске, снимает чехол и забирает сонного мальчика на руки. Малыш захныкал, а она лицом прижалась к его личику и тихо заворковала ему в щечку: – Тише, маленький мой, тише, зайчик. Мама здесь, мама с тобой.

Малыш притих, а девушка тем временем подняла зонтик, спрятала себя и чадо от дождя.

Глядя на эту парочку, у меня защемило где–то в груди. Если бы обстоятельства сложились по–другому, у меня сейчас тоже был бы малыш. Или малышка. Может быть, и не один. Первенцу было бы около пяти лет. Тряхнул головой, прогоняя мрачные воспоминания.

– Как вас зовут? – спросил, чтобы как–то отвлечься от грустных мыслей. Девушка уходить не торопится. Так и стоит, держа ребенка и зонтик.

– Варвара. Варя.

– А меня Егор.

– Правда? – дергает губы в улыбке. – Моего сына тоже зовут Егор.

Спящий малыш громко вздохнул на руках мамочки. Наверное, услышал свое имя.

– Тезка, значит, – я улыбаюсь в ответ. – Красивый малыш. На маму похож.

Варины щеки розовеют от смущения. Опускает глаза. Улыбается. Я чувствую, что она не знает, что теперь делать. Я, честно говоря, тоже. Я ведь предложил вариант, видимо, он девушку не устраивает.

– Так куда вас проводить? – настойчивее спрашиваю, давая тем самым понять, что не отстану и в беде эту парочку не оставлю.

– Туда, – Варвара махнула головой в противоположную сторону, отчего ее русая коса подлетела немного вверх и опустилась на спину. – Коляску и правда надо выбросить, – проговорила тихо, с сожалением. Все, очевидно, печальнее, чем я думаю.

– Тогда я дотащу ее до мусорки и там оставлю. Не бросать же ее здесь.

Подхватываю сломанный транспорт малыша и уверенно шагаю в указанную сторону. Фитнес–браслет показывает, что время пробежки закончилось. Завтрак остался под вопросом, но на работу надо успеть вовремя – на девять назначена важная встреча. Мамаша семенит сзади, еле поспевая за мной, но темп я не меняю – опаздываю.

– Варвара, раз я не смог помочь вам с коляской, можно я куплю тезке новую?

Предложение сорвалось с языка раньше, чем я успел подумать. Хрен знает, откуда возник этот порыв благотворительности.

Девушка остановилась. Это я заметил, только когда услышал сзади твердое «Нет!».

– Почему нет? – разворачиваюсь к ней, сталкиваюсь с напуганной зеленью.

Дурак. Мог бы и сам догадаться почему. Как она объяснит мужу появление новой коляски?

– Как же вы теперь без транспорта–то? – я растерялся. – Слушайте, давайте я заберу вашу коляску и попробую починить, а завтра здесь же встретимся, и вы ее заберете. Идет? Ну а дома скажете, что во дворе ее оставили.

Варя несколько секунд смотрит на меня. А глаза у нее еще зеленее, чем я в первый момент увидел. И глубокие–глубокие, прозрачные.

– Думаете, у вас получится?

– Я постараюсь.

– Хорошо, тогда до завтра. Только новую точно не надо. Пожалуйста, – последнее слово добавила с умоляющими нотками в голосе.

Муж этой девчонки не может заработать на новую коляску для сына? Инвалид?

Я честно притащил домой эту рухлядь, недоумевая всю дорогу, а потом и целый день на работе, как я мог так вляпаться. Зачем мне этот гемор, если у девчонки есть мужик? Он должен ремонтировать, разве нет? Я тут каким боком?

«Давайте я заберу вашу коляску и попробую починить» – язвлю сам себе весь день. Идиот, упустил прекрасный шанс промолчать. Вообще надо было бежать мимо. А теперь вот тебе, Курагин, головная боль – ремонтируй, раз вызвался.

Чинить хлипкий полуразвалившийся детский транспорт – безумие. Проще купить новую, современную коляску. Сейчас они практичные, маневренные, удобные. Я могу себе позволить сделать такой подарок мальцу, но обещал Варваре, что не буду этого делать.

Варвара. Варя. Варенька.

Красивое имя, красивая девушка. Перед глазами весь день так и стоит ее личико с зелеными глазами, веснушками и точками на щечках. Отгоняю ее образ, заставляю себя переключаться на работу. Катерину несколько лишних раз вызывал к себе в кабинет под разными предлогами. Знаю, неровно она ко мне дышит. Попробовать замутить с ней, что ли, чтобы всякие замужние в голову не лезли? А что, Катя не замужем, детей нет, красивая, не глупая.

Вот коляску починю Егорке и поведу секретаршу в ресторан, кино или куда там еще ходят? Эх, старею, стал забывать, как ухаживать за дамами.

Сколько у меня женщины не было? Давно. После Ирины пытался пару раз строить отношения – не вышло, не срослось. Катю вот взял на работу, думал, разбудит эта эффектная женщина хоть какое–то влечение к женскому телу, но пока кроме эстетической услады глазу ничего нет.

А Катерина старается завоевать мое сердце. Глазками так и стреляет. Крутится лисой передо мной, позы соблазнительные принимает, старается показать себя с лучшей стороны. Всегда безупречная в деловой одежде – белая блузка, узкая юбка с разрезом по бедру, туфли на шпильке. Волосы шикарные – темные, с шоколадным оттенком, чаще всего распущенные, с идеальными локонами.

Но главная Катина фишечка–заманушка – стройные ножки, упакованные то в сетку, то в горошек, то с сердечками, то с идеально строгим швом сзади. Каждый день новый цвет и рисунок. И что уж говорить, выглядит Катя в свои 27 сексуально. Вот так с утра оценишь «эротический» вид секретарши после чашечки кофе и весь день заряжен на работу лишь бы не фантазировать и не гадать, что там у Катерины под юбкой – чулки с поясом, с подтяжками или без, или просто колготки.

– Катерина, зайди, – в очередной раз вызываю сотрудницу в кабинет и через несколько секунд вижу ее перед собой со стандартным набором в руках – ручкой и блокнотом.

– Слушаю, Егор Дмитрич.

Киваю, чтобы присела.

Сегодня секретарша в черных чулочках с широкой ажурной резинкой. Это она аккуратно продемонстрировала, присев на стул и положив ногу на ногу, как бы не заметив, что юбка задралась чуть выше положенного. А разрез на бедре открыл взору тот самый соблазнительный ажур.

Катерина поддалась грудью вперед, показывая всем видом, что готова меня слушать и записывать каждое слово. Сама глазками пожирает, ротик приоткрывает. И локоны и без того идеальные поправляет, изящным жестом перекидывая их на одно плечо. Красавица.

Смотрю на Катерину, а думаю о Варе и ее коричневых, почти черных, родинках на щеках. Психую из–за этого, раздражаюсь на жеманство секретарши.

– Катя, такое понятие как дресс–код знаешь? – делаю замечание женщине.

Понимаю, что идиот и в глазах Катерины, и в своих собственных, но что–то клинит не по–детски меня сегодня.

– Что вам не нравится, Егор Дмитриевич? – наигранно удивленно хлопает густыми черными ресницами Катя. Встает с места, оглядывает себя, крутясь в разные стороны. – Блузка не прозрачная, юбка до колен, туфли классические, а с голыми ногами в офисе ходить неприлично.

Я понимаю, что возразить мне нечем, а между тем Катя огибает стол и подходит ко мне неприлично близко. Смело опирается попой о край стола, чуть поддается вперед. Грудь волнительно вздымается под белой блузкой. Утыкаемся друг другу в глаза. Катерина выше, а я, утопая в кожаном кресле, чувствую себя затравленным кроликом. Пялюсь на пухлые губки, окрашенные в ярко–красный цвет. Сглатываю, вдохнув сладкий аромат дорогих духов, которые, кажется, я сам и подарил секретарше.